Участие адвоката в постановке вопросов, подлежащих разрешению коллегией присяжных заседателей

В соответствии со ст. 338 УПК РФ вопросы присяжным заседателям ставятся по окончании прений сторон. К этому времени уже завершено исследование доказательств, имеющих значение для вердикта присяжных; обвинитель, потерпевший, подсудимый и его защитник изложили свои позиции, предлагаемые ими выводы из рассмотренных доказательств. В результате определяются и вопросы, которые требуют решения присяжных.

Согласно ст. 338 УПК РФ вопросы с учетом результатов судебного следствия, прений сторон формулирует председательствующий в судебном заседании. Он излагает их письменно, зачитывает и ставит на обсуждение сторон. Подсудимый и его защитник могут предложить поправки к сформулированным председательствующим вопросам и просить о постановке других вопросов.

Адвокату следует иметь в виду, что постановка вопросов — один из важнейших моментов судебного разбирательства с участием присяжных. От того, насколько точно и ясно будут сформулированы вопросы, насколько полно и вместе с тем не слишком громоздко они будут изложены, в решающей мере зависит правильное понимание их присяжными, а следовательно, и целенаправленное, серьезное их обсуждение и разрешение.

Адвокат должен продумывать, готовить вопросы и при изучении дела, и по ходу судебного процесса. Что касается отношения к вопросам, предлагаемым, в частности, подсудимым и его защитником, то следует иметь в виду, что председательствующий не вправе отказать им в постановке вопроса о наличии по уголовному делу фактических обстоятельств, исключающих ответственность подсудимого за содеянное или влекущих за собой ответственность за менее тяжкое преступление (ч. 2 ст. 338 УПК РФ).

По окончании обсуждения председательствующий окончательно формулирует вопросы, излагает их в вопросном листе, который утверждается его постановлением, оглашает их в судебном заседании и передает старшине присяжных заседателей. При этом в соответствии с ч. 1 ст. 344 УПК РФ присяжные, если в этом возникнет необходимость, вправе возвратиться в зал судебного заседания и через старшину обратиться к председательствующему с просьбой об уточнении формулировок поставленных перед ними вопросов (по поставленным вопросам, по подлежащему применению закону, по правилам голосования и др.). В этом случае вновь происходит обсуждение вопросов, в них могут быть внесены уточнения и сформулированы новые вопросы в порядке, предусмотренном указанной статьей.

Характер вопросов, которые ставятся перед присяжными заседателями, определяется разграничением компетенции между ними и профессиональным судьей. Согласно ч. 1 ст. 339 УПК РФ присяжные заседатели разрешают следующие вопросы:

• 1) доказано ли, что деяние, в совершении которого подсудимого обвиняет государственный обвинитель, имело место;
• 2) доказано ли, что это деяние совершил подсудимый;
• 3) виновен ли подсудимый в совершении этого деяния.

Еще со времен существования суда присяжных в Российской империи принято считать, что присяжные решают только вопросы факта, а вопросы права — профессиональные судьи. На практике разграничить вопросы факта и права бывает далеко не просто. Отвечая, например, на первый вопрос, присяжные, разумеется, не дают юридической оценки деянию, которое признают совершенным (это дело профессионального судьи), но в то же время они признают доказанным не какое-то событие, лежащее за рамками права, а то, в котором обвиняется подсудимый, т. е. по своим объективным признакам носящее характер преступления.

Поэтому поставленный адвокатом перед присяжными вопрос должен содержать все фактические признаки, наличие которых, если их признают присяжные, позволит профессиональному судье расценить это деяние по его объективной стороне, как определенное преступление. В этом смысле можно сказать, что обвинительный вердикт присяжных хотя и не решает вопроса о юридической оценке деяния, но предрешает ее.

