Традиционные военные знания тунгусо-маньчжуров и нивхов

Актуальность темы

исследования. Современные условия общественного бытия представляют собой сложную систему взаимодействия этнических традиций, в которых активно проявляют себя процессы переосмысления ценностей, мировоззренческих установок, национальных идентичностей. Традиционные военные знания тунгусо-маньчжуров и нивхов занимают существенное место в традиционной культуре, фольклоре, социальном устройстве, служат важным источником для решения сложных проблем этногенеза и этнической истории, характеризуют историко-культурные связи. Данный феномен формируется на основе умений и навыков производственной деятельности, тесно связан с обычным правом, этническими конфликтами, фольклором, верованиями, институтом шаманства, торговлей и дополняется этнокультурными связями. Однако диалектика развития традиционных военных знаний подразумевает более сложный комплекс отношений между слагаемыми сферами национальной культуры.

В связи с современными процессами, которые сопровождаются стремлением к возрождению национального самосознания, остро встаёт вопрос изучения духовного потенциала этносов, проживающих на территории одного из важных в геополитическом отношении районов, каким является юг Дальнего Востока России, входящий в обширную природную, историко-этнографическую культурную зону. Духовная культура этого региона переживает период интенсивного развития в связи с усилившейся миграционной активностью этнических групп из многих регионов России и зарубежья. Растёт опасность утраты духовных ценностей коренных малочисленных народов.

Для современных исследований особенно интересны конкретные идеи возрождения этносов, их языка и культуры. Хотя традиционные военные знания представлены в различных научных исследованиях, нет обобщающих работ, формирующих целостное представление о военном деле коренных народов Дальнего Востока России. Данная работа не претендует на осмысление указанной проблематики в целом, а представляет собой попытку комплексного исследования народных военных знаний в их региональноэтническом аспекте.

Степень разработанности проблемы. За период с середины XIX—XX вв. исследователями было накоплено большое количество материалов по традиционным знаниям коренных малочисленных народов Дальнего Востока России. Некоторые аспекты военных знаний рассматривались в работах, связанных с воспитанием охотника, рыболова, оленевода, родовыми конфликтами, шаманством и фольклором. В историографии темы можно условно выделить два периода: первый с середины XIX в. до 20-х гг. XX в., второй с 20-х гг. XX в. и до наших дней. В историографии первого периода представлена литература отечественных исследователей, путешественников, военных, чьи материалы носят описательный характер и отражают вопросы военной организации, вооружения, тактики военного дела тунгусо-маньчжуров и нивхов. Именно в этот период была собрана значительная часть сведений по проблеме. Второй период связан с разработкой новых направлений в этнографической науке. В это время социально-экономические и этнические процессы повлияли на традиционную культуру коренных малочисленных народов и произошла трансформация народных военных знаний, связанная с развитием и формированием новой национальной физической культуры и спорта.

Традиционные военные знания тунгусо-маньчжуров и нивхов мало изучены. В отечественной историографии не проводилось специальных исследований по этой теме. Основная причина видится в следующем: в период освоения Приморья, Приамурья и Сахалина Россией большая часть проживающих там этносов не имели собственной государственности, а, следовательно, и регулярных вооружённых формирований. Как известно продвижение русских землепроходцев не всегда носило мирный характер. Сопротивление коренных народов было особенно затяжным на Северо-Востоке и продолжалось до тех пор, пока враждующие стороны не пришли к мирному соглашению. На этом фоне территория Нижнего Амура и Сахалина была колонизирована относительно бескровно. Отчасти это породило мнение, что тунгусо-маньчжуры — народы миролюбивые и не имеют специальных военных знаний, а колонизация дальневосточных народов проходила исключительно мирным путём. В связи с перечисленным выше, к изучению традиционных военных знаний тунгусо-маньчжуров и нивхов почти не обращались. Однако имеются исследования, по военному делу народов Сибири и Северо-Востока России, которые активно использовались при написании работы. Нами привлекались работы только по народам, близким тунгусо-маньчжурам и нивхам по уровню социально-экономического развития и хозяйственно-культурному типу. В связи с этим все исследования разделяются на две части: первая — материалы по военным знаниям тунгусо-маньчжуров и нивховвторая — исследования по традиционным военным знаниям народов Северо-Востока.

Первыми исследователями Дальнего Востока являлись, как правило, не учёные, а военные, естествоиспытатели и др. Сведения о военном снаряжении негидальцев и эвенков имеются в книге естествоиспытателя А. Ф. Миддендорфа «Путешествие на Север и Восток Сибири» [Миддендорф А.Ф., 1877, с. 46]. В частности, он описывает палицу эвенков и негидальцев редкое упоминание о подобном виде вооружения у дальневосточных народов.

И.П. Надаров будучи подполковником Генерального штаба, занимался проведением географических исследований в Приамурском крае. Тем не менее собранные им материалы полезны и для этнографов. В своих записках «Очерк состояния Северно-Уссурийского края» он приводит данные о физическом воспитании удэгейцев и традициях воспитания охотников [Надаров И.П., 1884, с. 21], он отмечает их увлечение борьбой: «.забава борьбой продолжается иногда часа по два, по три, заражая даже детей 3—4 летнего возраста, которые глядя на взрослых, сами вступают в борьбу друг с другом. Но у этих борцов забава скоро заканчивается плачем» [Надаров И.П., 1887, с. 98]. К сожалению, И. П. Надаров сделал не совсем оправданный, на наш взгляд, вывод о бедной духовной культуре удэгейцев.

