Связь стереотипов правового поведения людей с особенностями культур

Известно, что в разных культурах представления о дозволенном и запрещенном различаются и зависят от исторических особенностей формирования той или иной культуры. В этом случае говорят о разных паттернах (образцах), или стереотипах правового поведения. Так, например, сравнивая отношения финнов и испанцев к соблюдению некоторых формальных и неформальных правил, можно обнаружить, что оба народа согласны с тем, что торговля наркотиками — это плохо и что запрет на вождение в нетрезвом состоянии общественно полезен и оправдан. Когда же речь заходит об ограничении иммиграции, то финны полагают, что это необходимо для защиты шаткого равновесия национальной экономики (хотя подсознательно они хотят защитить чистоту своей нации), а испанцы, рожденные в стране, где никто не может проследить свое происхождение ранее 1500 г., выходят из себя при разговоре об ограничении иммиграции, препятствующем свободному передвижению испанцев за рубеж в погоне за более высокими заработками^[1].

Или другой пример: граждане Германии будут соблюдать скоростной режим на дороге в любое время суток, и даже ночью, когда практически нет машин и вероятность того, что превышение скорости будет зафиксировано дорожной полицией, невелика. Чего явно нельзя сказать о русских.

Важной составляющей правовой культуры являются правовые идеалы, т. е. представления об эталонной, желательной модели нормативно-правовой сферы. Эти модели также глубоко связаны с культурными особенностями, выраженными в ментальности^[2]. Так, российская ментальность скорее ориентирована на правдосудие, чем на правосудие. Западная модель способна функционировать только при наличии глубоко индивидуалистического гражданского общества, регулятором жизни которого и выступает закон, а применение его строго формально и деперсонифицировано. В России высший ориентир в регулировании отношений между людьми — это правда и справедливость, а высший судья — совесть.

Для понимания проблем современной российской правовой культуры немаловажное значение имеет обращение к ее истокам. В связи с этим большой интерес представляют записки иностранцев — путешественников или по делам службы живших в России, — в которых делается попытка понять русскую жизнь «изнутри». Приведем в качестве иллюстрации заметки англичанина Джерома Горсея, находившегося в России на дипломатической службе с 1573 по 1591 гг.: «Земля дика, законы никакие здесь не властны». Он отмечает, что в регуляции коммерческих отношений также господствует не закон, а доказательство «правды дела», и в выяснении «полной правды дела» клятва и жребий имеют преимущество перед законом, т. е. главенствующую роль играют «совесть» и «вера», что вполне выражает существо православного мировосприятия. «Тебя как судить: по закону или по совести?» — такая постановка вопроса присуща российской ментальности^[3].

Проблема в итоге сводится к человеческим качествам и путям их усовершенствования. Ибо лишь через развитие человеческих качеств и человеческих способностей можно добиться изменения всей ориентированной на материальные ценности цивилизации и использовать весь их огромный потенциал для благих целей.

Печчеи А. Человеческие качества. М.: Прогресс, 1980. С. 14.

• [1] См.: Льюис Р. Д. Деловые культуры в международном бизнесе. От столкновения к взаимопониманию / пер. с англ. М.: Дето, 1999. С. 58−59.
• [2] Ментальность отражает такие представления о мире и отношения к нему, которые являются, по выражению А. Я. Гуревича, пластами «глубокого залегания» общественной жизни, подчиняющимися особым ритмам политической, событийной истории. Как отмечал К. Бродель, это «темницы, в которые заточено время большой длительности». Это такой слой человеческого сознания, который не осознан полностью, потаен от самих его носителей, но обладает при этом системной целостностью.
• [3] Ефимов В. Т. Введение в этосологию: нравы и нравственность. М., 1993. С. 323−324.