Текст и действительность: сравнительный анализ онтологически-темпоральных статусов

Актуальность исследования: Проблема связи текста с действительностью, понимаемой, как правило, как внетекстовая реальность, изучалась многими авторами еще с античности. Достаточно вспомнить известные, обусловленные различием в подходах к онтологически-гносеологической проблематике, разночтения в понимании «мимесиса» в учениях Платона и Аристотеля. Но именно современная эпоха позволяет характеризовать сложившуюся в философствовании ситуацию как «поворот к тексту». Проблематизируется само понятие текста. Оно становится одним из самых употребляемых терминов в науках гуманитарного цикла, что сопровождается утратой необходимой однозначности и сигнализирует об актуальности проблемы его определения. В последние десятилетия термин «текст» стал широко использоваться за пределами лингвистики и литературоведения. Современная философия в рамках, например, постструктурализма, отводит тексту настолько доминирующее положение, что фактически все феномены человеческого бытия (социальность, телесность, сексуальность, власть, культура, история) стали рассматриваться через призму текстуальности. Это нашло отражение в формулировке Р. Барта и Ж. Деррида, согласно которым ничего не существует вне текста. Радикальность данного тезиса, выражающего свойственную постмодернистскому мировидению абсолютизацию текста, говорит о расшатывании критериев различения текста и действительности.

Пересматриваются стандарты и критерии в определении границ между текстом и действительностью. В определенном роде сложность определения их границ связана с появлением таких явлений, как виртуальная реальность, гипертекст, Интернет, что в условиях формирования массмедийного, визуального, экранного типа культуры указывает на новые формы пересечения текста и действительности, поднимает и делает нетривиальной проблему установления онтологического статуса текста и действительности.

В современную эпоху онтологическая тематика активизируется и конкретизируется в философских и междисциплинарных исследованиях, которые на первый план выдвигают понятие реальности, постулируя идею множества реальностей и плюралистический подход к их разнообразию. В контексте характерного для современного мышления «поворота к реальности», способствующего складыванию понимания текста как специфической реальности, ощущается необходимость анализа особенностей текстуальных реальностей сравнительно с внетекстуальными реальностями. Необходимо исследование онтологических характеристик текста и действительности, что возможно через актуализацию таких понятий, как реальность и условность.

В проблемном поле нашего исследования наибольший интерес представляет коммуникативный аспект взаимодействия текста и действительности, вниманием к которому отмечено современное философствование. Первоначальное, несколько одностороннее изучение текста в синхроническом срезе заменяется все более углубляющимся вниманием к его диахроническому измерению, заданному динамикой коммуникативной ситуации, что переносит акцент именно на темпоральный ракурс проблемы.

Тем не менее, следует отметить определенную ограниченность работ, посвященных исследованию коммуникативного измерения текста. В них преобладает внимание в основном лишь к процессуальной стороне коммуникации, что сопровождается пренебрежением тех особенностей, которые присущи тексту как готовому результату коммуникации, опредмеченного в конкретный материальный носитель информации и зависимого от собственного плана выражения. Характерное для исследовательских практик текста предпочтение лишь одного параметра коммуникации (процесса или результата) стоит заменить рассмотрением онтологической и темпоральной специфики каждого параметра, без взаимного нивелирования их друг к другу, благодаря чему взаимосвязь этих параметров не только не исключается, но и оказывается необходимой.

Учитывая, что сама коммуникация во многом зависит от средств общения, становится оправданным изучение особенностей, накладываемых этими средствами на текст как на реальность, определяемую коммуникативной ситуацией и позицией субъекта в ней. Современная культурная ситуация способствует появлению новых возможностей, которых не было раньше и которыми чревато развитие средств общения и технологий в будущем, что делает непреходящей актуальность поднятой в диссертационном исследовании темы.

Степень научной разработанности проблемы. Комплексный характер нашего исследования предполагает использование источников из различных областей научного знания, входящих в сферу осмысления современной философии. Проблемой текста занимаются множество направлений междисциплинарного и философского характера: семиотика, нарратология, герменевтика, аналитическая философия, структурализм, постструктурализм, эстетика, а также литературоведение, лингвистика, искусствознание, психология, логика. Естественно, что данные дисциплины и подходы рассматривают текст в ракурсе, предопределенном задачами их собственного исследования, чем обусловливается и специфика изучения ими текста. Применение их наработок позволяет конкретизировать анализ взаимоотношения текста и действительности.