В 1854 г. по поручению Императорской академии наук на Дальний Восток была отправлена комплексная экспедиция Л. И. Шренка. Её целью являлись исследования в области ботаники, зоологии, а также этнографии. Л. И. Шренк был фактически первым, кто подробно описал вооружение нивхов и попытался сравнить нивхские доспехи с маньчжурскими образцами. Он также предоставил иллюстративный материал по традиционному вооружению [Шренк Л.И., 1899, с. 258—260]. Кроме того, в трудах Л. И. Шренка содержится интересный материал по металлургии нивхов. Однако он не рассматривал традиционные военные знания как феномен и не давал оценок полученным данным.

В начале XX в. этнографическими исследованиями аборигенов Сахалина занимался Б. О. Пилсудский. В его материалах, собранных из поездки к орокам в 1904 г., имеется глава, посвященная войнам. Во многом она основана на данных фольклора. Кроме того, автор приводит сведения о реальной тактике, применявшейся ороками главным образом против айнов и нивхов [Пилсудский Б.О., 1989, с. 45—49].

В материалах, собранных В. К. Арсеньевым, содержится ценная информация о родовых конфликтах и военных столкновениях орочей с корейцами. Он приводит данные о военной хитрости удэгейцев, которые изготовляли чучела воинов с целью сбить врага с толку и таким образом отпугнуть его своей мнимои многочисленностью [Архив ОИАК. Ф. В. К. Арсеньева. Оп.1. Д. 10. Л. 151]. Известный исследователь обращался и к духовной культуре удэгейцев. В своих работах он опирался на многочисленные предания и легенды коренных жителей Приморья [Арсеньев В.К., 1947, с. 272—273]. В них мы находим многочисленные сведения о традиционных военных знаниях главным образом удэгейцев и нанайцев.

Большой вклад в развитие отечественной этнографии и изучение аборигенов Нижнего Амура и Сахалина внёс Л. Я. Штернберг. В отличие от предшественников его работы выделяются комплексным подходом к материалу и сравнительной методикой обработки источников. Это стало возможным благодаря тому, что ему удалось исследовать жизнь и быт нескольких народов. Л. Я. Штернберг описал вооружение охотников, а также элементы физического воспитания в работе «Гиляки» [Штернберг Л.Я., 1904, с. 19—55]. Кроме того, полезны его заметки по шаманизму нанайцев, негидальцев и орочей, так как именно в этом институте отражены многие этнические аспекты военного дела [Штернберг Л.Я., 1933, с. 15].

Упомянутые труды А. Ф. Миддендорфа, И. П. Надарова, Л. И. Шренка, В. К. Арсеньева, Л. Я. Штернберга охватывают широкий спектр традиционной культуры негидальцев, эвенков, нанайцев, удэгейцев, нивхов, орочей и ороков. Военные народные знания не являлись предметом специального изучения и материалы исследований представляют ценность как историко-этнографический источник.

Второй период характеризуется специальными историко-этнографическими исследованиями военного дела коренных малочисленных народов Дальнего Востока России. H.H. Степанов [Степанов H.H., 1937, с. 214—225] отдельно останавливается на вопросе вооружённого сопротивления коренных народов продвижению русских землепроходцев и казаков. Но помимо конфликтов с русскими были вооружённые столкновения и между представителями других этносов, населявших регион. Конфликты из-за спорных территорий, захвата охотничьих угодий могли приводить к вооружённому противостоянию. Привлекая архивный материал, H.H. Степанов пришёл к заключению, что отношения между тунгусами и коряками во второй половине XVII в. характеризовались крайней остротой и частыми военными столкновениями. Для нас эти сведения явились ценными и как источник этнокульурных контактов тунгусо-маньчжуров и нивхов с этносами Северо-Востока России.

C.B. Иванов в своем труде «Материалы по изобразительному искусству народов Сибири XIX—начала XX в.» упоминает о шамане как о военном предводителе эвенков [Иванов C.B., 1954, с. 187]. В другой работе.

Скульптура народов Севера Сибири XIX—первой половины XX в." он описывает атрибутику шамана, в которой возможно нашли отражение военные знания эвенков [Иванов C.B., 1970, с. 185—223].

Обширный материал по традиционным военным знаниям содержится в фольклоре. Большой интерес представляют материалы по нанайскому языку и фольклору В. А. Аврорина. В нём содержатся и интересные данные о родовых военных столкновениях. Автор отмечает, что большинство сражений происходило на реках, кроме этого приводит материал о некоторых особенностях защитного вооружения: «.одежда Тумали — железо, наша — шкура» [Аврорин В.А., 1986, с. 242]. Сведения о защитном вооружении тунгусо-маньчжуров и нивхов встречаются достаточно редко, что повышает их ценность.

В работах Г. М. Василевич был всесторонне рассмотрен тунгусский пласт военных знаний. В своих исторических очерках она использовала материалы по фольклору эвенков [Василевич Г. М., 1972, с. 143—160]. Здесь важными источниками информации явились исследования по фольклору и декоративному искусству. В фольклоре встречаются многочисленные указания на вооружённые столкновения и подвиги легендарных богатырей. Опираясь на сравнительные данные этнографии, языка (лексика, грамматика, этнонимика), а также фольклорных сюжетов, Г. М. Василевич предложила концепцию этногенеза тунгусов. Согласно этому предположению предков тунгусов следует искать в байкальском неолите.

Тема традиционных родовых конфликтов у нивхов представлена в исследовнии Е. А. Крейновича «Нивхгу» [Крейнович Е.А., 1973, с. 39]. Он полагал, что одна из причин возникновения родовых конфликтов — нанесённая обида или споры из-за женщины. У Крейновича также встречается упоминание о специальном дуэльном оружии — палках, использовавшихся для решения спорных ситуаций. Это говорит о существовании у тунгусо-маньчжуров и нивхов определённого механизма решения конфликтных ситуаций, не прибегая к военным действиям. Если кровной мести не удавалось избежать, то для её осуществления имелось специальное оружие — кинжал тавзэко.

