Избыточность речи. 
Стилистика русского языка и культура речи

Умение найти точные слова для наименования тех или иных понятий помогает добиться краткости в выражении мысли. И наоборот, стилистическая беспомощность автора нередко приводит к речевой избыточности — многословию. На многословие как на большое зло неоднократно обращали внимание ученые, писатели. Так, А. П. Чехов заметил: «Краткость — сестра таланта», а М. Горький писал, что лаконизм, как и точность изложения, даются писателю нелегко: «…крайне трудно найти точные слова и поставить их так, чтобы немногим было сказано много, „чтобы словам было тесно, мыслям — просторно“»^[1].

Многословие проявляется в различных формах. Так, нередко можно наблюдать навязчивое объяснение всем известных истин:

Потребление молока является хорошей традицией, молоком питаются не только дети, потребность в молоке, привычка к молоку сохраняется до глубокой старости. Плохая ли это привычка? Надо ли от нее отказываться? Нет!

Подобное пустословие, естественно, должно пресекаться: рассуждения, не представляющие информативной ценности, при литературном редактировании исключаются. Однако такая правка-сокращение не имеет прямого отношения к лексической стилистике, поскольку затрагивает не лексическую сторону текста, а содержательную.

Предметом лексической стилистики является речевая избыточность, возникающая при повторной передаче одной и той же мысли. В приведенном ниже тексте выделенные слова являются лишними:

Людей потрясло зрелище пожара, свидетелями которого они были; Наши спортсмены прибыли на международные соревнования для того, чтобы принять участие в соревнованиях, в которых будут участвовать не только наши, но и зарубежные спортсмены; Супруг не мог оставаться в стороне от семейных конфликтов как муж женщины и отец детей; Машинный парк обновили новыми машинами.

Иногда проявление речевой избыточности граничит с абсурдностью: Труп был мертв и не скрывал этого. Подобные примеры многословия стилисты называют ляпалиссиадами. Происхождение этого термина небезынтересно: он образован от имени французского маршала маркиза Ля Палиса, погибшего в 1525 г. Солдаты сочинили о нем песню, в которой были такие слова: Наш командир еще за 25 минут до своей смерти был жив. Нелепость ляпалиссиады заключается в утверждении самоочевидной истины. Ляпалиссиады придают речи неуместный комизм, причем нередко в таких ситуациях, которые возникли в результате трагических обстоятельств:

Поскольку ответственный редактор сборника умер, необходимо ввести в состав редколлегии нового редактора из ныне живущих; Мертвый труп лежал без движения и не проявлял признаков жизни.

Речевая избыточность может принимать форму плеоназма (греч. pleonasmos — 'излишество'), т. е. употребления в речи близких по смыслу и потому излишних слов (главная суть; повседневная обыденность; бесполезно пропадает; предчувствовать заранее; ценные сокровища; темный мрак; всенародный референдум; полный аншлаг; интерактивное взаимодействие; установленный факт и т. п.). Интересно, что плеоназмы в языковой системе появляются и сегодня в контексте развития новых информационных систем и технологий: CD-диск, IT-технологии, протокол FTP/HTTP.

Нередко плеоназмы возникают в случае соединения синонимов (расцеловал и облобызал; долгий и продолжительный; мужественный и смелый; только лишь; тем не менее, однако; так, например, и др.). Еще А. С. Пушкин, считая краткость одним из достоинств произведения, упрекал П. А. Вяземского в письме к нему за то, что в его сказке «Черта местности» речь одного из героев «растянута», а фраза " Еще мучительней вдвойне едва ли не плеоназм"^[2]. Обычно плеоназмы являются следствием стилистической небрежности автора: Местные работники леса не ограничиваются только охраной тайги, но и не допускают также, чтобы напрасно пропадали богатейшие дары природы - при стилистической правке выделенные слова необходимо исключить.

Исследователи отмечают, что в речевой деятельности индивида плеоназмы часто возникают в силу таких причин, как «следование традиции, стремление к более полному изложению информации при недостатке языковой компетенции, желание повысить экспрессивность высказывания»^[3].

