Критерии и факторы научности теорий

В параграфах 1.2−1.5 были рассмотрены основополагающие методы, обеспечивающие рост знания, который приводит к достижению им своей научной стадии. Но когда именно теория достигает уровня науки? Этот вопрос стал предметом острых разногласий в философии науки. Как провести разграничение, или, как часто выражаются философы, демаркацию, науки и ненауки?

Исторический экскурс

Неопозитивисты, в частности Р. Карнап, полагали, что наука достигается за счет освобождения знания от схоластики^[1]. Критериями научности являются ясность языка (каждый термин должен обозначать нечто) и успешная эмпирическая проверка делаемых утверждений. Такого рода установка характерна для многих представителей аналитической философии. В 1930;х гт. острой критике ее подверг критический рационалист К. Поппер^[2].

Он полагал, что, обеспечивая рост знания, следует исходить из результатов экспериментов. Вопреки мнению неопозитивистов эксперимент не подтверждает истинность делаемых утверждений, а способен их опровергнуть, фальсифицировать. Знание, которое в принципе не фальсифицируемо, например астрологические предсказания, ненаучно. Изменчивость знания не позволяет считать, что подтверждена его истинность. Исследователи могут лишь утверждать, что-то или иное знание опровергнуто.

Нетрудно заметить, что фальсифицируемость в качестве критерия научности знания недостаточна, поскольку даже на подступах к научному знанию также возможно опровержение некоторых положений. Во времена Аристотеля не было научной физики, тем не менее многие предсказания опровергались.

До сих пор рассматривались воззрения авторов, которые считают апогеем знания науку. Они настаивают на необходимости совершенствования науки, но не ищут ей замены. Есть, однако, и такие исследователи, которые ставят под сомнение сам феномен науки. Особый интерес здесь представляют работы немецкого философа К. Хюбнера. Он утверждал, что люди создают теоретические ансамбли, которые несоизмеримы друг с другом; но если наука несоизмерима, например с мифом, то нельзя утверждать, что она превосходит его^[3]. Для кого-то наиболее жизненна наука, другой же человек отдает предпочтение мифу. Каждый прав по-своему.

Выше мы не дали ответа на вопрос о разграничении науки и ненауки. Ссылок на мнения Р. Карнапа и К. Поппера здесь недостаточно. Читатель, знакомый с концептуальной трансдукцией вправе недоумевать. Почему два классика философии науки столь безапелляционно предпочли эксперимент, т. е. аддукцию, трем другим стадиям трансдукции, а именно, дедукции, индукции, абдукции? Не лучше ли было сделать акцент на концептуальной трансдукции как целом?

Мы хотим предложить собственную точку зрения относительно критериев научности и возможной демаркации науки и ненауки. Прежде всего, отметим следующее обстоятельство. В истории любой науки в той или иной форме констатируется ее начало. В частности, как правило, возникновение физики связывают с именем И. Ньютона, биологии — Ч. Дарвина, экономики — А. Смита, педагогики — с именем Я. А. Коменского, психологии — В. Вундта. Все эти ученые совершили незаурядные открытия. Можно попытаться выделить нечто общее для их работ и в результате обнаружить искомые критерии научности. Сопоставив начала многих наук, помимо указанных выше пяти дисциплин, мы пришли к выводу о том, что у них есть лишь одна общая черта: все они были связаны с выдающимися открытиями, ведущими к ранее невиданным перспективам обеспечения совершенствования знания. Наука начинается с выдающихся открытий, будь то аксиоматическое изложение геометрии Евклидом или же формирование свода дидактических методов Я. А. Коменским.

Другой научный критерий состоит в освобождении теоретической системы от всякого рода чуждых ей «примесей», например мифологического, религиозного или же философского свойства. Физика становится физикой, а химия — химией, педагогика — педагогикой, а психология — психологией. Разумеется, при этом развитие науки связано с ее многочисленными интернаучными отношениями. Их наличие не противоречит положению о том, что каждая наука рождается первозданно «чистой» .

