История становления и развития оперативно-розыскной (сыскной) деятельности

Те, кто не в состоянии извлекать уроки из прошлого, осуждены повторно изучать курс истории.

Закон Мерфи

Необходимо познание предмета любой области юридических знаний, и тем более такой сложной и во многом закрытой, как ОРД. Это предполагает его исследование на различных исторических этапах для выявления закономерности становления данного социального феномена, тенденции движения, извлечения исторических уроков и определения перспектив развития.

Вне историко-правового анализа, связывающего явления и процессы настоящего, невозможно понять правовую природу самой современности. И это вполне естественно, как отмечает Д. А. Керимов, поскольку в обществе всегда имеются остатки прошлого, основы настоящего и зачатки будущего.

Поэтому исследование правовых явлений и процессов не может ограничивать себя рассмотрением их состояния на данный момент «наличного» существования, поскольку таким образом будет утрачена причинно-следственная связь в историческом развитии права^[1].

Не будет преувеличением сказать, что история правоохранительной деятельности, да и сама организация соответствующей системы неразрывно связаны и во многом обусловлены становлением и развитием отечественного сыска.

Истоки же сыскной деятельности вообще, на наш взгляд, не поддаются официальному исчислению^[2]. О существовании подобной деятельности можно узнать и из библейских сказаний. Скорее всего, сыскная деятельность была присуща выяснению личных и государственных интересов па всех этапах развития различных общественных отношений вне зависимости от этих правовых форм.

Основываясь на принципе детерминированности, данную юридическую деятельность целесообразно рассматривать в той социально-исторической среде, в которой происходило развитие российского общества, с учетом сложившихся объективных закономерностей и причинной обусловленности развития общественных отношений. А это в основе своей совпадает с этапами формирования российской государственности и отечественного права.

С учетом этого можно выделить несколько базовых периодов становления и развития в России ОРД (разумеется, с определенной долей условности)^[3]:

• — сыск — IX—XVII вв.;
• — становление сыскного дела при Петре I — XVII- XVIII вв.;
• — развитие розыскной деятельности — в эпоху реформ XIX—XX вв.;
• — революционный и советский период — 1917−1991 гг.;
• — современный период.

Каждый из указанных периодов имеет в свою очередь несколько значимых этапов.

На первоначальном этапе становления российской государственности установление преступника и обнаружение похищенного имущества было возложено на самих потерпевших. Древнерусское право основывалось на частном характере судебного разрешения конфликтов с возложением на потерпевшего бремени розыска преступника и доказывания его вины. Можно только догадываться о методах его личного сыска и возможных осведомителях.

Вместе с тем уже в Русской Правде упоминались некие «вирники» — представители княжеской администрации, которые, судя по некоторым данным, осуществляли розыск преступников, изобличали их, судили и исполняли наказание путем взимания штрафов.

Известный исследователь историк В. О. Ключевский, толкуя терминологию административно-судебных учреждений Древней Руси, называет и такую категорию слуг княжеской администрации, как «емец» (чиновник, который арестует (емлет) виновного или подозреваемого), названный впоследствии «доводчиком», и «тиуны», в обязанность которых входили розыск, отправление правосудия и сбор судебных пошлин^[4].

Русская Правда содержит и такие сыскные методы, как осуществление «закличи» — объявление о совершенном преступлении в людном месте с требованием возврата похищенного; «свод» — обязанность лица, у которого была обнаружена похищенная вещь, указать на лиц, у которых он ее приобрел, и так по цепочке до человека, не способного объяснить, где он взял эту вещь для передачи другому (признаваемому ответчиком); «гонение следа» — поиск и преследование преступника. В последнем случае, если следы вели в конкретную общину, то она и обязана была разыскать преступника и выдать его властям.

По мере формирования централизованного Российского государства приобретает соответствующий характер и розыскной процесс (сыск). Сыск вначале применялся для преследования государственных преступников в совершении тяжких преступлений, а затем распространился и на другие деяния^[5].

В Псковской Судной грамоте 1467 г. уже очевидно, что сыскная деятельность заявлена в качестве официальной в розыске и расследовании дел. Определенная ясность розыскного процесса последовательно развивается в Судебнике 1497 г. с последующим уточнением в Судебнике 1550 г. и закреплением сыскных функций в Соборном Уложении 1649 г. Низовые звенья великокняжеской администрации обязывались «изымать лихих людей, татей и душегубцев» .

