Разговорный стиль в аспекте текстовых категорий

Вопрос о текстовом статусе разговорных диалогов остаётся дискуссионным. Конечно, на отдельных участках монологического характера сходство разговорного развёрнутого высказывания с каноническим текстом-монологом несомненно, но такие участки составляют меньшую часть разговорных диалогов и полилогов. О. Б. Сиротинина, проследившая все степени такого сближения', выделяет разговорные тексты (отвечают всем признакам текстовой структуры), оборванные тексты (с признаком тематической незавершённости), текстоиды (не имеют строгого членения на содержательные части и завершённости), тексты-разговоры (разносубъектны, развитие темы прослеживается с трудом) и, наконец, текстовые дискурсы (речевой замысел оказывается нереализованным или отсутствует как таковой, единства темы нет, речевой поток сильно зависим от ситуации общения). Последние наиболее многочисленны.

Почему же люди без конца предаются относительно бессмысленному, с логической точки зрения, занятию: болтовне, беглому обзору большого количества случайных тем, без особой заботы об организации отдельных высказываний в связное и завершённое речевое целое? Чтобы ответить на эти вопросы, нужно задуматься о границах понятия 'авторский замысел'. Это понятие связано с целью общения и актуально для всех речевых подсистем, в том числе и для разговорной речи. Неформальному общению тоже необходимо программирование в порождающем сознании и отбор средств реализации целевой программы, а рассогласование цели и средств ведёт к сбоям самого общения. Специфична, однако, сама цель.

Л. П. Якубинский в своей классической работе о диалоге писал, что социальное в нём ближе всего подходит к биологическому. Люди нуждаются в гармонизации ритмов речевого поведения, в согласовании своих намерений, в достижении совместного психологического результата, идеалом которого является радость общения. Гипотетически, разговорная речь в плане целеполагания характеризуется авторским замыслом с психологической доминантой. Интеллектуальный же замысел, реализующийся в высказываниях, выражающих мысль «только ради неё самой» (Ш. Балли), разговорной диалогической речи свойствен не всегда.

Рациональная доминанта замысла обусловливает тематическое единство текста, что и характерно для книжных стилей речи с преобладанием монолога. При психологической, эмоциональной доминанте тематическое единство перестаёт быть обязательным, более того, поиск и удерживание гармонии диалогического общения при переходе с одной темы на другую осуществляется легче и свободнее. За счёт этого разнообразится психологический рисунок диалога, сглаживаются острые углы отношений, предупреждается нежелательное вторжение в личную сферу собеседника. Разговоры, таким образом, тоже представляют собой целевое единство, осуществление единой целевой программы, хотя и с иной доминантой замысла, другим — подсознательным — обеспечением цели. Это, следовательно, особый тип текста, неканонический, специфически организованный, и всё же имеющий свои правила и традиции. Ещё В. В. Виноградов выделял бытовой диалог как жанр и писал: «Устная речь в быту не только произносится, но имеет и организованные формы своего построения» .

Однако признание текстового аспекта не снимает вопроса о том, насколько исчерпывающим он является. Различая дискурс (связную речь в совокупности с нелингвистическими условиями её протекания) и текст (целостное речевое произведение), мы ставим акцент либо на процессе коммуникативной деятельности, либо на результате этого процесса. «Глубинное психологическое отличие дискурсивной деятельности от текстовой кроется в различной установке на результат деятельности и в различной форме существования их продукта»^[1].

Результатом дискурсивной деятельности являются модели речевого поведения коммуникантов, направленные на достижение определённого внеречевого результата. В них обобщаются речевые поступки говорящего: его предложения, советы, возражения, акты поддержки, участия, согласия, опровержения и т. д. Их можно группировать на основе общности коммуникативной установки, устанавливая режимы диалоговедения или вводя другие основания обобщения. Модель речевого поведения может характеризоваться, по аналогии с речью в целом, «как целенаправленное социальное действие, как компонент, участвующий во взаимодействии людей и механизмах их сознания»^[2]. Сама эта деятельность, общая речевая масса её выражения неотрывна пи от её носителя (коммуниканта), ни от ситуации речевого общения, а также достаточно аморфна в плане общей организации. Именно поэтому мы не можем близко к оригиналу воспроизвести даже недавние диалоги с собственным участием, хотя легко воспроизводим их содержание как совокупность предпринятых коммуникантами речевых действий: он хочет, чтобы, а я считаю, что надо. Текст же предполагает отчуждение продукта речевой деятельности от конкретной ситуации его создания и самостоятельное функционирование. Так, разговорный рассказ может неоднократно повторяться в разных обстоятельствах, превращаясь в «пластинку» (А. Ахматова), которую легко воспроизводить вновь и вновь.

