Структура и интенсивность страха в России в конце XX века

Актуальность темы

исследования.

Для понимания социальных процессов, складывающихся в современном обществе, необходимо иметь представление о восприятии населением в целом и основными его социальными группами процессов, непосредственно затрагивающих значимые обстоятельства повседневной жизни людей.

С тех пор, как социология и социальная психология начали изучать влияние субъективных характеристик на поведение индивидов и социальных групп, в перечне факторов, вовлеченных в анализ, не доставало одного. Имеется в виду страх. Именно страх, овладевая человеческим сознанием и подсознанием, оказывает существенное влияние на жизнь граждан и ход исторического процесса. Страх определяет стратегию поведения индивидов, групп, обществпредставляет собой неотъемлемый компонент ментальности любой нации, то есть является постоянной составляющей социальной жизни.

Эта область исследований особенно актуальна для российского общества, переживающего глубокие социальные изменения, обостряющие проблему социальной незащищенности индивида в обществе. Процессы становления институтов гражданского общества в России, формирование гражданского самосознания, как одной из существенных предпосылок их возникновения, сталкиваются с рядом трудностей, обусловленных так называемым переходным периодом и трансформацией всех сфер общественной жизнедеятельности.

В этом плане теоретико-эмпирический анализ структуры, распространенности и интенсивности страха представляется актуальным для исследования социальной ориентированности общества и имеет значительный познавательный потенциал в социологии.

Степень научной разработанности темы.

Изучение страха и явлений, связанных с этим многозначным понятием явилось одной из ведущих проблематик в дискурсах о роли и последствиях общественного Прогресса на рубеже Х1Х-ХХ веков, что явственно обозначилось в работах Ф. Ницше, О. Шпенглера, Н.Бердяева.

Другие влиятельные направления социальной философии XX века, где категория страха также является важной — экзистенциализм, фрейдизм и психоанализ. Здесь существует широкий спектр идей, которые представлены в работах С. Кьеркегора, М. Хайдеггера, К. Ясперса З.Фрейда, Э. Фромма, Г. Маркузе, К.Хорни.

Важными для нашего исследования представляются работы зарубежных и отечественных психологов и социальных психологов, посвященные изучению тревожности и страха. К числу определяющих наш подход в данной области относятся работы: Г. Селье, К. Изарда, А. Маслоу, В. К. Вилюнаса, П. В. Симонова и др., в которых рассматриваются сущность, значение и функции эмоции страха. Социальные аспекты страха, взаимообусловленность психических и социальных свойств индивида изучались в работах Д. Майерса, Г. М. Андреевой, Т. Шибутани, А. Н. Леонтьева, И. С. Кона и др.

В работах классиков К. Маркса и М. Вебера, — данная проблема затрагивается только в общем виде, прежде всего как онтологическая, в контексте объективных и всеобщих закономерностей развития общества. В рамках классической социологии попытки интерпретировать социальные явления психологическими факторами предпринимались также О. Контом, Дж. Миллем, Г. Спенсером, В.Парето.

Вопрос о соотношении рациональных и эмоциональных элементов в общественной жизни исследовался в рамках западной психологической социологии и российской «субъективной» школы (Г.Тард, Г. Лебон Н. К. Михайловский, П. Л. Лавров, С.Н.Южаков).

Наиболее полное описание влияния, оказываемого бедствиями и катастрофами различного генезиса на поведение, экономическую, политическую, социальную организацию и культурную жизнь индивидов и социальных групп, приведено автором классических работ по макросоциологии катастроф П.Сорокиным. Значительная часть работ П. Сорокина посвящена изменениям, которые происходят в социальной структуре под влиянием катастроф: индивидуальной и групповой мобильности, проблеме роста социального неравенства, реорганизации социальных институтов.

Основательная теоретико-методологическая база исследования опасных ситуаций, катастроф природного и антропогенного характера была создана в рамках социологии катастроф (Э.Карантелли, Р. Тернер, Б. Рафаэль,.

