Народность языка произведений А. С. Пушкина
При имени Пушкина тотчас осеняет мысль о русском национальном поэте. В самом деле, никто из поэтов наших не выше его и не может более назваться национальным; это право решительно принадлежит ему. В нем, как будто в лексиконе, заключилось все богатство, сила и гибкость нашего языка. Он более всех, он далее раздвинул ему границы и более показал все его пространство. Пушкин есть явление чрезвычайное… Читать ещё >
Народность языка произведений А. С. Пушкина (реферат, курсовая, диплом, контрольная)
В предпушкинскую эпоху народность понималась как объективное воспроизведение в литературе образа мыслей народа. Основным средством выражения народности являлось просторечие, которое по своему структурному составу и стилистической окраске было весьма неоднородным. У разных писателей и поэтов предпушкинской эпохи наблюдается различный подход к использованию единицы живой речи в художественном тексте, и это сказалось на эволюции категории народности литературного языка того периода. Категория народности басенного языка И. А. Крылова носила лингвистический характер: баснописец пополнил письменную речь единицами русского просторечия. А. С. Грибоедов придал категории народности литературоведческий характер: в комедии «Горе от ума» просторечная единица выполняет художественные функции.
Народность творчества А. С. Пушкина была не внешней, не поверхностной, а глубокой, основанной на уважении к народ)', вере в его духовные силы. Народность языка Пушкина проявлялась в эстетически и логически оправданном употреблении средств народной речи, в их строгом отборе, в соответствии принципам соразмерности и сообразности. «Не сказка, не просвирня в литературе нужна была… Пушкину, и не няне своей собирался он уступать славу замечательнейшего русского прозаика; здесь искал он только сырья для писательской своей работы, здесь находил лишь нетесаный лес, из которого и строил свой чистый и просторный дом»[1].
Один из критиков творчества Пушкина, его современник, отмечал: «Едва ли кто писал стихами на русском языке с такой легкостью, какую замечаем во всех стихотворениях Пушкина… Но этой же легкости мы должны приписать и заметную во многих местах небрежность, употребление слов языка книжного с простонародным без всякого внимания к их значению; ненужное часто обилие в выражениях и, наконец, недосмотр в составе стиха. Приведем несколько доказательств: «В избушке, распевая, дева прядет…» Как кому угодно, а дева в избушке — то же, что и дева на скале, «…И зимних друг ночей трещит лучина перед ней «. Лучина, друг ночей зимних, трещит перед девою, прядущей в избушке… Скажи это кто-нибудь иной, а не Пушкин, досталось бы ему от наших должностных Аристархов… «Какая радость: будет бал, девчонки прыгают заране». Как эти девчонки, готовящиеся на бал, забавны перед девою, прядущей в избе. «Визг, хохот, свист и хлоп, людская молвь и конский топ». Порадуемся счастливой гибкости нашего языка: хлопанье и топот не уместятся в стих — можно последние слоги оставить. Будем надеяться, что эта удачная выдумка обрежет слоги многим упрямым русским словам, которые не гнутся в стих. Как приятно будет читать: роп вместо ропот, топ вместо топоту грох вместо грохот, сляк вместо слякоть. Нельзя не полюбоваться также и людской молвью» («Атеней», 1828). На это заявление Пушкин в «Набросках возражений критикам языка и стиля «Евгения Онегина»» (1830) ответил так: «…более раздражал его стих: Людскую молвь и конский топ. «Так ли изъясняемся мы, учившиеся по старым грамматикам, можно ли так коверкать русский язык?» Над этим стихом жестоко потом посмеялись и в «Вестнике Европы». Молвь (речь) слово коренное русское. Топ вместо топота столь же употребительно, как и шип вместо шипение и хлоп вместо хлопание (следственно вовсе не противно духу русского языка)… На ту беду и стих-то весь не мой, а взят целиком из русской сказки: «И вышел он за ворота градские, и услышал конский топ и людскую молвь». Бова Королевич. Изучение старинных песен, сказок и т. п. необходимо для совершенного знания свойств русского языка. Критики наши напрасно ими презирают».