Г. В. Мелихов в своей работе «Маньчжуры на Северо-Востоке» упоминает о военной экспансии представителей маньчжурской династии на земли тунгусо-маньчжуров. Основная цель их военных экспедиций состояла в массовом уводе пленных из числа местного населения на территорию Маньчжурии. Военнопленные пополняли также ряды маньчжурских восьмизнамённых войск. В работе имеются сведения и о сопротивлении аборигенов Приморья и Приамурья захватчикам [Мелихов Г. В., 1974, с. 151].

Вопросы истоков военных конфликтов затрагивал в своей работе В. А. Туголуков. По его мнению, родовые конфликты — это один из основных мотивов вооружённых столкновений у тунгусо-маньчжуров. Кроме этого, он исследует способы, правила ведения и урегулирования родовых войн [Туголуков В.А., 1985, с. 65—66], что представляет для нас особую ценность. Также В. А. Туголуков приводит данные о вооружении эвенков, используя как источники материалы информаторов, в частности, ссылаясь на иркутского надворного советника Франца Ланганса и натуралиста Р. Маака [Туголуков В.А., 1980, с. 76].

Ж.К. Лебедева в своей работе «Этнические памятники народов Крайнего Севера» во многом следовала концепции Г. М. Василевич. Она на основе фольклорных данных, выделила ряд сведений о военном деле и роли женщины в военной организации тунгусо-маньчжуров [Лебедева Ж.К., 1982, с. 12—33].

Согласно исследованиям И. С. Гурвича к числу основных сюжетов героического фольклора относятся защита своего рода от нашествий иноземцев. Вместе с тем И. С. Гурвич отмечает, что эпические сказания тунгусо-маньчжуров претерпели сильное влияние скотоводческих народов, о чём свидетельствуют их сюжет и некоторые элементы материальной культуры, упоминающиеся в преданиях [Гурвич И.С., 1983, с. 152—169].

В нашем исследовании затронуты вопросы трансформации традиционных военных знаний, их роли в физическом и нравственном воспитании, развитии национальных видов спорта и игр. Для этого привлекались работы в области традиционного физического воспитания, национальных видов спорта и игр коренных малочисленных народов Дальнего Востока, например материалы В. И. Прокопенко. В своих трудах по национальной физической культуре он привлекает и источники XIX века. Они охватывают несколько этносов, принадлежащих тунгусо-маньчжурской группе: нивхов [Прокопенко В.И., 1982, с. 62—65], ульчей [Прокопенко В.И., 1990, с. 114—121], нанайцев [Прокопенко В. И., 1992, с. 59—77]. В работе «Традиционное физическое воспитание нанайцев: игры и состязания», рассматривая традиционное физическое воспитание нанайцев, он упоминает о таком ныне почти забытом состязании, как фехтование на палках думэчису, а также поднятии и бросании тяжёлых камней хуйгэчи [Прокопенко В.И., 1992, с. 60]. Материал В. И. Прокопенко по национальным играм и традиционной физической культуре даёт возможность сравнить различные этносы. Основываясь на этих данных, можно сделать вывод об общности тунгусо-маньчжуров и нивхов в области развития и формирования традиционной физической культуры.

В работах В. В. Подмаскина приводятся сведения о традиционных военных знаниях удэгейцев и негидальцев. Он упоминает о конфликтах удэгейцев и нанайцев [Подмаскин В.В., 1991, с. 121]. В исследованиях по фольклору удэгейцев В. В. Подмаскин приводит многочисленные предания, повествующие о кровной мести, о войне между удэгейцами и нанайцами. Типичным поводом для такой войны могла служить обида, вызванная нечестной торговлей, повлёкшей за собой убийство. Опираясь не только на фольклорные, но и на архивные материалы он упоминает о вооружённых столкновениях между маньчжурами и удэгейцами на р. Унты [Подмаскин.

В.В., 1998, с. 215—216].

Изучением физической культуры и игр занимался А. Н. Варламов, исследовавший эвенков. Он сравнивает игры эвенков, якутов и юкагиров, делая вывод о значительном тунгусском влиянии [Варламов А.Н., 1997, с. 6]. Кроме того, в качестве материала по воспитанию охотника-воина привлекались исследования А. Н. Фроловой в области этнопедагогики [Фролова А. Н, 2001, с. 73]. В своей работе «Этнопедагогика детства коренных народов Северо-Востока России» она акцентирует внимание на основах традиционного воспитания охотника, основным способом обучения которого является не вербальное объяснение предмета, а личный пример. Данный педагогический приём побуждает скорее к творчеству, чем к заучиванию определённых правил и моделей поведения, что, безусловно, более актуально в экстремальных условиях выживания.

B.В. Ушницкий рассматривал на историко-сопоставительных данных систему воспитания мужчины в традиции северных и восточных народов. В его работе рассматривается традиционное физическое воспитание мужчины не только как охотника, но и как воина [Ушницкий В.В., 2001, с. 23—47]. Кроме того, особое внимание он уделяет подготовке борцов, приводя различные виды тренировок, режим жизни и особую диету.

C.B. Березницкий приводит данные о вооружённых столкновениях удэгейцев с маньчжурами и хунхузами, а также материалы о войне нивхов с китайцами [Березницкий C.B., 2003, с. 438—443].

Исследованием военной организации маньчжуров занимался и А. Ф. Старцев. В монографии «Наследник Золотой империи» он опирается главным образом на фольклорные источники, записанные В. К. Арсеньевым, С. Н. Браиловским, В. А. Альфтаном [Старцев А.Ф., 2007, с. 183—193]. Основываясь на предании о вожде Сагди Куаюне А. Ф. Старцев попытался охарактеризовать военную организацию предков удэгейцев.

