Символический капитал культуры в виртуальной борьбе за пространство

С развитием информационной революции идея культурного превосходства начинает занимать важное место в постклассических геополитических теориях. Пьер Бурдье относит к символическому капиталу культуры коллективную память, общественные цели, проекты, культурные символы, духовную сферу социума^[1].

Биографическая справка

Пьер Бурдьё (1930−2002), французский социолог и философ, представитель поструктурализма, учился на отделении философии Эколь Нормаль у Луи Альтюссера и Мишеля Фуко. С 1955 по 1958 г.

Бурдье преподавал философию в лицее г. Мулен, а затем уехал в Алжир, где продолжил преподавание и начал деятельность социолога. Он работал в университете Лиля, затем в Париже, с 1964 г. был директором-исследователем Высшей школы практических исследований. В 1975 г. он возглавил Центр Европейской социологии, стал основателем и издателем журнала «Ученые труды в социальных науках». Бурдьё заведовал кафедрой социологии в Коллеж де Франс (с 1981), был профессором Высшей школы социальных наук, возглавлял издательство «Liber-Raison d’agir» (1996). Бурдьё исследовал социальное воспроизводство, систему образования, государство, власть и политику, литературу, масс-медиа, социальные науки. Он является автором 35 книг и нескольких сотен статей. Его основные работы — «Социология политики» (1993), «Начала» (1994), «Практический смысл» (2001) и др.

Символический капитал культуры основан на вере и признании тех миллионов людей, которые считают его ценным для себя и для других, и в этом смысле капитал культуры обладает реальной властью над умами. Символическая власть культуры наделена своеобразным кредитом доверия: это власть, которую те, кто ей подчиняется, дают самой культуре (и тем, кто ее олицетворяет). Другими словами, символическая власть культуры существует лишь потому, что ей подчиняются миллионы людей, которые верят в ее ценности, принципы и традиции. Бурдье сравнивал символический капитал культуры с харизмой политика: и то, и другое держится на веровании и послушании и представляет собой «магическое могущество над группой»^[2].

Развитие сетевых информационных структур и появление киберпространства заставило политологов по-новому посмотреть на проблему организации и защиты политического пространства культуры. Если в индустриальную эпоху культурная агрессия рассматривалась как стремление разрушить памятники национальной культуры, то в информационном обществе основным средством контроля над культурным пространством стал контроль над информацией: стремление управлять мировоззрением и картиной мира целых народов.

Символический капитал культуры, будучи в чистом виде «доверительной ценностью», которая зависит от представления, мнения, верования, особенно уязвим перед клеветой, подозрениями и обманом. Не случайно в постиндустриальном обществе он стал главным объектом информационной агрессии. Сегодня борьба за культурные ценности все чаще разворачивается в информационном поле. Основная идея информационной культурной агрессии в постклассическую эпоху — навязать другим народам программируемый информационный образ мира, тем самым подчинив себе всю систему управления. Еще вчера для политологов особую важность представляли политические институты, но уже сегодня в центре внимания находятся картография человеческой души, символический капитал культуры, виртуальный мир символов, анализ информационных потоков, среди которых важно своевременно выявлять и разоблачать агрессивные разрушительные информационные фантомы.

Интерпретация

В концепции американского глобального превосходства, сформулированной Збигневом Бжезинским в одной из его последних крупных работ, среди четырех имеющих значение областей мировой власти наряду с военной сферой, экономикой и технологиями называется также и культура^[3]. Но сам Бжезинский все время оговаривается: культурное превосходство является недооцененным аспектом американской глобальной мощи; и что бы ни думали некоторые о своих эстетических ценностях, американская массовая культура излучает магнитное притяжение, особенно для молодежи всего мира^[4]. Действительно, в мировых каналах коммуникаций американские телевизионные программы и фильмы занимают почти три четверти мирового рынка (хотя сам Бжезинский и говорит об их «некоторой примитивности»). Американская популярная музыка лидирует в хит-парадах, язык Интернета — английский, наконец, США превратились в Мекку для тех, кто стремится получить современное образование: выпускников американских университетов можно найти на всех континентах, в каждом правительстве. Стиль многих зарубежных демократических политиков все больше походит на американский. В конце 1990;х гг. стремление копировать популистское чувство локтя и тактику отношений с общественностью, демонстрируемые американскими президентами, стало хорошим тоном для весьма многих политических лидеров. Все это, делает вывод Бжезинский, и является условием установления «косвенной и на вид консенсуальной американской гегемонии»^[5].

Так какова же на самом деле роль культурного превосходства в информационном обществе? И что собой представляет символический капитал в структуре современного геополитического могущества? Политическая история свидетельствует, что удержать пространство мировых империй одной только силой никогда не удавалось. Недаром политологи оперируют понятием легитимности власти, под которой понимают идею добровольного признания большинством граждан существующей системы политического господства.