На протяжении всего исследования в анализе кинематографической, сценической и литературной реальностей широко используется искусствоведческий и литературоведческий материал, где наиболее существенное значение приобретают идеи С. Эйзенштейна, Б. Брехта и В. Шкловского, которые были не только теоретиками, но и практиками, революционерами в выбранной ими сфере деятельности. Их взгляды дополняются и уточняются представлениями современных теоретиков кино: М. Ямпольского, Н. А. Хренова, С. И. Фрейлиха, М. Мартена, А. Базена,.

Е.М.Вейцмана, З. Кракауэратеатра: А. Арто, Ф. Степуна, А. Малинова, С. Серегина, П. Богдановойи литературы: Б. В. Томашевского, Л. Я. Гинзбург, М. Л. Гаспарова, Б. В. Дубина, Б. М. Парамонова, А. М. Левидова, Н. Д. Тамарченко, В. И. Тюпы, С. Н. Бройтмана, В. Е. Хализева.

Не менее важным для диссертационного исследования представляется и анализ онтологического статуса массмедийной и виртуальной реальностей, что предполагает обращение к идеям современных исследователей, как отечественных: Н. А. Носова, Е. Маевского, В. М. Розина, В. Руднева, А. Гениса, О. Туркина и В. Мазина, А. Ю. Севальникова, С. С. Хоружиего, А. Прохорова, так и зарубежных: Г. Андреса, Х. Л. Дрейфуса, С. Жижека, Ж. Бодрийяра, М. Маклюэна и Н.Лумана.

Семиотический анализ связи действительности и текста осуществляется нами с опорой на труды Ч. С. Пирса, У. Эко, Э. Бенвениста, В. М. Розина и Р.Барта. Эта связь в более широком контексте, в рамках культурологической парадигмы, где культура понимается в качестве семиосферы, изучается Ю. М. Лотманом и Б. А. Успенским. Необходимость рассмотрения прагматического ракурса связи субъекта с текстом и действительностью определяет внимание к работам известных представителей философского прагматизма — Ч. С. Пирса, Дж. Дьюи и У. Джеймса, а также к работам детально разрабатывающих их взгляды и развивающих их в русле «философии повседневности» феноменологов Э. Гуссерля (последнего периода), А. Шюца, а также М. Мерло-Понти.

Исследования текста имеют тенденцию к разрушению дисциплинарных границ. Наиболее показательным примером этого является введение в широкий научный оборот термина «дискурс», теряющего свою лингвистическую определенность и приобретающего статус междисциплинарного методологического принципа социально-гуманитарного знания. Современная эпоха ознаменована появлением многочисленных теорий дискурса, условно подразделяемых на два основных направления. Во-первых, это немецкая школа, которая, опираясь на неокантианство и англо-американские теории речевых актов, изучает этические аспекты дискурса в рамках теории коммуникативного действия. Наиболее известными представителями данного направления являются основоположник «дискурс-этики» Ю. Хабермас и О.Апель. Вторым направлением является французская школа дискурс-анализа, которая связывает дискурс с феноменом власти. Идеи М. Фуко, яркого представителя второго направления, являются наиболее значимыми для анализа дискурса как социально обусловленной коммуникации. Не менее существенным для исследования оказывается использование понятия «дискурс» в более узком, лингвистическом смысле, восходящем к трудам Э. Бенвениста и развитом впоследствии Ю. Кристевой, как прагматически ориентированного текста.

Многообразие теорий дискурса, вскрывающих этические, социально-политические, прагматические, эпистемологические, контекстуальные, ситуационные аспекты коммуникации, является выражением переориентации внимания современных исследовательских практик с «узкого», синхронического, понимания текста как автономного статичного образования на более «широкое», диахроническое его понимание как динамической системы, включающей активное взаимодействие всех элементов коммуникации. Современная эпоха в критике (например, в «генетической») и в искусстве отдает приоритет именно процессу созидания текста перед его результатом, открытому. и незавершенному тексту перед готовым — «закрытым», инициативе читателя перед интенцией автора. В этом отражается реакция на доминирующую в традиционной поэтике и литературоведении тенденцию к исследованию текста в его статичном состоянии, даже в неком вневременном измерении. Крайности данных подходов большинство исследователей, например, У. Эко, стремятся обойти через разграничение закрытости, завершенности текста на материальном плане выражения и открытости, множественности, никогда не достигающих окончательности, способов понимания, осмысления и интерпретации плана содержания. В нашей работе это понимание сохраняется, но дополняется демонстрацией определенного равноправия двух коммуникативных сторон текста (как результата и процесса), анализом их онтологической и темпоральной специфики, не устраняемой их взаимосвязью. Включенность текста в коммуникативное поле социально-исторической действительности людей определяет обращение к анализу темпорального ракурса взаимодействия текста с действительностью.