В ходе исследования автором диссертации был рассмотрен ряд вопросов традиционных военных знаний тунгусо-маньчжуров и нивхов, и прежде всего, роль шамана в военных конфликтах и военной магии [Гвоздев Р.В., 2010, с. 116—123]. Кроме того, был проведён сравнительный анализ традиционного вооружения тунгусо-маньчжуров и нивхов, выявлены аналогии в вооружении изучаемых народов и коренных народов Северо-Востока России. Некоторые общие черты с нанайцами, удэгейцами, орочами, негидальцами и ульчами просматриваются в вооружении маньчжуров Китая [Гвоздев Р.В., 2010а, с. 102—113]. В совместном исследовании с Е. А. Багриным и С. Д. Прокопцом исследуется комплекс защитного вооружения коренных народов Дальнего Востока [Багрин Е.А., Гвоздев Р. В., Прокопец С. Д., 2010, с. 257—279]. В этой работе рассматривается отражение военных знаний в фольклоре тунгусо-маньчжуров и нивхов [Гвоздев Р.В., 2011, с.138—143].

Для диссертации было полезным привлечение работ по военному делу и военным знаниям некоторых народов Сибири и Северо-Востока России. Все они относятся ко второму этапу, являясь специализированными исследованиями, за исключением трудов В. Г. Богораза по чукчам и корякам [Богораз В.Г., 1934, с. 163—187]. В одной из работ он подробно останавливается на военных столкновениях чукчей и коряков с русскими землепроходцами и казаками, а также упоминает о некоторых аспектах воспитания и подготовки воина у народов Севера, которые находились на той же стадии общественного развития, что и тунгусо-маньчжуры, и имели много общего в области традиционных военных знаний. Кроме этого, считается, что часть вооружения заимствована чукчами и коряками у тунгусо-маньчжуров и нивхов, к таковым следует отнести пальму и пластинчатый доспех.

Первой специализированной работой по военным знаниям у народов Северо-Востока и Сибири является исследование В. В. Антроповой, которая занималась изучением военной организации у народов Севера, в частности, рассматривала особенности формирования военного дела [Антропова В.В., 1957, с. 99—245]. Важно, что она отдельно рассматривала проблему возникновения войн у народов первобытнообщинного строя. Определённую ценность имеют труды Э. Х. Галеева по национальным видам спорта татар [Галеев Э.Х., 1973, с. 48—54] и И. У. Самбу — по тувинцам. Например, некоторые элементы состязаний тувинцев по стрельбе из лука и национальной борьбе имеют сходства с аналогичными состязаниями у эвенков [Самбу И.У., 1978, с. 41].

В работе Е. А. Глинского подробно рассмотрено стрелковое оружие народов Севера. Некоторые материалы указывают на наличие общих форм в изготовлении лука и стрел. Например, чукчи, якуты и эвены испытали сильное влияние эвенков, а нанайцы, ульчи и удэгейцы заимствовали некоторые формы вооружения у маньчжуров Китая [Глинский Е.А., 1986, с. 18—22].

А.И. Соловьёв на основе археологических и этнографических данных проанализировал комплекс вооружения у народов Западной Сибири, начиная со средневековья. Его работы также богаты сравнительным материалом по другим регионам и этносам, в частности по вооружению эвенков. Всё это в совокупности указывает на взаимное влияние в области вооружения у эвенков с их западными и южными соседями, а также на общие черты развития и формирования традиционных военных знаний у народов Сибири [Соловьёв А.И., 1987, с. 60—78].

Особенно полезными в плане выявления межэтнических связей и общих аспектов традиционных военных знаний оказались исследования Ф. Ф. Васильева по военному делу якутов, А. К. Нефёдкина — по чукчам и Н. В. Абаева — по системам военно-физического воспитания у бурят. В работе Н. В. Абаева делается акцент на психофизическом аспекте традиционного воспитания, а также повествуется о формировании самобытных систем подготовки воина, таких как Хара Моритон и Синсимак [Абаев Н.В., 1990, с. 50—61].

В монографии Ф. Ф. Васильева «Военное дело якутов» указывается на многочисленные сходства в военном деле эвенков и якутов. Например, такое известное оружие, как пальма, видимо, было заимствовано якутами у западных и южных соседей — эвенков. Общим для обоих народов также является обряд тоум, в якутском варианте илбис тукэрии, связанный с инициацией воина [Васильев Ф.Ф., 1995, с. 164—167]. А. К. Нефёдкин в работе «Военное дело чукчей» упоминает о многочисленных фактах заимствования северными народами в области вооружения у своих более южных соседей, в том числе и у тунгусо-маньчжуров. К таким заимствованиям относятся предметы защитного вооружения воинов Северо-Востока, которые явно испытали на себе маньчжурское влияние [Нефёдкин А.К., 2003, с. 200—216].

В последние десятилетия в российской историографии неоднократно обсуждались отдельные вопросы народных военных знаний коренных малочисленных народов Сибири и Дальнего Востока России. Однако в целом проблема народных военных знаний тунгусо-маньчжуров и нивхов не получила ещё достаточно обстоятельного и конкретного анализа.

Из зарубежных исследователей можно отметить В. Диосеги, который в статье «Тунгусо-маньчжурское зеркало шамана» придерживался мнения, что слово толи — зеркало монгольского происхождения. По представлению шамана, это зеркало охраняло тело шамана от стрел, которые противники пускали в него. Считалось, чем больше зеркал, тем могущественнее шаман [Diosegi V., 1950;1951, s. 378]. В работе Эрнеста Бурча речь идёт о войне и торговле между коренными народами Сибири и Северной Америки, в ней указывается, что в области военных знаний наблюдаются взаимное влияние и проникновение культур [BurschE.S. Jr., 1988, р. 227—240].