В.Домбровски, М. Дуглас, А. Вилдавски и др.). В фокусе этих исследований чаще всего находятся посткатастрофные ситуации: влияние техногенных и экологических катастроф на индивидов, отдельные социальные группы и общество в целом. Что касается предкатастрофных ситуаций, то этот вопрос специально не изучался. Нидерландский социолог и политолог Б. Рафаэль лишь упоминает о страхе, беспокойстве, фобиях, апатии в связи с проблемой постшоковых стрессовых расстройств, которые сохраняются в коллективной и индивидуальной памяти на протяжении длительного времени.

Важными для нашего исследования представляются работы М. Дугласа и А. Вилдавски, в которых восприятие опасностей трактуется как социокультурное явление. Авторы впервые говорят о возможности эмпирически доказать тот факт, что различные социальные группы придерживаются различных взглядов и представлений, что и в какой мере считать опасным.

Некоторые аспекты восприятия опасностей изучались в работах западных социологов, посвященных исследованию риска. (Э.Гидденс, Н. Луман, У. Бек, З. Бауман и др.).

В целом, как отмечают исследователи, в современной западной социологии, тема страха не получила до сих пор достаточной разработки 1.

В отечественной социологии данная проблематика разрабатывается преимущественно в рамках рискологии и социологии катастроф.

Возникновение этой отрасли социологического знания в России связано с исследованием причин и последствий ряда крупных техногенных и природных катастроф (в частности Чернобыльской катастрофы, землетрясения в Армении и др.). В этом смысле можно отметить работы Б. Н. Порфирьева, А. И. Пригожина, посвященные экспертизе и организации управления в чрезвычайных ситуациях и моделированию катастрофических процессов.

Методологические основания типологии и социдинамики катастроф были проанализированы Е. М. Бабосовым и А. И. Пригожиным.

Отечественная социология в области исследования проблем риска представлена работами О. НЛницкого, A.B.Мозговой, В. И. Зубкова,.

1 Катастрофическое сознание в современном мире в конце XX века (по материалам международных исследований) / Под ред. В. Шляпентоха, В. Шубкина, В.Ядова. М.: МНФ, 1999. С. 6.

В.А.Легасова, С. М. Никитина и К. А. Феофанова Г. Г.Заиграева, Г. А. Несветайлова и др.

Достаточно подробно были изучены социально-психологические аспекты различных рисков и опасностей в условиях кризисной социальной и экономической ситуации в России (А.В.Мозговая, О.Н.Яницкий).

Важными для нашего исследования и определенно связанными с проблемой являются работы Ю. А. Левады и его коллег, посвященные феномену «советского человека», в рамках которых с 1989 года ведется мониторинг тревожности россиян, а также работы Н. Ф. Наумовой, рассматривающей взаимосвязь социальных перемен и адаптационных стратегий.

Серьезным вкладом в теоретико-методологическое исследование проблемы страха перед социально значимыми событиями и процессами следует считать исследования В. Э. Шляпентоха, В. Н. Шубкина и В. А. Ядова посвященные изучению катастрофического сознания в России и других посткоммунистических странах (Болгарии, Украине, Литве). Масштабное теоретико-эмпирическое исследование, проведенное российскими и американскими социологами, впервые затронуло проблему страха как уникального социального феномена. Особый интерес представляет предпринятое учеными изучение феномена «катастрофического сознания» -особого типа ментальности, получившей, по мнению исследователей, широкое распространение в России и некоторых других постсоветских и поскоммунистических странах.

Вышеперечисленными исследователями накоплен довольно значительный материал массовых опросов, концептуальную основу которых, не смотря на различие методик и способов организации исследований, составляет представление о страхе как об очевидном, не требующем специального пояснения феномене. Однако некоторые исследователи справедливо подчеркивают, что сам феномен страха остался без внимания2.

Украинские социологи Головаха Е. И., Панина Н. В. связывают страх с проблемой распространения ценностного вакуума и социальной патологии в постсоветском обществе. Они считают, что восприятие опасности или.

