Институциональные изменения и зависимость от предшествующего пути развития

Роль прошлого в современном развитии институтов

Какую роль играет прошлое в современном развитии институтов? Можно выделить два основных подхода к этому вопросу.

Сторонники первого считают, что в обществе действует эволюционный механизм, который отбирает самые эффективные институты и организации, приносящие наибольшую пользу обществу. Другие авторы уверены, что выживают нс обязательно самые эффективные институты и организации, в прошлом развитие могло пойти, но неоптимальному пути.

Круг авторов, которые считают (иногда в неявном виде), что эволюционные процессы в целом ведут в направлении к эффективности, достаточно широк. Их иногда называют историческими оптимистами, а сам подход — панглоссианским (по имени героя философской повести Вольтера)^[1].

В современной экономической литературе этот подход проявляется в попытке оправдать гипотезу о максимизирующем поведении экономических агентов или гипотезу о рациональном поведении ссылкой на естественный отбор. Впервые такая попытка была предпринята Алчианом в 1950 г. в его известной статье «Неопределенность, эволюция и экономическая теория»^[2].

Статья была написана как ответ на критику предпосылки неоклассической теории о максимизирующем поведении экономических агентов. Это направление критики маржиналистской теории возникло в 1930;х гт. в Англии и в 1940;х гг. в Америке на базе эмпирических исследований поведения предпринимателей, которые показали, что при принятии решений предприниматели не осуществляют расчет и сопоставление предельных величин издержек и выгод. Зачастую они даже нс располагают информацией, необходимой для этих расчетов. В ответ на эту критику Алчиан заявил, что выживают те фирмы и индивиды, которые максимизируют прибыль, даже если они и не делают это целенаправленно. Он выдвинул аргумент о естественном отборе, который был призван доказать следующее: обезличенные рыночные силы действуют таким образом, что соблюдаются все теоремы, описывающие поведение фирмы в неоклассической теории, пусть даже предпосылки о поведении фирмы, направленном на максимизацию прибыли, неверны. В условиях неопределенности, неполной информации и несовершенного знания максимизация прибыли не может быть руководством к действию. Заранее (ex ante) мы не можем сказать, какое поведение приведет к наилучшим результатам. Лишь задним числом (ex post) можно определить, какие действия принесли наибольшую прибыль.

В теории Алчиана не предполагается, что экономические агенты действуют целенаправленно и сознательно. Индивид может реагировать па неопределенность, строго придерживаясь своих привычек и обычного поведения, которые ассоциировались с успехом в прошлом, он может использовать метод проб и ошибок или имитировать поведение наиболее удачных людей. Рынок же отберет те виды поведения, которые были бы правильными в условиях совершенного предвидения. Подобный тип рациональности Уильямсон называет естественной рациональностью (organic rationality)^[3]. С этим типом рациональности ассоциируются эволюционные теории (Алчиан, Нельсон и Уинтер), а также австрийская школа (Хайек, Менгер, Кирцнер).

В 1953 г. Фридмен пошел еще дальше и заявил, что естественный отбор ведет к оптимизирующему поведению агентов и фирм. Естественный отбор у Фридмена — это основание для того, чтобы предполагать, что агенты действуют так, как будто они рационально стремятся максимизировать ожидаемый результат, независимо от того, делают они это или нет. «Таким образом, они как будто знают соответствующие функции спроса и издержек, вычисляют предельные издержки и предельный доход от всех доступных им видов деятельности и увеличивают масштаб каждого из видов деятельности до такого момента, пока соответствующие предельные издержки и предельный доход не сравняются»^[4].

У этих авторов, однако, остается неясным сам механизм естественного отбора. Алчиан предполагает, что фирмы имитируют тех, кому удается максимизировать прибыль. Но остается невыясненным вопрос о том, откуда фирмы знают, какие характеристики они должны имитировать. В качестве критики идеи Алчиана Пенроуз высказывает аргумент о том, что в экономике нельзя проводить аналогию с естественным отбором в биологии, поскольку не обнаружен экономический аналог наследственным характеристикам, передаваемым с помощью генов.