Определенную трудность представляет рассмотрение третьего вопроса: о виновности подсудимого. Основное назначение присяжных заседателей — разрешение вопроса о том, имел ли место тот или иной факт, содержащийся в обвинении. Некоторые вопросы, требующие юридической квалификации статуса подсудимого (о его судимости), вообще не могут ставиться перед ними в силу прямого запрещения закона (ч. 5 ст. 339 УПК РФ). Но невозможно сделать так, чтобы присяжные были полностью устранены от юридических аспектов решаемых ими вопросов. Важно только, чтобы эти аспекты были им разъяснены, чтобы присяжные осознали суть, смысл и значение юридических норм, лежащих в основе поставленных им вопросов и тех юридических выводов, которые могут быть сделаны на основании их вердикта. Об этом должен позаботиться защитник в судебных прениях и председательствующий в напутственном слове.

Вопросы присяжным должны ставиться в отношении каждого деяния, в совершении которого обвиняется подсудимый, строго в пределах предъявленного подсудимому обвинения, а если обвинение прокурором в суде изменено, то в пределах измененного. Допустимы вопросы, позволяющие установить виновность подсудимого в совершении менее тяжкого преступления, если этим не ухудшается его положение и не нарушается право на защиту. Все вопросы должны ставиться в понятных присяжным выражениях.

Перед присяжными всегда должны ставиться три вопроса, названные в ч. 1 ст. 339 УПК РФ основными, ответы на которые образуют главное содержание вердикта присяжных о виновности или невиновности подсудимого. На случай признания подсудимого виновным обязательно ставится вопрос — заслуживает ли он снисхождения?

Особого рассмотрения требует вопрос о возможности и пределах использования при постановке вопросов присяжным юридической терминологии.

В ч. 8 ст. 339 УПК РФ указывается, что вопросы должны ставиться в понятных присяжным заседателям формулировках. Исходя из этого следует считать, что закон не запрещает использование в вопросах юридической терминологии, необходимо только, чтобы она была понятна присяжным. Следует исключить лишь сложную, причем не только юридическую, но и иную специальную терминологию.

Так, вряд ли можно считать понятным присяжным заседателям вопрос, поставленный по делу Г.: «Доказано ли, что смерть 3. наступила от асфиксии…» Без ущерба для уяснения существа дела слово «асфиксия» можно было в данном случае заменить более понятным словом — «удушение»^[1].

Бесспорно, что выработка правил о том, какие из употребляемых в законе терминов следует считать непонятными для присяжных, не общедоступными, и какими выражениями их следует заменять, требует более обширной судебной практики.

Даже многолетняя практика кассационного департамента Правительствующего Сената (по крайней мере за первые 10 лет деятельности суда присяжных в Российской империи) не выработала таких правил, а ограничилась признанием того или иного термина недопустимым в одних случаях и общеупотребительным в других.

Отметим, что неправильное употребление специфически юридических терминов служит одной из наиболее распространенных причин отмены приговоров. Употребляемые в уголовном законе специальные термины можно условно разбить на три группы.

К первой группе принадлежат слова и выражения общеупотребительные — вошедшие в обиход, смысловое значение которых одинаково в законе и в обыденной жизни. К ним можно отнести такие термины, как «убийство», «угроза убийством», «кража», «состояние опьянения» и др. Подобные слова и выражения могут использоваться в вопросах присяжным и, как правило, не требуют расшифровки.

Ко второй группе относятся термины, понимание которых не вызывает особых трудностей, но требует некоторых пояснений в судебных прениях, напутственном слове председательствующего либо замены термина (чаще всего — замены наименования того или иного преступления — указанием его признаков, изложенных в законе). Например, такой термин, как «покушение», можно пояснить присяжным путем зачтения и некоторого комментирования текста ч. 3 ст. 30 УК РФ, а можно и вообще избежать употребления этого слова, сформулировав вопрос примерно так: «Виновен ли подсудимый в том, что с целью кражи ювелирных изделий проник в помещение магазина, но был вынужден скрыться, так как сработала сигнализация и приехали работники милиции?» При утвердительном ответе на этот вопрос в нем будет все необходимое, чтобы судья мог расценить деяние подсудимого как покушение на кражу.

Также общеупотребительным является и термин «взятка». Представляется, что если в судебных прениях и в напутственном слове присяжным будут разъяснены признаки этого преступления, то каких-либо трудностей у них не возникнет. Но можно и упростить вопрос, вложив в него указанные признаки без использования слова «взятка». Так, по делу о получении взятки следователем за прекращение уголовного дела присяжных можно спросить: «Виновен ли подсудимый в том, что, работая следователем и расследуя дело 3., получил от него такую-то сумму денег за прекращение этого дела?» .

