Актуальность исследования. Проблема художественного исследования человека в современной калмыцкой литературе связана, прежде всего, с темой ссылки народа в 1943;1957 годы. Проза о депортации стала не просто темой, а состоянием общественной жизни, где на специфическом материале исследуются особенности национального сознания, характера. С. У Алиева отмечала, что тема геноцида, национальных репрессий разного рода уже давно разрабатывается в мировой литературе (1, 68). В. Г. Белинскому принадлежат слова: «общество находит в литературе свою действительную жизнь, возведенную в идеал, приведенную в сознание. Поэтому в моментах развития литературы, обыкновенно называемых литературными эпохами и периодами, отражаются моменты исторического развития народа» (9). Перед исследователями литературы стоит трудная и сложная задача — раскрыть правду о депортации, ее истоках и причинах, рассказать о величии народного духа.
О сложности возникновения и развития национальной литературы в науке о литературе написано немало (5−28−60−62−63−88−92−94−95). На развитие литературного процесса оказывают влияние, как русская литература, так и многонациональная литература соседних регионов, в частности, народов Поволжья и Северного Кавказа. Творческое содружество таких выдающихся имен, как М. Дудин, Р. Гамзатов, М. Карим, К. Кулиев, Ф. Алиева, А. Кешоков, Д. Кугультинов, Б. Окуджава и другие оказывало и продолжает оказывать глубокое воздействие на национальные литературы. Воздействие художественных открытий того или иного народа бессознательно, но довольно активно участвуют в формировании нашего сознания, нашей психологии, и мы порою даже думаем строчками из Шекспира или Гете, замечает Н. П. Утехин (88).
Литература
всегда существовала не иначе как в тех или иных национальных формах, и, прежде всего, потому, что национален язык — главное средство писателя. Однако в конце 80-х годов XX века в национальных литературах сложилась тревожная тенденция. Адыгейский поэт Н. Куек так писал о состоянии своей литературы: «В наше сознание через русский язык вторгаются достижения культур десятков и сотен народов. Возникает опасность присвоения, а не усвоения бесценных сокровищ. Мучительные гримасы родного Слова, берущего на себя непосильный груз, пугают читателей и вооружают критиков знанием внешних примет нашей беды. Поэты постарше смакуют эти приметы с удовольствием. У нас нет еще убедительной литературной школы, нет и сложившейся практики. Ни одна повесть или роман, ни одно стихотворение не исследованы по собственным законам родного языка и культуры, исходя из внутренних законов народа. Исследователи вооружены схемами, которые „подходят“ к любому художнику. Книги еще нет, а для нее уже готовы и жанр, и стиль, и язык, и идея, и образы, положительные и отрицательные. Забывается изначальное: художник сам вырабатывает те формы, в которых существует его произведение» (53). Тем не менее, время показало, что возможно и необходимо рассматривать литературу определенного этноса как национально-своеобразную, но в то же время как составную часть региональных культур (или межлитературных общностей, в ее разнообразных связях и типологических схождениях с литературами других народов) (2−8).
В современной калмыцкой литературе художественные поиски, связанные с процессами осознания человека, развиваются сложными путями. Одновременно с правдивым раскрытием трагических обстоятельств войны и показом героизма советского человека в прозе углубляется, приобретает более мощное звучание тема депортации. В литературе утверждаются гуманистические воззрения относительно ценности и бесконечной неповторимости каждой отдельной личности.
Литература
должна ответить на животрепещущий вопрос, касающийся судьбы репрессированных народов: в чем ценность человека, благодаря каким качествам человек сохранил свое достоинство, не повторится ли в будущем трагическая история, поправшая права и свободы человека, целых народов?
Наступило время осмыслить путь, пройденный литературой, восстановить изъятые «страницы» в истории литературы и самой истории. Лучшие произведения калмыцкой прозы о депортации и ссылке народа представляют собой некое литературное течение. В литературоведении нет единства в употреблении понятия «литературное течение». Нам ближе та позиция, которая полагает, что определяющим для литературного течения является не эстетическая общность, а определенное единство выраженных в нем «объективных отношений и обстоятельств национально-общественной жизни», поэтому литературное течение может объединять писателей, весьма различных по своим художественным устремлениям (91). В текущем литературном процессе проза о депортации интересна как целостность, органичность ее развития как литературного течения и как целое литературное направление в более широком значении.
Лад темой депортации в калмыцкой литературе, которая является самопознанием народа, одновременно работают писатели разных поколений. Человек, прошедший войну, испытавший на себе выселение, родившиеся в ссылке, по-разному, в зависимости от своего опыта, воспринимают одни и те же события. В произведениях калмыцких писателей духовная общность очевидна. И тем не менее, для литературной науки важно выяснение, как тот или иной писатель выразил мироощущение своего поколения. В обилии произведений на общую тему настала пора, с одной стороны, определить общие принципы, силовые линии, по которым объединяются, стягиваются типологически родственные произведения, с другой стороны, — выявить индивидуальные особенности мастерства писателей. Действительно, нельзя ко всем явлениям многообразного, неровного (и потому — живого) в художественном и смысловом отношении литературного процесса относиться равнозначно. Однако единство темы, судьба авторов более всего располагает к исследованию данного литературного ряда посредством системного изучения.
Литература
о депортации — не просто объект, а проблема исторического пути, политического развития общества, ее боль, ее муки совести, одна из возможных путей в будущее, которая определит духовное, историческое, нравственное, политическое здоровье народа. Проза о депортации — одна из концептуальных линий развития самой литературы.