В разговорной речи коммуникантам интуитивно ясна установка дискурсивного или текстового типа, соответственно одной или другой установке они и занимаются речепроизводством. При лингвистическом исследовании разговорной речи установка коммуникантов может быть определена на предварительном этапе, а это, в свою очередь, позволяет выбрать предпочтительный тип анализа: категориально-текстовой или дискурсивный, речеповеденческий. Можно достаточно уверенно предположить, что жанры разговорного стиля по-разному ориентированы в этом плане: для разговорного рассказа и личного письма более перспективен текстовой анализ, для бытового разговора, светской беседы, флирта — дискурсивный. В то же время любой разговорный диалог и монолог позволяет осуществлять оба типа анализа, поскольку дискурс не только процессуален, но и по-своему результативен, а текст несомненно имеет не только результативную, но и процессуальную сторону.

Дискурсивное изучение разговорного стиля ведётся активно и плодотворно, но межстилевое сравнение результатов при этом исключено. Дело в том, что дискурсивное рассмотрение книжных стилей речи современной лингвостилистикой не предпринималось, да и необходимо ли оно, ещё не ясно. Категориально-текстовой подход, напротив, позволяет сравнивать разговорный и другие функциональные стили. Для этого разговорный материал рассматривается на тех же основаниях, что и книжные стили: анализируется речевая репрезентация набора основных категорий текста.

Категория темы в разговорной речи реализуется наиболее специфично. Бытовые разговоры и беседы чаще всего политематичпы^[3], что обусловлено спецификой их замысла и требованиями ситуации. Предметные темы не развиваются долго, меняются по желанию любого из собеседников, сдвигаются на ассоциативных основаниях, и чаще всего выделить среди них главную невозможно. Апофеозом тематической малозначимости являются разговоры с параллельным течением двух самостоятельных предметных тем, например, в диалоге пожилых женщин: — Лист в этом году рано желтеет. — О, смотри, Валя идёт. — Зима, наверно, ранняя будет. — И куда так рано наладилась? — Да нам не привыкать, пусть и ранняя, что ж…- На смену что ли вызвали? Общее развитие разговора вполне гармонично, обе собеседницы им удовлетворены.

Соответственно сменам темы, разговорный диалог обычно делится на последовательные тематические отрезки, сравнительно небольшие в бытовых разговорах и достаточно крупные в жанрах беседы и рассказа. В их пределах категория темы проявляется, как и в книжных стилях, на основе тематической цепочки номинаций. Такая цепочка не очень разнообразна, в ней заметно выдвижение на значительную роль субститутов (местоименных замен), сокращающих и упрощающих изложение. Схема разговорной тематической цепочки предметного фрагмента или текста выглядит примерно так: ААбббббббб. Плотность тематической цепочки обычно достаточно велика, повторяемость единиц является нормой.

Значит / ну я тоже была девчонкой / мне было лет двенадцать // И я очень любила вообще собак // И там была собака-а

Дымка. И вот значит эта собака Дымка / она меня очень любила// Она страшно злая была /все боялись к ней подходить/ но я подходила /она меня очень… ласкалась и вообще была… Она была на цепи в сарае таком / Сарай был открытый… // И у неё щенки были1.

Как показали специальные исследования, текстоподобные участки разговорного диалога нередко объединяются на базе общей для них предметной темы (гипертемы), т. е. политематичность в разговорной речи слабее, чем может показаться па первый взгляд. Обычно в тематическом блоке с единой гипертемой собирается четыре-семь более конкретных тем (данные И. Г. Сибиряковой).