В случаях, когда оспариваются отдельные обстоятельства, например, подсудимый утверждает, что деньги взял в долг, вопрос можно разделить: вначале спросить, доказано ли получение денег; затем — доказано ли, что они получены именно за прекращение дела, а затем уже поставить основной вопрос о виновности.

Другой же вопрос, который подлежит разрешению по данной категории дел («Является ли подсудимый должностным лицом, которое могло или должно было совершить с использованием служебного положения обусловленное со взяткодателем действие?») ставить перед присяжными не следует, поскольку его решение требует, как правило, лишь юридической оценки.

Третью группу составляют сложные, зачастую комбинированные термины, понимание которых требует знания не только закона, но и правовой теории, судебной практики, разъяснений высших судебных инстанций. В подобных случаях сам термин не может быть употреблен в вопросах присяжным и вряд ли удастся достаточно понятно разъяснить его в судебных прениях и напутственном слове.

Адвокату в этой связи необходимо преобразовывать сложную юридическую терминологию в обычную речь таким образом, чтобы вопрос адекватно отражал суть юридических признаков преступления. Для этого адвокату придется ставить не один, а несколько вопросов.

Соответствующие термины можно заменить общеупотребительными выражениями. Например, указание на умысел можно заменить словесным изложением содержания ст. 25 УК РФ. Если сомнению подвергается умышленное совершение преступления, можно до основного вопроса о виновности поставить примерно следующий вспомогательный вопрос: «Доказано ли, что подсудимый произвел выстрел в потерпевшего с целью его убийства (или: с целью лишить его жизни)?» .

Также можно поступить и с термином «неосторожность». Если в том деле, к которому относится предыдущий вопрос, подсудимый утверждает, что не стрелял умышленно, направил на потерпевшего пистолет в шутку и нажал на спусковой крючок, забыв, что в патроннике находится патрон, то можно, на случай отрицательного ответа на вопрос о прямом умысле, сформулированный примерно так, как в предыдущем примере, поставить альтернативный вопрос примерно следующего содержания: «Если на (такой-то по нумерации) вопрос дан отрицательный ответ, то мог ли и должен ли был подсудимый сознавать, что пистолет заряжен и в результате нажатия на спусковой крючок мог произойти выстрел в потерпевшего?» .

Намного сложнее обстоит дело в тех случаях, когда речь идет о косвенном умысле или о неосторожности в форме преступной самонадеянности. Ее можно рассмотреть на примере достаточно типичного случая применения различных охранных приспособлений.

Например, если потерпевший погиб, коснувшись провода, подключенного к электросети и ограждавшего принадлежащий подсудимому сад, для выяснения формы вины можно поставить примерно следующие вопросы. До основного вопроса о виновности поставить вспомогательный: «Доказано ли, что, подключая ограждающий участок провод к осветительной сети, подсудимый предвидел возможность гибели посторонних людей и сознательно допускал наступление таких последствий?» .

Разумеется, что этот вопрос тоже не так прост и его смысл требует разъяснения в судебных прениях и в напутственном слове председательствующего. Если подсудимый отрицает умысел в указанной выше форме и утверждает, что участок находится в уединенном месте, куда посторонние обычно не заходят, то необходимо поставить альтернативный вопрос: «Доказано ли, что, подключая ограждающий участок провод к осветительной сети, подсудимый предвидел возможность гибели посторонних людей, но легкомысленно рассчитывал, что этого не произойдет?» .

В случае возникновения вопроса о разъяснении термина «корыстные побуждения» его можно заменить, раскрыв в вопросе содержание данного понятия («Виновен ли подсудимый в том, что причинил смерть потерпевшему с целью завладения находившимися при нем и в его жилище деньгами и иными ценностями?» либо «Доказано ли, что подсудимый совершил убийство потерпевшего за обещанное ему за это вознаграждение?»).