В статье JI. Блэк имеется упоминание о кинжале нивхов из собрания МАЭ. Им высказано предположение, что металлургия у народов Нижнего Амура и Сахалина, возможно, была заимствована у народов Китая и Японии [Black L.T., 1988, р. 24—31]. Аналогичный по форме кинжал представлен в работе на английском языке отечественного исследователя С. А. Арутюнова как холодное оружие коряков [Arutiunov S.A., 1988, р. 31—35]. Имеются сведения, что данная форма оружия была заимствована у коренных народов Нижнего Амура, а орнамент, украшающий лезвие, попал к эвенкам из маньчжурского Китая и лишь потом, проник на Северо-Восток.

Источниковая база работы — это полевые материалы, архивные свидетельства, описи музейных коллекций, данные фольклора и языка. Полевые источники включают в себя личные материалы автора, собранные в с. Кандон Хабаровского края в 2007 г. Другую группу составляют предметы и описи музейных этнографических коллекций: Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера), Российский этнографический музей, Приморский государственный музей им. В. К. Арсеньева, музей ИИАЭ ДВО РАН. В фондах музеев хранятся предметы традиционного вооружения удэгейцев, нанайцев, негидальцев, эвенков, орочей и нивхов (копья, стрелы, луки, ножи и доспехи), собранные Л. Я. Штернбергом, A.C. Эстриным, K.M. Форштейн-Мыльниковой, А. Н. Липским.

Особо можно отметить коллекции, собранные и описанные Л. Я. Штернбергом. Это панцирь, употребляемый для калыма, представляющий собой типичный пластинчатый доспех, вероятно, маньчжурского происхождения. Использование его в качестве выкупа невесты подтверждает, что подобные вещи традиционно высоко ценились, несмотря на то, что в момент сбора коллекции доспех уже давно утратил своё практическое значение. Доспехи в этнографических коллекциях по народам Дальнего Востока встречаются крайне редко, поэтому защитный панцирь представляет особую ценность. Отметим также фехтовальную дубинку сахалинских нивхов монгчо. Особенностью этого образца является то, что она выгнута наподобие клюшки в ударной части. Ударный край — пилообразный и имеет утолщение к концу [МАЭ РАН. Кол. 1764—152,1763—113].

В коллекции, собранной A.C. Эстриным в 1931 г., особого внимания заслуживают боевые нанайские наконечники стрел. Первый наконечник имеет более широкое, чем обычно, листовидное четырёхгранное лезвие с зазубринами по краям. По словам нанайцев «. когда-то гольды меж собой воевали этим.» [МАЭ РАН. Кол. 4424—48]. Подобные наконечники встречаются достаточно редко. Кроме того, ценность представляет прямое указание информатора на то, что данный наконечник является боевым.

Второй наконечник имеет название сердач. Он ромбовидной формы, оба верхние края заточены и закруглены, а нижние тупые и вогнуты. По словам собирателя, из этого наконечника «.хотели сделать нож, напильник не берёт, старики этим воевали.» [МАЭ РАН. Кол. 4424—52].

Третий наконечник в виде развилки, направленной внутрь, имеет название зондон. Края развилок заострены. Собиратель уточняет, что нанайцы считают такие наконечники военными. Нужно отметить, что все упомянутые наконечники боевых стрел резко отличаются от охотничьих аналогов по форме и качеству металла.

В коллекциях, собранных K.M. Форштейн-Мыльниковой у негидальцев и эвенков имеется палка для дуэльных поединков тихосёп, сделанная неким Нитунканом. Редкой вещью в этнографических коллекциях коренных народов Дальнего Востока считается меч. Один из образцов, был найден негидальцем в Усть Амгуни и представляет собой шаманский ритуальный меч [МАЭ РАН. Кол. 5534−13, 17].

В коллекции А. Н. Липского у нанайцев и эвенков имеется интересный образец лука. С одной стороны лук имеет деревянное кольцо, чтобы использовать его как лыжную палку во время передвижения по снегу [МАЭ РАН. Кол. 5530—101]. Такая форма лука встречается только у таёжных охотников. В коллекциях РЭМ можно отметить редко встречающийся меч нивхов, выполненный из стали с костяной рукояткой. Общая длина меча составляет 65 см [РЭМ. Кол. 6762—276 а, б]. Это, несомненно, боевое оружие, использовавшееся в вооружённых столкновениях. Анализ этнографических коллекций музеев, касающихся вооружения, позволяет утверждать наличие военных знаний у рассматриваемых народов.

Другой группой источников являются архивные свидетельства. Для написания работы привлекались материалы В. К. Арсеньева из архива Общества изучения Амурского края. В архиве содержится информация о столкновениях удэгейцев с соседями — нанайцами и корейцами [Архив ОИАК. Фонд В. К. Арсеньева. Оп. 1. Д. 37. 436 л.- Оп. 1. Д. 28. Л. 123]. Там же имеются данные о столкновениях орочей с маньчжурами (китайцами) на р.

Кеме [Архив ОИАК. Фонд В. К. Арсеньева. Оп. 1. Д. 11. Л. 151].

Дневники В. К. Арсеньева также содержат материалы по традиционным военным знаниям удэгейцев [Архив ОИАК. Фонд В. К. Арсеньева. Оп. 1. Д. 10. Л. 253—283]. В целом архивные источники дают представление о ходе столкновений тунгусо-маньчжуров с другими народами.