В соответствии с Уложением производство сыска, как правило, начиналось с «извета» (заявления), но сыск мог проводиться и по анонимным сообщениям — «подметным письмам» .

Небезынтересно отметить, что в Соборном Уложении 1649 г. встречаются нормы, где указываются должностные лица сыска — «сыщики» и «обыщики» (употребляются как синонимы). Они являлись представителями судебно-сыскной власти и могли чинить суд над чиновниками органов местного самоуправления. Позднее появляются соответствующие акты о работе такого рода должностных лиц: «Наказ сыщикам беглых крестьян и холопов» (принят Боярской думой в 1683 г.).

Будучи представителями государственной власти на местах, они при розыске беглых и при раскрытии общеуголовных преступлений были обеспечены финансовой поддержкой, и в подчинении у них были вооруженные отряды — стрельцы.

Любопытно отметить, что современные исследователи по-разному определяют юридический статус указанных и иных подобных предписаний государственной власти. Одни отмечают это в качестве форм и методов развивающегося сыска, другие, как правило, процессуалисты, говорят о зарождающихся процессуальных формах расследования и даже о начале состязательного процесса. Думаю, что и те, и другие правы. Важно подчеркнуть, что это был единый процесс, и еще очевидно это было уголовное преследование, начинаемое с первоначального сыска по обнаружению преступников. Мы еще не раз будем возвращаться к мысли о том, что уголовное преследование — это не только процессуальная деятельность (п. 55 ст. 5 УПК РФ), оно возникает с момента обнаружения признаков преступления и лиц, к ним причастных, именно в ходе сыскной деятельности (ОРД).

С усилением царской власти в период правления Иоанна Грозного судебная деятельность начинает осуществляться государственными «судебными местами», и судебники того времени впервые признают преступление не частной «обидой», а государственным общественно опасным деянием, которое «сыскивается государевыми людьми» путем повального обыска и выяснения народной молвы.

Создается система центральных органов управления государством, называемых приказами, и в их числе Разбойный приказ (1539−1701 гг.), сменивший несколько названий: Разбойный сыскной приказ, Сыскной приказ, Приказ сыскных дел. При этом понятия «сыск» и «розыск» рассматриваются как тождественные.

Укрепляется инквизиционный процесс^[6]. «Как в основу общественного устройства положено объединение, так и судебный порядок принял то же свойство: одно начало проникало его насквозь — розыск. Судья ведает не одно решение дела, он должен, прежде всего, „сыскать допряма“, сам открыть истину посредством сыска»^[7].

Доказательства, на которых суд основывал свои решения, «сыскивались», проверялись и формировались полицейскими чиновниками, ими же могла отправляться и функция правосудия.

Следует отметить, что царствование Иоанна Грозного отмечено и незабываемой опричниной (1565 г.), с учреждением которой царь получил возможность по собственному усмотрению учинять уголовное преследование политического характера и единолично решать вопросы о наказании. Все материалы изымались из государственных органов (Боярской думы, приказов) и переходили в ведение царя и его опричников.

Важной вехой в развитии отечественного сыска становится создание приказа Тайных дел (1655 г.). Это рождение, на наш взгляд, тайной полиции России. Одной из основных его функций являлся контроль (преимущественно тайный) за деятельностью политических приказов, в частности, за работой царских послов. Рассматривались жалобы и доносы, поданные лично царю, и другие политические вопросы, в том числе и касающиеся жизни царя и его приближенных.

Такая работа требовала высокой квалификации и соответствующих методов, что благотворно сказалось в последующем и на сыскной деятельности применительно к общеуголовной преступности.

Реформы Петра I не могли обойти и сыскную деятельность, направленную, главным образом, на охрану государственности. Этот период можно охарактеризовать, прежде всего, как усиление правовой регламентации сыскной работы. Об этом свидетельствуют указы царя о развитии политической полиции: о Тайной канцелярии розыскных дел (1718 г.), о розыскных командах, о создании фискальной службы для борьбы с казнокрадством, «мздоимством» и «лихоимством» с предписанием ей «над всеми делами тайно надсматривать», «о беспрепятственном розыске, преследовании сыщиками воров, разбойников и их сообщников». Серьезную роль сыграл Сыскной приказ для расследования и рассмотрения важных уголовных дел, подчиненный Юстиц-коллегии^[8]. На службе в нем состояли так называемые доносители. Заметим, что и фискалы должны были осуществлять тайный надзор за государственными чиновниками путем привлечения доносчиков в учреждениях и выявления взяточников и мздоимцев, как бы сказали сегодня, «коррупционеров» .