Аналогичным образом можно ставить вопросы относительно некоторых других обстоятельств, квалифицирующих умышленное убийство, когда речь возникнет о мотивах преступления (п. «б», «к», «л» ст. 105 УК РФ).

Определенные сложности на практике вызывает постановка перед присяжными вопросов о таких квалифицирующих убийство обстоятельствах, как хулиганские побуждения и особая жестокость. Не вызывает сомнений, что термины «хулиганские побуждения» и «хулиганство» присяжными будут истолковываться неоднозначно, при том, что бытовое их понимание далеко не всегда совпадает с юридическим. Практикующим юристам известно, что даже при применении их на следствии и в суде встречается немало ошибок, искажений, несмотря на разъяснения Пленума ВС РФ. Перекладывать решение этих сложнейших проблем на присяжных нельзя. Представляется, что решение этого вопроса должно состоять в переводе адвокатом этих терминов на понятный не юристам язык.

Например, для признания убийства совершенным из хулиганских побуждений необходимо установить именно этот мотив, который с внешней стороны характеризуется неспровоцированным нападением на потерпевшего, отсутствием внешних причин, поводов к этому или использованием какого-либо незначительного повода. В случае если подсудимый признает сам факт убийства, он дает какие-то объяснения относительно причин своих действий, обычно ссылается на неправильные действия потерпевшего: оскорбление, нанесение удара и т. п. Поэтому задача адвоката и заключается, главным образом, в выяснении наличия или отсутствия подобных фактов. Вопрос можно сформулировать примерно следующим образом: «Доказано ли, что подсудимый ударил ножом в грудь потерпевшего без какого-либо повода с его стороны?», или: «…только потому, что потерпевший требовал его встать в общую очередь?» Если же подсудимый настаивает на том, что потерпевший первым оскорбил, ударил его, может быть поставлен альтернативный вопрос соответствующего содержания.

" Перевода" на общепонятный язык требуют понятия «необходимой обороны» и «превышения пределов необходимой обороны». Чтоб1ы признать, что подсудимый, причиняя вред потерпевшему, действовал в состоянии необходимой обороны, необходимо установить, что:

• а) на него или другое лицо было совершено нападение, «общественно опасное посягательство» ;
• б) подсудимый защищался от этого посягательства или защищал других лиц, интересы общества, государства;
• в) он при этом не допустил явного несоответствия мер защиты характеру и опасности посягательства (ч. 2 ст. 37 УК РФ).

Пример постановки вопросов при такой ситуации, применительно к обстоятельствам конкретного дела, приведен выше.

Разъясняя понятие «внезапно возникшего сильного душевного волнения», необходимо установить следующее:

• а) имело ли место насилие, тяжкое оскорбление или иные противозаконные действия потерпевшего, которые повлекли или могли повлечь тяжкие последствия для виновного или его близких;
• б) могли ли эти действия вызвать у подсудимого сильное душевное волнение;
• в) было ли такое волнение внезапным (были ли действия подсудимого внезапной, мгновенной реакцией на противозаконное поведение потерпевшего или они задумывались заранее).

Для выяснения этих обстоятельств, как правило, необходимо поставить несколько вопросов (не в общей форме, как здесь, а применительно к конкретным обстоятельствам дела).

Другой термин «изнасилование» адвокату также можно заменить, если сформулировать вопрос применительно к диспозиции ст. 131 УК РФ («Виновен ли подсудимый в том, что совершил половой акт с потерпевшей вопреки ее воле, не подавив при этом ее сопротивление путем избиения или угроз?» (в случае, если подсудимый отрицает насилие или угрозу и утверждает, что половой акт был добровольным) или: «Виновен ли подсудимый в том, что совершил половой акт с потерпевшей вопреки ее воле, которая находилась в опьянении, но при этом она не была в беспомощном состоянии?» (в случае, если подсудимый ссылается на согласие потерпевшей совершить половой акт)).

Вместе с тем недопустимо ставить на разрешение присяжных вопрос о виновности подсудимого в изнасиловании в так называемой «извращенной форме», поскольку ст. 131 УК РФ не предусматривает подобных действий. Поэтому такой вопрос может ввести присяжных в заблуждение и заставит их по существу разрешать спор о юридической оценке указанных действий, что не входит в их компетенцию.