В составе предметных тем отдельную группу составляют темы ситуативные. Как правило, разговорное речевое общение протекает на фоне какой-либо ситуации (чаепитие, занятия несложными бытовыми делами, прогулка, поездка на транспорте) и сколько-то отражает эту ситуацию. Коммуниканты обращаются к ней, прерывая обсуждаемую неситуативную тему. Иногда ситуация настоятельно требует внимания (заплакал младенец, закипел чайник, раздался телефонный сигнал и т. п.). Е. А. Земская назвала данное явление «интервенцией конситуативной тематики». Впрочем, отвлечение от неситуативной предметной темы может быть и произвольным: — А Ваня что? — Ваня в своём репертуаре (следует рассказ о сыне). — Это новенькая? (о шляпе собеседницы) — Да нет, с прошлого года ещё — Ну-ну. -Пи и вот. эта Настя ему говорит (продолжение рассказа о сыне). Обычно эти темы проходят по периферии языкового сознания коммуникантов. Ситуативно-предметное диалогическое единство, как правило, невелико по объёму и выделено интонационно, так что речевой партнёр, тема которого перебита ситуативным включением, обычно не выражает неудовольствия.

Предметные темы разговорных диалогов и полилогов непринуждённо сменяют друг друга, иногда возвращаются, и никогда не исчерпывают собой содержания разговора. Дело в том, что в разговорной речи есть ещё одна тема, причём излюбленная. Эта тема — сам говорящий. Как правило, такая тема реализуется каждым участником диалогического разговорного общения, причём с искренней заинтересованностью, буквально биологическим воодушевлением. И. С. Тургенев замечал, устами своего героя: «Обо всём на свете можно говорить с жаром, с восторгом, с увлечением, но с аппетитом говоришь только о самом себе». Я-тема то сопровождает предметно-тематическое содержание текста в качестве субъективно-модального аккомпанемента, то выдвигается на самостоятельную роль и подаётся развёрнуто. В подсобной роли Я-тема, как вьюн у яблони, приплетается к предметной теме собеседника, несколько заслоняя её и в то же время следуя заданной форме. Часто Я-тема запрашивается собеседником (- Ну как ты? — Ой, я вообще…), может предъявляться явочным порядком в ответ на реплику речевого партнёра (- Много помидор пропало у меня так-то — А у меня перец) или даже вклиниваться в чужую реплику (И. — Я уже вот так вот начала…- А. — А причём у меня есть ещё мерзкая такая привычка Ирку пихать, когда мне смешно. — И. — Аня меня начала подпихивать, а я и так-то сдержаться не могу). Сформированы стереотипы ввода Я-темы: а я / мы; и я / мы; я / мы тоже, у меня / нас тоже; пет, а мы не так делаем; пет, а я и др. Я-тема используется для композиционной организации разговорного рассказа. Разговорной речи без Я-тем не существует, они характерны для разных жанров непринуждённого общения, реализуются в разных социальных слоях и подавляющем большинстве ситуаций.

Являясь сквозной для целого диалога, Я-тематика скрепляет разнородные предметно-тематические фрагменты разговора, по-своему обеспечивая их целостность. «Тематический эгоцентризм» разговорного стиля подчёркивает смещённость непринуждённых разговоров в сферу восприятия действительности (последняя обсуждается собеседниками, и смысл общения состоит не столько в событии, сколько в обмене мнениями по поводу этого события и, ассоциативно, мн. др.). Это согласуется с гипотезой психологической доминанты авторского замысла в разговорном речевом общении.

Лексически цепочка Я-темы крайне бедна: в пей личные и притяжательные местоимения первого лица, чаще всего единственного числа. Используется также нулевая номинация, да изредка перифразы-автохарактеристики: и этот знаток женской души опростоволосился страшно; мамин сын так ответить не мог (высказывания о себе). Иногда базовая номинация сопровождается характеризующим приложением, в русских традицияхуничижительным (и я, дурак, поверил; это я, раззява, опять всё перепутала) или ироническим (А я, скажите что не умница-разумница, ещё вчера вам про это говорила). Фактически это специфические входы в связанную с говорящим предметную тематику, Я-тема постоянно и неизбежно соскальзывает в предметную сферу.

Я-тема и предметная тематика в разговорном диалоге взаимодополнительны. Сквозной и целостный лексически незаметный характер первой в сочетании с фрагментарностью и лексической конкретностью второй создают общую типовую тематическую структуру разговорного диалога. Подстиль и жанр конкретизируют её: фатические жанры усиливают роль Я-тематики, практическая направленность разговора, а также изобразительность и аналитизм — роль предметных тем.