В современном философском мышлении важность анализа временной компоненты бытия подчеркивается сторонниками экзистенциональной, феноменологической, герменевтической парадигм, но наиболее четкий и представительный анализ интересующей нас проблемы текстуального времени был проведен в рамках именно нарративной парадигмы. Поэтому представления известных представителей данной парадигмы берутся как основополагающие, прежде всего — П. Рикера и Ж. Женетта, фактически обосновывающего, что сама пространственность текста (прежде всего на уровне внешней организации) выступает в качестве «псевдовремени». Важным представляется выделение ими и изучение специфики разных уровней текстуального времени. Несовпадение данных уровней предоставляет текстуальному времени такие возможности, которые несвойственны времени действительности в силу его принципиальной необратимости. Впрочем, исследование соотношения темпоральных статусов текста и действительности оказывается неполным без обращения также к идеям А. Августина, Г. В. Ф. Гегеля, Г. Э. Лессинга, Э. Гуссерля, М. Хайдеггера, О. Розенштока-Хюсси, М. Мерло-Понти, Д. У. Данна, П. Девиса, Э. Сепира и Б. Л. Уорфаиз отечественных специалистов: П. А. Флоренского, М. М. Бахтина, Д. С. Лихачева, Ю. М. Лотмана, Б. А. Успенского, Ю. С. Степанова, Т. Х. Керимова, А. Д. Шмелева, Е. С. Яковлевой, Е. В. Падучевой.

Значимость произведений П. Рикера и Ж. Женетта усиливается обстоятельным и взвешенным изучением ими тем, имеющих ведущее значение для нашего исследования связи текста и действительности: проблем вымысла, мимесиса, соотношения истории (как образца и основания фактуальных текстов) и литературы, роли читателя и его взаимоотношения с текстом, критериев фикциональности. Впрочем, их исследовательский интерес, ограничиваясь анализом исключительно словесных текстов, оказывается неполным в рамках нашей работы, включающей в рассмотрение и несловесные тексты. Специфика несловесных текстов сравнительно со словесными изучается нами по работам П. А. Флоренского, Ю. М. Лотмана, Л. Ф. Чертова, Р. Якобсона, У. Эко, М.Шапиро.

Отдельно следует отметить работы, посвященных разработке и решению частных вопросов, обращение к которым позволяет нам достичь 4 более четкого понимания интересующей нас проблемы. Здесь стоит упомянуть представителей аналитической философии, чьи произведения отмечены серьезным вниманием к исследованию вымысла и сопутствующих тем: Н. Гудмена, Б. Миллера, Д. Льюиса, Дж. Серля, Дж.Остина. Труды последних двух философов, как основоположников теории речевых актов, оказываются наиболее важными, так как в них выявляются и исследуются коммуникативные параметры взаимодействия текста и действительности.

Проблемы, поднимаемые прагматическим измерением связи текста и человеческой истории и идеологическим контекстом этой связи, разрабатываются в рамках «Нового историзма». В более узком контексте, заданном рамками текстологической парадигмы, концентрирующейся на специальных вопросах созревания текста, связь текста с другими текстами и окружением автора исследуется «генетической критикой». Уточняя этапы создания текста в процессе письма, генетическая критика возвращает темпоральное измерение тексту, в котором ему фактически отказывает традиционная поэтика. Все это определяет значимость для диссертационного исследования разработок наиболее известных представителей французской «генетической критики»: А. Грейзиона, Ж. Бельмена-Ноэля, Ж. Левайана, Д. Феррера, А. Миттерана и Ж.-Л.Лебрава. Не менее важными и оригинальными являются работы, которые подводятся под общую рубрику современного немецкого философского литературоведения, объединяющего совершенно разнородные позиции. Наиболее интересными, особенно в сопоставлении с взглядами представителей аналитической философии, представляются теории фикции, предложенные В. Изером и О.Марквардом.