Уинтер и Нельсон нашли подобный аналог в рутинах, которым следует фирма. «Рутины являются основным понятием, характеризующим постоянство поведения в нашей экономической теории: „рутины подобны генам“. В первом приближении можно ожидать, что фирмы поведут себя в будущем соответственно рутинам, применявшимся ими в прошлом»^[5]. «Рутина» для Уинтера и Нельсона — общий термин для всех нормальных и предсказуемых образцов поведения фирмы: технических методов производства товаров и услуг, заказа нового оборудования, политики в области инвестирования и НИОКР, рекламы и деловой стратегии. Говорить, что они наследуются, можно, поскольку у организмов будущего многие характеристики те же, что и у породивших их современных организмов. Эти рутины подвержены эволюционному отбору: организмы, придерживающиеся определенных рутин, могут функционировать лучше других, и со временем их относительная значимость в отрасли возрастает.

Итак, данный подход придерживается идеи о том, что капиталистическая конкуренция действует подобно эволюционному процессу в биологии, отбирая наиболее эффективные институциональные формы и способы организации. Эта идея прослеживается в работах Дженсена, Уильямсона, Меклинга, Норта и других ученых-институционалистов. Так, Норт утверждает: конкуренция приводит к тому, что выживают наиболее эффективные институты, а неэффективные гибнут^[6]. Дженсен, Меклинг и Уильямсон предполагают, что типичная иерархическая капиталистическая фирма — наиболее эффективная форма потому, что она преобладает в современном мире.

Сторонники второго подхода обращают внимание па те явления, которые противоречат тезису о том, что выживают только наиболее эффективные институциональные структуры и организационные формы. Одно из таких явлений — зависимость от предшествующего пути развития (path dependence).

Если бы институты существовали в мире, где трансакционные издержки равны нулю, то предшествующее экономическое развитие не имело бы никакого значения. Изменения в относительных ценах или в предпочтениях немедленно влекли бы за собой соответствующую перестройку институтов. Но в реальном мире, где трансакционные издержки не равны нулю, значение приобретает сам процесс, в ходе которого возникли современные институты, ведь этот процесс ограничивает выбор в будущем. Именно он определяет расходящиеся направления развития общества, политических систем и экономик. «Зависимость от траектории предшествующего развития означает, что история имеет значение. Нельзя понять альтернативы, с которыми мы сталкиваемся сегодня (и определить их содержание в процессе моделирования экономической деятельности), не проследив путь инкрементного развития институтов»^[7].

Норт иллюстрирует расходящиеся пути развития на примере двух стран: Англии и Испании. В начале XVI в. у этих стран было много общего, и перед их правителями стояла одна и та же проблема: получение дополнительного источника дохода. В этих целях правителям приходилось договариваться со своими подданными, и в обмен на рост налогов появились новые формы народного представительства.

В ходе революции 1688 г. в Англии удалось добиться конституционного ограничения произвола правителя, после чего стали возникать экономические институты, вызвавшие относительное упрочение прав собственности. Возросшая надежность и устойчивость прав собственности во времени привела к возникновению финансовых рынков в Англии, что способствовало экономическому росту страны. Одновременно распространялись и укреплялись идеологические установки, которые сыграли свою роль в институциональных изменениях.

В Испании, напротив, в противостоянии между короной и кортесами верх брала корона, что означало постепенный упадок органа народного представительства. Правителям удавалось создавать неэффективные права собственности, которые мешали экономической деятельности, однако приносили значительный доход короне. Постепенно возник громоздкий и сложный бюрократический аппарат.

