Французская революция. 
Мировоззрение социалистов-утопистов

Великая Французская революция сокрушила феодализм. Она свергла абсолютного монарха, свергла духовную власть церкви, причем, вопрос о религии в революционном государстве вызвал острую дискуссию. Для одних религия была предрассудком, насилием над умами. Другие настаивали: религия нужна, она должна быть государственной. Аббат Фуше (создатель трехцветного национального флага) утверждал: религиозная терпимость ведет к упадку нравов; те, кто не принадлежит к религии, не должны вступать в брак, им нельзя верить; подобных людей нельзя признавать связанными данным ими словом. Один из выдающихся деятелей первого этапа революции Оноре Габриель Рикети граф де Мирабо (1749−1791) был беспощадным противником католической церкви; он столь яростно выступал за свободу духа, что даже был критически настроен против принципа терпимости. «Я не хочу проповедовать терпимость. Самая неограниченная свобода религии составляет в моих глазах такое священное право, что слово „терпимость“ в применении к ней кажется мне почти тираническим, так как самое существование власти, имеющей право терпеть, следовательно, иногда и не терпеть, является нарушением свободы мысли» , — писал Мирабо. — «Я не понимаю выражения: господствующее вероисповедание. Может быть, под этим понимают вероисповедание, угнетающее другие? Или под этим словом подразумевают религию, исповедуемую государством? Но государство не имеет права властвовать над совестью или направлением мнения. Или думают при этом о религии большинства? Вероисповедание — убеждение. То или иное вероисповедание является последствием того или иного убеждения. Но убеждение образуется не с помощью подсчета голосов. Мысль независима и не допускает, чтобы се связывали». Мирабо особенно решительно выступал против смешения светских и духовных целей. Когда это имеет место, Варфоломеевская ночь неизбежна, подчеркивал он.

Примечательна позиция Максимилиана Робеспьера (1758−1794), вождя якобинцев, наиболее радикальных элементов революции. Он был решительным противником частной собственности и конкуренции. Это ложь, если участники скачек так поставлены, что один сидит верхом на превосходном коне, между тем как другой должен бежать на собственных ногах, считал Робеспьер. Разум, свобода — величайшее счастье человека на земле! Все выдумки исчезают перед истиной, и все нелепости испаряются при свете разума. Что у священников общего с Богом?! Они находятся в таких же отношениях к нравственности, как художники к медицине. Священники — слуги деспотизма; это они сказали королям: вы наместники Бога на земле, вы от него получили свою власть, а короли отвечали им: соединимся, и будем делить добычу! Истинный священник Высшего Существа — природа, ее храм — вся Вселенная, ее культ — добродетель. «Я верю в Высшее Существо, создавшее людей свободными и равными, создавшее их, чтобы они любили друг друга…, в Существо, желающее, чтобы ему выражали почитание добродетелями, а не ревностью к вере, — в Существо, для которого высочайшее богопочитание есть преклонение перед истиною и разумом. Я верю в скорую гибель всех деспотов, в возрождение добрых нравов, в возрастающее распространение всех добродетелей и в вечное торжество свободы» , — заявлял Робеспьер.

Французская революция, начавшаяся под лозунгами торжества разума, свободы, равенства и братства, сопровождалась кровавым террором и в последующие годы привела к власти Наполеона (Наполеон I Бонапарт, 1769−1821), утвердившего военную диктатуру. В целях упрочения своей власти Наполеон даже заключил конкордат^[1] с папой. Шаг был весьма противоречивый: многие во Франции это соглашение не приняли. В частности, генерал Дельма на вопрос Бонапарта, что он думает по поводу празднеств, устроенных в честь конкордата, ответил: «Прекрасное зрелище. Недоставало только того миллиона людей, которые дали себя убить, чтобы уничтожить то, что вы сейчас восстанавливаете» .