Пример

Римская империя обеспечивала свое геополитическое могущество не только посредством более совершенной, чем у других народов, военной системы, но и с помощью культурной гегемонии. Высокая притягательность римской культуры, высокие стандарты жизни, высокий статус римского гражданина в глазах чужестранцев обеспечивали особую геополитическую миссию империи. Имперская власть Китая была построена в целом на других идеях и принципах: здесь решающее значение имели эффективный бюрократический аппарат, система единой этнической принадлежности и только потом — система военной организации. Но и Китайская империя укрепляла систему имперского господства за счет сильно развитой идеи культурного превосходства. В Новое время Британская империя, господствовавшая «на морях» благодаря могучему флоту и развитию торговли с колониальными странами, опиралась в значительной мере на идею культурного самоутверждения английской нации. Наконец, в Новейшее время Советский Союз, возглавивший мировую систему социализма, в основу своего геополитического контроля над пространством положил идею господства «передовой» марксистской идеологии, впервые отказавшись от идеи прямого культурного превосходства. Возможно, это было одной из главных ошибок советских лидеров: исчерпать запас идеологических аргументов значительно легче, чем запас национального культурного творчества. Вероятно, поэтому предыдущие империи существовали веками, а СССР едва достиг 70-летнего рубежа.

Все мировые империи исчезали с геополитической карты мира, исчерпав свой символический капитал, т. е. утратив идею культурного (идеологического) превосходства. Культурная деградация, культурный гедонизм элиты, больше неспособной поддерживать идею духовного превосходства, сильнее подтачивали стены мировых империй, чем полчища варваров или армии неприятелей. СССР пал без единого выстрела со стороны НАТО, добровольно признав идеологическое поражение в холодной войне.

Кстати, холодная война стала первым сражением в мировой геополитической истории, когда в борьбе за пространство доминировали и определили победу не военные, а культурно-информационные технологии, целью которых было лишить противника символического капитала его власти над пространством. Оказалось, что овладеть территорией врага легче всего именно таким путем. Для победы достаточно духовно обезоружить элиту, заставить ее отказаться от национальной системы ценностей в пользу ложной политической идеологии, и она превратится в пятую колонну в тылу собственного народа: начнет сокрушать национальные святыни, высмеивать национальных кумиров, восхищаясь всем иностранным и высокомерно третируя исконно-почвенническую «отсталость». Народ будет дезориентирован, духовно сломлен, морально подавлен и сокрушен, а значит, защищать пространство родной цивилизации станет некому.

• Вопрос о символическом капитале в геополитике — это вопрос о высоком престиже ценностей и принципов, на которых организовано пространство власти, что заставляет живущий на этом пространстве народ и все окружающие его народы уважать сложившуюся систему геополитических сил.

Политическая история знает два пути завоевания символического капитала в геополитике: через овладение символизмом культуры и через овладение символизмом идеологии — пути, несомненно, во многом альтернативные. Глубже всех эту проблему осознал великий русский писатель Ф. М. Достоевский (1821−1881). Размышляя над вопросами свободы выбора человека и народа в истории, он впервые раскрыл два альтернативных пути к политической власти, причем к политической власти мирового масштаба, две главные формулы мирового господства в геополитике: путь Бледного Узника и путь Великого Инквизитора.

Интерпретация

Страшный и умный дух — «дух самоуничтожения и небытия» — подсказывает Великому Инквизитору, что есть единственные три силы на Земле, способные навеки победить и пленить человечество: чудо, тайна и авторитет. Ибо все, что ищет человек на Земле, — это перед кем поклониться, кому вручить совесть и как устроиться всемирно. Так Достоевский раскрывает идею символического капитала мировой власти Великого Инквизитора: знамя хлеба земного, символ Рима и меч Кесаря. Но главная тайна этой власти — тайна обретения хлеба земного из камней, тайна овладения Римом и мечом Кесаря: служение силам зла под видом добра.