Степень изученности проблемы. Первые произведения, посвященные теме политических репрессий, появились в советской литературе после 20-го съезда КПСС, в период «оттепели». Перелом конца 50 — 60-х годов вызвал во всех литературах национальный подъем. Ч. Айтматов и Р. Гамзатов, В. Быков и И. Друцэ, Ф. Абрамов и О. Гончар, Ю. Марцинкявичюс и Г. Матевосян, В. Астафьев и К. Кулиев, Д. Кугультинов и А. Кешоков открыли новые горизонты национального мировоззрения, раскрыли деформации в национальном самосознании. Хрущевский период нашей общественной истории ознаменован прерванным на полпути порывом к демократии, к отказу от преступлений и догм сталинщины (57). Литературный процесс периода «оттепели» был лишен естественного развития. Государство строго регламентировало не только проблемы, которых можно было касаться художникам, но и формы их воплощения. Но период «оттепели» явно носил просветительский характер, был ориентирован на возрождение гуманистических тенденций в искусстве, и в этом его основное значение и заслуга (18). В отношении этого отрезка времени есть и такое мнение, которое прозвучало в посттоталитарную эпоху: «Трудно называть „оттепелью“ период, в который стали возможны травля Б. Пастернака, „встречи“ Н. Хрущева с творческой интеллигенцией, борьба с буржуазным влиянием в литературе и искусстве, и прочее», и что «смена политических ориентиров, называемая „оттепелью“, на недолгий период изменила соотношение в вертикали власти» (26). Нам остается заметить, что именно это недолгое соотношение в вертикали власти и было названо «оттепелью».
Оттепель" успела все же оказать свое воздействие на общественное сознание, хотя был поднят краешек темы, а тему депортации народов не удалось даже открыть.
Произведения о сталинских репрессиях в полный голос зазвучали в годы крушения административно-командной системы. В этот период увидели свет книги, в которых в какой-то степени звучала тема депортации народов бывшего Советского Союза («Архипелаг ГУЛаг» А. Солженицына, «Жизнь и судьба» В. Гроссмана, «Погружение во тьму» О. Волкова, «По праву памяти» А. Твардовского, «Техник-интендант» С. Липкина). Роман В. Гроссмана, по справедливому замечанию О. Коробейниковой и А. Бурыкина, написанный в сложное время, представлял редкую попытку вынести на обсуждение на страницах художественного произведения вопросы межнациональных отношений. Они приобрели актуальность в военные годы и стали проявляться еще более остро в годы борьбы с «космополитизмом», когда любое проявление собственной национальной культуры давало повод для обвинений в национализме: Для писателя больным был вопрос об официальном и неофициальном недружественном отношении к евреям. Однако автор романа проблему национальных отношений в описываемый им в романе период видел в более объемном виде. В произведении отчетливо прослеживается внимание и неподдельный интерес к представителям разных народов и разных культур. И, наверное, именно поэтому на его страницах появляется калмыцкая тема (55). Наиболее полно тема депортации народов заявлена в повестях А. Приставкина «Ночевала тучка золотая», посвященной депортации чеченского народа, С. Липкина «Декада», в которой повествуется о депортации одного из народов Северного Кавказа, условно названного гушанами (57). А. Немзер так отзывался о повести С. Липкина: «Но свет и красота всегда уместны. Поэтому так радуюсь я изданию „Декады“ С. Липкина, замечательного поэта, сумевшего вложить в свою густую прозу удивительное чувство любви — любви к народам Кавказа и Средней Азии, старым мифам и новым стихам, горам и долинам, мечетям и хижинам, — и главное, к людям, часто грешным и суетным, порой — низким, но все равнолюдям» (68,21). В литературе депортированных народов тема выселения стала обычным явлением. Известно, что каждое подлинно национальное художественное открытие незаменимо и не может быть снято художественным открытием другой литературы, ибо оно выражает те или иные неповторимые черты характера, мышления, всего духовного склада своего народа.
Произведения о депортации народов не стали предметом внимания литературной науки. В учебной литературе выделены произведения, посвященные «лагерной» теме в возвращенной и задержанной литературе. Однако в последнее время появляются литературоведческие работы, посвященные идеологическому содержанию периода и понятиям «оттепель» и «культ личности» (30,6−82−70).
В исследовании проблемы депортации народов, в том числе калмыцкого, историческая наука и публицистика опережают литературную науку. Современные произведения калмыцких писателей о депортации народа не получили должного освещения в критике, рецензии на эту тему были единичны (44). Между тем известно, что художественное произведение становится фактом литературного процесса, когда оно опубликовано и делается достоянием читателей и критики. Изучать литературный процесс немыслимо без обращения к литературной критике.
Все же тема ссылки калмыцкого народа в художественной литературе затрагивалась в научных статьях литературоведов. К таким публикациям следует отнести статьи Р. Джамбиновой (39- 40- 41), JI. Менкеновой (65), В. Пюрвеева (73). Как научная проблема тема ссылки калмыцкого народа в художественной литературе была поставлена и освещалась в исследованиях P.A. Джамбиновой «Роман и автор. Новые грани художественности (19 601 990;е гг.) (1996), «Писатель и время» (1996). Р. Джамбинова отметила, что на сегодня тема ссылки калмыцкого народа довольно широко отображена в литературе, фольклоре, искусстве и культуре. Литературовед считает, что был необходим обобщенный взгляд на проблему (42). В книге основное внимание привлекают две проблемы — ссылка как трагедия народа, ее отражение в разных жанрах литературы, а также некоторые аспекты литературного зарубежья. По ее мнению, они отражают новые направления, определившиеся в литературе в конце восьмидесятых и начале девяностых годов. Исследованию этой темы посвящены работы Н. Манджиева (63−64- 65−66). Авторы названных работ убеждены в необходимости дальнейшей разработки проблемы депортации в литературе. В. Пюрвеев считает, что трагедия «калмыцкого народа нуждается и в оценке, и в осмыслении, и в выводах с высоты нынешнего менталитета», ибо «познание, не затронувшее наших чувств, не может породить никакой иной правды, кроме вредной» (74,103).
К одной из центральных проблем литературного исследования относится концепция человека в калмыцкой прозе. В прозе о депортации последних десятилетий XX века создан новый образ героя, формируется новая концепция человека, которые требуют своего осмысления литературной наукой и критикой. Движение калмыцкой литературы оказалось неотделимо от процесса этико-философского и художественно-эстетического осознания человека. Это, естественно, сказалось на обогащении концепции художественного произведения.