Композиция разговорного речевого произведения подчинена логике общения и развития ситуации, а не логике движения мысли к её результату. Здесь нет и не может быть заголовков, а каноническая трёхчастная структура прослеживается только при относительно кратковременном общении, тогда его композиционной рамкой служат приветствие и прощание. При длительном общении с постоянными речевыми партнёрами (языковом существовании) границы речевых произведений могут определяться только на базе ситуации или, реже, практической предметной темы.

Тем не менее, чаще всего начало и конец разговора маркируются стандартными вводами и заключениями, закреплёнными за типом ситуации. Так, во время случайной совместной поездки более общительный из незнакомых попутчиков имеет возможность прибегнуть к таким вводным стандартам: начальный вопрос (вы впервые в.?; вы уже бывали в.?: я вам не помешал (а)?; вам помочь?); неопределённое замечание «в пространство» (кажется, задерживают отправление; совсем новый вагон; удобный какой рейс по времени; тесно очень, то ли дело аэробус); высказывание о себе, что более явно служит приглашением к разговору (кое-как успели, думала, опоздаю; не люблю ночных полётов, по приходится). Стоит ответить хотя бы кивком головы, задать встречный вопрос, даже односложно отреагировать на замечание — и негласный договор об общении заключён. Завершение темы или разговора в целом обычно связано с тематической или общей усталостью и маркируется уходом от темы с помощью речем ну что ж, ну ладно, вот так вот; ну, всего не переговоришь и др.: — Вы до самой Москвы? — Нет, я в Казани выйду. У меня там родители, в гости еду. — Ну что ж, пора и набок. — Давайте.

Интересно, что в роли композиционных связок в разговорном стиле особенно часто используются частицы, а в их числе не знает себе равных частица ну. Исконно побудительная, с развитым эмоциональным содержанием, она постоянно возникает на границах композиционно-тематических фрагментов, обозначая переход на другую тему или побуждая к нему. Часто она используется в комплексе с союзом и некоторыми другими словами, образуя коммуникемы: ну и что, ну так что, ну, а ты (он)?, ну хорошо. Так же вводится обобщающий фрагмент: ну в общем; ну, а короче?, ну в итоге; обозначается завершение общения: ну будь, ну пока, ну давай; ну ладно; ну до встречи. Активны также частицы вот и давай (те), последняя, обернувшись словом-предложением, стала служить распространённым словом прощания: — До встречиДавай. Другое средство композиционного членения разговорного текста и дискурса — это прямое обращение с контактоустанавливающим сопровождением: Слушай, Оль, ну сколько можно обещать!; Катя, что я сейчас тебе расскажу.; Нет, Алёшенька, ты меня лучше послушай. Широко применяются вопросительные предложения, направленные на поиск темы и выяснение интенций собеседника: Хочешь про своего племянничка послушать?; Ты серьёзно? Ещё одна разговорная универсалия — связка кстати. Она используется для тематического продвижения разговора одним из собеседников, иногда совсем некстати для другого, поскольку является не ассоциативно-содержательным, а прагматическим сигналом. Возможно, сказавший А кстати, Олег тебе не пишет? не запрашивает информацию, а хочет уйти от нежелательной для него темы, развиваемой до этого.

Отдельно стоит сказать о тематических включениях. Для разговорной речи характерны упоминания, ассоциативные отвлечения, отклики на «интервенцию ситуации» и другие очень короткие инотематические фрагменты, вклинивающиеся в крупные тематические участки и нарушающие плавное течение разговора. Как ни странно, они почти не мешают собеседникам в силу своей повсеместности и всеобщности, а также краткости. Поскольку включения неизбежны, говорящие реагируют на них автоматически.

Таким образом, разговорные диалоги не лишены признаков структурированности, правда, трёхчастная композиция находится здесь в зачаточном состоянии, а композиционные фрагменты соответствуют тематической мозаике. Кроме того, здесь узаконена композиционная подвижность, готовность к сиюминутным изменениям в области композиции.

Хронотоп разговорного стиля объективен, причём векторный нуль времени и пространства совпадает с моментом речи и конкретным местоположением говорящего.

