Религиозно-философские основы художественного творчества Б.К. Зайцева 1900-1920-х гг

Наше время — это период переоценки и переосмысления экзистенциальных истин, время пробуждения интереса к религиозным вопросам. Попытка подхода к художественному творчеству как к «духовному деланию» (Есаулов И.А.), основанному на религиозно-философской рефлексии, может оказаться актуальной и плодотворной, учитываться в процессе дальнейшего углубления вопроса о соотношении светской и религиозной культуры, поэтики литературного произведения.

В.А Жуковский, А. С. Пушкин, Н. В. Гоголь, И. С. Аксаков, И. В. Киреевский, Ф. М Достоевский, И. С. Тургенев, Ф. М. Тютчев, Н. С. Лесков, В. С. Соловьев, С. Н. Булгаков, К. Н. Леонтьев, Н. Н. Страхов, другие писатели и философы обращали свой взор к тематике и проблематике веры, Евангелию, Православию. Все это стимулировало художественное сознание, рождало новые образы, взывало к творческому действию. К кому-то приходила убежденность, что быть вне православной культурной традиции значило быть вне русского народа. У кого-то эта убежденность отливалась в категоричные, императивные формулы, наподобие следующей: «Русский народ весь в Православии и в идее его. Более в нем ничего нет — да и не надо, потому что Православие — все"1. Это Достоевский в конце своего жизненного пути. А за несколько десятилетий до него Пушкин, без «достоевской» категоричности, но в очевидной связи с проблематикой, занимавшей его великого преемника, писал о том что, «религия создала искусство и литературувсе, что было великого в самой глубокой древностивсе находится в зависимости от этого религиозного чувства, присущего человеку так же, как и идея красоты вместе с идеей добра"2.

1 Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений: В 30-ти т. Т.23. — Л.: Наука, 1966. С. 80.

2 Пушкин А. С. В записках А. О. Смирновой // Вера, молитва, любовь: Сборник, Выпуск 1. М.: Русский Духовный Центр, 1994. С. 21.

После 1917 года высказывания подобного рода могли себе позволить лишь те представители русской литературной среды, что оказались вне пределов Отечества. Они и представляют преимущественной интерес для исследования — те писатели, которые в сложный, переломный для российской истории и русской литературы период, не ожесточились в условиях вынужденной эмиграции, а усвоив трагический опыт революционного лихолетья, с терпимостью и покаянием за все произошедшее, происходящее и имеющее произойти с Россией и ее народом продолжали осваивать в своих произведениях начала национально-религиозной самобытности, не оставляя при этом упований на возрождение и обновление духовной, культурной и общественной жизни страны на принципах христианства.

Творчество Б. К. Зайцева, который, безусловно, входит в когорту подобных литераторов, нельзя рассматривать в отрыве от религиозной основы, развивавшейся и упрочивавшейся на протяжении всей жизни писателя. Основу художественного сознания Б. К. Зайцева определяет своеобразное видение мира, когда в сфере его творческого восприятия одновременно оказывались преходящее и вечное, бытовое и умозрительное. Осмысление многих проблем исторического прошлого и современности осуществлялось писателем с учетом особой значимости для человека и общества таких ценностей как любовь, достоинство, культура, вера, Православие. Открывшаяся всего полтора десятилетия назад возможность «всерьез» заниматься изучением эмигрантской литературы и той ее части, что представлена именем Зайцева, обусловила и появление в современном отечественном литературоведении подхода, активно развиваемого в последние время М. М. Дунаевым, И. А. Есауловым, А. М. Любомудровым, другими исследователями.

В свое время М. М. Бахтин в работе «К методологии гуманитарных наук» поставил проблему «контекстов понимания». И. А. Есаулов, развивая бахтинскую методологию, определил два «контекстных» подхода в понимании художественного произведения: «историко-литературный» и 4 мифопоэтический". При этом определилась возможность и третьего подхода, вытекающего из очевидного факта существования различных типов культур, ментальности, которые выявляются в глубинах «коллективного бессознательного», оказывая мощное, не всегда осознаваемое художником и читателем воздействие на психико-поведенческие, ценностные предпочтения и даже функционирование того или иного произведения искусства. «Может быть, одной из актуальных проблем теоретического литературоведения является осознание христианского (а именно — православного) подтекста русской литературы как особого предмета изучения"3 — резюмирует исследователь свои рассуждения. М. М. Дунаев также предлагает рассматривать особенности развития отечественной словесности с учетом национального религиозного опыта начиная с XVII века и кончая второй половиной XX. В книге «Православие и русская литература» можно прочитать следующее: «Новая литература, хотя мы и выделяем ее особо, созидалась на традициях предшествующих веков, традиции же эти были освящены идеалами Православия. Вот главная особенность великой русской литературы: это литература прежде всего православная.