2 Гудков Л. Страх как рамка понимания происходящего // Экономические и социальные перемены: мониторинг общественного мнения. 1999. № 6 С.46−53 катастрофы — это социальный процесс, управляемый принципами, которые направляют поведение людей и влияют на принятие решений при определении опасности. Проблема связи страха и социальной незащищенности слабо изучена в России. Социальная защищенность традиционно трактуется либо как составляющая широкого понятия «национальная», «государственная», экономическая", «социальная» безопасность, либо в контексте социальной работы с населением. (Р.Г.Яновский, Ю. Л. Кутахов и Л. ПЛкушев).

Социальные аспекты проблемы незащищенности населения России в эпоху перехода к рынку поднимаются в работах Р. В. Рывкиной и ЛЯ.Косалса.

Наиболее близкие нам исследования некоторых аспектов проблемы субъективной защищенности проводятся в настоящее время группой социологов из Санкт-Петербурга (Я.И.Глинский, Л.Е.Кессельман).

Таким образом, число работ в отечественной социологии, непосредственно поднимающих проблему страха, механизмов и тенденций его возникновения и динамики в обществе весьма ограничено, а тема страха как обратной связи на функционирование социальных институтов, во многом, остается слабо изученной. В частности, отсутствуют концептуальные исследования, вскрывающие зависимость степени социальной незащищенности индивидов от интенсивности страха в обществе.

Цели и задачи исследования.

Основной целью диссертации является исследование распространенности и интенсивности страха как отражения уровня социальной незащищенности россиян.

Для достижения поставленной цели в работе решались следующие задачи: формирование категорийно-понятийного аппарата области изучаемых явленийустановление функциональной связи между интенсивностью страха и уровнем незащищенностисоздание модели психического механизма самосохранения человекаанализ и интерпретация картины интенсивности и распространения страха (тревожности) среди населения России и его отдельных социальных группопределение основных направлений, вокруг которых строятся массовые опасения россиян, как показателей, формирующих социальные ожидания населения России.

Предметом исследования является страх (тревожность) как индикатор социальной незащищенности российского населения.

Объектом диссертационного исследования выступает население России, представленное во всероссийской представительной выборке.

Общая методология исследования.

Теоретико-методологическую базу исследования составляют теоретические положения социальной философии, социологии, социальной психологии и психологии эмоций. Методологическую основу работы о значении страха для существования индивида и общества, об определении понятий «страх» и «социальная незащищенность» и их функциональной зависимости, о типологии опасностей, о свойствах и функциях страха и психического механизма самосохранения, о социокультурном аспекте проблемы страха в обществе составляют идеи: П. А. Сорокина, Э. Карантелли, Е. М. Бабосова, А. Маслоу, К. Изарда, Э. Фромма, В. К. Вилюнаса, П. В. Симонова, Д. Майерса, В. А. Ядова, И. С. Кона, В. Н. Шубкина, В. Э. Шляпентоха, Ю. А. Левады, Н. Ф. Наумовой и др. Опора на указанные теоретические разработки позволяет рассмотреть сущность и роль страха, как индикатора социальной незащищенности в наиболее полной мере.

Методы теоретического исследования: теоретический анализ литературы по проблеме исследования, логическое построение структурно-качественной модели. Эмпирической базой исследования послужили два массовых опроса (в 1996 году N=1350 чел., в 1999 N=1007 чел., ошибка выборки ±4%), проведенные в России методом индивидуального полустандартизированного интервью, в рамках международного проекта «Катастрофическое сознание в современном мире», который осуществлялся в России под руководством В. Н. Шубкина.

Основные положения, выносимые на защиту.

В механизме самосохранения человека страх выполняет функцию превентивной отрицательной обратной связи. Проблема страха неотделима от проблемы социальной защищенности. Страх прямо пропорционален уровню социальной незащищенности индивида, социальных групп и общества в целом и выступает его индикатором.

Общесоциальные условия и социально-экономические сдвиги находят отражение в интенсивности и распространенности страха (тревожности) и иерархии опасностей. Недоверие к органам государственной власти и к социальным институтам, которые не обеспечивают защиту индивидов, становится причиной повышенного уровня страха (тревожности).

Понимание страха как инструмента оценки уровня социальной незащищенности, вызывает необходимость рассматривать его также через связи с окружающей социальной средой. При этом восприятие опасности или катастрофы, их оценка отражают не только объективную реальность, но и специфический культурно-исторический опыт каждого народа, иерархию ценностей и предпочтений, сложившихся в определенных обществах (его слоях и группах).