Предпринятые попытки создания регулярной полиции с регламентацией ее функций уже свидетельствовали, на наш взгляд, о формировании правовой основы для разделения общеполицейских и следственно-судебных функций в правоохранительной деятельности государства. Об этом, например, говорит тот факт, что полицмейстерские канцелярии проводили поиск, задержание подозреваемых, передавая их затем для следствия и суда Юстиц-коллегии в Петербурге и Сыскному приказу в Москве. Надо отметить, что на Руси в те времена самой страшной и известной до сих пор фразой и для знати, и для холопов была: «Слово и дело!». Услышав ее, любой человек обязан был доносить в Тайную канцелярию. Это порождало ложные обвинения, пытки, расправы, казни.

Таким образом, попытка радикально изменить существующее положение с разделением властей (полицейской и судебной) не увенчалась успехом, хотя и дала определенные положительные результаты.

По мнению многих юристов, это объясняется уровнем развития государственности того времени, которая в тот момент «не имела ничего, что могло быть противопоставлено частному произволу более, чем опека правительства»^[9].

Изданные при Екатерине II нормативные акты «Учреждение для управления губерний» и «Устав Благочиния» произвели формальное отделение управления от судебной власти, однако нс внесли больших изменений в сам порядок процесса. Производство по уголовным делам все так же осуществлялось сыскной полицией, созданной в начале XVIII в. Давая оценку уголовному судопроизводству того времени, М. А. Чельцов-Бебутов отмечает, что «учитывая эти постановления, трудно говорить об этом учреждении как о подлинном судебном органе, а тем более считать, что „Учреждение для управления губерний“ провело отделение судебной власти от административной»^[10].

В 1802 г. в результате очередной реформы государственного управления были учреждены и министерства, в их числе Министерство внутренних дел, тем самым был образован единый орган как система управления, объединяющая полицию и сыскную работу в общегосударственном масштабе. В 1826 г. при Министерстве внутренних дел было создано Третье отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии — самостоятельный орган политического сыска и следствия.

До реформы 1864 г. досудебное производство разделялось на предварительное и формальное следствие. Предварительное следствие было свободным, осуществляемым без строгих процедур. В ходе него закон разрешал использовать сыскные средства, которые не имели доказательственного значения, но, тем не менее, способствовали обнаружению следов преступления, его раскрытию и расследованию. Его задачей было выяснение того, «действительно ли случилось происшествие, заключающее в себе преступление, и для сего приводить в известность все обстоятельства и признаки обнаруженного преступления»^[11]. Задачей формального следствия было «приводить обстоятельства дела в такую ясность и полноту, чтобы судебное место не могло встретить никакого затруднения или сомнения для постановления, но оному приговору»^[12].

Вместе с тем расследование предварительное и формальное производилось полицией, являвшейся административным органом, подчиненным губернаторам. «Эта система уголовного судопроизводства, связывая преследование преступлений с иными частями его, нс отделяла власти обвинительной от деятельности следственной и судебной. Этот недостаток гибельно отзывался на уголовных делах… Поэтому нужно было отделить власть обвинительную, преследующую от власти следственной, исследующей, а также судебной»^[13].

Переход России от феодальной формации к буржуазной ознаменовался существенной судебной реформой, повлекшей за собой и изменение правового статуса, форм и методов сыскной работы.

Началом реформы можно считать утверждение Александром II 8 июня 1860 г. проектов: «Учреждение судебных следователей», «Наказ судебным следователям», «Наказ полиции о производстве первоначальных исследований», согласно которым для производства расследования обо всех преступлениях и проступках были назначены особые чиновники — судебные следователи, подведомственные Министерству юстиции и судебным местам; расследование было изъято из компетенции полиции, которой предписывалось лишь производство первоначальных изысканий для определения того, что в происшествии есть состав преступления или проступка.

Принимается серия иных нормативных актов, регулирующих работу полиции, в том числе и ее сыскную деятельность. Среди них можно отметить: «Временные правила об устройстве полиции в городе и уездах губерний» (1862 г.), «Инструкция полицейским урядникам» (1878 г.), «Положение о негласном полицейском надзоре» (1882 г.), «Об устройстве полиции в Империи» (1883 г.) и др.