Именно Православие повлияло на пристальное внимание человека к своей духовной сущности, на внутреннее самоуглубление, отраженное литературой. Это и вообще основа русского миропонимания и русского способа бытия в мире. Религиозные догматы формировали характер нации, политическое и экономическое своеобразие ее истории, судьбу народов"4.

Не сомневается в наличии христианского (а именно — православного) подтекста русской литературы", полагая «самоочевидной истиной», что «русская культура во все времена своего развития была глубоко укоренена в православии», а русское мирское искусство «пропитано православным христианством», и A.M. Любомудров, который наряду с упомянутыми И. А.

3 Есаулов И. А. Категория соборности в русской литературе. — Петрозаводск: ПГУ, 1995. — С.5.

4 Дунаев М. М. Православие и русская литература. В пяти частях. — М., 1996. -Т.1. — СЛ.

Есауловым и М. М. Дунаевым, сам изучает «православный подтекст отечественной словесности"5. Впрочем, обязательно следует отметить, что тезис о православном характере русской литературы в целом представляется A.M. Любомудрову глубоко ошибочным, причем его позиция в полемике с М. М. Дунаевым нам представляется убедительной и аргументированной. Замечая, что «русская литература была разная», он говорит «об особой значимости для русской культуры тех художников, которые все — таки приближались к православной истине, принимали ее, стремились выразить в своих книгах: Державин и Пушкин, Гоголь и Достоевский, Хомяков и Киреевский, А. К. Толстой и К. Р., Зайцев и Шмелев. Именно благодаря им мы можем говорить о том, что христианская идея способна питать художественное творчество».6.

Автору настоящего исследования наиболее продуктивным представляется мнение именно А. М. Любомудрова об особом творческом методе Б. Зайцева — эмигранта, который он определил как «духовный реализм». Под ним исследователь понимает «художественное освоение духовной реальности, то есть реальности духовного уровня мироздания и духовной сферы бытия человека» .

Разделяя взгляды и принимая методологический подход упомянутых ученых, свою исследовательскую задачу мы видим в отслеживании процесса формирования религиозно-философских основ творчества Б. К. Зайцева, начавшегося, как показывает анализ его текстов, задолго до вынужденной эмиграции писателя.

Творческое наследие Бориса Константиновича Зайцева (1881−1972) весьма обширно по объему и тематике. Свидетельством этому является.

5 Любомудров А. М. Духовный реализм в литературе русского зарубежья: Б. К. Зайцев, И. С. Шмелев.-СПб., 2003.-С. 5.

6 Там же. — С. 29.

7 Там же.-С.38. вышедшее в 1999;2001 гг. собрание его сочинений в одиннадцати томах, которое далеко не полно представляет все созданное писателем.

Критики довольно много писали о Зайцеве уже в начале XX века, в последние предреволюционные годы. При этом своеобразие его художественного мира определялось его зависимостью от эстетики неореализма, под которым Е. Колтоновская понимала реализм, «прошедший о через искус модернизма и освобожденный от приземленное&trade-». Многие исследователи отмечали в прозе Зайцева присутствие мощного лирического начала, которое и позволяло выявлять духовные основы бытия, освещать сокровенную жизнь героев.

Однако в те же годы была заявлена точка зрения, согласно которой доминантой художественного мировидения Зайцева было все же христианское начало. Мнение А. Долинина9, о котором и идет речь, решительно противоречило общепринятому тогда восприятию Зайцева как «язычника» и, видимо, поэтому поддержки и развития не получило.

Если в критике и литературоведении русского зарубежья Б. К. Зайцев был «одним из самых уважаемых литераторов», его имя неизменно упоминалось в работах обобщающего характера по истории русской литературы, то в советском литературоведении 1930;1960;х гг. царило полное молчание. Лишь в конце 60-х о Зайцеве начали писать В. А. Келдыш, J1.B. Крутикова, Н. Д. Назарова. Все возрастающий интерес к творчеству Зайцева, обозначившийся с конца 80-х, обусловил появление особой отрасли современной историко-литературной науки, обозначаемой, как кажется, не вполне удачным термином «зайцевоведение». Представленное работами Глушковой Н. Б., Драгуновой Ю. А., Жуковой Н. Н., Завгородней Н. И., Захаровой В. Т., Камильяновой Ю. М., Любомудрова А. М., Полуэктовой И.

