Выдающиеся личности и события в массовом сознании русских крестьян XIX — начала XX в

Актуальность темы

Перемены, которые произошли в нашей стране начиная с 1986 г., привели к кризису существовавшей советской идентичности и вызвали к жизни интенсивные споры о необходимости новой идентификации россиян. В общественной сфере остро обозначилась потребность в обретении интегративных идей. В качестве таковых все более активно стали использоваться этнонациональные и религиозные традиции, историческое наследие.

Та пристрастность, с которой эти споры ведутся, скоропалительность предлагаемых рецептов, заставляют вспомнить, что самосознание народа формируется, выплавляется самим ходом истории, его невозможно вывести лабораторным путем. Точнее вывести можно, но концепт этот останется умозрительным и малоэффективным, если не будет учитывать специфику массового сознания и опираться на коллективную историческую память, традиционные нравственные нормы, ментальные установки и т. д. Поиски идентификации вовсе не должны означать обязательную устремленность к каким-то новым формам, ранее неизвестным и неиспробованным.

В советский период по идеологическим причинам, прежде всего официально навязанного приоритета классовых ценностей, из поля зрения исследователей фактически была изъята тема влияния личности на ход исторического процесса, на формирование общественного мировоззрения. И это при том, что при неразвитости ряда институтов гражданского общества в России, как, возможно, ни в какой другой стране, личностное начало играло в государственных делах ведущую роль (соответственно и преобразования в ходе их реализации могли в значительной степени корректироваться). Историческая наука отошла от непосредственного изучения человека, история человеческих сообществ оказалась без человека. Как не раз сетовал академик Д. С. Лихачев, опасаясь преувеличения роли личности, историки сделали свои работы не только безличностными, но и безличными, а в результате малоинтересными. Это дало основание Д. С. Лихачеву в своих последних обобщающих работах поставить вопрос о необходимости возникновения новой науки — науки о человеческой личности.

В определенном смысле этот поворот к личности в современных науках о человеке и обществе происходит. Многие ученые отказались от попыток воссоздать глобальные конструкции и переориентировались на изучение не общих для всех, а индивидуальных практик, через которые анализируется специфика той или иной культуры. Интерес к субъективному компоненту в современных науках о человеке и обществе привел к зарождению и развитию микроисторгш — истории отдельных людей, неименитых и незнатных, а также локальной истории, напоминающей обновленное краеведение.

Практически неисследованный аспект темы личности в истории — влияние выдающихся людей прошлого на формирование национального самосознания. Не случайно сегодня не только многие ученые, но и педагоги, обеспокоены, что из общественного дискурса, школьных образовательных программ почти полностью исключен высокопатриотический материал, исчезла тема национального героя. В этой связи высказываются и пожелания к тематике преподавания: «интереснейшей может быть тема предназначения как отдельного человека, так и целого народа, целой страны. .У каждого свое предназначение, данное Божиим Промыслом. Поэтому каждый — человек или народ — должен выполнить свою историческую миссию, умножив те таланты, которые получил. Не поняв своего предназначения, человек превращается в Обломова, в «раба лукавого и ленивого» (Мф. 25,26)"2.

Обращение к комплексу исторических воззрений русских крестьян — большинства населения дореволюционной России — позволит не только приблизиться к пониманию специфики и особенностей народной версии.

1 Лихачев Д. С. Русская культура. М., 2000. С. 74.

2 См. напр.: Шсшаева С. О воспитании русского национального характера в условиях американизации всей страны // Воронежская беседа на 1999;2000 годы // Воронеж, 2000. С. 139−140, 145. отечественного прошлого, но и определить, каким образом идентифицировали себя русские люди.

Объектом исследования являются русские крестьяне XIXначала XX вв. В течение многих веков они были не только большинством населения России, но и основным хранителем этнических традиций. Во взглядах людей образованных довольно много заимствованного, чужеродного. И распознать этничность, в данном случае русскостъ, бывает подчас весьма нелегко. В громадной же массе простонародья (до революции 1917 г. крестьянство составляло более 80% нации, и даже сегодня большинство россиян — это их дети, внуки и правнуки) эта самая русскостъ проявлялась самым естественным образом (в том числе и в сфере исторического сознания).

В качестве предмета исследования рассматриваются исторические воззрения и массовое сознание русских крестьян XIXначала XX вв. Феномен массового сознания в работе трактуется расширительно, включая в себя этнические, конфессиональные, патриотические и социальные взгляды и установки.

Хронологические рамки работы охватывают, в основном, период XIX в., в особенности последних его десятилетий, и начала XX в. Это период — до открытого целенаправленного и насильственного разрушения русских народных традиций (после 1917 г.) и, в то же время, относительно близкий для современного человека и обеспеченный массовым материалом.

Данный период был взят за основу, но в ряде случаев делались экскурсы в последующее время— годы советской власти и постсоветской России, чтобы понять: остаются ли (в большей или меньшей степени) выявляемые особенности массового сознания и воззрений чертами сегодняшнего русского народа либо лишь его историей. В других случаях, когда особенно важно было увидеть устойчивость, несомненную прочность каких-либо взглядов или подходов, делались экскурсы в более ранние времена — XVIII в. и древнее.

Территориальные рамки. В силу характера предмета исследования я старался привлекать материалы по всей территории расселения русского этноса в пределах России. Необходимо подчеркнуть, что сам факт бытования воспоминаний об определенных событиях и личностях служит важнейшим показателем их признания (положительного или отрицательного) в народе. Соответственно установление схожих представлений в различных регионах России свидетельствует о масштабности явления.

Степень изученности темы. Тема массового исторического сознания не являлась предметом специальных исследований в дореволюционное время. Тем не менее, в трудах историков, философов, общественных деятелей высказывались те или иные суждения, так или иначе связанные с вопросами национальной идентичности, связанной, в свою очередь, с определенными трактовками отечественной истории и современности. На некоторых из них, прямо относящихся к теме диссертационной работы, хотелось бы остановиться.

Зарождение научного интереса к русскому народу, его прошлому и настоящему, связано с именами М. В. Ломоносова, Н. И. Новикова, А. Н. Радищева, Н. М. Карамзина и др. Обращение к исторической памяти народа, к «сведениям о своих прародителях», должно было, по мысли Н. И. Новикова, содействовать укреплению национального чувства.

Изучение отечественного прошлого было центральной темой научной деятельности Н. М. Карамзина. В романтико-патриотических памфлетах «О любви к Отечеству и народной гордости» (1802 г.), «О случаях и характерах в русской истории, которые могут быть предметом художеств» (1802 г.) он писал о том, что чувство «мы», «наше» оживляет повествование, а любовь к Отечеству придает кисти историка «жар, силу, прелесть». Вместе с тем, Н. М. Карамзин выступал за христианское просвещение: «Все народное ничто перед человеческим" — «главное дело», по его мнению, быть людьми, а не славянами.

В начале XIX в. подъем национального самосознания, обогащенного новейшими европейскими идеями, породил декабристов, П. Я. Чаадаева, В. Г. Белинского и «русский социализм» А. И. Герцена, славянофилов и западников. Славянофилы поставили проблему народа как социально-историческуюс ней были связаны вопросы о народности искусства, литературы, о значении просвещения, исторического знания, приобщения к культуре других этносов Сама постановка этих вопросов явилась большой заслугой славянофилов, которая признавалась и западниками, выступавшими в данном случае с тех же позиций. И западники, и славянофилы сходились в вопросе о необходимости изучения исторического прошлого, в оценке роли исторического знания в развитии самосознания народа.