В отличие от всех книжных стилей, текстовое объективное время чаще всего совпадает с грамматическим. Данный факт связан с конкретным личным характером разговорной речи: разговорное текстовое «сейчас» не похоже ни на научное «сейчас и всегда», ни на официально-деловое «сейчас и далее», ни на публицистическое «социальное сейчас». Это конкретная темпоральная позиция в составе реальной ситуации, что и выражается глагольными формами настоящего времени с конкретным значением. Сдвиги и переносы этого значения получают контекстное обоснование: я ему всегда говорю (настоящее время в расширенном значении); я ему вчера говорю (настоящее в значении прошедшего). В соответствии с точкой отсчёта выстраивается вся объективно-темпоральная перспектива разговора. Здесь главенствует тенденция о прошедшем говорить в формах прошедшего времени, о будущем — в формах будущего.

Отступления от основной тенденции связаны с перцептуальными (психологически окрашенными) приращениями смысла и художественно-изобразительными задачами, которые ставит перед собой говорящий. Так, в повествовательном жанре рассказа или в описательных фрагментах разговорного текста часто применительно к прошлому событию используется «настоящее изобразительное» время глагола: Нет / я всё-таки пошла //Когда я увидела / что собирается группа / и было хорошо / действительно — лунная ночь / и идёшь по этим горам / кажется что это какой-то марсианский или лунный пейзаж. Формы настоящего и будущего изобразительного контрастируют с объективно-временными формами прошедшего, создавая эффект присутствия и заново ощущаемого личного переживания ситуации.

Лексическая разработка понятия 'время' многообразна и подробна. Наиболее детально отражена тема «день (сутки)». Множество сигналов, абсолютных и относительных, статических и векторных, в разной мере дробных дают говорящему возможность обеспечить темпоральную привязку любого явления, о котором идёт речь: от себя самого и мельчайших деталей ситуации до события в целом: утром, днём, ночью; вчера, сегодня; в семь часов; после обеда / перерыва / тренировки, перед работой / уроком / концертом); рано, с опозданием, до, после, в течение. На языковой и стереотипно-речевой базе развивается множество необщеупотребительных аналогов: после «Вестей» (телевизионной новостной программы), перед Машей зайдёшь (раньше, чем Маша). Актуально также применение придаточных предложений времени, разговорно деформированных: Это уж, когда сессию свалим; Были-были, когда ещё Иван с приятелем в отпуск приехали.

При таком обильном лексическом обеспечении, проявляется любопытная деталь разговорного сообщения о времени — темпоральная неопределённость. Отработанные речевые стереотипы приблизительности подчёркивают личный характер отношений и по-русски вольное обращение со своим и чужим временем: примерно во [сколько], около [скольки], что-то во [сколько], вокруг [скольки]:

Ну, значит, около шести я тебя жду; вокруг девяти у меня сбежимся; что-то в полпятого я освобожусь. Точность времени подчёркивается специально: сейчас два ноль девять; точно в восемь; сразу после обеда; в четыре, без опозданий; даю ровно пять минут.

Перцептуальное время отражает индивидуальность восприятия. Это значение выражается контекстно, на базе стандартных темпоральных сигналов с относительным характером значения. Так, разговорное недавно может означать и «несколько минут тому назад», и «вчера-позавчера», и «в прошлом году»; раньше —" в молодости", «до свадьбы», «до войны», «до революции». Относительность восприятия ярко выявляется при психологическом несовпадении: Мишкину мамашу встретил. «Как, — говорит, — ты уже вернулся? Недавно ведь ушёл». Ничего себе! Два года сапоги таскал, а она: недавно. Перцентуальные сдвиги ярко проявляются в разговорных гиперболах на темпоральном основании: сто /тыщу лет, (целую вечность, полжизни) не видались; целый / весь день, битый час / два часа тут торчу.

Концептуальное время разговорному тексту не чуждо, но используется только в соответствии с пространным развитием обобщённых тем, а выходы в небытовую сферу в разговорном общении не очень часты. Заметим, однако, что именно они, в русской традиции, являются эталоном неформального общения.

Особенность стиля состоит в актуальном, неслужебном характере объективного времени. Это проявляется и в частотности темпоральной лексики, и в семантичности грамматической категории глагольного времени, и в вовлеченности темпоральных сигналов в систему выразительных средств разговорного стиля.

Локальная привязка разговорного текста также реалистична, она связана конкретным обозначением места обсуждаемого события, а также, по мере необходимости, места встречи коммуникантов. Стандартными средствами выражения пространственных координат содержания являются географические названия и соответствующие им апеллятивы, которые в речевом ряду легко заменяются дейктическими словами: он в Москве (в Москву улетел), там книжная ярмарка вчера открылась. Типична локализация па базе конкретно-предметной лексики в обстоятельственной позиции: в магазине, перед театром, к зубному (врачу), а в области Я-темы — косвенных падежей с пространственным значением: у меня, у нас, ко мне.