В фольклорных источниках также содержится информация по военному делу. Фольклорные материалы, характеризующие традиционные военные знания эвенков, представлены Ж. К. Лебедевой. Исследователь приводит большое количество данных по героическому эпосу эвенков. В них герой всех легенд — богатырь сонинг, что означает воин. Он сражается со злыми духами, шаманами, добывает жену [Лебедева Ж.К., 1982, с. 54—65]. Это типичный сюжет для всей территории Сибири и Дальнего Востока. С. Надеин собрал эвенкийские легенды, предания, сказки, рассказы энгеспал [Надеин С., 1982]. Главный мотив произведений — героические похождения и подвиги легендарного богатыря.

Фольклорные источники позволяют судить об истоках формирования военных знаний, а также возможном взаимном влиянии различных этносов в этой области. Например, в сюжетах некоторых эвенкийских сказаний явно прослеживается монгольское влияние. Источником послужили также данные топонимики, в частности топонимический словарь [Гальцев-Бизюк С.Д., 1992, с. 139]. В нём имеется упоминание о сражении на р. Вантмеха, в бухте Вангау между аборигенами и представителями иных этносов.

Материалы коллекций музеев, фольклорные тексты, гравюры, рисунки, фотографии выполненные исследователями, а также автором, представлены в двух Приложениях.

В качестве справочной литературы привлекались этимологические словари тунгусо-маньчжурских языков. Лингвистические данные характеризуют терминологический аспект традиционных военных знаний. В первую очередь, это двухтомный Сравнительный словарь тунгусо-маньчжурских языков [Сравнительный словарь ., 1975, т. 1- 1977, т. 2].

Наличие подобных словарей дает возможность, основываясь на специальной терминологии, делать вывод о существовании традиционных военных знаний тунгусо-маньчжуров и нивхов. А также словари по языкам: эвенкийскому Б. В. Болдырева [Болдырев Б.В., 1994], удэгейскому [Кормушин И.В., 1998], нивхскому [Савельева В.Н., Таксами Ч. М., 1965], орокскому [Озолиня JI.B. Федеева И. Я., 2003] и орочскому [Штернберг Л .Я // ПФА РАН. Ф. 282. Оп. 1. Д. 78], [Арсеньев В.К. // Архив ОИАК. Фонд В. К. Арсеньева. Оп. 14. Д. 38]. Кроме того работа со словарями позволяет проследить сходства и различия в понятийном аппарате, касающемся военных знаний у разных народов, а в некоторых случаях даже проследить взаимное влияние.

Взятые из источников свидетельства характеризуют вооружение, военную организацию, указывают на родовые междоусобицы, кровную месть, территориальные претензии, эпизодические столкновения с корейцами, маньчжурами, китайцами и солонами.

Объект исследования — традиционная культура тунгусо-маньчжуров (эвенки, ороки, орочи, негидальцы, нанайцы, удэгейцы, ульчи) и палеоазиатов (нивхи).

Предмет исследования: народные военные знания тунгусо-маньчжуров и нивхов.

Цель и задачи исследования

 — определить сущность и функции традиционных военных знаний тунгусо-маньчжуров и нивхов. Поставленная цель достигается решением следующих задач:

— Выявить этнические особенности традиционных военных знаний;

— Показать причины и характер возникновения военных конфликтов;

— Характеризовать умения и навыки воина;

— Определить самобытные черты вооружения- -Рассмотреть военные традиции в институте шаманства;

— Проследить отражение народных военных знаний в фольклоре;

Хронологические рамки исследования охватывают период 150 лет (вторая половина XIX—XX вв.) и дают возможность выявить этнические компоненты военного дела в материальной и духовной культуре коренных малочисленных народов юга Дальнего Востока России. Материалы этого периода позволили проследить особенности формирования и процессы трансформации традиционных военных знаний.

Территориальные рамки исследования охватывают амуро-сахалинскую историко-культурную область (Приморье, Приамурье и Сахалин). На этой территории компактно проживают тунгусо-маньчжуры и нивхи. Большинство из них говорят на близких языках тунгусо-маньчжурской группы, кроме нивхов, язык которых совершенно обособлен. По своим показателям материальная и духовная культура коренных малочисленных народов юга Дальнего Востока имеет много общего, выразившегося в сходстве мировоззрения, народных знаний, верований, хозяйственных занятий и во многом другом.

Методология исследования диссертационной работы основана на принципах историзма и объективности в понимании традиционных военных знаний тунгусо-маньчжуров и нивхов. При написании диссертации мы использовали труды этнологов и антропологов — специалистов в области традиционной культуры, народных знаний и военного дела [Штернберг Л.Я., 1925; Богораз В. Г., 1936; Анисимов А. Ф., 1966; Итс Р. Ф., 1974; Першиц А. И., 1994; Бромлей Ю. В., 1983; Арутюнов С. А., 1989; Тайлор Э. Б., 1989, Алексеев В. П., 1984; Боас Ф., 1997; Лоренц К., 1994; Моррис Д., 2002].

В ходе работы автор придерживался комплексного и системного подходов, которые позволяют видеть целостную картину традиционных военных знаний тунгусо-маньчжуров и нивхов, которые рассматриваются нами как часть народных. По мнению С. А. Арутюнова, народные знания обеспечивают стабильность и воспроизводство исторической общности, обладающей самобытными чертами. Однако общие и локальные традиции находятся в единстве и взаимосвязи [Арутюнов С.А., 1989, с. 145]. При исследовании учитывалось важное утверждение Л. Я. Штернберга, согласно которому в каждой области культуры возникают три рода элементов: общечеловеческие, индивидуальные и конвергентные, представляющие собой комплекс первых двух черт [Штернберг Л.Я., 1925, с. 717—718]. Таким образом, этнос характеризует совокупность этнических, межэтнических и иноэтнических компонентов культуры и именно культура этноса в целом обеспечивает его функционирование как системы [Бромлей Ю.В., 1983, с. 124].