Особый интерес вызывают принятые 29 сентября 1862 г. «Основные положения преобразования судебной части в России», закрепившие основные принципы реформы: разделение властей, т. е. «отделение власти обвинительной от судебной в судоустройстве и отделение судебного преследования от следствия и решения в судопроизводстве», признание состязательности в судебной части процесса, оценка доказательств по внутреннему убеждению.

Конкретные направления судебной реформы отражены в «Судебных уставах» (20 ноября 1864 г.). Они состояли из четырех законов: «Учреждение судебных установлений», «Устав уголовного судопроизводства» (УУС), «Устав гражданского судопроизводства» и «Устав о наказаниях, налагаемых мировыми судьями» .

В юридическую практику введено было понятие дознания, которое стало прерогативой полиции. В соответствии с Уставом уголовного судопроизводства^[14] участие полиции в работе по преступлениям заключалось в дознании, осуществлявшемся посредством розысков, негласных наблюдений, опросов (ст. 254 Устава уголовного судопроизводства), применения мер «негласного полицейского изыскания» (ст. 253, 312 УУС) для приведения в известность всех обстоятельств, необходимых для решения вопроса: действительно ли совершилось происшествие, заключающее в себе преступление или проступок; розыска лица подозреваемого, собирании сведений, которые бы указывали на это лицо, «служили бы следователю к открытию его», а в исключительных случаях — проведение следственных действий до прибытия на место происшествия судебного следователя: осмотров, освидетельствований, обысков, выемок, когда были опасения, что «следы могли изгладиться» (ст. 254, 258 УУС), либо когда полиция застигла совершающееся или только что совершившееся преступление (ст. 218 УУС). Конкретизируя деятельность сыскной полиции, законодатель в ст. 312 УУС наделяет ее правами «негласного полицейского разведывания», производимого разведывателем, негласным наблюдением и словесными расспросами, не производя ни обысков, ни выемки в домах (ст. 254 УУС).

В соответствующих официальных комментариях указывалось, что «повод и основания к началу следствия добываются именно дознанием, поэтому судебный следователь не имеет права на производство дознания, так как это право вовлекало бы его в роль полицейского сыщика, преследователя преступлений, т. е. такую роль, которая не согласна с основными началами его деятельности — беспристрастием»^[15]. Именно по этой причине закон не связывал следователя требованием производства дознания, а давал ему право поручать это производство полиции, которой, «выполняя роль сыщика, весьма свойственно поддаваться увлечению розыскной лихорадкой»^[16].

После передачи материалов полиция «прекращала свои действия по следствию до получения особых поручений» (ст. 259 УУС).

Судебный следователь имел право проверять, дополнять, отменять результаты действия полиции «по произведенному ею первоначальному исследованию» (ст. 269 УУС). Однако это не было обязанностью следователя — переделывать и проверять действия полиции, если в этом не было необходимости, и следователь, говоря современным языком, не сомневался в их относимости, допустимости и достоверности. Но «неизменные и непроверенные акты полиции, оставляемые судебным следователем без отмены ея, должны быть признаны за его собственные и лежать на его ответственности»^[17].

С нынешней точки зрения легко увидеть определенную непоследовательность в вопросах дознания полиции, в судебной деятельности, в нечеткости понятий «дознание», «розыск» и «сыск», в употреблении их в одном значении и ряд иных спорных положений, но следует обратить внимание и на то, что с разделением компетенций наиболее четко стали просматриваться общие задачи полиции и судебных следователей в раскрытии и расследовании преступлений, проявление принципов и форм их взаимодействия. Наиболее важные из них, в силу их объективности, актуальны и сегодня. Так, из анализа статей Устава следует, что взаимодействие полиции и судебных следователей при предварительном расследовании осуществлялось в формах:

• — предоставления и принятия, проверки и, возможно, непринятия материалов полицейского дознания;
• — выполнения отдельных неотложных следственных действий (ст. 258 УУС);
• — выполнение отдельных поручений следователя, в том числе и розыскных.