8 Колтоновская Е. А. Зайцев Борис Константинович // Новый энциклопедический словарь. — СПб.: АО «Брокгауз — Ефрон, 1914.-С.114.

9 Долинин А. «Тихие зори»: Рассказы Б. Зайцева // Бюллетень литературы и жизни. 1912. № 4. С. 177 180.

А., Сомовой С. В., Степановой, Ярковой А. В., направление это засвидетельствовало свою перспективность и продуктивность на научных конференциях, проходивших в Калуге (1994, 1997, 1999, 2001, 2003,2005), Орле (1998, 2000), Санкт — Петербурге (2001, 2002) и собиравших ученых со всего мира.

В числе прочих появились работы, в которых наследие Зайцева рассматривается не только в «свете традиций» древнерусской литературы, но и в контексте христианской, православной культуры в целом. В этой связи необходимо упомянуть прежде всего работы JT.M. Арининой, П. В. Корякова, Н. И. Пак, процитированное выше новейшее монографическое исследование A.M. Любомудрова.

Вместе с тем представляется, что вопросов, связанных с религиозными аспектами миросозерцания и творчества писателя, все еще достаточно много — значительно больше, чем предлагаемых ответов. Настоящее исследование претендует на восполнение очевидных пробелов в изучении наследия Зайцева именно под этим углом зрения. И прежде всего мы рассчитываем на то, что предложенные выводы будут способствовать уяснению существа эволюции творческого метода писателя в период 1910;1920;х гг.

С середины 1910;х ведущим мотивом произведений Зайцева становится мотив пути, претворившийся в мотив русского духовного странничества («Афон», «Валаам», «Дом в Пасси», «Путешествие Глеба» и др.). Еще в 1935 г. М. Цетлин заметил, что «люди у Зайцева всегда были немного „эмигрантами“, странниками на земле» 10. Сразу следует заметить, что странники Зайцева — это скорее не святые, а обычные люди с присущими им слабостями, даже прегрешениями. Например, Николай из рассказа «Грех», или Степан в начале романа «Дальний край». Такие персонажи, лишенные нимба, но одновременно взыскующие истины высшего порядка, гораздо приближеннее к читателю, чем святые, имена которых прописаны в месяцеслове. Они проходят путь, типичный для многих современников Зайцева: от полной погруженности во грех — до обретения Истины, которая, согласно евангельскому откровению, и делает человека свободным (Иоанн, 8, 32). По существу Б. К. Зайцев актуализирует типологическую модель, апробированную еще Ф. М. Достоевским: от атеизма — через преступление и страдание — к обретению веры в Бога и духовному преображению. Сам Зайцев прошел путь от пантеистической или неоязыческой концепции целостности и одушевленности мира через импрессионизм, являвшийся для него особым способом мирочувствования, к философии В. Соловьева и затем — к православному мировосприятию и миропониманию.

Традиционно «православным» выглядит и представление Зайцева о «вполне прекрасном человеке» (Ф.М. Достоевский): «Достоинство Человека есть вольное следование пути Божию — писал он — пути любви, человечности, сострадания. Люди, стоящие на этом пути — независимо от социального статуса, профессии, образования и прочих вещей, — Божии люди"11.

Обращенность к сфере духа становится отличительной чертой Зайцева-прозаика еще в предреволюционный период и останется таковой на протяжении всей его жизни. В литературе Серебряного века он занимает заметное и прочное место как создатель лирико-философской прозы. В те же годы со всей очевидностью проступает православный подтекст его творчества, угадываемый в противостоянии Света и Тьмы, в представлении о жизни как о гармонии противоречий, в христианском подходе к решению философских проблем — на это несколько лет назад обратила внимание Ю. А. Драгунова. Когда в 1922 г. Зайцев вынужденно покинул Родину и для него наступил долгий, в 50 лет, период эмиграции, вполне оформившееся к тому времени православное миропонимание сослужило службу «готового.

11 Достоевский Ф. М. Дневник писателя, 1880, декабрь // Достоевский Ф. М. Полное собр. соч.: В 30 -ти т. — T.26. — Л., 1955.-С. 12. аппарата для художественного воспроизведения христианской (духовной) 12 реальности". Это обстоятельство отличает Зайцева от большинства его современников первой волны эмиграции, которые пришли к вере, идеализации традиционного уклада русской жизни, Руси Православной, лишь пройдя через горнило испытаний революцией, Гражданской войной, через личные утраты, даже Иван Шмелев, ассоциируемый с Зайцевым как никто другой, не составляет здесь исключения. Религиозная же основа произведений Зайцева, определившая доминанту его творчества на все последующие десятилетия, обозначилась задолго до 1917 года.