Для разговорного взаимодействия не характерно распространение обстоятельства и не используется обозначение места действия с помощью номинативного предложения, как в публицистике. Локализаторы разговорного текста, как правило, носят фактический характер, обозначая пространственные контуры явления или события. Исключение составляют случаи, когда место действия становится одной из тем разговора. Обсуждение местоположения какого-либо объекта или дороги к нему — это типичный тематический фрагмент разговорного текста. Естественно, что такие фрагменты насыщены пространственными сигналами.

Взятые в целом, средства локальности разнообразны и значимы, но не централизованы. Политематичность разговорного текста вызывает и дробление поля объективного пространства. Локализаторы активно участвуют в сегментировании речевого потока, по общая интегрирующая роль им не свойственна. Даже разговор о поездке или походе постоянно уходит от идеи пространства как таковой, перемещаясь на личностные смыслы: сели мы в автобус, и впереди меня сидел дяденька, у которого была такая мясистая лысина (далее — история с дяденькой); Приехали мы в Южу, а Южа — сосредоточие Иринкиных родственников. Южа — городок классный, самый классный человек там была бабушка (далее рассказ о бабушке). Как и в других стилях, «вступление в сферу смыслов совершается только через ворота хронотопа», но суть общения заключена не в них. Реплики объединяются в текст на прагматическом основании.

Другие виды пространства в разговорной речи выражены слабо, хотя перцептуальные приращения смысла наблюдаются и здесь: ср.: Нет, Кузино — это далеко (при обсуждении летнего отдыха, о пригородном селе) и шутливое Да мы близко живём, всего три часа па самолёте.

Поле пространства, как и в других стилях, тесно связано с полем времени, совместное употребление локальных и темпоральных единиц повсеместно.

Тональность разговорного диалога многообразна. Личностный характер непринуждённого общения позволяет и предполагает свободное эмоциональное самовыражение говорящих, предметно-логический план разговора используется как база эмоциональных наблюдений и обобщений. Степень значимости эмоционального содержания различна. В фатическом подстиле она больше, в практическом меньше, но даже в минимальном общем проявлении — собственно непринуждённости, одной только непринуждённости — психологическая составляющая общения есть в наличии и важна. Тональность дружелюбной приветливости, спокойной расположенности к речевому партнёру является искомой универсалией речевого общения вообще и разговорного стиля в частности. К умению необременительно, по явно выразить эти состояния-отношения подталкивает речевой этикет.

Основными при выражении тональности являются невербальные (взгляд, мимика, жесты), а также суперсегментные средства (интонация, фразовые ударения, варьирование темпоритма) и внешнее сопровождение речи (мимика, жесты, позы, положение и перемещение в пространстве). Все они существенно дополняют или даже видоизменяют содержание вербального высказывания. Целую реплику диалога можно заменить мгновенным взглядом, движением бровей, сменой позы и т. д. Так компенсируется отмеченная исследователями относительно малая частотность эмоционально-экспрессивной лексики^[4].

Вербальные сегментные средства экспрессивности в совокупности отвечают строению соответствующего языкового лексического поля. Ядерными средствами являются эмоциональные междометия, эмоционально-экспрессивная лексика и фразеология, экспрессивные синтаксические конструкции. В женской речи, особенно при общении с подругами и невзрослыми родственниками широко используются аффиксы субъективной оценки, придающие высказыванию некоторую слащавость: Кира/иди кушать / бери Буратинку // Ты любишь, Буратинка, блинки? Спроси его /со сметанкой блинки// Тоненький блиночек^[5]; Любочка Петровна, приветик, моё золотко, прости, что надоедаю. Ближайшая периферия поля за счёт интонации смыкается с ядром, например, нейтральные обозначения эмоций и чувств (рад вас видеть; это счастье; грустно; расстраиваюсь из-за вас) в разговорных репликах практически невозможно произнести без эмоционального интонирования.