В свою очередь, полицейские нормативные акты, разъясняя законодательные установки, нацеливали сыскную деятельность на оказание помощи и содействия следователю. Так, в Инструкции полицейским урядникам указывалось, что с «возникновением производства предварительного следствия у судебного следователя, а также с прибытием последнего на место преступления, розыскная деятельность урядников отнюдь не должна прекращаться, и продолжается под руководством прокуроров и их товарищей или следователя до тех пор, пока виновные в совершении преступления или похищенное имущество не будут разысканы или пока урядник не получит уведомления, что дальнейший розыск признается не нужным» (параграф 18)^[18].

По поводу оптимального соотношения дознания и следствия профессор А. М. Шматов пишет, что «по первоначальному замыслу реформаторов судебный следователь должен был заниматься проверкой обоснованности собранных полицией улик против подозреваемого в преступлении лица…»^[19]

Однако произошедшее изменение отношения правительства к установленной им системе судопроизводства, обусловленное усложнившейся политической ситуацией в России в начале 1870-х гг., произвели перемены в деятельности следствия и полиции.

В правительственных сферах зарождается мысль о слиянии сыскных функций полиции с деятельностью по предварительному расследованию государственных преступлений под эгидой корпуса жандармов^[20]. В 1871 г. Александром II были приняты «Правила о порядке действия чинов корпуса жандармов по исследованию преступлений», где уже однозначно ставилась задача сыскным подразделениям осуществлять «негласное расследование и производство дознаний в видах предупреждения и преследования преступных деяний общеуголовного характера»^[21].

Впервые был принят закон «Об организации сыскной части» (от 6 июля 1908 г.). В соответствии с ним по стране были образованы сыскные отделения.

В этот период разрабатываются различные инструкции по сыску, например, «Инструкция по организации и ведению внутреннего (агентурного) наблюдения», «Инструкция по организации наружного (филерного) наблюдения» и др.

В них обращалось внимание на то, что на приобретение и сбережение агентуры — «единственного, вполне надежного средства, обеспечивающего осведомленность» , — должны быть направлены все усилия лица, ведающего розыском. Наружное наблюдение является лишь вспомогательным и притом весьма дорогим средством.

Примечательно, что эти и другие полицейские нормативные акты предостерегали сотрудников от возможных правонарушений: «В деле розыска нельзя пренебрегать никакими сведениями, но нужно научиться давать им надлежащую оценку и не считать их без проверки (дающего сведения лица и самих сведений) достоверными»^[22].

Рассматриваемая реформа в целом носила прогрессивный характер, тяготела к состязательной форме процесса, пыталась определить основные задачи и методы сыскной работы в борьбе с преступностью, акцентировала внимание на роли следователя и прокурорском надзоре. Однако позитивному развитию отечественного судопроизводства не суждено было состояться.

С 1917 г. началась коренная ломка общественных отношений. Не будем касаться политических, экономических и многих иных социальных потрясений в жизни России. С правовой точки зрения эти последствия были обусловлены, на наш взгляд, провозглашением того, что «диктатура пролетариата — это неограниченная, опирающаяся на силу, а не на закон, власть»^[23].

Приведем лишь некоторые нормативные установки того времени по рассматриваемому вопросу.

Декретом СНК от 24 ноября 1917 г. институт судебных следователей был упразднен.

Позднее декретом ВЦИК и СНК РСФСР от 10 июня 1920 г. было принято Положение о рабоче-крестьянской милиции. В числе сотрудников милиции упоминались и следователи. Однако институт следователей просуществовал недолго, в 1921 г. он был ликвидирован.

Следует отметить, что с первых лет существования Советская власть уделяет особое внимание негласным сыскным методам работы. По этому вопросу В. И. Ленин писал, что «необходимо производить раскопки при помощи разведок, направленные иногда на довольно отдаленные источники или довольно кружным путем, обратить самое серьезное внимание на вскрываемые злоупотребления и преступления…, произвести через тайную следственную комиссию строжайшее расследование, сначала, безусловно, секретное. Об исполнении мне регулярно докладывать»^[24].

Одновременно демонстрируется пренебрежение накопленным опытом борьбы полиции с преступностью, научным «исследованиям» во всех областях, ибо этот же лозунг пролетариата провозглашает тезис о том, что «в общем и целом профессора-экономисты — не что иное, как ученые-приказчики класса капиталистов и профессора философии — ученые-приказчики теологов»^[25].

В связи с передачей производства предварительного расследования в НКВД в августе 1920 г. был принят нормативный акт, вошедший в историю под названием «Положение о следственно-розыскной милиции». Им определялась структура, задачи и компетенция следственно-розыскной милиции, объединяющая в себе оперативно-розыскную и процессуальную деятельность при отсутствии прокурорского надзора^[26].