Первыми проект Великого Инквизитора в мировой политике реализовали коммунисты. Они перевели аллегории символического капитала мировой власти Великого Инквизитора — чудо, тайну и авторитет — в категории вполне земной политической идеологии. Коммунисты хорошо понимали, что идеи становятся материальной силой, когда овладевают массами (В. И. Ленин); в этом заключается вечный «идеализм» геополитики, невозможной без символического капитала. На знамени Коммунистического Интернационала были начертаны слова: " социальная справедливость", «всемирная революция» и «коммунистический идеал» . Знамя хлеба земного превратилось в идеал уравнительного распределения — социальную справедливость; авторитет был подкреплен «научно доказанной» теорией коммунистического общества, а тайна скрывалась под лозунгом «Пролетарии всех стран — соединяйтесь!» — лозунгом «всемирной революции рабочего класса», призванной освободить всех трудящихся. Только на самом деле речь шла о завоевании всемирной власти, а идеалы гуманизма лишь прикрывали истинную цель, и во имя этих гуманных идеалов было разрешено использовать любые средства: «нравственно то, что служит делу рабочего класса» (В. И. Ленин). Символический капитал марксисткой теории стал той страшной силой, которая позволила небольшой группе заговорщиков захватить власть в России: империя рухнула — да здравствует империя! Но теперь речь шла о создании мировой системы социализма, и такая система была создана, хотя и просуществовала недолго, несколько десятков лет: с 1945 по 1991 г. Дело в том, что большевики оказались плохими учениками Великого Инквизитора. Он завещал им прежде всего беречь символический капитал власти — чудо, тайну и авторитет, — а они как раз о нем меньше всего и заботились, увлекаясь соблазнами власти земной: использовали аппарат насилия, репрессии, учредили спецраспределители, а потом и вовсе встали на путь откровенных привилегий для номенклатуры. Символический капитал власти был разрушен: тайна развеялась, авторитет пошатнулся, чудо не состоялось. Однако путь Великого Инквизитора еще не был исчерпан: лавры мировой империи не давали покоя не только коммунистам, но и либералам. Либеральная идеология также была конвертирована в проект завоевания всемирной власти («конец истории») по тому же универсальному рецепту Великого Инквизитора: чудо, тайна и авторитет. Только теперь знамя хлеба земного превратилось в проект потребительского общества (с эмблемой «КокаКолы»: потрясающий синтетический вкус и ноль калорий! — действительно, хватит на всех), авторитетом стала концепция " прав человека" , а тайна была завуалирована лозунгом глобального мира. За этим фасадом скрывалось откровенное стремление к мировому господству, для завоевания которого опять были разрешены любые средства (во имя гуманизма и торжества прав человека!), начиная с «гуманитарных» бомбардировок.

Либералы оказались еще более бездарными учениками Великого Инквизитора, чем коммунисты. Они еще быстрее истратили символический капитал своей власти в погоне за соблазнами земного могущества с помощью силы. Не прошло и четверти века, а как мало осталось тех, кто верит в «конец истории» — во всемирную эру торжества либеральной демократии! Тайна раскрылась, авторитет исчез, и чудо опять не состоится. Все больше сторонников набирает движение антиглобалистов, но главное: на пути либеральной империи встал многомиллионный Китай, который отверг рецепты либеральной модернизации. Возможно, падение либеральной империи символизирует исчерпанность пути Великого Инквизитора в мировой геополитике, и человечество наконец обратит внимание на альтернативу, избранную Бледным Узником, — альтернативу не идеологического, но культурного творчества.

Легенда о Великом Инквизиторе заканчивается весьма символически: после страшных слов Инквизитора о том, что он собирается сжечь Христа и уверен — люди по первому мановению бросятся подгребать горячие угли к этому костру, — тот молча приближается к старцу и целует его в «бескровные девяностолетние уста». Вот и весь ответ. Но как велика сила этого ответа! Поцелуй горит на сердце великого Инквизитора, и хотя он продолжает оставаться в прежней своей вере, но хорошо понимает какова сила Бледного Узника: какова сила этого смирения, этой любви, этой веры, которая способна на подвиг!

Путь Христа велик и трагичен: он полагал, что только с помощью веры, любви и подвига можно завоевать сердца людей, обманутых Великим Инквизитором. Но именно по этому пути со времен христианства развивается культура, утверждая: не хлебом единым жив человек. Высокий символизм культуры служит тем знаменем веры, с помощью которого народ легитимирует или отвергает власть Кесаря. И несет это знамя духовная элита общества, которая защищает и оберегает национальные святыни, укрепляет духовные бастионы цивилизации. В этом смысле пространство власти во всех культурах стоит на трех китах: его освящает Жрец, кормит Пахарь и охраняет Воин. Но если эту триаду покидает Жрец, то во имя чего Пахарь станет кормить, а Воин — защищать?

Интересно, что классики русской школы геополитики хорошо осознавали важность символического капитала культуры в геополитической борьбе. Русская интеллигенция в дореволюционной России высоко ставила идею служения своему народу, и пока она несла это знамя, пространства России расширялись и укреплялись. Как только знамя культуры сменилось знаменем марксистской идеологии, империя рухнула и в русскую историю пришел Великий Инквизитор. Но память о пути Бледного Узника — пути великих побед цивилизации — эту память продолжает хранить русская школа геополитики, золотой фонд нашей культуры.

В известной геополитической триаде — вера, почва и кровь — русская геополитическая традиция делает акцент на символе веры. Тем самым она принципиально отличается от континентально-европейской и атлантической (англо-американской) школ, которые выделяют в этой триаде либо почву (борьба за пространство), либо кровь (борьба за национальные интересы).