Категория народности языка произведений Пушкина характеризуется двумя основополагающими принципами:- 1) в отличие от своих предшественников и современников, выступавших за сближение литературного языка с разговорной речью образованного дворянства, Пушкин выдвинул положение о сближении литературного языка и разговорной речи русского народа;
- 2) руководствуясь принципами соразмерности и сообразности, Пушкин отбирал из национального русского языка не только разговорные и просторечные единицы, но и элементы книжной речи, заимствования, языковые средства устного народного творчества.
«При имени Пушкина тотчас осеняет мысль о русском национальном поэте. В самом деле, никто из поэтов наших не выше его и не может более назваться национальным; это право решительно принадлежит ему. В нем, как будто в лексиконе, заключилось все богатство, сила и гибкость нашего языка. Он более всех, он далее раздвинул ему границы и более показал все его пространство. Пушкин есть явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа: это русский человек в его развитии, в каком он, может быть, явится чрез двести лет. В нем русская природа, русская душа, русский язык, русский характер отразились в такой же чистоте, в такой очищенной красоте, в какой отражается ландшафт на выпуклой поверхности оптического стекла»[2].
Считая народность основой литературного языка, Пушкин расширил это понятие: народность должна определяться всем содержанием и своеобразием национальной русской культуры в ее историческом развитии. Такое понимание народности предопределяет рассмотрение единства языка и литературы в связи с историей их развития и в связи с историей носителя национального языка — русского народа.
Пушкин считал, что «в зрелой словесности приходит время, когда умы, наскуча однообразными произведениями искусства, ограниченным кругом языка условленного, избранного, обращаются к свежим вымыслам народным и странному просторечию, сначала презренному» («О поэтическом слоге»). В своей прозе и поэзии он сочетал наиболее емкие в смысловом отношении и наиболее стилистически выразительные средства русского языка — в результате рождалась та точность выражения, та непринужденность повествования, которая отличала язык его произведений от языка произведений других писателей.
Например, прочитаем отрывок из «Евгения Онегина»:
В свою деревню в ту же пору Помещик новый прискакал.
И столь же строгому разбору В соседстве повод подавал.
По имени Владимир Ленский,
С душою пряно геттингенской,
Красавец, в полном цвете лет,
Поклонник Канта и поэт.
Он из Германии туманной Привёз учёности плоды:
Вольнолюбивые мечты.
Дух пылкий и довольно странный,
Всегда восторженную речь И кудри чёрные до плеч.
Здесь нет никаких словесных излишеств и украшений. Перед нами простой слог, естественный язык: ни одно слово не выделяется, не бросается в глаза. Эмоциональность этих строк обеспечивается сочетанием единиц живой речи (в деревню; в ту же пору,; прискакал', столь; в соседстве) с единицами книжными (учёности плоды; вольнолюбивые мечты, дух пылкий, восторженную речь) и освоенными заимствованиями (геттингенской,; Канта; мз Германии; поэт). Все слова как бы уравновешивают друг друга, при этом разговорные единицы сохраняют свой разговорный характер, а книжные — подвергаются стилистической нейтрализации. Созданные Пушкиным «соединения слов и связанные с ними значения и их варианты… оказались настолько живыми, точными, яркими, многоликими, так обогатили художественную речь первой половины XIX в., что даже современники поэта признали за.
Рисунки А. С. Пушкина на полях рукописи «Евгения Онегина» ним совершенно особое место в поэтическом речетворчестве, а потомки поэта назвали его основоположником современного русского литературного языка"[3].
Таким образом, именно в отборе общенациональных языковых средств, в оправданном их сочетании в пределах контекста проявился творческий потенциал великого поэта, когда «разум неистощим в соображении понятий, как язык неистощим в соединении слов» (А. С. Пушкин. «Об обязанностях человека…»).