В условиях слабой эффективности социальных институтов интенсивный страх (тревога) подталкивает людей к действию, направленному на защиту индивидуальных интересов, что становится основой господства примордиальных связей и причиной пониженной социально-политической активности населения.

Автор делает попытку представить высокий уровень социальной незащищенности населения, как фактор, препятствующий социальному прогрессу.

Научная новизна работы заключается в самом выборе предмета исследования, обеспечивающем соединение достижений отечественной и зарубежной социологии и целого ряда других научных дисциплин для получения целостного концептуального представления об интенсивности страха и уровне социальной незащищенности населения России.

Впервые предлагается использовать страх в качестве социологического инструмента для оценки социальной незащищенности населения.

Разработана оригинальная структурно-качественная модель механизма самосохранения человека, основанная на эмоции страха. Новым и современным представляется сам подход к проблеме незащищенности человека в современном обществе.

Впервые проведено исследование предкатастрофной ситуации с помощью эмоции страха.

Научная новизна заключается также возможности в применении разработанных концептуальных положений для анализа и интерпретации различного фактического материала, касающегося интенсивности и распространенности страха (тревоги) в обществе.

Научно-практическая значимость исследования.

Результаты исследований были применены автором в аналитической работе в совместных российско-болгарских исследованиях, в частности проекте «Катастрофическое сознание в Болгарии и России».

Материалы диссертации используются при разработке исследовательской программы Всероссийского Мониторингового Центра прогнозирования чрезвычайных ситуаций (МЧС РФ) «Разработка коммутативной системы снижения риска и смягчения социально-психологических последствий ЧС».

Теоретические положения и результаты эмпирических исследований диссертационного исследования могут быть положены в основу прогнозирования динамики социальных процессов.

Разработанные социальные технологии изучения уровня незащищенности населения и полученные данные эмпирического анализа массовой тревожности могут стать основой для принятия важнейших управленческих решений в области социальной политики и повышения уровня социальной защищенности населения.

Практическая значимость заключается в использовании материалов в учебном процессе — при подготовке лекционных курсов как общего (социология катастроф) так и тематического (ориентированного на социальную проблематику) характера. и.

Апробация работы.

Основные положения диссертационной работы были апробированы в научных докладах, сделанных на российских и международных практических конференциях:

1. «Страхи на постсоветском пространстве: Россия, Украина, Литва» (научная конференция «Роль фундаментальных социологических исследований в преподавании гуманитарных дисциплин и становлении в России гражданского общества», Санкт-Петербург, 1999).

2. «Страхи в России» (международная конференция по проблемам гражданского общества, София, 1999).

3. «Страхи и тревоги российской молодежи» (международная конференция ЮНЕСКО по проблемам восточно-европейских стран, София, 1999).

4. «Fears and Adaptation Strategies in Russia» (international conference «Fears and Hopes in Post Communist Society Entering the 21st Century: Intensity and Impact on Social Life», Michigan State University, USA, 2000).

Структура диссертации включает введение, три главы, заключение,.

Результаты исследования субъективных составляющих ситуации страха представлены в работе К. Изарда [50, С. 314]. Комбинация субъективных переживаний предполагаемых данным паттерном (напряжение, активность и импульсивность), подтверждает положение о том, что сильный страх мотивирует только один вид поведения — избегание, которое в некоторых случаях может приобрести форму «бегства за помощью». Это очень важное положение, которое более подробно будет рассмотрено ниже. Другие типы поведения, связанные со страхом являются результатом взаимодействия страха с иными эмоциями. Параметр активности выражен в ситуациях, связанных с другими негативными эмоциями, за исключением ситуации гнева. Параметр «напряжения» в ситуации страха по сравнению с другими эмоциями имеет наиболее высокое значение. По-видимому, именно этим можно объяснить то оцепенение, ту полную неспособность к движению, которая охватывает человека, испытывающего сильный страх (ужас).