Зарождение славянофильского и западнического направлений общественной мысли самым тесным образом связано с именем П. Я. Чаадаева. В его творчестве странным, на первый взгляд, образом сочетались неприятие исторического прошлого России с верой в ее мессианскую роль, особое предначертание. Скептическое отношение Чаадаева к «пустоте» русской истории коренным образом менялось, когда он обращался к критическим, определявшим ее ход событиям. Таковы были времена Смуты начала XVII в. — «момент беспримерный, пробудивший скрытые силы общества». Это время, по мысли Чаадаева, можно смело противопоставить «пустоте предшествующих веков». Народ, доведенный до крайности, «стыдясь самого себя, издал наконец свой великий исторический клич и. поднял на щит благородную фамилию, царствующую теперь над нами."2.

Подобный подход к историческому прошлому исключительно важен в аспекте национального самосознания. Способность народа в максимальной степени выразить заложенные в нем силы и возможности, особенно во.

1 См.: Киреевский И. В. Полное собрание сочинений. Т. 2. М., 1861. С. 229−281- Куршое A.C. Теоретико-литературные взгляды славянофилов // Литературные взгляды и творчество славянофилов. 1830−1850 годы. М.1978. С.168−238.

2 Чаадаев П. Я. Статьи и письма. М&bdquo- 1987. С. 142. времена невзгод, войн, крутой ломки исторической судьбы, выявляют высшую оценочную мерку для характеристики этого народа в историческом процессе.

Впоследствии схожую точку зрения выразил Ф. М. Достоевский, приложив ее, в частности, к событиям русско-турецкой войны 1877−1878 гг. В «Дневнике писателя» за 1877 г. он высказывает знаменательную мысль: «Чтоб судить о нравственой силе народа и о том, к чему он способен в будущем, надо брать в соображение не ту степень безобразия, до которого он временно и даже хотя и в большинстве своем может унизиться, а надо брать в соображение лишь ту высоту духа, на которую может подняться, когда тому придет срок. Ибо безобразие есть несчастье временное, всегда почти зависящее от обстоятельств, предшествующих преходящих, от рабства, от векового гнета, от загрубелости, а дар великодушия есть дар вечный, стихийный дар, родившийся вместе с народом, и тем более чтимый, если и в продолжение веков рабства, тяготы и нищеты он все-таки уцелеет, неповрежденный, в сердце этого народа"1. Данный подход к оценке национального самосознания исключительно плодотворен. Именно в переломные моменты, периоды войн, вооруженных конфликтов осознание национальных интересов идет наиболее интенсивно.

В XIX — начале XX в. вопросы, связанные с национальным самосознанием в историческом аспекте разрабатывались в трудах A.C. Хомякова, И. В. Киреевского, А. Н. Пыпина, М. О. Кояловича, В. С. Соловьева, П. Н. Милюкова, В. Ивановского, П. И. Ковалевского и др.2.

1 Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений в тридцати томах. Т. 25. Л., 1983. С. 14.

2 См.: Хомяков A.C. О старом и новом // Русская идея. М., 1992; Киреевский И. В. В ответ A.C. Хомякову // Русская идея.- Пыпин А. Н. История русской этнографии. Т.1. Спб., 1890- Коялович М. О. История русского самосознания по историческим памятникам и научным сочинениям. Спб., 1894- Соловьев B.C. Сочинения в 2-х тт.- Милюков П. Очерки по истории русской культуры. 2 изд. 4.1−3. Спб., 1896−1903; Ивановский В. Патриотическое чувство. Пг., 1914; Ковалевский П. И. Психология русской нации. Пг., 1915.

В советское время существенное внимание было уделено теоретической разработке проблемы национального самосознания1. Монографически это понятие впервые осветил Д. С. Лихачев — термин употреблен автором применительно к этническому сознанию периода.

Л л феодализма. В работах 1970;1980;хх. гг. по теории этноса Ю. В. Бромлей обосновал необходимость включения этнического (национального) самосознания в число признаков этноса (нации). Автор выделил в структуре самосознания общности такие элементы как национальная идентификация, представление о типичных чертах «своей общности», представление о «родной земле» (в том случае, когда речь идет об этносоциальных образованиях), осознание государственной общности4.

Значительную часть историографии по теме диссертации составили исторические и этнографические работы, касающиеся общественного сознания крестьянства. Методологические аспекты исследования освещены в работах М. А. Рахматуллина, Б. Г. Литвака, Л. В. Черепнина, М. М. Громыко и др5.

1 Куишер П. И. Национальное самосознание как этнический определитель // Краткие сообщения Института этнографии им. H.H. Миклухо-Маклая. VII. 1945; он лее. Этнические территории и этнические границы // труды Института этнографии им. H.H. Миклухо-Маклая. T.XV. М. 1951; Токарев С. А. Проблема типов этнических общностей (к методологическим проблемам этнографии) // Вопросы философии. 1964. №. 11- Чебоксаров H.H. Проблемы происхождения древних и современных народов. М., 1964; Козлов В. И. О понятии этнической общности // Советская этнография. М., 1967; К итогам дискуссии по некоторым проблемам теории нации // Вопросы истории. 1970. № 8- Дробижева JI.M. национальное самосознание: база формирования и социально-культурные стимулы развития // Советская этнография. 1985. № 5.

2 Лихачев Д. С. Национальное самосознание Древней Руси. M.-JI., 1949.

3 Бромлей Ю. В. Этнос и этнография. М., 1973; он Dice. Современные проблемы этнографии (очерки теории и истории). М., 1981; он же. Очерки теории этноса. М., 1983.

4 Бромлей Ю. В. Очерки. С. 193.

5 Рахматуллгт М. А. Проблемы общественного сознания крестьянства в трудах В.И. Ленина// Актуальные проблемы истории России периода феодализма. М., 1970; Литвак Б. Г. О некоторых чертах психологии русских крепостных крестьян первой половины XIX в. // История и психология. М., 1971; Черепнин Л. В. Об изучении крестьянских войн в России XVII—XVIII вв. (К теории проблемы) // Крестьянские войны в России XVII—XVIII вв.: проблемы, поиски, решения. М., 1974; Громыко М. М. Культура русского крестьянства XVIII-XIX как предмет исторического исследования // История СССР. 1987 и др.

Поскольку в научной литературе советского периода огромное внимание уделялось теме классовой борьбы, с источниковедческой точки зрения весьма тщательно были изучены лозунги, требования участников крестьянских войн в России, крестьянские наказы, челобитные и т. д. На основе этих документов исследовались социальное сознание народа, рост его протестных настроений1. При этом, однако, вне сферы научных интересов оставались традиционные православные представления, определявшие мироощущение большинства русских.

В трудах М. М. Громыко, И. В. Власовой, A.B. Камкина, Г. Н. Чагина, В. А. Липинской, Т. А. Листовой, И. А. Кремлевой, С. С. Савоскула, Т. С. Макашиной, Л. А. Тульцевой, С. И. Дмитриевой, О. В. Кириченко, С. А. Иниковой, Т. А. Ворониной, И. С. Кызласовой, С. А. Фроловой и др. изучение крестьянского сознания в значительной мере опирается на этнографические и фольклорные источники2. Следует упомянуть и о работах фольклористов,.