Существенную роль в развитии сыскной работы в среде общеуголовного элемента сыграло Положение об организации Уголовного розыска (1918 г.). Позднее ведомственными нормативными актами были предприняты попытки определить организационные и тактические основы оперативной работы и, прежде всего, секретных разведчиков (должностных лиц). Создаются специальные оперативнорозыскные подотделы по борьбе с хищениями, взяточничеством, фальшивомонетничеством. В составе розыска создается научно-технический отдел, который наряду с экспертно-криминалистическими вопросами пытается разрешить научно-практические проблемы оперативной работы.

Надо иметь в виду, что одним из главных методов работы уголовного розыска признавался метод «негласного расследования» (оперативно-сыскной работы).

Правовой аспект отличался тем, что присутствовала розыскная досудебная подготовка, где очевидно было смешение розыскных и следственных функций.

Ситуация в этом плане незначительно изменилась с принятием первого УПК РСФСР (25 мая 1922 г.)^[27]. Это выражалось в том, что появляется организационная и в определенной мере процессуальная независимость следователя от органов дознания. Следователь вновь стал рассматриваться как носитель судебной функции юстиции. Новая редакция УПК РСФСР (1923 г.) поясняла, что иод фигурой следователя понимаются народные следователи, состоящие при соответствующих судах (и. 5 ст. 23 УПК РСФСР)^[28].

Органами дознания являлись органы милиции и уголовного розыска (ст. 97 УПК РСФСР). Институт дознания получил иное значение в советском уголовном процессе, противоположное его изначально определенной практикой природе, — разведывательного поиска информации до начала судебного производства.

Режим дознания стал приближаться к режиму следствия, и эта тенденция сохранилась. В дальнейшем, как точно подмечает профессор С. И. Гирько, роль дознания в производстве предварительного расследования постоянно возрастала^[29].

При этом усиливалось и прокурорское влияние на независимость следователей.

Немного позже прокуратура просто «поглотила» следствие. Постановлением ВЦИК и СНК РСФСР от 03.09.1923 было внесено изменение в Положение о судоустройстве РСФСР, согласно которому следственный аппарат был передан прокуратуре^[30]. А уже следующим постановлением ВЦИК и СНК РСФСР от 20.10.1924 полномочия органов дознания практически были уравнены с полномочиями следствия.

Сложившаяся в стране сложнейшая оперативная обстановка с экономическими преступлениями, имевшими устойчивые признаки организованности и коррумпированности, заставила в 1937 г. организовать специальную оперативную службу по борьбе с хищениями социалистической собственности, фальшивомонетничеством, спекуляцией и взяточничеством — отдел борьбы с хищениями социалистической собственности (ОБХСС).

Оценивая правовую ситуацию в стране, известный ученый ?. Н. Полянский с тревогой отмечал, что «…в советском уголовном процессе более не существует предварительного следствия в его традиционном понимании»^[31]. Это привело к тому, что в 1930;е гг. в системе уголовного розыска было организовано следственное подразделение. Проще говоря, аппараты уголовного розыска разделили на две части: оперативно-розыскную и следственную. Точно так же произошло и в ОБХСС. Руководство следственными подразделениями возлагалось на заместителей оперативно-розыскных отделов.

Последовавшее за этим некоторое снижение уровня преступности через короткий срок превратилось в устойчивую отрицательную тенденцию как в структуре, так и в динамике по причине некачественного расследования.

В военное время (1941 — 1945 гг.) указанная структура правоохранительных органов сохранилась, но при усилении роли Особого совещания (ОСО). Подсудность ОСО не была точно определена, и к рассмотрению могло быть принято им практически любое дело. Проводимые действия по раскрытию и расследованию преступлений так и назывались — «оперативно-следственные мероприятия». Правовое регулирование ОРД было подчинено цели и задачам карательно-репрессивной политики государства и проводилось на основании секретных ведомственных актов. Информация, полученная в результате негласной деятельности, без расшифровки источника получения, возникала в материалах уголовного дела как бы из «ниоткуда». При этом фактически игнорировались положения норматинных актов о прокурорском надзоре за деятельностью органов дознания^[32].