Страх не только хороший учитель и советчик, но и также надежный защитник: не существует более сильной мотивации для поиска безопасной среды существования, чем страх. Пока страх не выходит за пределы разумного, за пределы самообладания, в нем нет ничего ужасного или дезадаптивного. Он защищает нас от опасности, заставляет учитывать возможный риск, и это чрезвычайно полезно для адаптации и в конечном итоге способствует благополучию индивида.

Первичной функцией страха является мотивация специфических когнитивных и поведенческих актов, способствующих укреплению безопасности и чувству уверенности.

Как уже отмечалось выше, страх осуществляет социальную функцию. Он заставляет индивида в определенных случаях обращаться за помощью [77], [81].

Кроме того, он выполняет оценочную функцию: оценка масштабов и специфичности опасности и степени защищенности. А также сигнальную функцию: сигнальное значение страха предупреждает человека о встрече с опасностью и готовит к ней.

Эмоция страха представляет собой универсальную реакцию организма на угрозу вредного воздействия одного или нескольких факторов внешней или внутренней среды, — и ничего более. Другими словами, страх — это такой же неспецифичный ответ организма на угрозу опасности, как стресс [115, С. 27−28] или повышение энергообразования в клетках функциональных адаптивных систем в ответ на действие физических, химических, психических (в том числе страха) [95].

Каждый источник опасности обладает своей, присущей только ему спецификой и масштабом. Такие опасности, как крах национальной валюты, агрессивная собака и вирусная эпидемия, крайне амбивалентны по специфике и масштабам своего воздействия на человеческий организм, тем не менее, у них есть и нечто общее. Они предъявляют требования организму к перестройке прежней «спокойной» жизни. Это требование неспецифично, оно заключено в необходимости поиска альтернативного варианта, не содержащего этой угрозы.

Другими словами, кроме специфического эффекта, все угрожающие нам опасности вызывают неспецифическую потребность осуществить приспособительные функции и тем самым восстановить безопасное течение жизни. Эти функции независимы от специфичности и масштабов опасности — в этом заключены сущность, смысл и значение эмоции страха.

Специфичность опасности проявляет себя в уровне страхаинтенсивности необходимой перестройки и в специфике защитных средств, которые использует человек для противостояния опасности.

Источником нападения собаки может быть только собака, в то время как источником вирусного заражения может служить все пространство вокруг человека: воздух, вода, пища, посуда, транспорт, человеческие контакты, укусы насекомых и пр. Эта специфичность опасности вирусного заражения (множественность источников опасности) находит свое отражение в аномально высоком уровне страха [156, С. 16].

Представляется нелепым, что разные опасности, фактически все опасности, требуют стереотипного ответа организма. Однако дело обстоит именно так.

Так, определение страха выглядит следующим образом:

Страх — это неспецифический сигнал о необходимости перестройки (поиска альтернативного пути) дня поддержания непрерывности функции самосохранения индивида путем удовлетворения потребности в защищенности.

В уровне страха отражены: вероятность воздействия, масштаб и специфичность опасности.

Непрерывность жизни обеспечивается непрерывностью функции самосохранения.

Некоторый уровень страха, назовем его номинальным уровнем, присутствует у человека постоянно, даже в редкие моменты эмоционального комфорта [50, С.93−94], то есть эмоция страха никогда не равна нулю. Полная свобода от эмоции страха означает смерть.

Это связано с тем, что в нашей обыденной жизни постоянно присутствует и достаточно велика вероятность непредсказуемых заранее несчастных случаев, аварий и катастроф. Эмоция страха постоянно находится на страже живого организма и в любое время готова мобилизовать все его возможности на противостояние деструктивным силам.

В связи с этим имеет смысл говорить не о возникновении или исчезновении эмоции страха, а только о колебании уровня страха, — о его возрастании относительно номинального значения.

Согласно теории систем, страх, так же как и боль, в психическом аппарате выполняет функцию отрицательной обратной связион побуждает человека к поиску альтернативного варианта, не содержащего опасностей.

Кроме того, страх обладает совершенно удивительным свойством превентивности [122, С.627] [118]. То есть катастрофа еще не произошла, а у человека возникает чувство страха по отношению к ее разрушительным последствиям.