Отдельно следует выделить работы, в которых дается общий обзор результатов, достигнутых в современной философии относительно анализа текстов и их отношений с действительностью различными направлениями: французским структурализмом и постструктурализмом — А. Компаньона, С. Н. Зенкина, Г. К. Косикова, Н. С. Автономовой, Н. Б. Маньковской, И. П. Ильинааналитической философией — Н. С. Арутюновой, Дж. Пассмора, Р. Рортирусским формализмом — Ore А. Хайзена-Лёверусским литературным постмодернизмом — М. Эпштейна, М. Н. Липовецкого, В. Курицынатеориями дискурса — В. Л. Макарова и Т. И. Касавиназападными философиями искусства — В. Г. Арслановаа также имеющие во многом междисциплинарный характер работы Д. Хофштадтера и В.Руднева.

Во всех вышеперечисленных направлениях современной философии и близких дисциплин, уделявших серьезное внимание проблемам взаимосвязи и взаимодействия текста и действительности, тем не менее, не было осуществлено их комплексного анализа, притом в ракурсе, предполагающим выявление и сравнение онтологических и темпоральных характеристик текста и действительности как специфических, не сводимых друг к другу реальностей. Наше диссертационное исследование призвано, по-возможности, восполнить этот пробел. Для этого особое внимание в данном диссертационном исследовании уделяется анализу онтологических и темпоральных особенностей текста в сравнении с действительностью, предоставляемых тексту его онтологическим статусом как закрытой или открытой условной реальности, что выражает онтологический параметр текста в коммуникативной ситуации как ее результата или процесса. Это определяет необходимость рассмотрения онтологического ракурса взаимодействия текстов и действительности в прагматически-коммуникативном срезе их взаимоотношений.

Таким образом, целью работы является философское осмысление специфики онтологических и темпоральных статусов текстов и действительности в их коммуникативном измерении.

Цель определяет необходимость выдвижения следующих задач:

1) определить понятия текста и действительности в контексте понятий реальности и условности;

2) исследовать взаимосвязь текстов и действительности в контексте соотношения их событийностей и выявить особенности конституирования и функционирования текстуальной событийности в зависимости от онтологического статуса текста и характера его семиотического устройства;

3) провести анализ основных критериев вымысла в тексте и действительности;

4) установить онтологическое значение семиотических приемов в конституировании текстуальной событийности и в особенностях ее воздействия на адресатов коммуникации;

5) рассмотреть основные подходы к соотношению времени и событийности в механизмах текстопорождения культуры и выявить зависимость особенностей текстуального времени от характера условности реальности текста.

6) провести анализ темпоральных особенностей событийности текстов и ее причинного характера в контексте коммуникации автора и адресата.

Основными методами нашего исследования являются: сравнительный анализ, «семиоанализ» в понимании, заданном Ю. М. Лотманом, структуралистский подход и — отчасти — постструктуралистский. Методологический аппарат, выработанный в рамках структуралистского и постструктуралистского подходов, не является однородным, т.к. заимствует свои процедуры из семиотики, лингвистики, антропологии, психоанализа, но именно он позволяет сделать анализ текста более конкретным и содержательным. Здесь мы в первую очередь опираемся на работы М. Фуко, Ж. Бодрийяра и Р. Барта, демонстрируя неправомерность провозглашаемой.

Р.Бартом «смерти автора» и абсолютизации текста. В ходе анализа отношений между текстом и действительностью мы приходим к заключению, что проводимая в работах ряда постструктуралистов концепция сплошной текстуализации действительности так же не учитывает сложные диалектические отношения между ними, как и представление, полностью противопоставляющее эти феномены. Таким образом, мы приходим к необходимости раскрытия и осмысления специфики этих феноменов через понятия, которые бы демонстрировали их структурную связь. Этими понятиями выступают понятия «реальность» и «условность» .

Так как исследованию подлежат онтологические статусы действительности и текста, то рассматривается их специфика, накладываемая на них их статусами данной, созданной и создаваемой реальностей, в которых наиболее существенное значение приобретают коммуникативный и темпоральный параметры. Сопоставление темпоральных статусов реальностей текста и действительности затруднительно вне событий, поэтому данный анализ осуществляется через выявление специфики функционирования и конституирования их событийности. Это обосновывает наше внимание к реалиям и текстам с выраженной событийностью.