Проявление речевой избыточности следует отличать от «мнимого плеоназма», к которому автор обращается сознательно как к средству усиления выразительности речи. В этом случае плеоназм становится ярким стилистическим приемом:

Употребление плеонастических сочетаний характерно и для фольклора: Ты куда, Волъга, идешь? Куда путь держишь? Чтоб по имени тебе местодать, по изотчеству… В устном народном творчестве традиционно использовались экспрессивно окрашенные плеонастические сочетания: грусть-тоска, море-окиян, путь-дороженька и т. п.

Кроме того, зафиксированы плеоназмы, ставшие частью общелитературного языка, что подтверждается данными Национального корпуса русского языка:

Валлах! это правда, истинная правда! До поздней ночи я сидел в своем овраге (М. Ю. Лермонтов); Смотри: у каждого солдата / На штык надет букет цветов! (А. А. Блок).

Разновидностью плеоназма является тавтология (от греч. tauto — 'то же самое' и logos — 'слово'). Тавтология как явление лексической стилистики может возникать при повторении однокоренных слов (рассказать рассказ; умножить во много раз; спросить вопрос, возобновить вновь; собрать собрание), а также при соединении иноязычного и русского слова, дублирующего его значение (памятные сувениры, впервые дебютировал; необычный феномен; движущий лейтмотив). В последнем случае иногда говорят о скрытой тавтологии.

Повторение однокоренных слов, создающее тавтологию, — распространенная ошибка: Истец доказывает свою правоту бездоказательными доказательствами, Рост преступности вырос и т. п. Употребление однокоренных слов создает ненужное «топтание на месте». См., например: Совершенно закономерно вытекает определение, что производительность труда на определенных ступенях развития техники определяется совершенно определенными закономерностями — чтобы осмыслить подобное высказывание, надо прежде всего избавиться от тавтологии. Здесь возможен такой вариант стилистической правки: Вытекает вполне обоснованный вывод, что производительность труда на различных ступенях развития техники определяется объективными закономерностями.

Однако повторение однокоренных слов не в каждом случае следует рассматривать как стилистическую ошибку. Многие стилисты справедливо считают, что исключать из предложений однокоренные слова, заменяя их синонимами, не всегда необходимо: в одних случаях это просто невозможно, а в других способно привести к обеднению, обесцвечиванию речи. Несколько однокоренных слов в близком контексте стилистически оправданы, если родственные слова являются единственными носителями соответствующих значений и их нс удастся заменить синонимами (тренер — тренировать; выборы, избиратели — выбирать; привычка — отвыкнуть; закрыть - крышка; варить - варенье и др.). Например, трудно избежать употребления однокоренных слов в такого рода конструкциях: На кустах расцвели белые цветы; Книга отредактирована главным редактором и т. п.

Более того, в языке немало тавтологических сочетаний, употребление которых неизбежно, поскольку в них используется терминологическая лексика (словарь иностранных слов, звеньевая пятого звена, бригадир первой бригады и т. п.). Приходится мириться с таким, например, словоупотреблением: следственные органы… расследовали; болеть базедовой болезнью; подрубку пласта ведет врубовая машина и пр. Кроме того, многие родственные с этимологической точки зрения слова в современном языке утратили видимые словообразовательные связи (ср.: снять — поднять — понять — обнять — принять; песня - петух, утро — завтра). Такие слова, имеющие общий этимологический корень, не образуют тавтологических словосочетаний (черные чернила, красная краска, белое белье).

Тавтология, возникающая при сочетании русского слова и иноязычного, которые совпадают по значению, обычно свидетельствует о том, что говорящий не понимает точного смысла заимствованного слова. Так появляются сочетания типа юный вундеркинд, мизерные мелочи, внутренний интерьер, ведущий лидер, интервал перерыва и др. Тавтологические сочетания подобного типа иногда переходят в разряд допустимых и закрепляются в речи, что связано с изменением значений слов.

Примером утраты тавтологичности может служить сочетание период времени. В прошлом лингвисты считали это выражение тавтологическим, поскольку греческое по происхождению слово период значит 'время'.

Однако постепенно слово период приобрело значение 'промежуток времени', поэтому выражение период времени стало возможным.