1 См.: Генкин Л. Б. Крестьянские жалобы первой половины XIX века как исторический источник (по материалам гос. архива Ярославской обл.) // Вопросы истории сельского хозяйства, крестьянства и революционного движения. / Сб. статей. М., 1961; Поина Э. С. Жалобы помещичьих крестьян первой половины XIX века как исторический источник // История СССР. 1961. № 6- Кавтарадзе Г. А. Жалобы крестьян первой половины XIX века как источник для изучения их социальных требований // Вестник ЛГУ. № 20. 1968; Буганов В. И. Разин и разинцы. М., 1995; Индова Е. И., Преображенский A.A., Тихонов Ю. А. Лозунги и требования участников крестьянских войн в России XVII — XVIII вв. // Крестьянские войны в России XVII — XVIII вв.: проблемы, поиски, решения. М., 1974; Буховец О. Г. Массовые источники по общественному сознанию российского крестьянства (опыт применения контент-анализа при изучении приговоров и наказов 1905;1907 гг.) // История СССР. 1986. № 4- Лнтвак Б. Г. Крестянское движение в России в 1775—1904 гг.: история и методика изучения источников. М., 1989; Усенко О. Психология социального протеста в России XVII—XVIII вв. Ч. 1−3. Тверь, 1994;1997.

2 Громыко М. М. Трудовые традиции русских крестьян Сибири (XVIII-первая половина XIX в.) Новосибирск, 1975; Русские: семейный и общественный быт. М., 1989; Камкнн A.B. Православная церковь на севере России: очерки истории до 1917 г. Вологда, 1992; Воронина Т. А. Русский лубок 20-х—60-х годов XIX в.: производство, бытование, тематика // Российский этнограф, № 5. М., 1993; Чагии Г. Н. Этнокультурная история Среднего Урала в конце XVIпервой половине XIX века. Пермь, 1995; Русские. М., 1999; Русский Север / Этническая история и народная культура XII—XX вв.ека. М., 2001; Савоскул С. С. Русские нового зарубежья. Выбор судьбы. М., 2001; Мировоззрение и культура севернорусского населения. М., 2006; Дмитриева С. И. Традиционное искусство русских Европейского Севера / Этнографический альбом. М., 2006; Русские: история и этнография. М., 2008; Русские Рязанского края. Т. 1−2. М., 2009; Очерки русской народной культуры. М., 2009; Фролова A.B. Русский праздник. Традиции и инновации в праздниках Архангельского Севера XXначала XXI века. М., 2010 и др. также анализировавших исторические песни и предания, правда, прежде всего, как специфические жанры фольклора1.

Работы А. И. Клибанова, К. В. Чистова, Т. С. Мамсик посвящены социально-утопическим представлениям крестьянства2.

Изучение исторических представлений русских было начато М.М. о.

Громыко, A.A. Преображенским, H.A. Миненко. М. М. Громыко сформулировала проблему системного исследования народной культуры, определила круг «основных компонентов культуры, подлежащих изучению при реализации такого подхода применительно к русскому крестьянству XVIII—XIX вв."4 Одним из этих элементов являются исторические взгляды крестьян. В монографии «Мир русской деревни» исследователь посвятила комплексу исторических воззрений русских отдельную главу «Отечество».

A.A. Преображенский на обширной базе исторических источников доказал, что патриотический потенциал накапливался из века в век, что в условиях, неблагоприятных для сохранения исторической памяти из-за недостатка образовательного поля (особенно в средние века), в народе не угасал интерес к воителям прежних эпох за землю русскую5.

H.A. Миненко отметила ряд особенностей видения крестьянами прошлого, которое «не мыслилось просто как „время отцов и дедов“, но существовало понятие линейного необратимого времени». Все важнейшие события в жизни деревни, общины крестьянское сознание относило, как.

См., напр: Соколова В. К. Русские исторические предания. М., 1970. Кргтичная H.A. Персонажи преданий: становление и эволюция образа. JL, 1988.

2 Клибанов А. И. Народная социальная утопия в России. XIX век. М., 1978; Чистов КВ. Русские народные социально-утопические легенды XVII—XIX вв. М., 1967; Мамсик Т. С. Побеги как социальное явление. Новосибирск, 1978.

3 Громыко М. М. Мир русской деревни. М., 1991; Преображенский A.A. Помня свое отечество // Вопросы истории. 1985. С. 1- он же. Навечно в памяти народной // наука и жизнь. 1984. № 11- он же. Патриотические традиции русского народа // Преподавание истории в школе. 1993. № 1- он же. «Веков связующая нить.» / Преемственность военно-исторических традиций русского народа (XIIIначало XIX в.) М., 2002; Миненко H.A. История культуры русского крестьянства Сибири в период феодализма. Новосибирск, 1986.

4 Громыко М. М. Культура русского крестьянства. С. 41.

5 Преображенский A.A. Помня свое отечество // Вопросы истории. 1985. С. 1. правило, к вполне определенному году. Основной формой передачи являлась устная. Вместе с тем, крестьянам была известна летописная традиция, историческая информация передавалась из поколения в поколение посредством письменной документации. H.A. Миненко указывает также на знание сибирскими крестьянами ряда исторических трудов1.

Следует отметить появление двух сборников, посвященных проблемам менталитета в русской истории — в них затронуты темы защиты отечества, зарождения патриотизма в России, отношения к царям в народной среде и т. д.2 В начале XXI в. состоялась интересная дискуссия, посвященная специфике и особенностям феномена исторической памяти.

За последние десятилетия в отечественной науке появились работы, посвященные тем или иным аспектам массового исторического сознания русского народа. Большинство из этих трудов имеют региональный аспект4. Ближе остальных к теме настоящей диссертационной работы относится монография О. В. Матвеева. Автором воссоздан пантеон героев кубанских казаков — от крупнейших полководцев общенационального масштаба до казачьих атаманов и рядовых казаков. В этих героических образах, как справедливо утверждает автор, воплотились наиболее типичные черты воинской ментальности кубанцев.

1 Миненко H.A. История культуры.

2 Мировосприятие и самосознание русского общества (XIX-XX вв.) / Сб. статей. М., 1994; Царь и царство в русском общественном сознании / Мировосприятие и самосознание русского общества. Вып. 2. М., 1999.

См., напр.: Репина Л. П. Историческая память и современная историография // Новая и новейшая история. 2004. № 5- Савельева И. М. Социальные представления о прошлом: источники и репрезентации. М., 2005; Козпова И. Е. Исследование памяти крестьянства как способ познания феномена исторической памяти // Историческое знание и интеллектуальная культура. Материалы научной конференции. М&bdquo- 2001 и др.

4 См., напр.: Чаггт Г. Н. История в памяти русских крестьян Среднего Урала в середине XIXначале XX века. Пермь, 1999; Разумова И. А. Потаенное знание современной русской семьи. Быт. Фольклор. История. М., 2001; Матвеев О. В. Герои и войны в исторической памяти кубанского казачества. Краснодар, 2003 -Хандожко Р. И. Массовое историческое сознание и историческая наука в СССР 1980;х — 1991 годов («казачье возрождение на Дону» в контексте социально-политических трансформаций эпохи) // Власть, общество и личность в истории. М., 2010. С. 203−220 и др.