Специфика нашего исследования, посвященного изучению связи двух реальностей — текста и действительности в их онтологическом своеобразии и отличии, определяет необходимость рассмотрения текста как особой условной реальности. Для этого в качестве методологического принципа вводятся понятия онтологической/ функциональной/ художественной условностей, которые позволяют проводить демаркационную границу между текстом и действительностью, а также — дифференцировать разные виды текстуальных реальностей. Но помимо отличия, доходящего иногда до непреодолимого онтологического разрыва, связь характеризуется и единством, воплощением и выражением которого служит именно человек как субъект коммуникации. Поэтому главным теоретическим основанием является принятие коммуникативного подхода к изучению текста. Его приоритетное значение обосновывается тем, что он позволяет исследовать текст на прагматическом уровне, в соотнесенности с участниками коммуникации, в противоположность лингвоцентрическому и текстоцентрическому подходам, рассматривающими текст как автономное структурно-смысловое целое. Тем самым диссертационное исследование вводится в русло современного философского мышления, которое в рамках, например, символического интеракционизма, теорий дискурса и сознания все активнее подчеркивает определяющее значение коммуникации как интегратора текста и действительности. Таким образом, ведущими в нашем исследовании оказываются онтологический и коммуникативно-прагматический параметры.

Определенный акцент работы на анализе фактуальных и художественных, прежде всего — литературных текстах, обосновывается, во-первых: наличием в них невырожденной текстуальной событийностиво-вторых: их способностью концентрировать в довольно отчетливом виде черты условных реальностей и даже действительностив-третьих: наличием у данных типов текстов (в отличие, например, от естественнонаучного дискурса) ярко выраженной зависимости от особенностей коммуникативной ситуации и выросшей на ее поле текстуальности. Все это задает необходимость обращения к идеям наиболее значимых фигур, прежде всего, нарратологической и культурологической парадигм. Ведущее значение приобретают идеи Ж. Женетта, П. Рикера, Ц. Тодорова, Г. Э. Лессинга, Х. Ортеги-и-Гассета, В. Беньямина, М. Маклюэна, П. А. Флоренского, Д. С. Лихачева, Е. М. Мелетинского, Б. А. Успенского, Ю. С. Степанова, К. А. Свасьяна, А. Гениса, В. Н. Топорова, Е. Г. Трубиной и ряда других. В разработке же категориального аппарата онтологической тематики существенное значение получили идеи В. М. Розина, Д. В. Пивоварова, феноменологов М. Мерло-Понти и А. Шюца, философия «здравого смысла» Д. Э. Мура, и работа М. Хайдеггера «Основные проблемы феноменологии» .

Положения, содержащие новизну и выносимые на защиту:

1. Проанализированы понятия действительности и текста в контексте понятий реальности и условности, что позволило определить их специфику как действительной реальности и условной реальности. В ходе анализа выявлено три основополагающих вида условностей: онтологическая, художественная и функциональная. Демонстрируется, что формирование киберкультуры, усложнение традиционных форм коммуникации, практика экспериментаторских театров и постмодернистского искусства, построенного на играх с изменением или отрицанием идентичности художника, -способствуют выдвижению на первый план именно функциональной условности. Сама возможность одновременного «присутствия» через участие в событиях онтологически разделенных реальностей, предоставляемая современным уровнем развития технологий и искусства, указывает на недостаточность физического значения ионтологического параметра определения действительности без алетически — эпистемологического значения, учитывающего самостно — субъектную позицию человека относительно происходящего в реальности.

2. Показано, что специфика рамок условности, их проницаемость/ непроницаемость оказываются определяющими показателями открытости или закрытости условных реальностей. Дано определение текста как условной семиотической реальности, порожденной коммуникативной ситуацией, с нередуцированными планами выражения и содержания, характеризующейся определенной целостностью и полнотой, что позволяет отделить его от иных условных реальностей, прежде всего — от состояний сознания и от семиозиса нетекстуального рода.

3. Обосновано положение, что деление текста как условной реальности на закрытые и открытые, отражает онтологический ракурс оппозиции между параметрами текста как готового, завершенного результата и открытого процесса коммуникации. Продемонстрировано, что четкое различие проявляется не столько между текстами, сколько между способами их функционирования. Выявлено три возможных способа функционирования текста, в зависимости от отношения адресата к тексту: во-первых, в качестве вещи действительности (либо в её знаковой функции культурного артефакта, либо — в наивно внезнаковом измерении) — во-вторых, в качестве открытой условной реальностив-третьих, в качестве закрытой условной реальности.