Понятия «концепция», «художественная концепция», «авторская концепция», «писательская концепция» довольно часто употребляются в литературоведении и критике (20−70) «Концепция человека — это центр, откуда исходит и куда сходятся все составные элементы произведения», -справедливо говорил Д. Марков (24,4). В. Г. Одиноков отмечал, что идейно-художественная концепция личности входит в высший уровень структуры произведения (71,10). Художественное произведение может быть осознано как воплотившаяся концепция мира и человека в их единстве (55,51). В последнее время в литературных исследованиях все чаще употребляют термин «концепт». Он используется там, где литературоведческое исследование смещается в область культуры и языка (4−48−49−54). В. Зусман, задумываясь о значении данного понятия в литературоведении, пишет: «зачем вводить концепт как дополнительный термин в ряд других, и без того не всегда четко отграниченных, литературоведческих определений?», — и считает, что концепт оказывается инструментом, позволяющим рассмотреть в единстве художественный мир произведения и национальный мир (48,29). В то же время современная наука о литературе ставит проблему исследования человека в традиционном аспекте (3−13−14−35−36−70−83).
Сегодня проблема человека, его прав, свобод и судеб оказалась в центре внимания политики, права, искусства и науки. Построение социального, правового государства требует особого отношения к человеку. Конституция Российской Федерации провозглашает высшей ценностью права и свободы человека. Обязанностью государства являются признание, соблюдение, защита прав и свобод человека и гражданина. Для народа и страны, в которой он живет, такая трактовка личности человека должна быть выдающимся явлением, дело — за ее претворением в жизнь. Непрерывная цепь политических репрессий в стране лишила личность уважения, растоптала его достоинство. Только в государстве, где попираются права и свободы его граждан, могут быть приняты законы о реабилитации жертв политических репрессий и о реабилитации репрессированных народов.
Проблема человека в различных отраслях науки, политико-правовой системе опирается на философскую концепцию. Существуют различные философские концепции (теологические, философская антропология, экзистенциализм, марксизм и др.), образующие сложный конгломерат идей (89). Несмотря на то, что идеологический, политический плюрализм позволил осуществить признание идеалистического, религиозного понимания сущности человека, в политико-правовой системе нашего государства лежит материалистический подход к природе человека.
В правовой системе человек рассматривается как гражданин, но он имеет естественные, природные неотчуждаемые права. Гражданин в обществе появляется тогда, когда возникает государство и приобретает новые права и обязанности. А может (если государство тоталитарное) лишиться и своих прирожденных прав. Нравственным источником прав является этическое представление о высшей ценности и справедливой нравственной оценке, т. е. достоинстве и чести человеческой личности. Особое понятие в гражданских правах и свободах занимает достоинство личности. Термин «личность» в данном случае означает то же, что и «человек» («человеческое достоинство») (34). В этике понятие человеческого достоинства говорит нам об особой ценности человека. Е.В. Золотухина-Аболина утверждает: «Чувство собственного достоинства — это переживание собственной ценности и утверждение ее, возможно, вопреки обстоятельствам», умение стойко и мужественно встречать выпадающие на долю человека испытания (51,335). В идеале обладание достоинством, считает она, «включает в себя четыре понимания: это и чувство безусловной собственной ценности, и обладание позитивных нравственных качеств, и умение подняться над желаниями и обстоятельствами, и уважение общества, связанное с умением заслужить хорошую репутацию и поддержать свою честь. Исходным и фундаментальным моментом является, конечно, первое качество — ощущение себя личностью, субъектом размышления, воли и выбора» (51,336).
Важнейший аспект содержания достоинства, утверждают философы, — в сознании отсутствия принуждения, т. е. сознании свободы. В философской и юридической литературе в понятии достоинства, как правило, выделяется объективный момент (признание достоинства личности) и субъективный момент, т. е. чувство и осознание своей нравственной ценности. Иногда достоинство личности отождествляется с нравственным поведением, достойным образом жизни (37,8−9). Ж. Нива писал: «Никакая высшая цельгосударственная, религиозная и или любая другая — не должна отменять права на признание достоинства человека. Тоталитаризм XX века перечеркнул достоинство во имя конечной цели, которой могла быть чистота расы или социальная утопия. Принудительный труд уничтожил это достоинство, погрузил людей не только в страдания, но и в унизительное ощущение бесправия. Одинокий борец против тоталитарной махины обновил концепцию прав человека. Он не только подтвердил ту правоту Антигоны, что лишь человек может быть правым в противоборстве с законом, то есть с большинством, но доказал также, что бывают такие моменты, когда этот маленький Давид может поставить в тупик Голиафа — государство, слуг государства» (75,474−475).
Проблема человеческого достоинства связана с вопросом о соотношении понятий «человек» и «личность». Проблема личности — одна из центральных в общественных науках, причем в каждой из них имеется свой специфический аспект изучения. В философии личность принято определять как индивидуальное бытие общественных отношений (75,115). В философии и социологии существуют два подхода к определению этого понятия. Согласно одной точке зрения, всякий человек — есть личность (89,183), а другой — не всякий человек является личностью, хотя всякая личностьчеловек, в частности, дети или душевнобольные не являются личностями (87,41). Личность — свойство человека, причем оно нередко рассматривалось в качестве так называемого нормативного понятия, т. е. как некая ценность, недостижимый идеал, образец, который мы стремимся реализовать. В. Мухина отмечает как продуктивную идею Ж.-Ж. Руссо о двоекратном рождении личности. На уровне первого рождения личности находится каждый. На уровне второго рождения однозначный ответ невозможен. Личность в человеке проявляется не во всякое время его жизни, так, например, человек не проявляет себя как личность не только тогда, когда он тяжело болен, в бреду и без сознания (это — несчастное, страдающее создание), но и когда он действует по сложившемуся бытовому стереотипу — неизвестно — что за этим стоит. Кроме термина «безличность», введенного Достоевским, она различает два вида социальной активности личностипозитивную и негативную. По В. Мухиной, человек тогда личность, когда занимает позитивную активную социальную позицию. Отдельно взятый индивид не может подняться сам по себе, вне общения с другими, до уровня личности (75,117−118).
Анализ конституционного права показывает, что понятие «личность» применяется в самом широком смысле как синоним понятия «человек». Не может быть отождествлено с конституционным понятием прав человека и гражданина социологическое понятие «личность» («личность» — образец, недостижимый идеал"), ибо в таком случае оно противоречит принципу равенства граждан перед законом. Некоторые представители юридической науки относят к личности всех субъектов прав. Прогрессивные педагоги всегда рассматривали ребенка как личность. Известный педагог A.C. Макаренко высказывал мысль, что личностью является каждый человек: «Если личность проектируется только в некоторых людях по какому-либо специальному выбору, то нет проблемы личности» (61,328). Данные определения имеют большое значение для предмета исследования работы.