В монографии В.В. Трепавлова1 поставлен вопрос, каким образом народы России на начальном этапе формирования многонационального Российского государства воспринимали высшую власть и символ этой власти — российского монарха. Исследователь показывает, как образ Белого царя из повседневной политической практики проникал в народное сознание и фольклор различных народов России. При этом фигура правителя Руси и трактовка института власти обретают устойчивый сакральный облик как в церковной традиции, так и в народном сознании.

В монографии внимательно рассмотрены вопросы христианской символики, связанной со становлением образа монарха, утверждения царской титулатуры в политической и повседневной практике. Пожалуй, впервые в историографии автор устанавливает хронологию появления (не ранее XVI в.) словосочетания белый царь в политическом лексиконе тюркских и финно-угорских народов.

Немало внимания уделено в книге тому, каким образом воспринимали русских и Россию восточные и южные народы. Этническое взаимодействие в ходе присоединения новых территорий к Российскому государству порождало множество стереотипов. Автор показывает, каким образом часть из них изменялась в ходе совместной этнической истории, другие оказывались более стойкими. В. В. Трепавловым точно отмечено своеобразие отражения событий отечественной истории в устной традиции многих народов. Анализ исторической памяти этих этносов проведен ученым на основе сопоставления с народной исторической версией русских. Существенно, что при всех вариациях и трактовках, вхождение в состав России осознавалось как поворотный момент региональной истории и в дальнейшем служило отправной точкой формирования единого российского самосознания.

1 Трепавлов В. В. Белый царь. Образ монарха и представления о подданстве у народов России. М., 2007.

Отношение в народной среде к российским монархам изучила саратовская исследовательница Г. В. Лобачева1, которая провела анализ паремиологических материалов второй половины XIX ¦— начала XX в. с точки зрения отражения в них монархических воззрений русского народа. В 15 сборниках русских народных пословиц и поговорок были отобраны 175 пословичных изречений, в которых содержались суждения русских о монархии и государственности. Выводы Г. В. Лобачевой вполне созвучны полученным нами результатам: даже в канун октябрьских событий большинство подданных Российской империи сохраняли лояльность к царю и царской власти.

Довольно интересную попытку анализа ключевых представлений «картины мира» российского крестьянства предприняла O.A. Сухова. Автор обратился к содержанию социальных представлений и поведенческой л практики крестьян на рубеже XIX-XX столетий. Посредством изучения конфликта ценностей привычной «картины мира» российского крестьянства и нередко прямо противоположных реалий повседневной практики автор воссоздал модель поведенческих и речевых реакций исследуемой эпохи, выявил «следы» изменений ментальных конструкций, определил основные тенденции и особенности этого процесса. O.A. Сухова подчеркивает устойчивые позиции в общественном сознании крестьянства так называемого «общинного архетипа», высокую степень религиозности обыденного сознания, выделяет круг наиболее характерных для крестьянства представлений — об идеальном варианте социальной организации на основе «общинного архетипа" — о Царе как одной из опорных ментальных.

1 Лобачева Г. В. Крах монархического идеала в общественной психологии накануне февраля 1917 года // Проблемы философии, истории, культуры. Межвузовский научный сборник. Саратовский государственный технический университет. Саратов, 1993; она же. Отражение монархических воззрений русского народа в паремиологических материалах второй половины XIX — XX веков // Проблемы политологии и политической истории. Саратов, 1994.

2 Сухова O.A. Десять мифов крестьянского сознания / Очерки истории социальной психологии и менталитета русского крестьянства (конец XIXначало XX в.) по материалам Среднего Поволжья. М., 2008. i конструкцийо войне как воплощении социального идеала службы государствуо бунте как о ритуале социального поведения, позволяющим «настроить» властный механизм и др. Все эти конструкции, безусловно, выполняли огромную созидательную функцию, позволяя адаптировать традиционное сознание к изменяющейся действительности.

Вместе с тем, с рядом утверждений автора трудно согласиться. Например, о мифологизированности крестьянского сознания как результате приоритета веры над разумом — точнее, на мой взгляд, следует говорить не о мифологизированности, а о признании верующими православными людьми реальности мистических явлений. Вряд ли также точно определена «мифологема» крестьянского сознания — «о Воле * как синкретичное представление, поглощающее все [подчеркнуто мной — А.Б.] прочие элементы политического сознания». Возникает вопрос — а как же быть с монархизмом — не менее, по крайней мере, сущностным проявлением не только политического, но и народного сознания в целом? Кроме того, выявление автором «присутствия архаики в сознании во всех сферах повседневной жизни» (что, несомненно, в определенной степени имело место в действительности), незаслуженно отодвигает на второй план гораздо более существенные явления массового православного сознания и массовой исповедной практики.

Новыми исследованиями в последние годы пополнилась тема этноконфессионального сознания русских1. Упомянем также сборники.

1 Цеханская КВ. Икона в жизни русского народа. М., Паломник, 1998; она же. Иконопочитание в русской традиционной культур". М., 2004; Поплавская Х. В. Паломничество, странничество и почитание святынь в Рязанском крае в XIXXX вв. Рязань, 1998; Воронина Т. А. Русский православный пост: советы благочестивой хозяйке. М., 1999; Православная жизнь русских крестьян ХЕХ-ХХ веков: итоги этнографических исследований. М., 2001; Православная вера и традиции благочестия у русских в XVIII—XIX вв. Этнографические исследования и материалы. М., 2002; Кириченко О. В. Дворянское благочестие. М., 2002; Камкин A.B. Островные монастыри в культурном ландшафте русского Севера // Русская культура на рубеже веков: русское поселение как социокультурный феномен. Вологда, 2002; Розов А. Н. Священник в духовной жизни русской деревни. С.-П., 2003; Цеханская КВ. Иконопочитание в русской традиционной культуре. М., 2004; Проблема святых и святости в истории России / Материалы XX Международного семинара исторических исследований «От Рима к Третьему Риму». М., секций Рождественских чтений, регулярно издающиеся материалы Всероссийской научно-богословской конференции «Наследие преподобного Серафима Саровского и судьбы России», публикации в научном православном журнале (единственном в стране) «Традиции и современность», журнале «Воронежская беседа», православном иллюстрированном альманахе «Духовный собеседник», выходящем в Самаре И др.

Целью исследования является выявление тех фундаментальных понятий и принципов крестьянского сознания, на основе которых в народе выделяли конкретные личности, а также изучение воздействия выдающихся личностей и крупных событий на мировоззрение и самосознание русских.

В соответствии с поставленной целью были определены следующие задачи исследования: установить круг личностей и событий, влиявших на коллективное народное сознание и сохранившихся в исторической памятипоказать, какие типы исторических лиц были наиболее популярны и признаны в народе, что именно в характере и деятельности людей прошлого делало их историческими личностями! выяснить, какие представления о царях, военачальниках и других оставивших след в истории людях складывались в самой гуще народа, как эти представления с течением времени менялисьпонять, что крестьяне помнили и знали о личностях, событиях, фактах прошлого и современности, каким образом хранили информацию, как оценивали и воспринимали, так или иначе переосмысливая, услышанное, увиденное и пережитое;

2006; Громыко М. М. Святой праведный Феодор Кузьмич — Александр Благословенный. Исследование и материалы к житию. М., 2007; Святыни и святость в жизни русского народа: этнографическое исследование. М., 2010 и др. проанализировать соотношение в народной памяти реальных, достоверных исторических фактов и их подчас совершенно мифологического истолкования.