Исторический экскурс

Пожалуй, энергичнее других первозданную чистоту каждой науки пропагандировал основатель позитивизма француз Огюст Конт, выдвинувший закон трех стадий развития мышления — восхождения от религии к философии, а от нее — к науке. Исключение им философии из стана науки вряд ли уместно, но в одном автор, безусловно, прав: ни в одной из наук нет места для религиозных и философских концептов. Добавим, что, по нашему мнению, там не должно быть и концептов других наук.

Решающим фактором появления науки всегда является развитие знания, те эффективные формы управления понятиями, которые рассматривались в параграфах 1.2−1.5. Именно они обеспечивают жизнь науки. Однажды появившись и затем преобразуясь, наука наращивает свой потенциал. Она не отторгает новации, а впитывает их в себя. Ниспровергатели науки не понимают, что ученые не прячут свои достижения от критики. Они заинтересованы не в их архивации, а в дальнейшем развитии. Именно поэтому наука стоит на вершине мира знания. В физике А. Эйнштейн превзошел И. Ньютона, в психологии Н. Хомский поправил Л. Блумфилда, в педагогике А. Дистервег пошел дальше Я. А. Коменского. В результате здания соответственно физики, педагогики и психологии были не разрушены, а, наоборот, серьезно укреплены.

Выше была приведена критика науки К. Хюбнером, утверждавшим, что теории несравнимы. Его позиция не учитывает состояние дел в науке, все части которой взаимосвязаны друг с другом. В параграфах 1.3−1.4 настоящего пособия мы описали способы построения проблемных и интерпретационных рядов теорий. Они свидетельствуют о том, что вопреки К. Хюбнеру теории сравнимы друг с другом. Его аргументация несправедлива и применительно к отраслям науки. Во-первых, необходимо помнить, что всесторонне учитываются интернаучные связи. Во-вторых, своеобразие и самостоятельность отраслей наук, которые, бесспорно, имеют место, не свидетельствует против их взаимосвязи. Из многообразия наук нельзя вывести утверждение об их ущербности.

Что касается аргумента, согласно которому наука чужда ненаучному знанию, то и он несостоятелен. Феномен роста знания объединяет ненаучное знание с научным. Ненаучное знание всегда с успехом интерпретируется с позиций науки. Сравним, например, физические теории тяготения с мифологическими воззрениями древних индейцев, согласно которым тела падают на поверхность нашей планеты постольку, поскольку к духу тел взывает дух матери-Земли. С научной точки зрения индейцы одухотворили силу тяготения, выявив лишь некоторые из ее характеристик. Наследники древних индейцев из числа ученых запускают в небо спутники и космические корабли, руководствуясь релятивистской теорией тяготения, а не мифологической теорией.

Наука повсеместно одерживает верх над ненаучным знанием. Но далеко не всем людям она доступна. Именно поэтому несостоятелен сциентизм — полное отрицание актуальности ненаучного знания. Приверженность институту науки несовместима с отсутствием уважения к тем людям, которым он недоступен. Осуждения заслуживает враждебное отношение к науке и просвещению. Быть рыцарем науки совсем не просто. Тот, кто предает ее идеалы, имеет все шансы попасть в ряды обскурантистов.

Выводы

• 1. Решающим фактором рождения и дальнейшего развития науки является управление понятиями посредством концептуальной трансдукции, построения проблемных и интерпретационных рядов теорий, осуществления междисциплинарного моделирования.
• 2. Критериями научности являются, во-первых, эпохальные открытия, а во-вторых, — освобождение теоретической системы от чуждых ее природе примесей.
• 3. Уместна критика недостатков науки, но не отрицание самой науки.
• 4. Враждебное отношение как к научному, так и к ненаучному знанию несостоятельно.

• [1] Карнап Р. Преодоление метафизики логическим анализом языка // Аналитическая философия: становление и развитие (антология). М.: Дом интеллектуальной книги; Прогресс-Традиция, 1998. С. 69−89.
• [2] Поппер К. Логика и рост научного знания. М.: Прогресс, 1983. С. 54−60.
• [3] Хюбнер К. Критика научного разума. М.: ИФ РАН, 1994. С. 166−178.