Проблема человека относится к числу вечных проблем и художественного познания. Эстетические отношения человека к миру и к другим людям представляют неотъемлемое звено в концепции человека, утверждающей человеческое в человеке (82,9). Познание человека в искусстве есть одновременно и познание тех условий, в которых он живет и развивается. Как известно, советская наука считала, что в основе отношений человека и общества лежит идея детерминизма. Однако концепция человека не исчерпывается конкретно-историческими детерминациями. И. Ф. Смольянинов отмечает, что, выступая субъектом отношений, деятельности и познания, человек существует как тотальность человеческого проявления жизни, как целый «мир человека», поэтому он «более бесконечен, чем гражданин государства, и (.) человеческая жизнь более бесконечна, чем политическая жизнь» (81,40). В литературе героями выступают различные по своему социальному статусу, физическому состоянию, возрасту, национальности люди. В. Г. Белинский писал: «Личности бесчисленны и разнообразны, как стороны духа человеческого» (9,377). Гегель писал: «Человек, — обладает. значением, потому что он человек, а не потому что он иудей, католик, протестант, немец, итальянец и т. д. и т. д.» (32,85).
В разное историческое время, в зависимости от тех или иных запросов, на первый план выступают разные функции искусства: познавательная, воспитательная, развлекательная, эстетическая, компенсаторная и т. д. В калмыцкой литературе конца восьмидесятых-девяностых годов XX в. в прозе о депортации доминировала более всего познавательная функция. Круг вопросов, возникающих при чтении литературы о депортации довольно широк, и нередко эти вопросы выходят за пределы «чистой» литературы. По мере появления новых книг, расширения информации из смежных областей знания этот круг будет расширяться.
Концепция человека в искусстве, в частности, в художественной литературе, многоаспектна, и может быть осмыслена во многих проблемах. В литературной науке советского периода концепция человека осмысливалась в таких аспектах, как личность и народличность и обществоличность и историянравственный аспект личностигуманистическая концепция личности и т. д. (8−46−93) Литература, прежде всего, имеет дело с личностью как человеческой индивидуальностью и как с членом общества. И судьба человека в художественном произведении всегда предстает во взаимоотношениях личности и общества, шире — действительности. Решающим фактором при рассмотрении авторских концепций действительности продолжает оставаться мера личностного, самобытного осмысления мира и человека в художественных произведениях.
Ю. Борев (12,381−382), подытоживая состояние эстетики в конце восьмидесятых годов XX века, писал, что «инвариант художественной концепции социалистического реализма на первом этапе его развития — человек в „железном потоке“ истории каплей льется с массамииначе говоря, смысл жизни личности усматривался в приобщении к творению истории». Этот период характеризовался эстетической полифонией, плюрализмом и множественностью методов, возникала новая художественная концепция личности и мира. Концепция А. Платонова, сказавшего «без меня человек неполный» осталась невостребованной. На втором этапе (1932;1956) эстетический плюрализм пресекался, углублялась идея активной личности, но эта личность не всегда имела ориентацию на подлинно гуманистические ценности. Мы добавим, что сталинский период представил новую проблему: народ, гонимый по политическим и национальным мотивам. Человек в этом процессе представал лишенным природных и неотчуждаемых прав и свобод, был подавлен как личность и гражданин. Однако об этом нельзя было сказать. На третьем этапе (после 1956 г.) особые надежды исследователь в художественном постижении человека возлагал на гуманистические ценности человечества.
Авторы монографии «Концепция человека в эстетике социалистического реализма» (52,3) считали, что исследователи, каких бы теоретических аспектов ни касались — метода, стиля, жанра и т. п., всегда будут тесно соприкасаться с идейно-эстетической проблемой человека, с принципами его изображения в литературном произведении. Изображению человека в художественном произведении принимает участие вся поэтика.
Литературоведы и критики более всего рассматривали личность как нормативное явление, эстетический идеал, понятие личности связывалось с такими определениями как положительный герой, героическая личность и т. д. Проводились дискуссии об «идеальном» герое, о литературном герое, «простом человеке», положительном герое, «срединном герое», о деловом человеке и т. д. в советской литературе (22−23−25−58) Концепция человека рассматривалась и в плане художественного исследования психологии советского человека, мастерства психологического анализа писателя. В этом отношении значительный интерес представляет сборник «Проблемы психологизма в советской литературе» (72), подготовленный Сектором советской литературы ИР ЛИ (Пушкинский Дом) АН СССР. Своеобразным дополнением к этой книге является другой коллективный труд сотрудников.
Института мировой литературы им. А. М. Горького «Советская литература т мировой литературный процесс. Изображение человека» (82). Исследователисосредоточили внимание в плоскости изучения художественных принципов изображения человека, например, Г. А. Белая, С. Н. Павлова рассматривают диалектику сознательного и бессознательного в концепциях человека на опыте советской и немецкой литературы (80,106−165). В. В. Тимофеева, рассматривая национальный аспект историко-литературного развития, выделяет в качестве единицы анализа национальный характер, в устойчивой основе различных появлений которого ищет ключ к пониманию глубинных особенностей национальной психики (86). В современной литературной науке и критике концепция человека осмысливается в концептах жизнь, судьба, смерть, душа, честь, достоинство, совесть, пространство, время, природа, красота, труд и т. д. (11−47−73), образующих оригинальную концептосферу. С. Дмитренко справедливо считает, что «человек (персонаж), действующий в литературном пространственно-временном континууме, также должен быть описан на основании его социальной определенности», человека в русской литературе предстоит рассмотреть, поставив его в естественные культурно-исторические, а не умозрительные социологизированные координаты (45,100−101). Эта же задача стоит и перед калмыцкой наукой о литературе.