Источники. Поставленные в диссертации задачи решались на основе изучения обширного комплекса архивных и опубликованных источников. Прежде всего, это три основных больших массива источников различного типа и разного социального происхождения, значительная часть которых впервые вводится в научный оборот: произведения исторического фольклора, агиографические источники и ответы на программы научных обществ Х1Х-ХХ столетий. Использовались также мемуары, документы официального делопроизводства, полевые материалы и др.

Выбор источникового комплекса был обусловлен несколькими причинами: во-первых, стремлением обнаружить те материалы, анализ которых даст возможность судить о соотношении местной (региональной) и общерусской традиции, о характере взаимодействия национальных, конфессиональных, патриотических и социальных компонентов массового сознанияво-вторых, желанием привлечь материалы широкого географического охвата, свидетельствующие о масштабности изучаемых явленийв-третьих, обращение к данному источниковому массиву объясняется тем, что большинство документов впервые вводятся в научный оборот, либо использовались ранее фрагментарно и для решения иных исследовательских задач.

Проведенное исследование в значительной степени базировалось на архивных документах. Были изучены:

— ф. 7. оп.1 Этнографическое бюро князя В. Н. Тенишева в архиве Русского Этнографического музея1. Весь архивный фонд по 23 губерниям.

1 Далее в ссылках на материалы Тенишевского фонда Архива Российского Этнографического музея (АРЭМ) будут указываться только номера дел и листов. был проработан по следующим пунктам «Программы этнографических сведений о крестьянах Центральной России»: «Знания крестьян», «Книги, чтение, грамотность», «Вести и слухи», «Препровождение свободного времени», «О русско-турецкой войне» и др. Определенную помощь в работе над материалами фонда оказало также начавшееся в 2004 г. и продолжающееся по — настоящий день издание документов «Этнографического бюро"1 фонды Императорского Русского Географического общества, вобравшие в себя сведения о «простом сельском народе». Прежде всего это ответы на анкеты в рамках программы «Этнографическое изучение русской народности», составленной под руководством Н. И. Надеждина. Были просмотрены документы по 11 губерниям (разряды 7, 9, 14, 15, 19, 23, 26, 28, 29, 33, 34, 35, 36- ф. 12 С.М. Пономаревой).

— В Российском государственном историческом архиве были изучены ф. 1284 Департамента общих делф. 1281 Отчеты губернаторовф. 379 V отделения Собственной е.и.в. канцелярииф. 730 Комиссии об учреждении народных училищф. 733 Департамента народного просвещения. Наиболее интересными для диссертационной темы стали ф. 91 Вольного экономического общества, содержащий в себе материалы о деятельности Петербургского комитета грамотности и ф. 1022 (Петрова), в котором собраны исторические предания.

Большой материал по изучению исторического сознания крестьянства дала поисковая работа в семи Государственных региональных архивах:

— Вологодской области — ф. 18 Канцелярии Вологодского губернатораф.17 Губернского статистического комитетаф. 717 Канцелярии начальника государственного ополчения Вологодской губернииф. 438 Директора училищ Вологодской губерниии др.

1 Русские крестьяне. Жизнь. Быт. Нравы / Материалы «Этнографического бюро» князя В. Н. Тенишева. Спб., 2004;2008. Т. 1−6.

В научном архиве Вологодского государственного музея-заповедника особый интерес вызвали исторические очерки, «этнографические мелочи», сохранившие свидетельства исторической памяти местного населения в ф. Вологодского общества по изучению Северного края (ВОЙСК). Самые обширные материалы ВОЙСК хранятся в ф.ф. 652, 4389 Государственного архива Вологодской области.

— Ленинградской области — ф. 189 Петербургского ополчения.

— Московской области — фонды волостных правлений Московской губернии (ф. 815, 581, 705, 795, 8, 683, 378 — в основном, записи мирских приговоров волостных и сельских сходовк сожалению, этот источник оказался малоинформативным).

— Орловской области — ф. 580 Канцелярии Орловского губернатораф. 525 Орловской губернской управыф. 3 Орловского губернского по воинским повинностям присутствияф. 70 Орловского губернского рекрутского присутствияф. 1 Орловского губернского статистического комитетаф. 78 Дирекции народных училищ Орловской губернии и др.

— Рязанской области — ф. 5039 коллекция краеведческих материаловф. 869 рязанской губернской ученой комиссииф. 2798 дневник С. Д. Яхонтова и др. Довольно значительный массив историко-этнографических воспоминаний содержится в указателе A.A. Мансурова1.

— Тамбовской области — ф. 105 Дирекции народных училищф. 63 Тамбовского губернского комитетаф. 4 Канцелярии Тамбовского губернатораф.5, 522 Городские полицейские управления. Тамбовское и Козловскоеф. 161 Тамбовского губернского предводителя дворянства.

— Тульской области. Соответствующие фонды канцелярий и волостных правлений.

В перечисленных выше фондах региональных архивов наиболее информативными оказались отчеты 1убернаторов о состоянии губерний,.

1 Мансуров A.A. Описание рукописей этнологического архива Общества исследователей Рязанского края. Вып. 1−4. Рязань, 1928;1930. материалы о народном образовании, школах, училищах и, главное, о крестьянской инициативе в деле просвещения.

При изучении крестьянского сознания периодов войн XIX столетия привлекались материалы РГАДА (ф. 179 документы об Отечественной войне 1812 г.- Р. XX, Ф.20 дела военныеР. XXX, ф. 30 новые дела и др.), РГВИА (ф. 479 Война 1812 г.- ф. 481 Восточная война 1853−1856 гг.- ф. 485 Русско-турецкая война).

Широко использовались в работе устные (фольклорные) источники, прежде всего, исторические песни, предания, былины1. В диссертации я опирался, главным образом, на тексты русских исторических песен, опубликованные в четырех сборниках, представляющих собой сводку печатных источников XIX в., дополненную архивными материалами. В ряде случаев привлекались и другие сборники песен XIX—XX вв.. Кроме опубликованных фольклорных текстов, привлекались и те, которые удалось обнаружить на страницах периодики, в архивах и записать в экспедициях.

Некоторые записи исторического фольклора, как и другие историко-этнографические наблюдения, были обнаружены в фондах Русского этнографического музея, Русского Географического общества, отдела рукописей Российской национальной библиотеки им. М.Е. Салтыкова-Щедрина, Российского Государственного исторического архива, Института Русской Литературы и др. Именно с этой целью изучались также материалы фондов личного происхождения, в основном собирателей фольклора: Н. Я. Аристова (ЛОИИ, ф.8), П. И. Мельникова (в собрании A.A. Титова, ОР РНБ ф. 478- РГАЛИ, ф. 321- ИРЛИ, ф. 95), Н. Е. Ончукова (РГАЛИ, ф. 1366), В. П. Бирюкова (РГАЛИ, ф.1416), М. В. Красноженовой (ИРЛИ, Р. V, кол. 78), Д. П. Ознобишина (РГАЛИ, ф. 1121), Е. В. Барсова (РГБ, ф.17), Д. Н. Садовникова (ИРЛИ, ф.1583), П. И. Савваитова (ОР РНБ, ф. 17) и др.