4. Проведено различение текстов на онтологически/ функционально закрытые/ открытые условные реальности. Установлена зависимость темпоральных статусов текстов от данного различения. Определено, что в открытых текстах время разворачивается в длительности и процессуальное&tradeконституирования их событийности, т. е. фактически в необратимом времени действительности, условность которому придается художественностью. Продемонстрировано, что в закрытых текстах время изначально имеет пространственный характер, темпоральность в котором появляется за счет последовательного развертывания зрителем пространственных синтагм, т. е. не раньше субъектного «проникновения» в мир, который вне этого остаётся не более чем материально — пространственным артефактом.

5. Выделено особое условное время, главными особенностями которого являются, во-первых, его пространственность на уровне внешней организации текставо-вторых, его способность состояться временем при условии его темпорализации процессом восприятия адресатав-третьих, свобода от ограничений (например, «путешествовать» в прошлое и будущее и «обращать» причинный порядок) необратимого времени действительности.

6. Отмечена неправомерность абсолютизации противопоставления визуальных текстов и словесных текстов по дихотомии пространственные/ временные тексты. В ходе анализа показано, что перед нами конфликт не столько двух видов текстов, сколько — методов и подходов: во-первых, метода данности и результата, во-вторых, метода динамического становления, привносящего темпоральное измерение через творческое соучастие в продуцировании художественного мира текста зрителем, тем самым переводящего закрытую условную реальность текста в ранг открытой.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Мы рассмотрели специфику онтологических и темпоральных статусов текстов и действительности. Для достижения данной цели нашего исследования нами было поставлено несколько задач.

1. В первом параграфе, который структурирован выполнением первой задачи, мы определили понятия действительности и текста через призму понятий реальности и условности. Реальность рассматривается нами через призму ее способности образовывать относительно самостоятельный мир, в который объективирован опыт личности и общества. Для человека реальность, в которую он непосредственно и всецело существует самим собой, предстает действительной, т. е. реальностью, с которой, в силу ее значимости, насущности и требовательной настоятельности, приходится считаться. Действительность открывается как реальность, властно требующая от человека ответственной причастности ей, давление которой императивно и не может быть проигнорировано или ослаблено. Несколько афористически можно сказать, что действительность — это реальность, с которой человек вынужден (готов) считаться, чтобы считались с ним. Это реальность, которой приходится жить для того, чтобы иметь (получить) возможность выжить (не только в физическом, но и социальном смысле).

Условной, т. е. недействительной, считается реальность, воспринимаемая отстраненной, опосредованной рамками условности, благодаря которым принадлежность к ней человека оказывается неполной или проблематичной: человек может пребывать в ней разве что в качестве отчужденных проявлений, не идентифицируемых им всецело с собою. Условные реальности предстают в качестве реальностей, опосредованных онтологической границей, отделяющей человека (онтологически, художественно, функционально — за счет выстраивания соответствующего рода рамок) от объекта его восприятия. Рамки условности — показатели и знаменатели зазора между реальностью и самостной принадлежностью человека к ней, либо изначально непроницаемые для реального телесного проникновения на материально-чувственном уровне данной реальности (онтологическая условность), либо специально поставленные человеком, выстраивающего позицию причастной «вненаходимости» по отношению к происходящему в реальности и/или к себе, своим действиям (художественная условность). Но проницаемость/ непроницаемость именно функциональных рамок для вмешательства и участия человека в событиях реальности является основным показателем открытости или закрытости реальности. Будучи отнесены к анализу текста как условной реальности понятия открытости/ закрытости (выстраиваемые соотношением онтологической, функциональной или художественной условностей), не противопоставляются, получая онтологическую интерпретацию в качестве способов функционирования текста на разных этапах коммуникативного процесса. Текст же определяется как порожденная коммуникативной ситуацией условная семиотическая реальность, доступная в плане выражения для всеобщего восприятия и с не нивелированным до выражения планом содержания, отличающаяся определенной полнотой и целостностью.

2. Второй параграф объединил решения двух следующих задач. В рамках анализа текстуальной событийности в её отношении к событиям действительности обнаруживаем, что основополагающее отличие фактуальных текстов от художественных и вымышленных текстов состоит в их интенции: соответственно, либо воспроизведения наличной действительности с целью передачи максимально достоверной информации о ней, либо воссоздания некой квазидействительности, не наличной вне поля собственной текстуальности. Отмечаем, что документальные и фактуальные тексты, отличаясь от художественных и вымышленных текстов требованием верифицируемости, едины с ними в том, что онтологически отделены от действительности: в них нельзя иметь дело с собственно действительной событийностью. Однако, иконические тексты, особенно содержащие аспект идексальности, т. е. прямой детерминации со стороны обозначенного ими объекта, отличаются от словесных текстов, в которых связь между планами содержания и выражения более конвенциональна, тем, что прямее и непосредственней относятся к действительности: отсюда их невольный документализм. Впрочем, как мы, вслед за С. Жижеком, Ж. Бодрийяром и Р. Бартом показываем, этот «документализм» визуальных текстов, обеспечивающий им эффективность в воздействии на сознание реципиентов, способствует натурализации вымысла, который в форме идеологии опасен тем, что в отличие от художественного вымысла, не боящегося самопризнаваться в своей измышленности, претендует на привычность и естественность действительности.