Одинаковый уровень социально-экономического развития тунгусо-маньчжуров и нивхов позволил объединять их в одну этническую общность по хозяйственно-культурному типу и историко-этнографической области согласно концепции, предложенной H.H. Чебоксаровым и И. А. Чебоксаровой [Чебоксаров H.H., Чебоксарова И. А., 1971, с. 169—222]. При изучении истоков традиционных военных знаний определенную роль сыграли идеи этологов о природе человеческой агрессивности и культурных ограничениях, с ней связанных. Речь идет о таких авторах, как К. Лоренц, Д. С. Моррис, К. Райт. В частности, К. Лоренц утверждал, что война является естественной формой выражения агрессии, присущей человеку, и определённой формой селекции народов [Лоренц К., 1994, с. 237—242]. По мнению Д. С. Морриса, одной из причин появления войны является социальный фактор — привычка приходить на помощь своим соплеменникам, т. е. механизм солидарности [Моррис Д.С., 2002, с. 87—89]. Согласно неоэволюционному подходу причины войны изменяются по мере развития общества. Например, у охотников-собирателей преобладают следующие социальные критерии войны: месть, религия, слава, спорт [Wright Q., 1942, р. 31—74].

Традиционные военные знания тунгусо-маньчжуров и нивхов характеризуются единством двух компонентов: рационального и иррационального, когда «любая созидательная деятельность санкционировалась не только реальными потребностями, но и ритуалом» [Львова Э.Л., Октябрьская И. В., Сагалаев A.M., Усманова М. С., 1997, с. 113].

В диссертационном исследовании мы использовали теоретические методы. Сравнительно-исторический метод позволяет выявить путём сравнения общие и специфические черты в эволюции тех или иных явлений, культур, институтов и т. д. Сходные элементы в различных культурах не всегда говорят о схожести в их развитии, поэтому в исследовании соблюдались обязательные принципы исторического анализа: проведение сопоставлений в условиях единого или максимально близкого хозяйственно-культурного типа, близкого временного периода и примерно сопоставимого стадиального уровня развития [Боас Ф., 1997, с. 509—517]. Так, с целью сравнения привлекались материалы по Сибири и Северо-Востоку России.

Историко-типологический метод позволяет упорядочить предметы изучения по качественно различным типам (классам) на основе присущих им существенных признаков. Данный метод эффективен, например, при создании классификаций вооружения.

При помощи историко-генетического метода устанавливаются причинно-следственные связи и закономерности исторического развития. С его помощью мы попытались реконструировать традиционные военные знания тунгусо-маньчжуров и нивхов, а также проследить их элементы в современной физической культуре этих народов. В исследования применялись методы полевой этнографии опрос и интервью. Применение указанных методов способствовало более глубокому пониманию характера использования традиционного вооружения коренными жителями региона во время тренировочных стрельб из лука, импровизированных боев на палках, национальной борьбы, многочисленных игр и т. п.

Научная новизна. В диссертации впервые в отечественной историографии обобщены и классифицированы материалы по традиционным военным знаниям тунгусо-маньчжуров и нивховсуммированы и типологизированы материалы по вооружению и военному делупоказана роль шамана в военных конфликтах и влияние шаманизма на развитие и формирование военной организациивыявлены элементы развития физической культуры и формирования национальных видов спорта на основе традиционных военных знанийвведены в научный оборот новые этнографические материалы, включающие в себя данные полевых исследований, фольклора, языка и музейных коллекций.

Практическая значимость. Материалы диссертации использовались автором в курсе лекций студентам в Дальневосточном федеральном университете по предмету «Этнография народов Дальнего Востока». Полученные результаты работы могут быть использованы для дальнейших исследований в области военных знаний у народов Сибири и Дальнего Востока, а также при написании обобщающих научных трудов и индивидуальных монографий по этнологии Дальнего Востока России, в лекционных курсах, учебных пособиях для высшей и средней школы.

Положения, выносимые на защиту.

1. Специфика возникновения военных знаний тунгусо-маньчжуров и нивхов во многом обусловлена природными особенностями данного региона, хозяйственной деятельностью, демографической ситуацией, этнокультурными и социально-экономическими связями, т. е. условиями при которых сложился уникальный комплекс народных знаний о природе, человеке и обществе.

2. У коренных малочисленных народов Дальнего Востока существовали два вида вооружённых конфликтов: первый — родовой, т. е. между представителями одного этноса или другого со сходной культурой (тунгусо-маньчжуры и нивхи), второй — с представителями народов с чуждой культурой (китайцы, корейцы, маньчжуры). Основными причинами родовых конфликтов были нанесённые обиды и кровная месть. На разрешение подобных конфликтов значительное влияние оказывало обычное (родовое) право. Во время столкновений и конфликтов с иноземцами могли создаваться временные военные объединения из нескольких родов.

3. Традиционная физическая культура и национальные игры оказали существенное влияние на формирование военных знаний. Вместе с тем имелись исключительно военно-прикладные навыки: умение уклоняться от стрел, фехтование на копьях и палках, владение другим холодным оружием. Отводились и специальные места для тренировки в воинских состязаниях.

4. Определённые типы вооружения тунгусо-маньчжуров и нивхов были самобытными и были известными только на территории Сибири и Дальнего Востока России. Это различные разновидности пальмы (тип оружия) и фехтовальные дубинки. Некоторые виды вооружений заимствованы у соседних народов, например, часть луков народов Нижнего Амура и Сахалина маньчжурского происхождения.