Французская революция не только сокрушила феодализм и абсолютную власть, но и остро поставила социальный вопрос, вопрос о социальном освобождении тружеников. Наиболее выдающимися социальными мыслителями, мечтавшими о социальной справедливости и строившими планы освобождения людей от социального гнета, были Шарль Фурье (1772−1837), Анри де Сен-Симон (1760−1825) и британский социалист-утопист Роберт Оуэн (1771−1858). В философском плане они унаследовали идею французских материалистов XVIII в. о приоритете общества, общественных обстоятельств. «Люди, даже наиболее сильные, являются продуктами обстоятельств» , — считал Сен-Симон. «Порочны не люди, — вторил ему Фурье, — порочен… социальный механизм». При гармоничном строе каждый человек и все вместе найдут свой интерес, свою выгоду, свое счастье, утверждали Фурье, Сен-Симон и Оуэн.

Фурье исходил из того, что естественное неравенство коренится в самой природе человека, следовательно, право собственности также вполне естественно. Вместе с тем он решительно отверг «исполинские богатства», ибо рядом с ними могут существовать только «муравейники нищих». Поэтому-то при строе цивилизации (капиталистическом) между людьми, между богачами и бедными господствует враждебная разобщенность. Здесь неизбежны два порока, подчеркивает он, — «нищета, терзающая многих людей», и революции, терзающие государства. Фурье осудил террор якобинцев. Он заявлял, что они, клятвенно заверяя в смертельной ненависти к коронованной власти, сами не стремились ни к чему иному, как только «взойти на престол» .

Но что предлагали сами социалисты-утописты? Сен-Симон, полагая, что индивидуальное право собственности может быть основано лишь на общей пользе, утверждал, что никто не должен быть обеспечен сверх меры — в ущерб и за счет другого. Эти принципы он положил в основу своих трудовых ассоциаций. Граждане, заявлял Сен-Симон, «должны организовать свое общество так, чтобы оно было наиболее выгодно наибольшему числу людей; они должны поставить целью всех своих трудов и всех своих действий — в наикратчайшее время и наиполнейшим образом улучшить моральное и физическое состояние наиболее многочисленного класса». При этом от вооруженной борьбы, сеющей только семена раздора, следует раз и навсегда отказаться. Тем, кто озабочен проблемой общего счастья, остается только один путь — это путь мирного убеждения, путь примера: «Существенное условие успеха нашего святого начинания — это то, что единственным средством, дозволенным нам для достижения нашей цели, является убеждение. Пусть нас преследуют, как и первых христиан, но нам совершенно невозможно действовать физической силой» .

" Первые христиане создали основу всеобщей морали, провозгласив и в хижинах, и в дворцах божественный принцип: все люди должны видеть друг в друге братьев, должны любить и помогать друг другу… Господа, вы должны последовать примеру своих предшественников, вы должны развить одинаковую с ними энергию. Они основали христианскую религию, а вы должны преобразовать ее; вы должны завершить организацию моральной системы, вы должны подчинить ей светскую власть" , — пишет Сен-Симон в «Обращении к друзьям человечества» .

Сен-Симон подверг критике Декларацию прав человека и гражданина — политический манифест Французской революции, принятый Учредительным собранием 26 августа 1789.

Собственность — это отнюдь не безоговорочное право; закон, регулирующий пользование ею, — самый важный закон. «Без имущественного достатка нет, и не может быть ни свободы, ни каких-либо других неотъемлемых прав». Равенство перед законом, свобода! Прекрасно! Но также ли свободен сын бедняка, как и сын богача? Свободен ли человек, когда он не имеет хлеба? Равноправны ли богач и бедняк, когда один имеет право жить, не работая, а другой, если он нс работает, имеет право лишь умереть!