Несмотря на то, что в калмыцкой литературной науке, которая развивается как часть общероссийской системы, еще не выработаны в условиях нового времени единые устоявшиеся литературоведческие принципы и понятия, мы применяем традиционные достижения литературной науки. О современном состоянии литературоведения говорят многие специалисты. Например, С. Дмитренко отмечает, что в последние годы, в посткоммунистической России, восстанавливается система естественных представлений, и в частности традиционное толкование исторических понятий и терминов литературоведения. Справедливо его утверждение, что, хотя остаются еще рудименты конъюктурно-политических теорий, «сегодня развитие перспективных подходов к интерпретации произведения как целостного этико-эстетического создания не может быть дистанцировано от прежнего наследия, которое следует воспринимать лишь в качестве материала к построению качественно иной, чем сложившаяся, история развития литературных форм». В связи с этим он подчеркивает, что существующие в словаре литературоведения терминологические понятия не нуждаются в заменетребуется лишь придать им целенаправленность, определяемую именно спецификой словесного творчества, а не чем-то иным. (45,87−88).
В задачи работы не входит исследование теоретических проблем литературоведения, однако автор считает необходимым обозначить используемые им понятия. В работе используются понятия «образ», «персонаж», «герой», «действующее лицо», «характер», которые приложимы в художественном произведении к изображению человека. Автор придерживается того мнения, что эти понятия различаются в составе художественного единства — образа человека в литературе (38). Категория художественного образа трактуется в работе обобщенно: под образом понимается художественная целостность, будь то метафора или художественное произведение (28,4). Концепция человека составляет основу, движущее начало искусства, внутреннюю сущность художественного образа. В широком смысле образами являются все наши восприятия и представления о мире, сохранившиеся в нашем воображении и так или иначе воплощенные предметно (81,147).
Специфика художественной образности обусловлена спецификой художественного содержания (93,72). В современном отечественном литературоведении к собственно содержательной грани литературного произведения относят авторскую субъективность, авторские интенции (намерения) (91). Художественная идея, концепция автора — это обобщение мыслей и чувств писателя, выраженное в образной форме (79,155). Следовательно, постижение авторской интенции предполагает ответы на вопросы: что изображено (какова тема произведения), как относится к этому сам автор, как можно сформулировать его главную мысль на языке логических понятий.
Литература
— один из ведущих видов искусства, которая создает синтетическую концепцию человека. Концепция человека, сложившаяся в сознании писателя в законченной или не совсем законченной форме, находит художественное воплощение в литературном характере (84). И. Н. Крамской считал, что для художников более всего важны «характер, личность, ставшая в силу необходимости в положение, при котором все стороны внутренне наиболее всплывают наружу» (81,117). Но нередко понятие литературного характера как явления искусства, как «образного исследования», смешивается с характером как предметом исследования, явлением самой действительности, отмечает С. Г. Бочаров (15,313). Художественный вымысел, выступающий как главная познающая сила искусства, участвует в создании и характера, и персонажа (в их единстве), «выводя» литературный образ человека «из личности исторической» (прообраза, «развитого данной эпохой типа человеческой личности»). Понятие «художественный характер» включает и черты «исторического человека» изображаемой эпохи, и особенности авторской манеры раскрытия образа (21). И еще одно свойство художественного характера отмечается исследователем: вымышленное лицо, художественный характер выступает одновременно и как результат художественного познания, и как его инструмент- «усваивая» литературных героев, читатель одновременно усваивает и авторский взгляд на мир и человека. Такова диалектика художественного характера ~ (21,12). Художественно сотворенная индивидуальность представляет собой, с одной стороны, основную единицу художественного содержания, например, характер героя эпического произведения, а с другой стороны, основную единицу художественной формы — образ того же героя. Поэтому, когда литературовед исследует содержание эпического произведения, он раскрывает характеры героев, заключенное в них художественно типизированное и творчески освоенное существенное содержание жизни.
Когда же он исследует форму эпического произведения, он анализирует, прежде всего, образы героев, то есть те конкретно-чувственные средства, которые воплощают, делают непосредственно воспринимаемыми характеры героев (19). Под понятием «литературный характер» имеется в виду именно «образное исследование» как эстетическое выражение содержания (21,13). Характеры оцениваются читателями этически, а персонажи — эстетически (77,201). «Персонажи художественного произведения — не просто двойники живых людей, — отмечал Б. Брехт, — а образы, очерченные в соответствии с идейным замыслом автора» (16,213). В персонажах писатель воплощает свое понимание человеческих характеров (77,201). Бывает и так, что писательская идея не реализована в художественно завершенном характере, а произведение живет, вызывает споры, будоражит общественную мысль (29,5). Определение «герой» является не удачным в применении к персонажам, которым присущи по преимуществу отрицательные черты. А выражение «действующее лицо» не выглядит убедительным в применении к персонажам, которые проявляют себя в большей мере не в поступках и свершениях, а в эмоциональном восприятии окружающего и размышлениях по поводу увиденного (90). Понятия «образ» и «герой» употребляются в смысле образа-характера, героя-характера (84,68). При этом в работе учитывается специфика понятия этих терминов, не тождественных понятиям «образы-типы» или «характеры-типы».