1 Характеристику этих жанров фольклора см. в разделе первой главы «Устная традиция».

2 Исторические песни X3II-XVI вв. M.-JL, 1960; Исторические песни XVII вв. M.-J1., 1966; Исторические песни XVIII в. JL, 1971; Исторические песни XIX и., Л., 1973.

3 Собрание народных песен П. В. Киреевского. Записи П. И. Якушкина. Т. 1. Л., 1983; Т. 2. Л., 1986; Русские народные песни. М., 1988 и др.

Поскольку выявление новых вариантов фольклорных произведений не являлось самостоятельной задачей исследования, обнаруженные в процессе архивного поиска записи привлекались, в основном, в том случае, когда обращение к ним расширяло наши представления об ареале бытования песен. В работе с фольклорными источниками особое внимание обращалось на сведения о месте, времени записи, социальной среде, к которой принадлежал исполнитель. Для анализа привлекались, в основном, тексты, записанные в крестьянской среде в XIXначале XX вв. Происхождение их могло быть более ранним, но сам факт бытования позволял использовать их в качестве источника. Я стремился опираться на те фольклорные тексты, бытование которых не было единичным, но напротив, дополнялось наличием схожих вариантов в других российских регионах.

Что касается преданий и легенд, то каких-либо специальных сводных изданий до сих пор не было осуществлено. Поэтому в работе использовались отдельные, довольно разрозненные публикации в сборниках дореволюционного и советского периодов1 (указания на них см. в тексте глав).

Особую группу источников составили публикации об отечественных подвижниках благочестия. Были привлечены биографии подвижников, которые публиковались в различных духовных изданиях: отдельных брошюрах, в епархиальных ведомостях, духовных журналах («Духовная беседа», «Православный паломник», «Странник» и др.). Наиболее насыщенным информацией (и наиболее часто используемым) стало фундаментальное собрание «Жизнеописаний отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков», составленное известным агиографом и деятелем.

1 См., напр.: Русский народ. Его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия. / Собр. М. Забылиным. Репринтное воспроизведение издания 1880 г. М., 1989; Сказания русского народа, собранные И. П. Сахаровым. М., 1989 и др.

2 См., напр.: Жития русских святых. 1000 лет русской святости / Собр. мон. Таисия / 2-е изд. Т.1−2. Свято-Троицкая Сергеева Лавра, 1991; Жития святых мужей. / Сост. B.C. Русак. Издано Комитетом Молодежи Русской Православной Церкви за границей. Astoria, N.Y., 2000.

Церкви епископом Никодимом (Кононовым). Это фундаментальное издание было выпущено в 1906—1910 гг. Афонским Русским Пантелеймоновым монастырем, а в 1994 — 1997 гг. издательство Свято-Введенской Оптиной пустыни осуществило репринтное воспроизведение дореволюционного издания в 12 томах1.

В «Жизнеописания.» вошла значительная часть известных на тот период биографий, опубликованных в различных столичных и провинциальных изданиях о не прославленных, но почитаемых подвижниках благочестия [некоторые подвижники, чьи жизнеописания представлены в этом издании, в наши дни уже канонизированы — прим. А.Б.].

Поиск и анализ материала проводился прежде всего под углом зрения взаимосвязи мир — подвижники благочестия. Выбор «Жизнеописаний.» полностью себя оправдал — в 12-ти томах отложился массовый материал о самых разных формах почитания подвижников в народной среде, постоянных контактах мирян со старцами и праведниками и т. д.2.

Большую группу источников составили также материалы периодики, как светской, так и церковной. Были изучены журналы («Вера и разум», «Живая старина», «Этнографическое обозрение», «Москвитянин», «Отечественные записки», «Русское богатство» и др.), региональные издания (губернские и епархиальные ведомости).

Привлекались также дневники, путевые заметки, воспоминания, жизнеописания крестьян, историко-статистические описания XIXначала XX вв. и т. д.

В работе использованы и полевые материалы, собранные в ходе экспедиций (Вожегодский р-н Вологодской области, 1986 г.- Богдановский р-н Грузии, 1988 г.- Касимовский р-н Рязанской обл., 1990 г.- Сапожковский р

1 Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 вв. Т. 1- 12. Издание Введенской Оптиной пустыни. 1994;1997. Далее — ОПБ.

2 Об использовании «Жизнеописаний.» в качестве этнографического источника см.: Громыко М. М. Жизнеописания неканонизированных подвижников благочестия XIX в. как источник для изучения массового религиозного сознания" // Этнографическое обозрение. 2000. № 6. н Рязанской обл., 2002 г.) и личных поездок автора. Некоторая часть собранных материалов использовалась для реконструкции исторического сознания крестьян раннего периода. Тем самым, полевой этнографический опыт опосредованно влиял на ход исследования.

Во время экспедиционной работы респондентами были, главным образом, лица пожилого возраста — очевидцы событий первой половины XX столетия. В формировании картины прошлого у людей, родившихся в первой трети XX в., существенную роль продолжает играть устная традиция — ведь их знания, особенно в молодости, почерпнуты большей частью из широко бытовавших в деревне рассказов старших односельчан. Вышесказанное гораздо менее характерно для представителей среднего и молодого поколения, прошедших советскую школу и испытавших на себе сильнейшее воздействие средств массовой информации.

Трудности реконструкции «народной версии» истории связаны в основном с тем, что в воспоминаниях респондентов воссозданию целостной картины мешает «забытое» со временем. Кроме того, обрушившийся мощный поток информации в постсоветский период, непривычный для людей воспитанных на идеологически дозированной информации, довольно часто приводит к неуверенности в оценках прошедших событий.

Информативное богатство всего комплекса источников, как архивных, так и опубликованных, позволило рассмотреть воззрения русских крестьян, их установки и приоритеты в оценке истории и современных им личностей и событий.

Методы исследования. Исследование проводилось на основе сравнительно-исторического метода и комплексного подхода, с позиций историзма, научности и многофакторности. Особое значение имели метод типизации и группировки, историко-антропологический подход в изучении рассматриваемых явлений духовной жизни крестьянства.

В силу множественности и разнохарактерности источников применялся агрегативный метод — сбор разрозненных материалов и фактов из источников различных типов и видов. Анализ материала проводился с точки зрения того, что привносили в народное сознание выдающиеся личности, какой след в памяти крестьян оставили те или иные эпохи и события.

Во время экспедиционных обследований были собраны источники, полученные методом включенного наблюдения и интервьюирования. Они используются в работе для исторических и этнографических ретроспекций. Данное обстоятельство обусловило применение ретроспективного метода, позволявшего продвигаться от фактов и явлений, зафиксированных в наши дни к реконструкциям элементов более ранней культурной традиции.

К методологическим принципам данного исследования следует также отнести стремление автора опираться на лучшие, выдающиеся примеры и образцы. Я исхожу из того, что портрет нации, который создается на основе всего лучшего, что в ней есть, способствует ее сплочению. При реконструкции культуры, искусства любого общества, мы ищем опорные точки в лучших произведениях, останавливаемся на гениальных авторах, художниках и на лучших их творениях, а не на худших. Этот принцип — ориентация на лучшие образцы — представляется чрезвычайно важным и совершенно бесспорным.