Категория народности выражается у Пушкина ив индивидуализации речи персонажей, где единица живой речи занимает ведущее положение. Так, посредством просторечных слов Пушкин дифференцирует речь своих героев в зависимости от того, к какой социальной группе принадлежит персонаж, каковы его образование, воспитание и т. д. Например:
Самсон Вырин— мещанин: «Так вы знали мою Дуню?- начал он. — Кто же и не знал её? Ах, Дуня, Дуня! Что за девка-то была! Бывало, кто ни проедет, всякий похвалит, никто не осудит. Барыни дарили её, та платочком, та серёжками» («Станционный смотритель»);
Емельян Пугачев — человек из народа, не знающий грамоты: «Ну, слава богу, жило недалеко; сворачивай вправо да поезжай». — «А почему ехать мне вправо? — спросил ямщик с неудовольствием»; «..Почему думаешь ты, что жило недалече?» — «А потому, что ветер оттоле потянул…» («Капитанская дочка»);
няня в доме Лариных — необразованная старая женщина:
— О чём же, Таня? Я, бывало,
Хранила в памяти не мало Старинных былей, небылиц Про злых духов и про девиц;
А нынче всё мне тёмно, Таня:
Что знала, то забыла. Да,
Пришла худая череда!
Зашибло…
(«Евгений Онегин»).
Пушкин использует только общерусские единицы живой речи (просторечие, простонародные и разговорные единицы), которые сохраняют в письменной речи разговорный характер.
Допустив единицы живой речи в литературный язык, Пушкин употреблял их в определенных функциях: номинативной (жило— ‘жилище'), стилистической, как эмоционально-экспрессивное средство [Молчи, пустая голова! Хоть лоб широк, да мозгу мало! Я еду, еду, не свищу, а как наеду, не спущу! («Руслан и Людмила»)], художественной (изобразительно-выразительной):
Люблю песчаный косогор,
Перед избушкой две рябины,
Калитку, сломанный забор,
На небе серенькие тучи.
Перед гумном соломы кучи — Да пруд под сенью ив густых,
Раздолье уток молодых;
Теперь мила мне балалайка Да пьяный топот трепака Перед порогом кабака.
Мой идеал теперь — хозяйка,
Мои желания — покой,.
Да щей горшок, да сам большой.
(«Отрывки из путешествия Онегина»).
Начиная с 20-х годов XIXв. просторечие как совокупность форм живой речи становится основой языка многих произведений Пушкина. Просторечие явилось средством выражения актуального содержания, определившего новое направление в литературе — критический реализм. Использование просторечных форм в языке произведений Пушкина способствовало окончательному оформлению художественного стиля русского литературного языка. Кроме того, «в языке Пушкина впервые пришли в равновесие основные стихии русской речи. Осуществив своеобразный синтез основных стихий русского литературного языка, Пушкин навсегда стер границы между классическими тремя стилями XVIII в. Разрушив эту схему, Пушкин создал и санкционировал многообразие национальных стилей, многообразие стилистических контекстов, спаянных темой и содержанием».
В рамках художественного стиля главной стилистической функцией просторечия должно было стать создание реалистического образа. Именно в этой функции наиболее пол;
но реализуются все возможности просторечных единиц. Более того, образ может считаться реалистическим, если несет на себе отпечаток своего времени, своего народа. Например, речевая характеристика героя предполагает использование языковых единиц в функции исторической стилизации, лирической поэтизации, иронии и т. д. Поэтому просторечие в языке произведений Пушкина явилось одним из основных показателей спаянности языка, литературы, стилистики, истории, что сказалось на эволюции категории народности: в творчестве писателя она носит филологический характер.
«Категория духовного самосознания отпечатывается в многочисленных и разнообразных продуктах национальной культуры, в процессе создания которых диалог с Пушкиным играл роль важнейшего творческого стимула… Пушкин в своей идеальной роли оказывается „вечным спутником“, который соприсутствует во всем культурном наследии, переходящем к последующим поколениям; без постоянной апелляции к Пушкину для этих поколений делается невозможным полноценное восприятие всей культурной истории, лежащей между ними и Пушкиным»1.