Попытки разграничить понятия «национальный характер» и «народный характер» предпринимались литературоведами и критиками в советский период неоднократно (5−47) Наиболее была распространена точка зрения, согласно которой народной является та линия развития национального характера, с которой связано все наиболее прогрессивное, революционное, демократическое (21,162). Подобное определение, вряд ли может устроить теперь исследователей литературы. Но чрезмерная категоричность такого утверждения встречала возражение со стороны литературоведов и ранее (88, 242). В понятие «народный характер» обычно вкладывали особый оценочный смысл — практически всегда оно употреблялось применительно к такому определению как положительный герой литературы. В связи с признанием идеологического, политического многообразия, разнообразия форм собственности в Российской Федерации понятия «народный характер», «положительный герой литературы» и другие подобного ряда определения утратили свое значение. В связи с отменой записи о национальной принадлежности в паспорте остался неясным вопрос о национальном характере. Хотя понятие «многонациональный народ» продолжает иметь конституционное основание. Однако художественное творчество живет по своим законам. В. Распутин в свое время считал, что необходимо «разделить понятия», говоря о народе: «Есть народ как объективная реально существующая в каждом поколении физическая, нравственная и духовная основа нации, корневая ее система, сохранившая и сохраняющая ее здоровье и разум, продолжающая и развивающая ее лучшие традиции, питающая ее соками своей истории и генезиса. И есть народ „в широком смысле слова, все население определенной страны“, как читаем мы в энциклопедии. Первое понятие входит во второе, существует в нем, но это не одно и то же» (76,30). Второе значение понятия «народ» по конституционным нормам все-таки не совпадает с определением народа, данным в энциклопедии. Так как именно духовная самостоятельность индивидов превращает «население» в «народ». В нашей работе понятия «национальный характер» и «народный характер» являются понятиями тождественными. Кроме того, мы учитываем то положение, что литературное понятие «национальный характер» не тождественно понятию социально-психологическому (88,118). Л. Арутюнян отмечал: «Персонаж, герой есть, прежде всего, индивидуализированная личность, которая именно в этом своем качестве соотносима с общим представлением о национальном характере, причем соотнесение, как правило, происходит в плоскости жизненной, а не художественной. Понятие „национальный характер“, если под ним понимать „персонажность“, не есть, строго говоря, эстетическая категория. Понятие „национальный характер“. претендует на некую обязательность и всеобщую полноту в создании образа, в то время как в новейшей литературе он есть индивидуализированная конкретность. Поэтому правильно говорить о национальных чертах характера героя» (6,151). Любой литературный персонаж не представляет национальный характер в целом. Более того, писатель может и вообще не раскрыть национальные особенности психики своего героя, сосредоточив все свое внимание на социальных, классовых, сословных чертах его. Однако в каждом большом художнике как представителе национальной литературы всегда живет, всегда обострено чувство национального самосознания (2−6). Поэтому чаще всего он корректирует психологию своего героя именно в системе координат национальной психологии. «Национальная общностьэто не однодневное образование, она формируется веками, и так же в века уходят корни многих присущих современным ее представителям свойств их психического склада», — справедливо считал Н. Утехин (88,421).
Другим важным обстоятельством в литературе являлось то, как решается проблема «характер и обстоятельства» в произведениях о депортации. Жизненные условия здесь заданы раз и, казалось бы, навсегда, они жестко детерминированы. Человек словно помещен в экспериментальную среду обитания. Тема депортации в прозе 60-начала 80-х годов XX века затрагивалась исподволь, и содержание произведений воспринималось читателями и рассматривалось критиками в русле существовавшей «деревенской» литературы, или «производственной прозы». Однако, включаясь в исследование характерного для данных произведений типа конфликта (17) калмыцкие прозаики не затрагивали общественно-политические проблемы. Положение спецпереселенцев лишало возможности обсуждать общественно значимые вопросы, участвовать в принятии публичных решений по социальным проблемам. Проблема народного характера художественно осмысляется, главным образом, в таком ее аспекте, как вопрос о личной ответственности. В нем отразился процесс поиска факторов, которые предопределяют отличия «народа» от «населения».
Все указанные художественно-эстетические категории, принципы и приемы находят свое завершение в языковой структуре произведения. Организующим элементом художественного языка произведений выступает повествователь. Об особом значении повествователя говорил еще Горький (34,141). Образ повествователя становится важной эстетическим приемом в исследовании концепции человека в прозе о депортации. В исследовании подразделяются «образ автора» в тех случаях, когда рассказ ведется от «автора», как бы «со стороны», и «образ рассказчика», когда повествователь является одновременно участником описываемых событий. «Образ автора» далеко не всегда тождественен действительному авторскому «я», и одним из способов противоположения образа автора самому писателю является слог повествования.
Объектом исследования является калмыцкая проза о депортациипредметом — проблемно-тематическое своеобразие и его художественное воплощение, проблемой — концепция человека в прозе о депортации. Сам предмет изображения — депортация народа как трагическое событие — ставит перед художниками проблему выработать концепцию человека. Поэтому в исследовании привлекаются произведения как советского времени, так и современности. Такой принцип анализа обусловливает принятую автором укрупненную периодизацию истории калмыцкой литературы советских лет (60−80-е годы) и посттоталитарного периода.
Материалом исследования стали повести калмыцких писателей 60-начала 80-х годов XX столетия и конца 80−90-х годов ХХ-начала XXI вв. В прозе последних полутора десятилетий, в которой еще окончательно не откристаллизовались наиболее крупные литературные явления, а новые произведения еще способны вносить серьезные коррективы в наши представления о писателе, той или иной художественной тенденции, не все произведения равноценны, все это вынуждает прибегать к принципу избирательности в отборе материала.
Цель диссертационного исследования состоит в выявлении в разноречивых явлениях прозы о депортации контуров сложного, но единого, органически целостного процесса, стремление показать его внутреннюю логику, обусловленность движением реальной жизни, общественного сознания и самой литературы. Необходимо определить пути исследования человека, понимания его ценности, гуманистической сущности, специфику художественноэстетических поисков писателей в изображении человека.
Конкретные задачи сформулированы следующим образом:
Рассмотреть тематическое многообразие, сложность постановки проблематики и ее решения в разных жанрах прозы о депортации.
Исследовать образную систему, общие и индивидуальные особенности, приемы и принципы художественного осмыслении человека в прозе о депортации.
Выявить сюжетно-композиционные доминанты;
Определить место и значение прозы о депортации в калмыцкой литературе.
На защиту выносятся следующие положения:
1) в калмыцкой литературе последней четверти ХХ-го и начале XXI-го века важнейшей темой стала депортация народапоявилась целая плеада писателей и вышло огромное количество их произведений, авторы которых составили новое писательское поколение, а их творения обозначили самостоятельный, системный и структурно-организованный период национального художественного мышления народа (калмыков);
2) в современном литературном процессе Калмыкии четко обозначились содержание, объем и границы нового понимания гуманизма, обращенного непосредственно к судьбе (заян) человека, а непроцеженного сквозь сито большевистского, лишенного плоти и сознания оптимизма, порожденного разрушительной энергией коммунистической идеологии;
3) значительные достижения прозы о депортации, ее гуманизм и философия анализируются в широком контексте таких концептов, как судьба, жизнь, смерть, добро, зло, достоинство, уважение, любовь, ненависть, правда, ложь и т. д.;
4) проза о депортации в основном началась в 60-х годах прошлого века, активно развивалась в течение 70 — 90-х годовона и до сих пор держит основные позиции в развитии национальной литературыэто обусловлено тем, что трагические, экстремальные обстоятельства, в которых оказался целый народ, способствовали еще более глубокому раскрытию национального, калмыцкого менталитета, духовных, нравственных и психологических качеств калмыцкого народа, его катострафическую историю и судьбу;
5 Художественное осмысление проблематики депортации калмыцкого народа сформировало писателей высокого интеллектуального и духовного уровня, а их произведения вывело на уровень лучшей современной прозы;
6) проза о депортации калмыцкого народа зафиксировала два периода творчества писателей — во-первых, возможность (разрешение) писать об этом первоначально вызвало напряженную и активную энергию писательского-творческого акта, самое главное — необходимость немедленно отозваться на самую больную точку национальной трагедии, что породило произведения общественно-публицистического характераво-вторых, новое время, новые веяния и условия, упрочившись в жизни, потребовали от писателей углубленного, аналитического взгляда на события и факты из трагической истории и судьбы калмыков: этот процесс завершился созданием психологической, философской прозы высокой художественно-эстетической пробы.