Научная новизна работы. Впервые предпринята попытка выявить фундаментальные понятия и принципы крестьянского сознания, на основе которых в народе выделяли те или иные личности, а также изучить проблему влияния выдающихся личностей на формирование и становление самосознания русских. В ходе проведенного исследования были также проанализированы особенности народной трактовки прошлого и современности.

Данная постановка проблемы дала возможность более полно оценить развитие самосознания русского народа, понять характер взаимодействия в историческом развитии основных компонентов самосознания — национального, конфессионального, патриотического и социального.

В научный оборот введен большой комплекс документов из архивных и опубликованных источников. Можно утверждать, что создана база данных, содержащая информацию о круге исторических деятелей, выделенных в народном сознании и закрепившихся в исторической памяти русского крестьянства.

Практическая значимость. Материалы диссертации могут быть использованы в дальнейших научных исследованиях по отечественной этнологии, в изучении духовной жизни русского (российского) народа, при подготовке лекционных и специальных курсов, учебных пособий по отечественной истории и культуре, в просветительской деятельности СМИ.

Апробация результатов исследования. Диссертация обсуждена и рекомендована к защите на заседании отдела русского народа Института этнологии и антропологии РАН. Основные положения диссертации были представлены в виде трех монографий и серии статей, одиннадцать из которых опубликованы в ведущих рецензируемых научных журналах и изданиях. Они нашли отражение также в ряде выступлений и докладов на международных и всероссийских научных конференциях.

Структура диссертации. Поставленные цели и задачи исследования определили структуру работы. Диссертация состоит из введения, шести глав, заключения, списка использованных источников и литературы.

Заключение

.

В работе выявлен круг личностей и событий, которые выделялись в массовом сознании русских и, в свою очередь, воздействовали на его формирование и характер. Прежде всего, это русские монархи — олицетворение авторитета властирелигиозные подвижники, как авторитетные духовные личностивоины-полководцы как защитники и «сберегатели» земли Русской. Определены те принципы и подходы, которыми руководствовались крестьяне, выбирая из числа прочих и сохраняя далее в памяти те или иные фигуры, события, факты.

По мере христианизации общества православный культ святых постепенно вытеснял поклонение языческим божествам. Объектами всенародного почитания становились выдающиеся лица русской истории. Вокруг них, носителей лучших народных черт, выстраивалась картина исторического прошлого.

В рассматриваемый период механизм формирования оценки истории и современности значительно усложнился по сравнению с более ранними эпохами. Устная традиция перестает быть фактически единственным источником исторической информации. В деревню проникают книги, печатная литература (поступление книжного знания небольшим процентом грамотных не исчерпывалосьв крестьянской среде широко бытовало чтение вслух). Обучение чтению, растущая грамотность изменяли образ мыслей крестьянина. Крестьянским представлениям был присущ синкретизм, принцип нерасчлененности систем различного уровня. На прежний социальный опыт органично наслаивались проекции новых смыслов, что обеспечивало целостность восприятия картины мира и сохраняло собственную идентичность.

Границы между автаркической деревней и образованным обществом постепенно размывались. Подъем национального чувства в результате победы в Отечественной войне 1812 г., расширение социального кругозора крестьянства формировали понимание прав и свобод, выходившее за рамки привычных представлений. Прямым следствием перечисленных факторов стал более критический подход к событиям и лицам отечественной истории. Современные крестьянам цари, полководцы, другие выдающиеся личности стали восприниматься более реалистично, проигрывая в сравнении с героями «славного прошлого». Безусловно, сказалась здесь и характерная в целом для народного сознания склонность при сопоставлении поколений отдавать предпочтение предшественникам (сознание старшего поколения, которое сохраняло преимущественные позиции в общине, всегда было ориентировано на прошлоесоответственно, проверка поколениями предшественников служило основным мерилом духовных ценностей в общественном сознании крестьянства).

Проведенное исследование показало, что народный взгляд на историю страны формировался в значительной мере через оценку выдающихся личностей. Коллективная память этноса разборчиво отбирала и сохраняла имена государственных и народных лидеров — царей, полководцев, устроителей церкви и подвижников благочестия, героев из народа и т. д. Все они в той или иной степени были носителями характерных, типичных черт национального характера. В их делах и свершениях проступали глубинные пласты психологии русского этноса, его душевные и религиозно-нравственные возможности.

Несмотря на разницу в статусе, специфику конфессиональных, сословных и иных характеристик вполне можно выделить общие типологические черты в народной оценке крупных фигур прошлого.

Жизнь и свершения царей, полководцев, других государственных деятелей измерялись в сознании крестьян прежде всего мерками общенациональной значимости. Роль в укреплении могущества Русского государства, в защите его от внешних врагов^ — важнейший показатель признания выдающейся личности в народе.

К наиболее почитаемым историческим деятелям относились как к выразителям воли Божией. Первейшим критерием оценки монархов и крупнейших полководцев была их верность православной идее, высшим религиозным ценностям.

Демократизм в поведении, простота в быту — те черты, которые делали историческое лицо особенно привлекательным, будь то царь-труженик или военачальник-солдат. Любой исторический деятель оценивался не только на весах — что ему удалось, или не удалось — но и с точки зрения того, удержался он на определенной нравственной высоте или нет.

Многие выдающиеся личности русской истории, не будучи церковными фигурами, являлись, по сути, подвижниками в миру. Бескорыстное служение своему народу, высочайший жертвенный патриотизм поднимали их на уровень святости. Мирские подвиги воспринимались современниками и потомками как святое деяние.

Некоторые крупные деятели прошлого — часто вопреки реальному ходу исторических событий — представлялись крестьянам защитниками их социальных чаяний, противопоставлялись «плохим» боярам, помещикам. Разумеется, к плохим, нерадивым господам относили не всех представителей высшего сословия, но тех из них, которые не соответствовали православным народным представлениям об общественном служении.

Именно соответствие деятельности людей прошлого устойчивым православным воззрениям об общественном служении наряду с масштабностью совершенного делало их историческими личностями. Такое отношение к выдающимся деятелям отечественной истории русские люди пронесли через многие столетия и передали в XX век.

Во главе могущественного православного государства крестьяне представляли лишь Монарха— православного царя, помазанника Божия, призванного выполнять волю Господню. Властелином громадной страны и народа, на высшем уровне власти мог и должен был находиться лишь тот, кому вручил эту власть сам Бог. Царь — воплощенный образ православной государственности.

В повседневном течении жизни наиболее справедливыми социальными организмами крестьянам-представлялись крестьянская община и казачий 1 круг, что, тем не менее, вполне уживалось с представлениями о совместимости демократического самоуправления с монархическими формами государственного устройства.

В начале XX столетия традиционные воззрения на царскую власть постепенно размывались. Распад российской государственности в 1917 г. явился следствием, в числе других факторов, значительной трансформации монархического идеала в общественном сознании.

Громадное значение в формировании национального самосознания имел духовный авторитет подвижников благочестия. Трудно представить (и вряд ли уместно утверждать), что в массе своей русские люди непременно стремились к собственной повседневной святости. Но они благоговели пред святостью других — монахов, старцев, странников, юродивых. Эту святость они ценили как высшую религиозную величину и очень высоко ставили в силу осознанной необходимости пострадать.