Религиозно-философские основы творчества Б. К. Зайцева, комплекс христианских идей и мотивов в его произведениях 1900 — начала 1920;х гг. и составили предмет настоящего исследования, определивший, в свою очередь, цель работы: отследить, как в предреволюционные годы складывалось христианское мировидение писателя, выявить его специфику. Одновременно диссертант стремился решить следующие задачи: вскрыть зависимость идейно-художественной позиции раннего Зайцева от комплекса философских идей B.C. Соловьевадоказать принципиальное различие религиозно-этических установок Зайцева и поздних символистовзасвидетельствовать, что христианская природа творчества проявляется и во временной организации художественного пространства — постепенно, от произведения к произведению, утверждаясь, линеарное, христиански понимаемое время, полностью торжествует в творчестве Зайцева с середины 1920;х годов.

Теоретической основой работы являются труды крупнейших философов-культурологов XX в.: А. Ф. Лосева, М. М. Бахтина, П. А. Флоренского, фундаментальные исследования дореволюционных и эмигрантских историков: В. О. Ключевского, Г. Федотова, классиков.

12 Любомудров А. М. Духовный реализм в литературе русского зарубежья: Б. К. Зайцев, И. С. Шмелев. — СПб., 2003. — С.236. отечественной филологии советского периода: Д. С. Лихачева, Ю. М. Лотмана, A.M. Панченкоработы современных литературоведов: В. А. Котельникова, A.M. Любомудрова, И. А. Есаулова, М. М. Дунаева. Безусловно, значимы для настоящего исследования богословские и философские труды С. Н. Булгакова, Н. А. Бердяева, Н. О. Лосского, С. Л. Франка.

Методология исследования строится на аксиологическом подходе в сочетании со сравнительно-типологическим и историко-генетическим методами. Особое внимание уделяется структурному и текстологическому анализу произведений. Используются такие традиционные аналитические методы, как жанрово-стилевой и проблемно-тематический.

Новизна диссертации определяется тем, что впервые раннее творчество Б. К. Зайцева рассматривается применительно к эволюции его религиозно-философских воззрений.

Результаты исследования могут найти практическое применение при подготовке общих лекционных курсов по литературе начала XX века, специальных курсов и спецсеминаров по творчеству Б. К. Зайцева, в изучении литературы «Серебряного века», в преподавании отечественной словесности в средней общеобразовательной школе.

Материалы диссертации прошли апробацию на научных конференциях «Международные Зайцевские чтения» (Калуга, 2001, 2003, 2005 гг.), на конференциях в Курском госуниверситете «Литература и фольклор» (Курск, 2003, 2005 г.), выездной конференции Воронежского МИОНа «Национальные картины мира» (Воронеж-Курск, 2003), Православной конференции (Курск, 2006).

Структура диссертации. Работа состоит из 'дауд глав, введения, заключения и списка использованной литературы. Основной текст изложен на 16 $ страницах, общий объем 182 страницы. Библиография включает 204 наименования.

Заключение

.

Свою исследовательскую задачу автор настоящего сочинения видел в воссоздании процесса формирования религиозно-философских основ творчества Б. К. Зайцева, начавшегося, как свидетельствует анализ его художественных текстов, задолго до вынужденной эмиграции писателя. Не обойденный вниманием критиков еще в предреволюционные годы, он почитался мастером и даже создателем лирико-философской прозы, неореалистом. Однако в те же годы была заявлена точка зрения (А. Долинин), согласно которой доминантой художественного мировидения Зайцева было все же христианское начало. Уже тогда обращенность к сфере духа становится отличительной чертой прозаика, со всей очевидностью проступает православный подтекст его творчества, угадываемый в противостоянии Света и Тьмы, в представлении о жизни как о гармонии противоречий, в христианском подходе к решению философских проблем.

С середины 1910;х ведущим мотивом произведений Б. Зайцева становится мотив пути, претворившийся в мотив русского духовного странничества. Тогдашние его странники — это скорее не святые, а обычные люди с присущими им слабостями, даже прегрешениями. Они проходят путь, типичный для многих современников Зайцева: от полной погруженности во грех — до обретения Истины. Б. К. Зайцев актуализирует типологическую модель, апробированную столь любимым им Ф. М. Достоевским: от атеизма — через преступление и страдание — к обретению веры в Бога и духовному преображению.