Методологическую основу исследования составили труды В. Г. Белинского, Н. Г. Чернышевского, В. В. Виноградова, теоретические аспекты работ А. Г. Бочарова, С. Г. Бочарова, Н. Н. Воробьевой, Г. Г. Гачева, Л. И. Емельянова, Н. П. Утехина, Г. А. Гамзатова, К. Г. Шаззо, Р. Г. Мамия, И. М. Мацакова, Р. А. Джамбиновой, Г. Г. Глинина, В. Д. Пюрвеева, Б. Б. Бадмаевой, В. А. Гея и других.
Методология исследования представляет собой комплексное сочетание общепризнанных принципов историко-литературного, сравнительно-типологического, системного, биографического, предметно-логического методов анализа и интерпретации художественного текста. Определенными достоинствами обладает жанровый принцип исследования, поскольку в жанре воедино сливаются качества проблемно-тематические и структурно-композиционные.
Автор работы придерживается методологической установки, предложенной Г. Д. Гачевым, суть которой заключается в том, чтобы «подвигнуть навстречу друг другу категории литературно-эстетического анализа и историко-экономического, чтобы между ними установилась большая «совместимость тканей». Он приводит замечательный, на наш взгляд, пример: «Нельзя, например, отмену феодальной собственности на землю («крепостного права») вычитать в структуре образа типа «диалектика души», в симфонизме мышления русских романистов второй половины 19 века (Толстой, Достоевский). Но если это понятие («крепостное», то есть насильственное, право) прочесть-понять как «заранее установленное ограничение» (природой деятельности субъекта: общества, человека) (выделено нами — М.Н.), то тут уж и к психологии, и философско-эстетической проблематике, и сюжетике литературы есть подход» (29,5). Понятие «заранее установленное ограничение» как связующее звено между категориями литературно-эстетического и общественно-исторического анализа приложимо к политическим, правовым понятиям «депортация народов», «ссылка», сущность которых заключалась в «заранее установленном ограничении» прав и свободы граждан, в качестве перевода этого понятия в категорию эстетическую. В исторической и социологической науке термины «депортация» и «спецпоселение» не являются синонимами (49,3). В работе в качестве рабочего используются термины «депортация» и «ссылка», включающие в себя понятия «спецпереселение», «спецпоселение».
В методологии исследования мы придерживаемся того взгляда, что являемся свидетелями живого литературного процесса, в котором, говоря словами Г. Д. Гачева, «категории искусства и литературы предстают не в статистических их признаках и определениях, а в становлении их содержания и формы в ходе исторического развития» (29,3). Л. И. Емельянов (46,64) справедливо отмечает, что литература не исчерпывается теми элементами содержания и формы, которые «наличествуют» в «его» эпоху. Полностью из «материала» своей эпохи строятся лишь эпигонские произведения. Однако чтобы иметь наиболее полное представление о литературном процессе, важно знать не только вершинные произведения, но и тот бурлящий поток, который возносит их на исторический гребень.
Научная новизна и теоретическая значимость исследования заключается в том, что впервые предпринята попытка осмысления своеобразия калмыцкой прозы о депортации как эстетическое звено в литературном процессе с позиции воплощения художественной концепции мира и человека, обусловленные историческими процессами.
Практическая значимость. Работа может быть использована в вузовском и школьном курсе калмыцкой литературы XX века, как учебный и методический материал для научных работников, преподавателей, аспирантов и студентов Калмыцкого педагогического колледжа, учителей школ республики.
Апробация работы. Основные положения и выводы диссертационного исследования отражены в монографии, отдельных изданиях, авторских публикациях, в ряде выступлений на научно-практических конференциях и семинарах.
Объем и структура диссертации. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения, библиографического списка.
Заключение
.
Насущные задачи развития калмыцкой литературы вызывают пристальный интерес литературоведов к такому важному компоненту писательского освоения мира, как художественная концепция действительности и человека. Характер каждой литературы определяется прежде всего концепцией мира и человека. В анализе художественной концепции человека, картины мира, в котором он живет, открывается также личный вклад писателя и эстетический опыт национальной литературы.
Калмыцкая проза о ссылке народа в 60−70-е годы была далека от широкого осмысления проблем, лишена трагичности, ограничена идеологическими пределами. Но при всех ограничениях, неполноте знания о депортации она отразила некоторые моменты жизни ссыльных калмыков, освоила художественные уроки в этой сложной теме, подготовив дальнейшее ее развитие. Решение трагической концепции судьбы человека было связано не только с внутренними устремлениями развития эстетики конца 80-начала 90-х годов и тесно связанной с ней концепцией личности, но, прежде всего, с общественно-политической обстановкой времени. Ценность человеческой личности в таких произведениях решается как само собой разумеющееся, защищенное государством, законом. Однако с наибольшей остротой, следуя трагической правде истории, раскрыта и исследована проблема ценности человека в современной прозе о депортации. Поэтому не случайна творческая судьба произведений А. Балакаева, А. Бадмаева, А. Джимбиева, С. Байдыева, которые смогли полностью реализовать свои художественные замыслы лишь после крушения административно-командной системы. Новый взгляд на литературу потребовал обновленного инструментария литературоведческого анализа. Старый подход к анализу и интерпретации художественных произведений не всегда оказывался способным показать человека в его взаимосвязи с действительностью. Поэтому некоторые произведения советского периода ждали своего объективного анализа.