С середины 1950;х гг. начался процесс обновления законодательства. Были приняты Основы уголовного производства Союза ССР и союзных республик (1958 г.)^[33] и УПК РСФСР (1960 г.)^[34], а также УПК союзных республик, входящих в состав СССР.

Впервые законодатель предпринял попытку правового регулирования ОРД, посвятив ей в Основах специальную норму — ст. 29. После внесения некоторых изменений (1990 г.) Основы возложили на органы дознания принятие необходимых оперативно-розыскных мер, в том числе и с использованием кино-, фотосъемки и видео-, звукозаписи в целях обнаружения преступления и лиц, его совершивших, выявления фактических данных, которые могут быть использованы в качестве доказательств по уголовному делу после их проверки в соответствии с уголовно-процессуальным законодательством. Это был прогрессивный, смелый правовой шаг в регулировании специфических отношений, близкий, но смыслу к законодательству западных демократических государств.

Союзный законодатель, но существу определил принципиальные положения, в перспективе нуждающиеся в нормативном более детальном закреплении в уголовно-процессуальных кодексах союзных республик.

Интеграция усилий следователя с органами, осуществляющими ОРД, должно было перейти в более урегулированную нормативную плоскость отношений, а результаты взаимодействия приносить практические плоды — получение совместными усилиями доказательств.

Стали появляться интересные открытые публикации ученых и практиков теории ОРД и уголовного процесса, подчеркивающие правовую доказательственную ценность результатов ОРД, показывающие конкретную перспективу улучшения раскрытия и расследования преступлений (В. М. Атмажитов, В. Г. Бобров, А. И. Гуров, E. Н. Доля, Д. И. Бедняков, В. И. Зажицкий, С. С. Овчинский, В. С. Овчинский, ?. П. Поляков, К. В. Сурков, А. Ю. Шумилов, С. Н. Шейфер, М. И. Шматов и др.), в том числе и работы автора.

Однако из-за резких и существенных изменений во всем общественно-государственном укладе страны развитию законодательных идей и положений, заложенных в Основах, также не суждено было развиться. Бывшие союзные республики, в том числе и Российская Федерация, стали работать над проектами собственных УПК, разумеется, без учета концепций союзных Основ.

Справедливости ради надо сказать, что положения, содержащиеся в ст. 29 Основ, нашли отражение в новой редакции Закона РФ от 13.03.1992 № 2487−1 «Об оперативно-розыскной деятельности в Российской Федерации», где в ст. 10 было указано, что «результаты ОРД могут быть использованы для подготовки и осуществления следственных действий и проведения ОРМ по предупреждению и раскрытию преступлений, а также в качестве доказательств по уголовным делам после их проверки в соответствии с уголовно-процессуальным законодательством» .

Особо отметим, что следственной и оперативно-розыскной практикой такое предписание было встречено фактически единодушно, одобрительно. Ученые высказывали различные суждения, приступив к изучению практики, но уголовно-процессуальное законодательство на выход оперативно-розыскного закона с установкой на возможность использования результатов ОРД в качестве доказательств никак не отреагировало. Заметим, что не было никакой законодательно-процессуальной реакции и на предписания ст. 29 Основ уголовного судопроизводства.

В новом Законе об ОРД уже не было главной идеи об использовании результатов ОРД в качестве доказательств. Такая непоследовательность оперативно-розыскного законодательства и нерешительность процессуального — это чисто конъюнктурный вариант решения юридической проблемы.

Следственная и оперативно-розыскная практика, тем не менее, пытается объединить усилия в борьбе с тяжкими и особо тяжкими преступлениями.

Принятие Закона о полиции и глубокое реформирование как в целом системы МВД России, так и ее внутренней структуры, с полным основанием можно считать началом нового этапа развития правоохранительных органов. Его причиной явились произошедшие существенные изменения в политической, экономической и иных сферах жизни страны на фоне роста преступности с ее опасными формами проявления — терроризмом, коррупцией, наркоманией и др.

На анализе современного состояния ОРД, ее правовом регулировании, организации и перспективах развития будет сосредоточено внимание во всех последующих разделах работы.