Институциональная структура метрополий отразилась позднее на различных путях развития их колоний. В Латинской Америке сложилась авторитарная система, управлявшаяся из Мадрида. В испанских колониях не было ни самоуправления, ни обезличенного обмена на конкурентных рынках, избранные купцы получали исключительные монопольные привилегии. Целью сложившейся системы было не развитие колонии, а добыча благородных металлов и направление их потоков в Испанию. И сейчас, спустя 200 лет после получения независимости странами Латинской Америкой, различия между Северной и Южной Америкой по-прежнему велики. «Контраст между историями Северной и Южной Америки дает, вероятно, наилучший пример того, к каким последствиям приводит различие путей институциональной эволюции»^[8]. В Латинской Америке демократические институты слабые, развитие происходит рывками, рынки монополизированы и преобладает персонализированный обмен, в то время как США — страна со здоровой политической системой, основанной на федерализме и демократии, с развитой рыночной системой и ограниченными полномочиями правительства.

Первым, кто привлек внимание ученых, занимающихся экономической историей к проблеме зависимости от предшествующего пути развития, был Поль Дэвид, написавший небольшую статью под названием «Клио и экономическая теория QWERTY»^[9]. Он попытался объяснить, как возник и был закреплен необычный стандарт расположения клавиш на пишущей машинке, какой набор случайных обстоятельств придал устойчивость этому стандарту вопреки многим более удобным решениям.

Первые шесть букв па клавиатуре компьютера образуют последовательность QWERTY. Первоначально подобная клавиатура использовалась на печатных машинках, но она не самая удобная. В 1932 г. Дворак запатентовал клавиатуру, которая приводит к рекордной скорости печатания — так называемая «упрощенная клавиатура Дворака». В 1940;х гг. эксперименты, проведенные специалистами морского флота США, показали, что возросшая эффективность использования этой клавиатуры окупит издержки переобучения группы машинисток в течение десяти дней их работы на протяжении полного рабочего дня. Дворак умер в 1975 г., а его клавиатура так и осталась непризнанной. Мир упорно отказывайся от его изобретения.

Расположение QWERTY на печатной машинке возникло потому, что оно позволяло уменьшить частоту столкновения литерных рычагов. В 80-х гг. XIX в. были изобретены более удачные машинки, без литерных рычагов, с цилиндрическими рукавами, и на них стали использовать другое расположение букв. Но в период 1895—1905 гг. на рынке предлагались в основном машинки QWERTY, которые назывались универсальными. Почему им удалось вытеснить другие, более удобные устройства?

Печатные машинки были элементом большой и довольно сложной системы производства, все составные части которой были взаимосвязаны. Кроме производителей и покупателей печатных машинок в нее входили машинистки и ряд организаций, частных и государственных, которые осуществляли подготовку машинисток. Эта система сложилась эволюционно, ее никто не планировал, не разрабатывал в отличие от самих технических средств, усовершенствованием которых занимались целенаправленно.

В конце 1880-х гг. наступила эпоха печатания вслепую. Машинистки должны были учиться «слепому» методу печати десятью пальцами на определенной клавиатуре. Решения фирм, какую машинку приобрести в офис, и выбор машинисток, на какой клавиатуре учиться печатать «слепым методом», были взаимосвязаны. У фирм не было стимулов к тому, чтобы вкладывать средства в обучение машинисток. Ценность печатной машинки, приобретенной для работы в офисе, зависела от того, удастся ли найти сотрудницу, которая будет на ней работать. Ценность навыков печатания обученной машинистки зависела от того, сможет ли она найти работу, т. е. офис, приобретший машинку с той клавиатурой, на которой она умеет печатать. Фирмы покупали машинки QWERTY, потому что большинство машинисток обладало навыками печатания именно на них. Фирмам было безразлично, какую машинку приобретать; машинисткам — безразлично, на каких машинках учиться печатать «слепым методом». Но каждое случайное решение в пользу QWERTY повышало вероятность того, что следующий экономический агент также выберет машинку QWERTY. В результате одна модель клавиатуры — QWERTY — становится стандартом, и машинки данной модели занимают господствующее положение на рынке.