Закрепились в речи и такие сочетания, как монументальный памятник, реальная действительность, экспонаты выставки, букинистическая книга и некоторые другие, потому что в них определения перестали быть простым повторением основного признака, уже заключенного в определяемом слове. Не требует стилистической правки и тавтология, возникающая при употреблении аббревиатур в научном и официально-деловом стилях: система СИ ('система Система Интернациональная' (о физических единицах)); институт БелНИИСХ ('институт Белорусский научно-исследовательский институт сельского хозяйства').

Тавтология, как и плеоназм, может быть стилистическим приемом, усиливающим действенность речи. В разговорной речи используются такие тавтологические сочетания, как сослужить службу, всякая всячина, горе горькое и др., вносящие особую экспрессию. Тавтология лежит в основе многих фразеологизмов (есть поедом, видать виды, ходить ходуном, сиднем сидеть, набит битком, пропадать пропадом).

Особую стилистическую значимость тавтологические повторы приобретают в художественной речи, преимущественно в поэзии. Здесь встречаются тавтологические сочетания нескольких типов — с тавтологическим эпитетом: И новь не старою была, / А повой новью и победной (Б. Слуцкий); с тавтологическим творительным падежом: И вдруг белым-бела березка / В угрюмом ельнике одна (В. Солоухин).

Тавтологические сочетания в тексте выделяются на фоне остальных слов; это дает возможность, прибегая к тавтологии, обратить внимание на особо важные понятия: Итак, беззаконие было узаконено; Все меньше и меньше остается у природы неразгаданных загадок. Значимую смысловую функцию выполняет тавтология в заголовках газетных статей: Зеленый щит просит защиты; Крайности Крайнего севера; Случаен ли несчастный случаи?; Устарел ли старина велосипед? и т. п.

Тавтологический повтор может придавать высказыванию особую значительность, афористичность: Победителю ученику от побежденного учителя (В. Жуковский); По счастью, модный круг теперь совсем не в моде (А. Пушкин); И устарела старина, / И старым бредит новизна (А. Пушкин).

В качестве источника речевой экспрессии тавтология особенно действенна, если однокоренные слова сопоставляются как синонимы: Точно они не виделись года два, поцелуй их был долгий, длительный (А. Чехов); антонимы: Когда мы научились быть чужими? / Когда мы разучились говорить? (Е. Евтушенко).

Как и всякие повторы, тавтологические сочетания повышают эмоциональность публицистической речи. Вот как описывал А. Н. Толстой репетицию Седьмой симфонии Д. Д. Шостаковича:

Седьмая симфония посвящена торжеству человеческого в человеке. Шостакович — русский человек… На угрозу фашизма — обесчеловечить человека — он ответил симфонией о победном торжестве всего высокого и прекрасного…

Нанизывание однокоренных слов используется в градации (лаг. gradatio - 'постепенность'), стилистической фигуре, основанной на последовательном повышении или понижении эмоционально-экспрессивной значимости. См., например:

О! ради наших прошлых дней.

Погибшего, погубленного счастья, Не разрушай в душе моей К прошедшему последнего участья!

(Н. Огарёв) В экспрессивно окрашенной речи тавтологические повторы, а также повторение звуков могут стать выразительным средством фоники, ср.: Потом тягачи с пушками потянулись, полевая кухня проехала, потом пехота пошла (М. Шолохов). Поэты часто совмещают оба приема — повторение корней, и повторение звуков:

Возможность каламбурного столкновения однокоренных слов позволяет использовать тавтологию как средство создания комизма, сатирической окраски. Этим приемом блестяще владели Н. В. Гоголь, М. Е. Салтыков-Щедрин (Позвольте ван этого не позволить; Писатель пописывает, а читатель почитывает). Как средство создания эффекта комизма используют тавтологию и современные авторы юмористических рассказов, фельетонов, шуток (Делай не делай, а всех дел не переделаешь; Коровка, прозванная божьей, безбожно истребляет картофельные посадки).

От тавтологии следует отличать стилистически оправданный повтор слов, хотя и он нередко бывает проявлением речевой избыточности. Неоправданные лексические повторы, которые часто сопровождаются тавтологией и плеоназмами, обычно свидетельствуют о неумении автора четко и лаконично формулировать мысль. Например, в протоколе заседания педагогического совета читаем:

Сочинение списано, и списавший не отрицает, что списал сочинение, а тот, кто дал списать, даже написал, что дал списать сочинение. Так что факт установлен.