• [1] Керимов Д. А. Методология права (предмет, функции, проблемы философии права). М., 2000. С. 110.
• [2] Видимо, не случайно многие исследователи, касаясь истории ОРД, увязывают ее развитие с формированием системы органов внутренних дел. См.: Мулукаев Р. С., Малыгин А. Я., Епифанов А. Е. История отечественных органов внутренних дел. М., 2005.
• [3] История ОРД, несмотря на многовековое ее существование, слабо подвергается системному научному исследованию. Положительным исключением являются работы ученых Р. С. Мулукаева А. Ю. Шумилова, В. И. Елинского, М. А. Шматова, Μ. П. Смирнова, А. Е. Чечетина.
• [4] Ключевский В. О. Соч.: в 9 т. М" 1987. Т. 6. С. 142−150.
• [5] Власов В. И., Гончаров Η. Ф. Организация розыска преступников в России в IX—XX вв. (историко-правовое исследование). М., 1997.
• [6] Инквизиция (от лат. inquisitio — розыск) — инквизиционный процесс с особой системой доказательств, с совмещением судьи и следователя в одном лице. Широко применялись пытки как важнейший источник получения доказательств. См.: Большой энциклопедический словарь. М., 2000. С. 456.
• [7] Стефановский К. Разграничение гражданского и уголовного судопроизводства в истории русского права // Журнал министерства народного просвещения. 1873. Ч. CLXV. С. 252−293.
• [8] Мулукаев Р. С., Малыгин А. Я., Епифанов А. Е. История отечественных органов внутренних дел. С. 8−11.
• [9] Вицин С. Е. Очерк управления в России от Петра Великого. М., 1967. С. 162.
• [10] Чельцов-Бебутов М. А. Курс уголовно-процессуального права: очерки по истории суда и уголовного процесса в рабовладельческих, феодальных и буржуазных государствах. СПб., 1995. С. 659.
• [11] Стояновский Н. И. Практическое руководство к уголовному судопроизводству. СПб., 1852. С. 52.
• [12] Свод законов уголовных. СПб., 1857. Т. 15. Ст. 141.
• [13] Квачевский А. Об уголовном преследовании, дознании и предварительном исследовании преступлений по судебным уставам 1864 г. СПб., 1866. Ч. 1. С. 71.
• [14] Российское законодательство X—XX вв.еков: в 9 т. М., 1991. Т. 8: Устав уголовного судопроизводства.
• [15] Судебные уставы 20 ноября 1864 г. с изложением рассуждений, на коих они основаны, изданные государственной канцелярией. СПб., 1867. Ч. 2. С. 25.
• [16] Квачевский А. Об уголовном преследовании, дознании и предварительном исследовании преступлений по судебным уставам 1864 г. Ч. 3. С. 271.
• [17] Там же. С. 173.
• [18] Инструкция полицейским урядникам. СПб., 1902. С. 17−23.
• [19] Шматов А. М. Теория оперативно-розыскной деятельности в системе уголовно-правовых наук. Волгоград, 2001. С. 15.
• [20] Галай Ю. Г. Суд и административно-полицейские органы в пореформенной России (1864−1879 гг.): монография. Н. Новгород, 1999. С. 79.
• [21] Мулукаев Р. С., Малыгин А. Я., Епифанов А. Е. История отечественных органов внутренних дел. С. 102.
• [22] Инструкция по работе полиции. М., 1912.
• [23] Ленин В. И. Поли. собр. соч.: в 55 т. М., 1972. Т. 12. С. 288.
• [24] Ленин В. И. Полн. собр. соч.: в 55 т. М., 1982. Т. 45. С. 397.
• [25] Ленин В. И. Полн. собр. соч.: в 55 т. М" 1973. Т. 18. С. 364.
• [26] Шматов М. А. Правовые основы и теоретические проблемы оперативно-розыскной деятельности. Волгоград, 1999. С. 21.
• [27] СУ РСФСР. 1922. № 20−21. Ст. 230.
• [28] СУ РСФСР. 1923. № 7. Ст. 106.
• [29] Гирько С. И. Роль и функции милиции в уголовном процессе России. М., 2005. С. 168.
• [30] СУ РСФСР. 1928. № 17. Ст. 733.
• [31] Полянский Η. Н. Новая редакция уголовно-процессуального кодекса. М., 2005. С. 168.
• [32] Заметим, что только в 1955 г. после принятия Положения о прокурорском надзоре в СССР, надзор за деятельностью органов дознания (включая осуществление ими оперативно-розыскных мер) полностью перешел к прокурорам.
• [33] Ведомости ВС СССР. 1959. № 1. Ст. 15.
• [34] Ведомости ВС РСФСР. 1960. № 40. Ст. 592.