Таким образом, страх представляет собой превентивную отрицательную обратную связь. Это положение важно для данного исследования. Это положение подразумевает проведение психическим аппаратом индивида сканирования пространства будущего времени на предмет обнаружения опасности. И представляет собой часть общего процесса, присущего человеческой психике, — динамического конструирования континуума событийности будущего. Эта конструкция обладает свойством абсолютной безопасности, ибо никто не планирует погибнуть в аварии или катастрофе [81]. Динамическогопотому, что осуществляется постоянно.

Конструированияпотому, что это именно умозрительное конструирование образов событий Континуумапотому, что эта конструкция обладает свойством непрерывности Будущегопотому, что конструирование осуществляется согласно особенности составу психического времени [1 С. 156−163] одновременно в прошедшем, настоящем и будущем времени (в контексте настоящей работы важно только будущее время).

Факт существования такого процесса признается всеми исследователями без исключения, но в связи с непроясненностью названия этого процесса в литературных источниках присутствуют несколько различных названий. Наиболее последовательно это передано у А.Агафонова. «Сознательная регуляция жизнедеятельности предполагает знания о том, чем является среда, в которой осуществляется такая регуляция, а также о том, каков возможный результат осуществляемых действий», «.не остается никакой логической альтернативы признанию врожденной некоторой способности осуществлять пусть еще в исключительно элементарной форме, но уже психическое моделирование среды». «Благодаря такой парадоксальной отнесенности опыта прошлого и виртуального, прогнозируемого опыта будущего к прошлому и будущему при существовании этого опыта в настоящем, обеспечивается не только сплошность человеческой жизни и, в определенном смысле, сплошность культурного развития человечества, но и создаются условия, при которых в каждый момент времени человеку дана вся жизнь целиком». [1, С. 100, 101−102, 164] Отмечают это также Н. Наумова: «Признаки дезинтеграции общества могут проявляться задолго до явного кризиса, это как бы процесс реализующегося предчувствия» [92, С. 101]. И Л. Ионин: «Не прошлое, а именно планируемое, ожидаемое и предвидимое будущее обеспечивает в субъективном восприятии самого индивида единство и целостность его биографии.». [51, С. 123] Системообразующей категорией этой будущей концепции должна стать категория индивидуальной жизни, понимаемой как развертывающееся целое. [19, С. 46].

Шкала интенсивности эмоции страха предложена рядом исследователей. [32], [90, С.214] и выглядит следующим образом:

Однако непроясненность ее внутреннего содержания и неуточненность объемов этих терминов не позволяет эффективно использовать эту триаду. Кроме того, некоторые авторы пользуются иной последовательностью в составе триады. [44, С. 8−9].

С точки зрения дифференциальной теории эмоций, страх является как дискретной эмоцией, так и может входить в состав паттернов эмоций. Например, в паттерне тревоги [50, С.325], вместе с эмоцией ожидания.

С достаточной уверенностью можно сказать, что паттерн беспокойства кроме страха и ожидания включает в себя также эмоцию интереса. [50, С. 193, 294].

Кроме того, необходимо отметить, что беспокойство и тревожность являются скорее эмоциональными состояниями, нежели собственно эмоциями [77], в связи с тем, что человек может испытывать их длительное время, иногда до нескольких лет [115], [77]. Это подчеркивает ту значительную роль, которую играет эмоция ожидания в этих паттернах.

Введение

эмоции ожидания в паттерн тревоги и беспокойства можно считать вполне оправданным. Потребность человека в тонком чувстве времени, его промежутков, его истечения настолько велика [90, С. 99−100], что существование обслуживающей ее эмоции не вызывает сомнения [1, С. 155 166].

Для исследования различных социальных процессов их динамики, описания реакции человека на эти процессы, эмоция ожидания также необходима, хотя иногда она фигурирует под другим названием — терпение [76], [92, С. 26, 38−39].

Нужно признать, что эта эмоция, видимо, не является как бы «полноценной», она вряд ли существует в дискретном состоянии, а в качестве компонента входит в состав эмоций-паттернов. Причем, другие эмоции, участвующие в этих паттернах, такие как радость, любовь, страх, соответствующим образом окрашивают переживание этого эмоционального состояния.