Всенародное, соборное почитание чтимых подвижников православного благочестия в России часто опережало официальное признание. Поток русских людей к праведникам при их жизни, а после смерти к их могилам, говорит о том, что отечественные подвижники были достоянием народа. Их труды и подвиги доказывали, что не только в монашестве обретались здоровые силы, но и то, насколько сильны были религиозные устремления во всех слоях народа.

Обращение к земной жизни и посмертному почитанию «явленных и неявленных», канонизированных и не канонизированных подвижников благочестия дает множество примеров тому, насколько глубоко и органично вошли они в&bdquoисторическоесознание &bdquo-русских людей. Почитание православных подвижников являлось неотъемлемой составляющей народной религиозности. Образ их подвижничества и святости был особенно дорог благочестивому идеалу народа. Святые были понятны и близки крестьянину, ведь, как говорили в народе, были времена, «когда святые по земле ходили» .

Православная основа мировоззрения в значительной мере определила взгляд на личность в народной среде. В рамках религиозного сознания личность может признаваться действительно ценной только при абсолютной основе ее: бессмертии и богоподобии. И чувство личного достоинства русских крестьян основывалось на том, что всякий человек, без различия, есть образ Божий. На формирование личности, ее историческую активность немаловажное влияние оказывал также устойчивый тип общинной организации, который веками сохранялся на российской почве и нес в себе объединительное начало для большинства населения страны.

В массовом сознании русского народа всегда высоко ценились полководцы и военные герои, добывавшие славу России и проявлявшие боевые и героические качества русских людей. Крупнейшие полководцы прошлого считались у русских выразителями воли Божьей. Православные народные воззрения на протяжении практически всей российской истории определяли понимание воинского долга военачальниками, офицерами и солдатами.

Постепенный отход от веры части общества, а после 1917 г. и целенаправленное разрушение русских традиций, в том числе и воинских, не могли не сказаться на состоянии Российской армии и, прежде всего, ее духовной основы, мотивации воинского подвига, менталитета военных. Утрачивалось понимание защиты Родины как православного Отечества. В Великой Отечественной войне 1941;1945 гг. в народном сознании на первый план вышел, существенно потеснив конфессиональный, патриотический фактор. Но и, казалось бы, утраченная религиозность нередко проявлялась в эти тяжелые годы. Скрытое же исповедание православия не прекращалось никогда. В наши дни возрождение армии и флота неразрывно связано со священными традициями российских воинов, осознававших свой профессиональный и гражданский долг как христианское служение Родине.

Конфессиональным ' и социальным факторами, прежде всего, определялась память о бунтарях, предводителях крестьянских восстаний. В народном сознании их образы часто жили рядом друг с другом. Преемственность этих образов можно объяснить не только инерционностью фольклорной традиции, но и длительной нерешенностью тех задач, которые ставились восставшими.

Существовали довольно устойчивые этнические стереотипы в отношении соседних народов, с которыми русским приходилось контактировать в заселении и освоении новых земель, союзников в войнах и походах и, разумеется, соперников и врагов. Враги в вооруженных конфликтах, будь то французы, австрийцы или турки, воспринимались как нехристи. С древности те, кто посягнул на православное Русское государство, считались нехристями, басурманами, даже если принадлежали к христианскому миру. Тем не менее, эти стереотипы не препятствовали оценке крупной личности из чужеродной среды.

Популярные герои, выдающиеся личности принадлежали к разным сословиям. Важно подчеркнуть, что русское сословное деление имело в своем основании мысль об особенном служении каждого сословия. С точки зрения отдельного сословия существовала своя общественная моральная оценка важнейших проступков: у дворян в вопросах честиу купечества — в слове, в обязательстваху крестьян — особенно широко и объемно действовало обычное право, охватывая все сферы жизнедеятельности и т. д.

Но главное — сословные обязанности для большинства русских мыслились как религиозные, а сами сословия — как разные формы общего для всех христианского дела — спасения души. Поэтому и поступки личностей, и их мотивы, и народная оценка деятельности тех или иных фигур основывались на традиционных христианских воззрениях.

Определяющим в оценке исторической личности был православный и патриотический подход. Религиозными и мирскими подвигами прирастали и крепли национальная самобытность, самосознание народа. Подвигом веры, военным подвигом во имя Отечества, гражданским подвигом служения стране и народу.

Вне поля зрения этой работы остался довольно широкий круг ярких, выделяющихся личностей в крестьянской повседневности. Таковыми вполне можно считать инициативных предприимчивых хозяев, знатоков природы, права, ходатаев по делам общин и др., т. е. людей, добившихся успехов в своей области. Местные предания о таких личностях, жизнь и деятельность которых были интересны и назидательны, в форме простых безыскусственных рассказов переходили из уст в уста. Их современники и потомки любили вспоминать о них, справедливо замечая: «Вот был человек-то».

Воззрения русских на историю страны и мира проявлялись не только в характеристике отдельных деятелей, но и в выделении различных эпох и событий прошлого. Оно происходило на двух уровнях. Во-первых, в крестьянских представлениях отложились наиболее крупные исторические эпохи в их общей временной последовательности. Ими были основание Русского государства, ордынское иго, Смутное время, периоды царствования наиболее крупных монархов — Ивана Грозного, Петра Первого, Александра Первого и т. д. Во-вторых, внутри этих эпох выделялись самые значимые факты, события, в первую очередь войны. В эти периоды истории наиболее интенсивно шел процесс осмысления общенациональных задач и интересов.

В соответствии с двумя уровнями выделения существовали и представления о хронологической последовательности важнейших событий. Характерными явлениями в исторической памяти народа были нарушения хронологической последовательности, фактологические неточности. Но необходимо отметить, что случались они в основном в пределах одной исторической эпохи, касались идеологически и типологически близких фигур.

Для религиозного типа сознания большинства русских совершенно естественным было признание реальности мистических явлений, что накладывало свой отпечаток на видение истории и современности. Разумеется, сказывались в этом отношении и влияние фольклорной традиции, и недостаточная осведомленность крестьян, а также заинтересованность в решении тех или иных общественных вопросов. Народ, как правило, воспринимал и принимал лишь то, что не входило в противоречие с его исторической памятью и основополагающими воззрениями. В простонародье часто наделяли любимых героев лучшими чертами, заимствуя их у других персонажей, приписывали порой не совершенные ими деяния.

Фактически в каждом регионе, местная история переплеталась в сознании людей с общегосударственной, личная и групповая память вписывались в контекст истории страны, так называемой Большой истории.

Несмотря на определенную локальную и конфессиональную специфику, в народной памяти по всей территории расселения русских сохранился единый в основе своей круг исторических событий и фактов. Их трактовка, если и варьировалась, то очень незначительно. Общность исторических представлений в течение многих столетий способствовала этнокультурной консолидации русского народа, укрепляла и развивала его самосознание.

Самосознание народа невозможно вывести лабораторным путем, оно выплавляется столетиями и опирается на традиционные ценности, на историческую память. Не случайно в последнее десятилетие люди стали все чаще обращаться к историческому наследию. Вот уж что действительно объединяет сегодняшних русских — гордость за героические и культурные свершения, за великие имена россиян.