Мнение известного философа

Г. В. Флоровский (1893−1979), богослов, историк и философ, со всей определенностью обозначил русские культурные приоритеты: «…есть бесспорная правда в живом пафосе родной территории, — дорога и священна родимая земля, и не оторваться от нее в памяти и любви. Но не в крови и почве подлинное и вечное родство. И географическое удаление не нарушает его, если сильны и крепки высшие духовные связи»^[6].

Кровь и почва — это мечтательный и страстный пафос плоти, болезненная торопливость «сесть на землю», наивное языческое ожидание чудес от земли. Для русского человека такое «кровяное почвенничество» — символ внутренней бездомности и беспочвенности, отражение психологии людей, связанных со своей страной только через территорию. Для русского человека подлинная связь возможна только через веру, рождающую любовь и подвиг, без коих невозможно удержать русское пространство.

Пафос русских геополитических побед рождается из народного духа. Русский символический капитал в геополитике — это вера в возможность последнего слова народа в борьбе за пространство, в реальность исторической удачи, сопутствующей сражениям за правое дело. Такая вера включает в себя допущение, что во времени возможно полное исчезновение антитезы должного (геополитическое задание) и действительного (победа) через любовь и подвиг. Здесь происходит принципиальное приравнивание ценности (идеала) и факта. В этом смысле можно говорить об этическом натурализме русской геополитической школы, и в подобной натурализации ценностей есть своя правда. Этический натурализм выступает этикой геополитической воли, а не этикой регистрирующей оценки. Речь идет о предельной действенности добра как силы, о превращении геополитического императива (задания) в историческое предсказание через волевое действие народа. Чтобы это произошло, духовная элита, интеллигенция должна сказать свое слово: вдохнуть в народ пафос веры, выковать волю к победе.

Корень русских геополитических побед — в волевом самочувствии народа. Геополитическая карта мира открывается русскому человеку каждый раз в меру его исторической зоркости и волевой собранности: он видит в ней на каждом этапе истории то, что сам в силах в нее внести. Русская триада символического капитала в геополитике тождественна пути Бледного Узника — вера, любовь и подвиг. Расшифровать эту символическую формулу можно так: народ способен на подвиг только тогда, когда духовная элита высоко держит знамя любви и веры к родной культуре, к своему народу. Пусть символический капитал культуры неосязаем и невеществен, его сила коренится в мистических межиндивидуальных взаимодействиях, его нити уходят в неведомые тайники народной души. Вот почему духовное самоубийство России равносильно ее геополитическому самоубийству. В русской культуре «нация есть начало духовное», поэтому формулой русского геополитического возрождения стали слова Георгия Флоровского: «Или мы можем культурно возродиться и восстать в духе, или Россия уже погибла»^[7].

Под русским трехцветным знаменем нельзя победить, пока оно выступает только символом государственной или национальной мощи. Оно неизменно должно стать в глазах народа символом веры, поэтому такое большое значение в России всегда имела национально-государственная идея, которую создавала интеллигенция. Геополитическая борьба за пространство перестает быть междоусобицей в глазах русского человека только тогда, когда ведется за что-то (вера, идея), а не только против геополитического соперника. И если сама воля к культуре заслоняется злобой дня, внутреннее обнищание и духовная гибель нации становятся неизбежными. В этом смысле культурное возрождение в России — более насущное национальное дело, чем текущая политическая и геополитическая борьба. В те исторические эпохи, когда задача государственного и экономического восстановления России вытесняла из фокуса народного сознания проблему русской культуры, окончательное одичание становилось «только вопросом времени и сроков»^[8].

Ни экономики, ни государственности, ни нации, ни мировой геополитической системы нельзя создать только по рациональному плану. Ведь единственная реальность и нации, и международного права, и мировой геополитической системы заключена в переживании людей, творящих эти процессы. Таким образом, геополитика начинается с культурного обновления, а не с экономической или государственной реставрации.

Напомним, что немцы после поражения в Первой мировой войне усиленно распространяли в армии и в народе сочинения «романтика народного духа» И. Г. Фихте. Они понимали: возродится немецкий дух — возродится и немецкое государство.

• [1] См.: Бурдье П. Практический смысл. СПб., 2001. С. 101−103.
• [2] Бурдье П. Социология политики. М., 1993. С. 209.
• [3] См.: Бжезинский З. Великая шахматная доска. (Господство Америки и его геостратегические императивы). М., 1998. С. 36.
• [4] См.: Бжезинский З. Великая шахматная доска. С. 38.
• [5] Там же. С. 39.
• [6] Флоровский Г. В. Евразийский соблазн // Из прошлого русской мысли. М., 1998. С. 342.
• [7] Флоровский Г. В. Письмо к П. Струве об евразийстве // Из прошлого русской мысли. С. 126.
• [8] Флоровский Г. В. Указ. соч. С. 125.