Когда люди находятся в ситуации неопределенности, их ожидания относительного будущего играют очень важную роль. Если игроками ожидается победа одной из технологий, этого может оказаться достаточно для ее реальной победы. Сами же ожидания людей могут меняться под влиянием случайных исторических событий. В случае с клавиатурой QWERTY таким случайным событием мог стать удачный рекламный ход производителей «ремингтонов» — печатных машинок с клавиатурой QWERTY. 25 июля 1988 г. в Цинцинатти прошло соревнование, в котором победил Ф. МакГарин, печатавший на «ремингтоне», и рекламируемый им «ремингтон» стал необычайно популярным^[10].

В литературе приводятся и другие примеры технологических аномалий подобного рода: упорное использование узкой железнодорожной колеи; вытеснение системами с переменным током систем, работающих на токе постоянном; победа бензинового автомобильного двигателя над паровым и электрическим. Эти примеры показывают, что выбранное однажды технологическое решение может определить направление изменений в этой сфере, даже если оно оказывается в конце концов менее эффективным по сравнению с альтернативным направлением, по которому не удалось развивать технологию.

Зависимость от пути развития в сфере технологии объясняется тем, что развитие явления может сопровождаться нарастанием связанной исключительно с ним и благоприятствующей ему внешней среды. Именно эта внешняя среда и направляет развитие явления по определенной траектории^[11]. В нашем примере эта среда включала в себя производителей и потребителей печатных машинок, а также машинисток с их навыками печатания вслепую и организации, которые занимались их подготовкой.

Что такое зависимость от траектории развития применительно к экономическим институтам общества? Применительно к обществу это понятие означает, что общество и экономика воспроизводят социальные и культурные институты прошлого, постепенно внося в них изменения. В наиболее простом виде эту зависимость от траектории развития можно представить следующим образом. Мы имеем первоначальный набор институтов, который создает, например, отрицательные стимулы к производственной деятельности. В этих институциональных рамках создаются организации и группы, которые получают выгоду в рамках действующих правил. Возникает идеология, которая не только оправдывает существующую структуру общества, но и объясняет слабое функционирование экономики. Результатом будет политика, усиливающая существующие институты и организации, а также действующие в этой системе стимулы.

• [1] В философской повести Ф. Вольтера «Кандид, или оптимизм» есть персонаж, которого зовут доктор Панглосс — это наставник главного героя. Доктор Панглосс с тупым оптимизмом постоянно утверждал: «Все к лучшему в этом лучшем из миров». В конце концов он был повешен после землетрясения в Лиссабоне за богохульственные речи.
• [2] Алчиан А. Неопределенность, эволюция и экономическая теория. Истоки. М.: ГУ-ВШЭ, 2006. С. 33−52.
• [3] Williamson О. Е. The Economic Institutions of Capitalism. N. Y.: The Free Press, 1985. P. 46−47.
• [4] Фридман М. Методология позитивной экономической науки // THESIS. 1953. Т. II. Вып. 4. С. 34.
• [5] Нельсон Р., Уинтер С. Эволюционный подход в экономической науке. Истоки. М.: ГУ-ВШЭ, 2006. С. 65.
• [6] North D. Structure and change in economic history. N. Y.; L.: W. W. Norton & Company, 1981.
• [7] Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. С. 130.
• [8] Норт Д. Институты и экономический рост: историческое введение // THESIS. 1993. Т. 1. Вып. 2. С. 69−91.
• [9] Дэвид П. Клио и экономическая теория QWERTY // Истоки. М.: ГУ-ВШЭ, 2006. С. 183−207.
• [10] Нуреев Р. М., Латов Ю. В. Институционализм в новой экономической истории // Институциональная экономика / под ред. А. Олейника. М.: ИНФРА-М, 2005. С. 242−289.
• [11] Нестеренко А. Современное состояние и основные проблемы институционально-эволюционной теории // Вопросы экономики. 1997. № 3. С. 42−57.