Паттерны, имеющие в составе эмоцию ожидания, также обладают определенной особенностью: они могут переживаться индивидом очень длительное время (иногда до нескольких лет) и носят названиеэмоциональных состояний [77].

Таким образом, в границах дифференциальной теории эмоций шкала интенсивности эмоции страха выглядит следующим образом.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

В диссертации была предпринята попытка исследования распространенности интенсивности страха (тревожности) как отражения уровня социальной незащищенности россиян. В результате можно сделать следующие обобщающие выводы.

Разработанная нами концептуальная модель психического механизма самосохранения человека, показала, что проблемы социальной незащищенности и страха взаимосвязаны. Страх прямо пропорционален уровню незащищенности. Принцип действия механизма самосохранения человека заключается в оценке согласовани-рассогласования между идеально безопасной конструкцией события и реальной картиной. В механизме самосохранения человека страх выполняет функцию превентивной отрицательной обратной связи и выступает уникальным индикатором незащищенности индивида, социальных групп и общества в целом.

В этом аспекте использование страха в качестве превентивной обратной связи на функционирование социальной системы, центральных социальных институтов, а также для выявления социальной ориентированности общества, его социокультурных, профессиональных и других групп имеет значительный познавательный потенциал как в социологии, так и в социопсихологических исследованиях. Однако освоение этой проблемы применительно к динамично изменяющемуся российскому обществу представляется невозможным без использования эмпирических фактов, попыток их интерпретации и осмысления.

На эмпирических материалах, полученных в ходе реализации проекта «Катастрофическое сознание в современном мире» (1996 — 1999 гг.) были проанализированы интенсивность и распространенность тревожности в России, установлены основные направлений, вокруг которых строятся массовые опасения россиян, а также центральные объекты страха. Кроме того, были определены влияние объективных социальных характеристик (ролей) респондентов на уровень и специфику тревожности и характер действий, которые намерены предпринимать респонденты, для обеспечения защищенности от разного рода опасностей.

В целом, было установлено, что у российских респондентов в последние годы усиливается незащищенность перед социалъно-экономическгти потрясениями длительного действия: обнищанием, беззаконием, безработицей, коррупцией. Преобладает страх перед опасностями «бытового» характера, ослабли основные государственно-политические угрозы: межэтнические войны, диктатура и массовые репрессии, нападение соседних государств. Экономические и политические социальные институты — собственность, деньги, банки, суд, армия являются фундаментальными общественными регуляторами, соединяющими вместе все сферы социальной жизни, и выражают существующие в данном обществе отношения. Устойчивая неудовлетворенность их развитием свидетельствует о том, что универсальные средства защиты — деньги, собственность, власть, закон — недоступны большинству населения страны (60 — 70%), и остро необходимы определенные изменения в функционировании базовых социальных институтов либо радикальные преобразования самих способов и механизмов их деятельности по защите интересов граждан.

Причины ослабления защищенности населения России лежат на разной глубине «общественного организма». Одни из них выходят «на поверхность» и видны простым глазом. Другие причины касаются глубоких структур общества, и для их выявления нужны дополнительные исследования. Проведенный анализ интеркорреляции лидирующих опасностей 1996 и 1999 годов показал, что главная, устойчивая латентная и явная причина утраты россиянами чувства защищенности — рост преступности, криминализация общества.

Особенности восприятия, оценки и интерпретации опасных, рискогенных явлений обусловлены тем, что тенденции и закономерности социально-исторического развития преломляются через социальную деятельность, ослабляются или усиливаются ею. Высокий уровень социальной патологии в обществе обостряет тревогу российского населения в отношении экологических проблем: распространения эпидемий, СПИДа, химического и радиационного заражения воды, воздуха, продуктов, потому что уровень сдерживания этих опасностей определяется союзом не только технических, но и политических возможностей людей.