Сен-Симон (как и Фурье) не исключает иерархичности социального порядка. Он сравнивает общество с пирамидой: «Мы допускаем, что народ должен быть размещен в виде пирамиды; мы глубоко убеждены, что… от основания пирамиды и до ее вершины слои должны состоять из все более и более ценных материалов». Однако когда мы рассматриваем современную пирамиду, продолжает Сен-Симон, нам кажется, что ее основание из гранита, что до известной высоты ее слои состоят из очень ценных материалов, но что «ее верхняя часть… не что иное, как позолоченный гипс. Основанием современной пирамиды являются рабочие, занимающиеся ручным трудом» .

Относительно прогресса человечества Сен-Симон высказывается в том смысле, что история разделяется на органические и критические периоды. Во время органических периодов человечество опирается на какую-либо положительную доктрину, которая распространяет свою юрисдикцию на все человеческие действия и заключает в себе большее или меньшее количество истины, примененной к потребностям человечества; со временем человечество освобождается от ее догматов, из предписанных ему рамок, и тогда наступает период критики или отрицания, в продолжение которого человечество бросает свои прежние убеждения, в то же время еще не приобретая новых, общих, абсолютных убеждений, а верит лишь в одно — в ложность старых убеждений. Период греческого и римского политеизма, когда действительно в него веровали все образованные греки и римляне, был органическим периодом. Вслед за ним наступил период критический (или скептический) — период греческих философов. Другой органический период наступил с появлением христианства. Соответственно новый критический период начался с реформации; он продолжается и сейчас, считает Сен-Симон.

Участники «Заговора во имя равенства» Гракх Бабеф (1760−1797) и Филиппе Микеле Буонаротти (1761−1837) более радикальны. Ссылки на природные различия, важные с точки зрения Фурье и Сен-Симона, все-таки сохранявших неравенство в своих будущих гармоничных социальных организациях, Бабефом и Буонаротти решительно отвергались. Напротив, они утверждали, что у всех людей от природы одинаковые чувства и одинаковые потребности. Равенство составляет " естественное право" , для осуществления которого, по мнению Бабефа и бабувистов, необходимы общность имуществ, совместный и обязательный для всех труд, равное пользование его продуктами. Бабеф и его соратники (в отличие от Этьена Кабе) не верили в возможность мирного перехода к коммунистическому строю: его следовало завоевать организованной политической борьбой, поддержанной народным восстанием. Бабеф считал, что если люди будут сражаться за равенство с той энергией, с какой они сражались «против феодально-монархического здания, то нет сомнения в том, что крушение варварской системы частной собственности приведет в скором времени к счастливым временам золотого века и подлинного братства на земле, совершенно изгнанного из нашего чудовищного общества честолюбием и алчностью» .

Особенно непримирим Бабеф был по отношению к монархическому строю. Он считал, что это строй всевозможных привилегий; верх всякого неравенства.

Буонаротти, защищая свои идеи, не всегда был прав в оценке опыта Французской революции. В частности, он писал: «Немало восхваляли почти полное единодушие, с каким, казалось, была осуществлена революция 1789 г. Полагаю, что те, которые воздали этим честь общественной добродетели, не были достаточно знакомы с характером этой революции. Представьте себе различные слои властолюбцев, тяготеющих над массой народа и стремящихся подняться на высшие ступени. Дворянство, расположенное на вершине лестницы, всех их подавляло; все они, следовательно, должны были приветствовать его крушение, к чем}' были направлены первые революционные движения. Таким образом, эта видимость единодушия не была следствием добродетели, а следствием беспокойной зависти слоев, промежуточных между дворянством и народом. К тому же, поскольку класс трудящихся ставился ни во что заправилами этого периода, то видные патриоты 1789 г., за небольшими исключениями, относились доброжелательно ко всем злоупотреблениям, кроме злоупотреблений наследственного дворянства» («Заговор во имя равенства»).

• [1] Конкордат (от ср.-век. лат. concordatum — соглашение) — договор между римским папой как главой католической церкви и каким-либо государством, регулирующий правовое положение католической церкви в данном государстве и его отношения с папским престолом.