Разве нельзя было сформулировать мысль кратко? Стоило только указать фамилии виновников случившегося: Иванов не отрицает, что списал сочинение у Петрова, который разрешил ему это сделать.

Чтобы избежать лексических повторов, при литературном редактировании нередко приходится значительно изменять авторский текст:

Все хорошо: поэт поёт, критик занимается критикой.

(В. Маяковский).

Повторение слов не всегда свидетельствует о стилистической беспомощности автора: оно может стать стилистическим приемом, усиливающим выразительность речи. Лексические повторы помогают выделить значимое понятие, например, в пословицах и афоризмах: Век живи, век учись; За добро добром платят; Жизнь есть жизнь; Закон есть закон. Этот стилистический прием мастерски использовал Л. Н. Толстой:

[Анна] была прелестна в своем простом черном платье, прелестны были ее полные руки с браслетами, прелестна твердая шея с ниткой жемчуга, прелестны вьющиеся волосы расстроившейся прически, прелестны грациозные легкие движения маленьких ног и рук, прелестно это красивое лицо в своем оживлении; но было что-то ужасное и жестокое в ее прелести.

К повторению слов как средству логического выделения понятий обращаются публицисты. Интересны, например, заголовки газетных статей: Могучие силы могучего края (о Сибири), Опера об опере (о спектакле музыкального театра), Будь человеком, человек!

Повторение слов обычно свойственно эмоционально окрашенной речи, поэтому лексические повторы часто встречаются в поэзии. Вспомним пушкинские строки:

Роман классический, старинный, Отменно длинный, длинный, длинный, Нравоучительный и чинный…

В поэтической речи лексические повторы нередко сочетаются с различными приемами поэтического синтаксиса, усиливающими эмфатическую интонацию:

Вы слышите: грохочет барабан?

Солдат, прощайся с ней, прощайся с ней…

Уходит взвод в туман-туман-туман…

А прошлое ясней-ясней-ясней.

(Б. Окуджава) Один из исследователей остроумно заметил, что повторение (Солдат, прощайся с ней, прощайся с ней…) вовсе не означает приглашения попрощаться дважды; оно может означать: Солдат, торопись прощаться, взвод уже уходит; или: Солдат, прощайся с ней, прощайся навсегда, ты ее больше никогда не увидишь; или: Солдат, прощайся с ней, со своей единственной, и т. д. Тем самым удвоение слова не означает простого повторения понятия, а становится средством создания поэтического подтекста, углубляющего содержание высказывания.

Нанизыванием одинаковых слов можно отразить характер зрительных впечатлений: Но идет, идет пехота / Мимо сосен, сосен, сосен / Без конца (В. Луговской). Лексические повторы иногда, подобно жесту, усиливают выразительность речи:

Бой гремел за переправу, А внизу, южнее чуть -.

Немцы с левого на правый, Запоздав, держали путь.

А на левом с ходу, с ходу Подоспевшие штыки Их толкали в воду, в воду, А вода себе теки…

(А. Твардовский) Лексические повторы могут использоваться и как средство юмора. В пародийном тексте нагромождение одинаковых слов и выражений отражает комизм описываемой ситуации:

Очень важно уметь вести себя в обществе. Если, приглашая даму на танец, вы наступили ей на ногу и она сделала вид, что не заметила этого, то вы должны сделать вид, что не заметили, как она заметила, но сделала вид, что не заметила («Литературная газета»).

Таким образом, в художественной речи словесные повторы могут выполнять различные стилистические функции. Это необходимо учитывать, давая стилистическую оценку использованию слова в тексте.

В заключение отметим, что лексические нормы представляют собой систему исторически обусловленных базовых требований к употреблению языковых единиц, основанных на специфике лексического и грамматического значения слова, его валентностных свойствах.

• [1] Горький М. Собр. соч.: в 30 т. М., 1949−1956. Т. 24. С. 490.
• [2] Пушкин А. С. <Вяземскому П. А., 25 января 1825 г.> // Пушкин А. С. Собр. соч.: в 10 т. Т. 9: Письма (1815−1830). М., 1962. С. 131.
• [3] Бурухин А. Н. Специфика функционирования плеоназмов в индивидуальном лексиконе: автореф. дис. … канд. филол. наук. Курск, 2013. С. 7.