Из экспрессивных речем особо следует выделить контактные повторы (фигуру редупликации). Предельно простая по технике, она продляет участок интонационного выражения эмоции, а также выполняет роль интенсификатора. Данное явление может составлять заметную черту речевой манеры говорящего и достигать значительной плотности в его высказываниях. См., например, повторы в речи молодой матери, купающей пятилетнюю дочку: Держись/держись; выпрямивыпрямивыпрями; Ну встань/ встань!; Закрой-закрой / а то холодно / закрой; Мой /мой /мой лоб!; Хорошая / хорошая вода?; Как раз / Как раз; Не надо / не надо!; Сейчас / сейчас-сейчас; Ой-ёй-ёй! Ой-ёй-ёй!; Не пей / не пей; Сейчас / сейчас достану; Давай-давай / Свет // Руки / руки давай; Всё? Всё? Ну давай-давай; Ох / мой хороший… Ох! Мой хороший3.

Значимость категории тональности подчёркивается типичностью эмоционального обобщения предметной темы (Не звонит, не пишет. Я сама звонить много раз уже пыталась — ничего. Тревожно как-то) и завершения разговора: Ну, счастливо!; Пока, Ленку целуй; Не горюй, всё обойдётся; Давай щёчку (для прощального поцелуя). Таким образом, категория тональности в разговорном стиле имеет отношение к композиционному членению текста.

Тональность может анализироваться и в рамках дискурсивного подхода к разговорному диалогу. В числе диалогических единств разговорного стиля типична такая пара реплик: в инициативной пространно описывается эмоциогенная ситуация, в реплике-реакции содержится та или иная формула эмоциональной поддержки собеседника. Эта реакция ожидаема и важна для инициатора, ради этой реакции он и рассказывал о своей радости или печали. Психологически это очень важная коллизия, и разговорный стиль готов к её разрешению: он имеет множество речевых стереотипов для того, чтобы успокоить, выразить сочувствие, приободрить, подзадорить или же приятно удивиться, изумиться удаче, разделить радость собеседника: Ладно, не расстраивайся, перемелется — мука будет; Ничего, прорвёмся; Успокойся и дыши глубже; Ничего ещё не потеряно; Мне тебя очень жаль; Жалко, конечно; Не бери в голову!; Вот это да!; Не может быть!; Это просто восторг! Выражается и эмоциональное неприятие, но чаще за глаза: Так ему и надо; Поделом вору мука; Мало ещё!; Что заслужил, то и получил.

Разговорная диалогическая партитура может характеризоваться психологическим унисоном, когда собеседники находятся между собой в самых добрых отношениях и общение их гармонично, или же когда их отрицательная позиция совпадает и негатив направлен на общий внешний объект (вспомним предвыборные разговоры сторонников одной и той же партии). В других случаях психологические партии коммуникантов расходятся или противоречат друг другу. Разговорный стиль располагает множеством стандартных речевых формул как для поддержания унисона, так и для твёрдого отстаивания своей позиции или предупреждения нежелательного конфликта. Речекультурная техника таких действий во многом связана с удерживанием психологической гармонии речевого общения.

Категория тональности в разговорном стиле полнокровна и значима. Её оригинальность связана с преимущественно устным бытованием разговорной речи и, как следствие, первостепенной ролью арсенала невербальных средств выражения эмоций, оценок, волеизъявлений. Впрочем, лексический ряд и набор грамматических экспрессивных единиц тоже важны для выражения психологического настроя коммуникантов.

Общий взгляд на категориально-текстовую структуру разговорных диалогов и полилогов позволяет выдвинуть на ведущее место категорию тональности (субъективной текстовой модальности). Она не только повсеместно реализована и семантически богата, но и оказывает сильное влияние на другие категории. В их числе категория темы, которая в фатическом подстиле подстраивается под тональность и находит личностное наполнение в Я-тематике. Другой категориально-текстовой особенностью стиля является конкретность вербального воплощения и существенность невербальных средств выражения всех основных универсальных смыслов разговорного общения.

• [1] Борисова И. Н. Русский разговорный диалог: структура и динамика. М, 2009. С. 137.
• [2] Лингвистический энциклопедический словарь / гл. ред. В. Н. Ярцева. М., 1990. С. 136−137.
• [3] Земская Е. А. Политематичность как характерное свойство непринуждённого диалога // Разновидности городской устной речи. М., 1988.
• [4] Сиротинина О. Б. Русская разговорная речь и её особенности. М., 1974. С. 54−76.
• [5] Русская разговорная речь: Тексты. С. 223.