Было установлено, что страх возникает, в первую очередь, по отношению к серьезным проблемам, сопряженным с мощным ущербом, опасностям, которые по оценкам респондентов имеют высокую вероятность реализоваться в катастрофу. Однако понимание страха как инструмента оценки уровня социальной незащищенности, вызывает необходимость рассматривать его также через связи с окружающей социальной средой, и учитывать, что страх часто ориентирован на отдельные ситуации, складывающиеся в социальной среде, и динамика тревожности гибко следует за этими ситуациями, как любое массовое настроение страх подвижен. Это положение отчетливо прослеживается в динамике главенствующих, лидирующих опасностей в 1996 и 1999 годах.

Восприятие опасности или катастрофы, их оценка отражают не только объективную реальность, но и специфический культурно-исторический опыт каждого народа, иерархию ценностей и предпочтений, сложившихся в определенных обществах (его слоях и группах). Очевидно, что традиции обладают гигантской силой инерции, без учета которой невозможно понять восприятие опасностей. История есть постоянное формирование культурных пластов. Даже если кажется, что эти пласты утрачены, впечатление может оказаться ложным. Чаще раз найденное сохраняется под новыми пластами и в моменты кризисов обнаруживает способность вновь выходить на поверхность. В современной России не смотря на релятивизацию образов прошлого, накопленный культурно-ценностный пласт «советской эпохи» сохраняется, что находит свое отражение в иерархии опасностей.

Наименьшую опасность для россиян представляют глобальные угрозы: перенаселение, исчезновение белой расы, как результат высокой рождаемости у народов с другим цветом кожи, нашествие ислама, глобальное потепление климата, опасное перенаселение городов. В условиях затянувшихся социально-экономических реформ и прогрессирующей аномии, население страны намного острее воспринимает осязаемые, повседневные опасности (обнищание, безработица, преступность и пр.), нежели потенциальные угрозы глобальных катастроф. Оказавшись в жестких условиях усугубляющегося системного кризиса, люди вынуждены, прежде всего, решать задачу обеспечения элементарных потребностей выживания.

Результаты социально-демографического анализа значительно обогащают исследование и сводятся к тому, что различия в оценке собственной незащищенности по отношению к возможным опасностям в основном обусловлены разницей в доходах, образовании, социальном статусе и месте жительства, между которыми наблюдается теснейшая взаимосвязьне менее значимыми оказываются половозрастные характеристики. Пики тревожности концентрируются среди пожилых респондентов и в группах с образованием ниже среднего. Самым противоречивым фактором, влияющим на уровень тревожности, является образование. Для людей с высшим образованием характерен пониженный уровень тревожности в целом, причем уровень дохода в данном случае не оказывается значимым, как в других социально-профессиональных группах.

В условиях малой эффективности социальных институтов страх подталкивает людей к действию, направленному на защиту индивидуальных интересов: для поддержания наличного или сниженного статуса большинством населения вырабатываются специфические модели адаптивного поведения, имеющие ярко выраженную самосохранительную направленность.

Простой и надежной структурой, обеспечивающей средства защиты для противостояния наиболее катастрофичным по своим последствиям социально-экономическим опасностям, становятся малые группы. Декларируется опора только на себя, семью, ближайшее окружение. Усиливается ориентация на индивидуальную (не групповую, не слоевую) вертикальную мобильность и социальное выживание по принципу «каждый за себя, один Бог за всех». Результаты опроса свидетельствуют, что около 23 россиян, испытывавших сильную тревогу и постоянный страх в отношении различных опасностей, объявили о своей готовности защищать свою семью от угрозы роста преступности, безработицы и экологических катастроф, и не видели никакой причины или возможности делать что-нибудь, чтобы предотвратить опасности и катастрофы для всего общества.

Основная причина социальной пассивности — неверие в способность рядового гражданина повлиять на изменение общей ситуации в стране, то есть недоверие к органам государственной власти, к социальным институтам, ибо именно они, по общему мнению, призваны гарантировать защиту от преступности, обнищания, уничтожения среды обитания.

Проблема социальной незащищенности играет ведущую роль в формировании вектора направленности социальных процессов и общей ценностной ориентации социума. Достижение высокого уровня защищенности стимулирует социум к развитию и совершенствованию, к движению по пути прогресса. А незащищенность отдельных социальных групп или общества в целом тормозит процесс развития общества и переводит население в режим.