Новизна прозы о депортации заключается во взгляде писателей на ссылку как трагическое событие, в стремлении к изображению полной правды, к документальной летописности, во взгляде на людей периода ссылки, психологическому драматизму, показу сложности проявления личности в критических ситуациях. Тем не менее, для многих произведений о депортации характерна фиксация момента, в которой раскрывается сущность человека, а не показ его психологии, сознания. Наряду с произведениями, носящими ярко выраженный публицистический характер, в прозе о депортации утвердился и социально-психологический тип повествования. Судьба человека в период ссылки стала главным объектом художественного исследования не только в панорамных произведениях, охватывающих периоды времени, начиная с двадцатых годов прошлого века, но и в произведениях, ограниченных локальным пространством. Произведения о депортации нельзя сводить только или преимущественно к художественно-социальной хронике, повествованию о конкретном событии. В них предстает не «частная» драма отдельной семьи, личности, в них отражается трагическое столкновение двух воль: государственной и личной. Слепому подчинению воле государства, характерному для произведений 60-начала 80-х годов, в современной прозе противостоит сознание героя, автора, осознающего общегосударственную политику репрессий по отношению к собственному народу.
Примечательной особенностью современной прозы является то, что в ней присутствуют все жанры: очерк, рассказ, повесть, романы. Однако говорить о выравнивании жанрового баланса еще преждевременно, возможно, этого и не произойдет. В настоящее время в прозе преобладает жанр очерков и повести. Со стороны видового разнообразия проза представлена преимущественно автобиографическими произведениями, рассматривающими социально-бытовые, семейно-бытовые, социально-психологические аспекты бытия, ведущим мотивом которых является память-воспоминание.
Многообразно видение писателями трагедии народа. Одни писатели создают произведения, охватывающие судьбы большого количества людей, действия, длящиеся на огромном пространстве, на протяжении десятилетий (М. Нармаев, А. Джимбиев, А. Балакаев). Другие авторы сосредоточили внимание на судьбе одного человека, одной семьи (Т. Бембеев, А. Кукаев, Б. Сангаджиева). Освоение темы депортации народа происходило через реальный факт, через документ, которое освобождало от скоропалительных решений, устраняло облегченное изображение жизни, но степень использования документальных материалов разная. Произведения документальны по концепции художественной правды, своей верности большой исторической истине.
Современная художественная концепция человека в калмыцкой прозе о депортации утверждает его связь с широкой традицией национального бытия народа. Однако сталинский произвол существенным образом деформировал основы национального бытия, это сказалось в последующем во многих сферах жизни народа. Своеобразие концепции взаимоотношения мира и человека определили и движение сюжета и развитие конфликта в произведениях о депортации, они определяются формально, внешне -«аюлом» (стихийным бедствием).
Современная проза открыла новый тип героя. Писатели воссоздают процесс становления характера в трагических обстоятельствах, которое представлено как унижение достоинства человека тоталитарным государством, сталинским режимом. Они показывают человека преданного Родине, понимающего, что понятия Родина и правящий режим не всегда совпадают. Достоинство — это реальная ценность человека, которая должна общественно подтверждаться. Государство массово уничтожающее своих граждан, перечеркивает и перспективы собственного существования.
В прозе о депортации звучит проблема незащищенности человека от созданных людьми, но вышедших из-под их контроля общественных институтов: человек может быть объявлен врагом и изменником Родине, внезапно подвергнуться следствию, репрессиям, человек может ощутить свое бесправие и тщетно добиваться разрешения на достойное проживание в этом мире. Писателей интересует, как действовал человек, но показывают они его и как думающую личность. Причина стойкости человека содержится не только в сфере идеологической сознательности, но и в религиозной, а также природной, человеческой сущности. Жизнь человека осмысливается как естественное звено природы, вечному круговороту природы на земле обязан человек. И нет ни грана сожаления, а только утверждение прожитой жизни. В этом ценность человека и единственная вера в его предназначение, и главная задача жизни.
Писатели обращаются к миру «маленького человека», экзистенциальным проблемам бытия. В обыденной жизни человек не всегда осознает себя как экзистенцию, для этого необходимо, чтобы он оказался в пограничной ситуации, перед лицом смерти. Обретая себя как экзистенцию, человек впервые обретает и свою свободу.
Национальный характер в лучших произведениях о депортации встает перед читателем как характер, близкий другим народам по проявлению человеческих качеств, гуманистическим устремлениям, понимания предназначения и содержания человеческой жизни. Существенно и то, что писатели поверяют значимость своих героев отношением к глубинным традициям нации, к ее нравственным принципам, складывавшимся на протяжении веков. В художественном постижении этой трагической концепции мира и человека концепт «судьба» («заян») занимает одно из основополагающих мест. Г. Ц. Пюрбеев отмечает: «Судьба в сознании монгольских народов, в их мифологии, фольклоре, религии (шаманство и буддизм в форме ламаизма), традиционной культуре в целом, воспринимается фаталистически как категория, отражающая представление о сверхестественных, божественных силах, предопределяющих все события в жизни людей» (3). К. А. Наднеева в своем исследовании: «Буддизм в Калмыкии: нравственные основы» (2), анализируя буддийскую концепцию жизни и человека, отмечает, «с одной стороны, гуманистическую, а с другой — эгоцентрическую идею высшей нравственности, в которой нет места личному счастью» (2,52). Отражая затаенный страх человека перед непознанным миром, заян не ограничивает свободу человека, оставляет надежду на изменение судьбы (цагин селгян). В этом случае происходит взаимосоприкосновение религиозного сознания и народной ментальности.
Литература
о депортации народов, в том числе и калмыцкого, неисчерпаемая область, которая ждет глубокого и многостороннего исследования истоков проявления личности, человеческого характера. Поэтому речь идет о незавершившемся процессе, о явлении, находящемся в стадии развития. Однако, в художественном осмыслении такого явления, как депортация, читатели будут черпать идейную и нравственную силу, верные представления о прошлом и настоящем. В способности глубоко анализировать смысл исторических событий, духовный мир человека, его нравственные и психологические возможности складывается зрелость литературы. Обращение к теме депортации важно и как урок для будущих поколений, выбирающих пути государственного устройства. Гуманистическая концепция человека в произведениях о депортации народов вселяет оптимизм в исторический прогресс народов России, движение к правовому государству.