Сам Зайцев прошел путь от пантеистической, или неоязыческой концепции целостности и одушевленности мира через импрессионизм, который являлся для него особым способом мирочувствования, к философии В. Соловьева и уже затем — к православному мировосприятию и миропониманию. В ранних его рассказах «Священник Кронид», «Миф», «Молодые», «Полковник Розов» христианское начало размывается мифологическим, при этом реальный и мифологический пласты не просто.

162 сосуществуют: реальный план невозможно понять без мифологии. Люди и события в этих произведениях предстают как художественная реализация мечты о возврате к Золотому веку. Общее радостное настроение сливается здесь с восторженным отношением к природе, щедрой, творящей силе земли. Здесь нет места никакому насилию, кровопролитию, смерти. Даже если герои, как это случилось в рассказе «Полковник Розов», собрались, чтобы поохотиться: бродящие по лесу с ружьями за спиной, они нисколько не расстраиваются из-за того, что «проспали» тетеревов, с умилением смотрят на улетающую из-под выстрела птицу.

Герои рассказа «Молодые» — не только мифологичны, но космогоничны, уподобляясь Глашка — Гее (Земле), Гаврила — Урану (Небу). Поэтому не только их труд на земле, но даже любовные утехи (а эротическое начало присутствует в рассказе со всей очевидностью) воспринимаются как священнодействие. Мифологическое истолкование рассказов ничуть не препятствует, а скорее способствует, их импрессионистскому восприятию. Образы зачастую вырастают из случайных ассоциаций или впечатлений, светопись Зайцева в этот период исключительно интенсивна, разнообразна и прихотлива, а в «Полковнике Розове» Свет и Солнце просто становятся главными героями. Зайцев мастерски работает с запахами: ароматы у него вторят цвету и свету, сообщая его импрессионистской живописи большую изысканность и художественную убедительность. Каждое время суток имеет у него особый запах: закат пахнет «воздушны каким-то вином», ночь «струит» над полями неясные запахи, поздним утром волны воздуха напоены «шелковым духом», а ближе к полудню в мире разливается «огненный аромат».

В дореволюционных произведениях Б. Зайцева безраздельно господствует циклично организованное время. И лишь в рассказе «Улица святого Николая», написанном в первые послереволюционные годы, оно отчасти уступает место времени линеарному, христиански-эсхатологическому. Полным торжеством христианского хронотопа отмечена.

163 дилогия «Голубая звезда» — «Странное путешествие», начатая в 1918 и завершенная в 1926 г. уже в эмиграции. Время — лишь одно из проявлений полной христианизации творчества Б. Зайцева, другие — в знаковом имени Алексея Христофорова и композиции дилогии, которая благодаря появлению второй части обретает агиографическую завершенность. Имя главного героя, включенное в образную систему рассказов, уже не поддается мифологическому перетолкованию, тогда как в предыдущих произведениях вполне христианские имена героев (Кронид, Аграфена) влекли за собой множество мифологических ассоциаций и представлений.

Путь линеарного, «лествичного», от «дольнего» к «горнему» восхождения избирают герои многих дореволюционных произведений Б.Зайцева. Они ошибаются, падают, губят других и гибнут сами, но «претерпевшие до конца» — обретают «путь и Истину, и Жизнь» во Христе. Однако даже это обстоятельство не позволяет считать «Дальний край», «Грех», «Путников» или «Людей Божиих» до конца христианскими произведениями: христианское начало продолжает сосуществовать здесь в парадоксальном симбиозе с началом пантеистическим.

Центральной темой Б. Зайцева в эмиграции становится тема покаяния. Уже для героев первого эмигрантского романа «Золотой узор» религия из отвлеченности превращается в главный регулятор их жизни — внешней и внутренней. При этом определяющим событием жизни внутренней становится покаяние — за себя, за всю русскую интеллигенцию, за идеологическое пособничество в деле революции — богоборческой в своей сути. «Голодные и рваные» каждый день ходят герои к обедне, а затем к вечерне. Только через включение в молитвенное пение они ощущают подлинную свободу, только под сводами православного храма он обретают «воздух и свет». Совсем как герои древнерусских житий, «земные ангелы и небесные человеки», которые тогда же, с двадцатых годов станут и героями Бориса Константиновича Зайцева. Что и не удивительно, ибо для него, прошедшего горнило революции, некогда отвлеченные революционные.

164 понятия отныне перешли в практическую плоскость, на многие десятилетия вперед составив нравственную основу не только творчества, но и самой жизни.