3. Анализ вымысла, проведенного нами, позволил установить, что определяющим критерием вымысла в действительности и тексте оказывается прагматический критерий, конвенционального, впрочем, характера. От него получает свою правомочность и конститутивный (эссенционалистский) критерий, имеющий в основном вторичный и служебный характер как чисто текстуальный критерий, не выходящий к связи текста и действительности. Также рассматривается субъектный аспект вымысла, обусловленный многообразием отношений в коммуникации адресата и адресанта, в рамках же историографии и литературы — между автором, персонажем и рассказчиком. В качестве вывода подчеркивается обусловленность эссенционалистского критерия вымышленное&tradeот конвенционального критерия, определяемого социальными установлениями, заданных структурами власти, т.к. и действительность, по которой «выверяют» степень вымышленное&tradeтекста, обнаруживает свою сущностную фикциональность.

4. Четвертая задача прямо вытекает из рассмотрения предыдущих. Ее решение выводит нас к пониманию роли образности в образовании текстуального мира. Образность, будучи полем развертывания в основном иконических (визуальных) текстов, в потенциальном состоянии содержится и в конвенциональном устройстве словесных текстов. Именно образность придает художественным и виртуальным текстам тот эффект реальности, который определяет их влиятельность. В появлении этого эффекта силой сочувствующего соучастия или критического разоблачения происходящего, -главное онтологическое значение семиотических приемов вживания и отчуждения, остранения. Также приходим к выводу, что перед нами конфликт не столько двух видов текстов: визуальных (пространственных) и словесных (временных), сколько — подходов к ним с точки зрения их закрытости или открытости, связанных с темпоральным измерением коммуникации.

5. Пятую и отчасти шестую задачи мы выполняем в четвертом параграфе, в котором выявляем основные подходы к соотношению времени и событийности в механизмах текстопорождения культуры. Основываясь на концепции М. Ю. Лотмана, М. Маклюэна, отчасти А. Гениса и Н. А. Хренова, выделяем следующие: 1) основанный на циклическом времени и воплощаемый в мифах и ритуальных практиках нормирующий механизм культуры и 2) механизм, основанный на линейном времени, для которого события значимы своей неповторимостью, что выражается в складывании письменной (печатной) культуры. Обнаруживаем, что, несмотря на разночтения во взглядах данных исследователей, противопоставляющих культуры на основании доминирования определенного типа текста (способа коммуникации), они, в конечном счете, исходят из проблемы соотношения закрытого и открытого текстов. Поэтому в рамках данного параграфа также определяем зависимость специфики темпорального времени от характера условности текста. Отмечаем, что текст несет способность утверждать собственную стратегию времени, а время приобретает роль фактора, конституирующего текст и вырывающего его из пут вещной самоданности и «безмолвности». Именно психическое время процесса восприятия (чтения, просмотра) развертывает в условное время линейную цепь пространственных синтагм закрытой реальности текста как предметной области действительности, наличной до и вне акта восприятия, в отличие от открытой условной реальности, конституируемой в процессе восприятия.

6. В пятом параграфе в рамках анализа темпоральной специфики закрытых и открытых текстов акцентируем внимание на проблеме причинности, рассмотрение которой проводится в контексте коммуникации автора и читателя (зрителя). Определяем, что четкое функционирование текстуальной «причинности» на разных уровнях текстуальности, будучи проявлением жесткого разделения ролей автора и читателя, характерного для закрытых в плане содержания (т.е. функционально) текстах, или, по Р. Барту, в текстах — чтении, сглаживается в открытых текстах, в которых адресат за счет деятельного, активного сотворчества, приобретает прерогативы автора. Тем не менее, именно закрытые тексты, образованные онтологическим разрывом между событиями и их репрезентацией, предоставляют зрителю недоступные в рамках действительности возможности «путешествия по времени» или «обращения» (в условном, но не физическом смысле) порядка причинно — следственных сцеплений. Это наиболее наглядно в иконических текстах, обусловленных индексальными отношениями с физически наличной (игровое кино) или действительной (документальное кино) реальностями.