В судебной практике встречаются случаи неправильного использования в вопросах присяжным термина «разбойное нападение». Он носит сложный характер, поскольку соединяет в себе несколько признаков: а) нападение с целью завладения имуществом, применение насилия, опасного для жизни и здоровья потерпевшего, или б) угрозу такого насилия. Наличие этих обстоятельств адвокату следует выяснять путем постановки отдельных вопросов.

Вопрос о цели завладения имуществом несложен и доступен пониманию присяжных: «Доказано ли, что подсудимый совершил нападение на потерпевшего с целью завладения имевшейся у него крупной суммой денег?» .

Намного труднее обстоит дело с «насилием» и особенно «угрозой». Присяжные не имеют возможности оценить степень опасности насилия, отличающего разбой от грабежа, тяжесть причиненных потерпевшему травм и особенно — опасность угрозы. Первое — компетенция эксперта, второе должен оценить судья-профессионал. Поэтому в подобных случаях адвокату следует ставить перед присяжными лишь вопросы о фактах — доказано ли, что:

• а) подсудимый нанес потерпевшему удары палкой по голове, отчего тот потерял сознание (а опасность этого для жизни и здоровья оценит эксперт);
• б) подсудимый угрожал потерпевшему ножом, пистолетом или макетом гранаты?

Если указанные обстоятельства установлены, то судье нетрудно сделать соответствующие юридические выводы.

После постановки вопросов присяжным председательствующий обращается к ним с напутственным словом, содержание которого регламентировано в ст. 340 УПК РФ.

При произнесении напутственного слова председательствующему запрещается в какой-либо форме выражать свое мнение по вопросам, поставленным перед коллегией присяжных заседателей.

В напутственном слове председательствующий:

• 1) приводит содержание обвинения;
• 2) сообщает содержание уголовного закона, предусматривающего ответственность за совершение деяния, в котором обвиняется подсудимый;
• 3) напоминает об исследованных в суде доказательствах, как уличающих подсудимого, так и оправдывающих его, не выражая при этом своего отношения к этим доказательствам и не делая выводов из них;
• 4) излагает позиции государственного обвинителя и защиты;
• 5) разъясняет присяжным основные правила оценки доказательств в их совокупности; сущность принципа презумпции невиновности; положение о толковании неустранимых сомнений в пользу подсудимого; положение о том, что их вердикт может быть основан лишь на тех доказательствах, которые непосредственно исследованы в судебном заседании, никакие доказательства для них не имеют заранее установленной силы, их выводы не могут основываться на предположениях, а также на доказательствах, признанных судом недопустимыми;
• 6) обращает внимание коллегии присяжных заседателей на то, что отказ подсудимого от дачи показаний или его молчание в суде не имеют юридического значения и не могут быть истолкованы как свидетельство виновности подсудимого;
• 7) разъясняет порядок совещания присяжных заседателей, подготовки ответов на поставленные вопросы, голосования по ответам и вынесения вердикта.

Председательствующий завершает свое напутственное слово напоминанием присяжным заседателям содержания данной ими присяги и обращает их внимание на то, что в случае вынесения обвинительного вердикта они могут признать подсудимого заслуживающим снисхождения.

Присяжные заседатели, выслушав напутственное слово председательствующего и ознакомившись с поставленными перед ними вопросами, вправе получить от него дополнительные разъяснения.

Адвокат в этой связи вправе заявить возражения в связи с содержанием напутственного слова «по мотивам нарушения им принципа объективности и беспристрастности». Это может выразиться в тенденциозном изложении судьей рассмотренных в судебном заседании доказательств, позиции защиты и т. п.

Представляется, что адвокат может заявить, в частности, и о том, что председательствующим недостаточно или не совсем точно разъяснены правила оценки присяжными доказательств, порядок их совещания и вынесения вердикта. При этом необходимо иметь в виду, что, если возражения по содержанию напутственного слова не были заявлены в судебном заседании, в дальнейшем адвокат лишается права ссылаться на допущенные судьей нарушения как основание пересмотра приговора.

• [1] Архив Московского областного суда за 2009 г.