5. В институте шаманизма сохранились знания об элементах военного дела. Шаман являлся активным участником вооружённых конфликтов, и его экипировка указывает на воинскую атрибутику.

6. Военные знания отражены в устной традиции — в мифах, легендах и сказках. Героические сказания содержат информацию о зарождении феномена войны на примере борьбы стихий природы как между собой, так и с человеком. Родовые предания для нашего исследования дают фактический материал как наиболее близкие к реальности.

Апробация результатов исследования. Основные выводы и защищаемые положения диссертации отражены в ряде научных статей. Результаты исследований обсуждены на научной конференции «Сибирь и Дальний Восток: диалог истории и антропологии» (Владивосток, 2004 г.) — IX Дальневосточной конференции молодых историков (Благовещенск, 2005 г.);

XI Международной научной конференции молодых историков «Дальний Восток России и страны АТР в изменяющемся мире» (Владивосток, 2008 г.) — Годичной отчётной сессии Института истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН (Владивосток, 2009 г.) — IX Японо-Российском форуме «Японское море — мирное море» (Владивосток, 2010 г.);

XII Всероссийской конференции молодых учёных (Владивосток, 2010 г.) — VII Крушановских чтениях (Владивосток, 2011 г.).

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трёх глав, заключения, списка источников и литературы, списка сокращений, двух приложений (фольклорные тексты и иллюстрации).

Выводы Таким образом, фольклор является одним из главных источников по традиционным военным знаниям тунгусо-маньчжуров и нивхов, несмотря на то, что эти материалы зачастую полны неточностей. Важной функцией фольклора следует считать воспитание подрастающего поколения на примере героев прошлого. Хотелось бы отметить большую роль шаманизма в изучении военного дела. Религия и культ как наиболее консервативная часть социальной жизни наименее подвержены изменениям. У народов Сибири и Дальнего Востока шаманизм сохранил в себе знания не только о традиционном снаряжении воина, но также тактике действий и военной организации. Многие элементы этих знаний можно проследить только благодаря шаманскому наследию и фольклору.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

В середине XIX—XX вв. у тунгусо-маньчжуров и нивхов сохранялись традиционные военные народные знания. Этническая специфика их возникновения была во многом обусловлена природными особенностями амуро-сахалинской историко-культурной области, хозяйственной деятельностью, этнокультурными и социально-экономическими связями (товарный обмен и торговля) и регламентировалась обычным (родовым) правом.

Развитие военных знаний тесно связано с этническими процессами. С древних времён в амуро-сахалинской историко-культурной области наблюдалась миграция тунгусов, монголов, китайцев, восточных славян. Поэтому и прослеживается общность специальной военной терминологии в видах вооружения, в стратегии и тактике военного боя, а также в традициях воспитания воина.

К середине XIX в. при слабом развитии производительных сил и производственных отношений родоплеменная консолидация, военные союзы, конфедерации племён и военная демократия только начинали зарождаться. Основной причиной вооружённых столкновений являлись родовые конфликты, причинами которых могли быть нанесённые обиды, кровная месть, иногда территориальные претензии из-за охотничьих угодий и мест, пригодных для выпаса скота. Военная организация доха, которая находилась в процессе становления, создавалась на добровольной основе объединения нескольких родов и основывалась на институте обычного права. Конфликты часто решались при помощи переговоров на которых преобладала власть родовых старейшин.

У тунгусо-маньчжуров и нивхов сформировался определённый комплекс военных навыков и умений, которые нашли отражение в традиционных играх, танцах, демонстрируемых на праздниках, и были связаны с материальной и духовной культурой. Это специальные военно-прикладные знания: умение уклоняться от стрел противника, фехтование на копьях, пальмах и палках, владение ножом, мавутом, борьба и т. д. Местом для тренировки в военных искусствах служили специальные площадки.

В исследовании мы попытались выявить самобытные черты вооружения коренных малочисленных народов. Орудия охоты и рыболовства могли одновременно служить оружием в военных конфликтах. Так, длинно-древковое оружие, фехтовальные дубинки были самобытными и широко распространёнными почти на всей территории Сибири и Дальнего Востока до 60-х гг. XX в. Некоторые виды оружия (луки, защитное вооружение) заимствованы у народов Северо-Востока, Южной Сибири и Китая. Существовало вооружение, применявшееся только во время войны. Это некоторые виды холодного оружия, наконечники стрел и защитное снаряжение.

У народов Сибири и Дальнего Востока России в шаманизме нашли отражение традиционные представления о стратегии и тактике ведения военных действий, характер вооружения. Так, костюм шамана, помимо прочего, имел и многочисленную воинскую атрибутику.

Фольклорные материалы послужили важным историко-этнографическим источником формирования военных знаний, в них содержатся архаические сведения о зарождении феномена войны на примере борьбы стихий. Фольклор имел большое значение в воспитании воина. Военные знания передавались в устной традиции в мифах, легендах и сказках. В родовых преданиях сохранилось достаточно сведений о конкретных военных действиях, богатырях, вооружении, умении и навыках ведения войны.

Исследование подтвердило гипотезу, согласно которой традиционные военные знания включают в себя два потока представлений: рациональный (окружающая действительность) и иррациональный (духовная сфера), которые находятся в постоянном взаимодействии. С одной стороны, это реальный опыт, навыки, а с другой — иррациональные представления о явлениях окружающего мира.

Традиционное военное дело как область народных знаний представляет собой историко-этнографический источник для решения сложных проблем этногенеза и этнической истории. Данное исследование является обобщающим по тунгусо-маньчжурам и нивхам и может способствовать дальнейшему изучению военного дела других коренных малочисленных народов Сибири.