В конечном счете, можно констатировать выполнение поставленных в диссертационном исследовании задач и достижение цели исследования. В работе демонстрируется взаимосвязь и единство действительности и текстов как общего коммуникативного поля, где социальный характер деятельности и общения людей оказывается их интегратором. Этим единством не отменяется, а определяется и онтологически-темпоральная специфика, несводимость друг к другу действительности и текстов как условных реальностей, чья условность предоставляет немыслимые в условиях действительности возможности субъекту, разрывая ограниченность его самостной позиции, пространственно-временной локальности и конечности. Эта специфика текстов как условных реальностей порождает и обосновывает специфику и действительности как человеческой реальности, не сводимой ни к вещной, ни к физиологически-биологической ее сторонам.

Главным же результатом нашей работы можно считать демонстрацию равноправия и взаимонеобходимости открытой и закрытой стадий бытия текста. В работе обосновывается, что четкое различие проявляется не столько между текстами, сколько между способами их функционирования, специфицированного нашим отношением к ним, переводящего их в ранг либо вещи действительности, либо в ранг открытой условной реальности, либо в ранг закрытой условной реальности. Но способ функционирования текста не только задается нашим отношением к нему, но и определяет данное отношение, т.к. предрасполагает к нему своей спецификой (в качестве визуального или словесного, фактуального или вымышленного, информативного или художественного). Эту зависимость мы попытались показать, но еще предстоит изучение тех возможностей, которыми чревато развитие средств общения и технологий в будущем. Это знаменует становление киберкультуры, которая на основе функциональной открытости размывает демаркационную границу, проводимую между действительностью и условностью. Теряет свою четкость и основательность разведение, доходящее до противопоставления, действительности и условности по модальным дихотомиям: в рамках аксиологической модальности как, соответственно, значимого и незначимого, алетической — необходимого и возможного, эпистемологической — достоверного и выдуманного, онтологической — реального и фиктивного, объективного и субъективного.

Эра медиа в виртуальных реальностях, особенно в ВР-технологиях, продуцирующих «желанные идентичности», способствует переворачиванию отношений между реальностями действительности и условности, не только смазывая границы между ними, а меняя местами. Квазигаллюцинаторное насыщение условности жизнью и «обесвечивание» действительности, чьи подлинники уступают по яркости копиям — симулякрам, — двунаправленный процесс. Ибо, как замечает Г. Андрес, «когда призрак становится действительностью, действительность становится призраком"1. Даже при.

1 Андрее Г. Указ. соч. С. 92. чтении книг, где читатель не умирает с героем, как бы себя с ним ни отождествлял, возможна ситуация Дон Кихота, объективировавшего в свою действительность квазидействительность вымысла рыцарских романов. «Ситуацией Дон Кихота» чреваты и ВР-технологии, где средствами опосредования конструируется непосредственность переживания. Промысливается сама возможность превращения человека из самостной границы — посредника между действительной и условными реальностями в поле их слияния. Но перед нами еще так мало разработанная область, хотя подступы к ней основательно освоены Д. Хофштадтером, Н. А. Носовым, Х. Борхесом, С. Жижеком, Н. Луманом, М. Маклюэном, Ж. Бодрийяром и другими, что она требует отдельного исследования, предпочтительнее междисциплинарного характера. Ибо здесь смыкаются вопросы, как высоких технологий, так и психологии, психиатрии, власти и политики, а также теории информации, логики и философии. Если не полное сращение условности с действительностью, то изменение места и значения условного в общекультурном контексте, открывает перед наукой и философией новые горизонты, давно освоенные литературой, искусством и фантазией. Их взаимодействие могло бы поспособствовать обогащению сферы действительности формами условности, без искусственного их слияния, и без потери специфики каждой из областей, чем чревато именно насильственное преобразование действительности по идеологическим проектам, и столь же натужная подгонка условного под «действительную жизнь» .

Данные подходы к взаимосвязи и взаимодействию действительности и текста — с точки зрения технологического (даже онейрического) сращения действительности и условности в виртуальных реальностях и с точки зрения их разведения в форме, например, «философии возможного», чьи пункты обозначены М. Эпштейном, или в семантике «возможных миров» -составляют две основные перспективы исследования и ждут дальнейшей разработки.