Социологическое сознание журналиста

Его нельзя рассматривать вне связи с тем, как современная социология трактует общую методологию познания. Центральной проблемой является поиск разумного соотношения между пониманием мира жизни (конкретные события, люди и их поступки) и научным постижением истины (объективное, но обобщенное, идеальное воспроизведение действительности). В литературе науку чаще всего противопоставляют обыденному мышлению. Но понятие «мир жизни» предпочтительнее, ибо оно ассоциируется с гораздо более красочным, одухотворенным, насыщенным событиями содержанием. Во всяком случае применительно к журналистике верна именно такая характеристика: картины мира в прессе преимущественно конкретны и жизненны, и в этом залог ее притягательности для публики. Можно утверждать, что в процессе своей эволюции журналистика прочно освоила данный горизонт познания. Значит, внимание следует переключить на другую задачу — на привнесение в профессиональное сознание научной объективности.

Культура системного мышления начинается с уважения к знанию и его носителям, с понимания приоритетности информации специалистов по отношению к субъективным реакциям на событие корреспондента. Подмена знания собственным разумением так же недопустима в социальной сфере, как и в естественнонаучной. В повести М. Булгакова «Роковые яйца» репортер настырно выспрашивает у профессора-биолога — правда ли, что его открытие «вызовет мировой переворот в животноводстве»? Как ни отбивался ученый от слишком утилитарной трактовки итогов своего фундаментального труда, назавтра он с ужасом прочел следующее газетное сообщение: «Из нолфупта икры в течение 3 дней вылупляется такое количество головастиков, что их нет никакой возможности сосчитать…»^[1].

В прессе наших дней такое вопиющее невежество встречается ничуть не реже, чем во времена М. Булгакова. В результате деформируются представления населения о жизненно важных явлениях и проблемах и, в целом, об устройстве мира. Исследователи отмечают, что в последние десятилетия в нашей стране «люди стали пренебрегать базовыми естественнонаучными знаниями. Грань между реальностью, мифологией, журналистской выдумкой и предрассудками стала размытой». Реакцией на эту печальную тенденцию стало, например, создание при Российской академии наук Комиссии по борьбе с лженаукой. Инициатор ее создания академик В. Л. Гинзбург обратился с письмом в редакцию научно-просветительского журнала «Универсум» со следующим заявлением: «Отмена цензуры — одно из великих достижений демократии, но она же развязала руки бесчестным журналистам и вообще СМИ, которые ради повышения тиража готовы печатать что угодно, совершенно не заботясь об обязанности всякого честного гражданина просвещать население, а не затуманивать людям голову всяким бредом». Ученый особо отметил, что важную роль должны сыграть честные, прогрессивные СМИ и, в частности, хорошие научно-популярные издания, которые должны опираться на информацию из научной литературы и предоставлять читателям правдивую информацию, противопоставляя ее антинаучному бреду^[2].

Упрощенная односторонность — вместо целостного представления об объекте — является дефектом именно способа мышления, а не, скажем, тематической специализации или гражданской направленности взглядов. И наоборот: полнота видения может проявляться в изданиях и программах любого типа и тематики. Любопытны наблюдения американских аналитиков за декларациями и содержанием альтернативной прессы США. Справедливо критикуя традиционные издания за необъективность информации о контркультуре, за приверженность официальным концепциям, альтернативная печать в свою очередь оказывается столь же тенденциозной и субъективной. Ее «инаковость» выражается лишь в том, что она представляет как бы другую сторону той же монеты^[3].

Системное мышление журналиста формируется на основе синтеза познаний о различных сферах жизни общества. Чтобы достоверно судить о ситуации на конкретном объекте и тем более в социуме, надо отчетливо представлять себе, что она, как правило, складывается под воздействием множества факторов — экономических, демографических, социально-психологических и др. Вот почему в университетский учебный план для журналистов заложено такое множество дисциплин социально-гуманитарного цикла. Энциклопедичность познаний сама по себе служит базой для системного видения мира. Трудность же состоит в том, чтобы найти соединительные мосты между фундаментальными науками и непосредственно профессиональным обучением. К решению данной задачи ведет внедрение в университетскую программу «пограничных» курсов, в которых сливаются оба этих начала: кроме социологии журналистики — психология журналистики, политология СМИ, журналистское правоведение, этика журналиста, экономика и менеджмент СМИ и др. Так в учебном плане создается своего рода проекция социальных отношений и связей, с которыми на практике встречаются выпускники университета. Кроме непосредственно учебного эффекта тем самым формируются основы мировоззрения и мироощущения студента. Знаменательно, кстати сказать, что английское слово education одновременно означает и образование, и воспитание, и развитие врожденных способностей ученика.

Широкая образовательная подготовка — не синоним социологической культуры мышления, а важнейший ее залог. Далее требуются специальное, регулярное знакомство с источниками социологической информации (отчасти они назывались в предыдущих параграфах книги) и, главное, тренировка способности к безошибочной диагностике «на социальность» самой запутанной и многоаспектной коллизии. Особенно необходимо умение четко различать сенсационную выразительность фактов и аналитические выводы из их совокупности.

Выразительные примеры сенсационности в ущерб социально верному обобщению поставляет освещение темы эмиграции из России среднего класса. Тема эта не сходит со страниц прессы, и она действительно актуальна — и в социальном, и в экономическом, и в «человеческом» измерениях. Опрашивая соотечественников, желающих покинуть Россию, социологи дают им позитивные характеристики: «состоявшиеся, предприимчивые, энергичные, амбициозные», «с весьма высоким потолком запросов» (в среднем они ориентированы на стандарты жизни, соответствующие среднедушевому доходу 8−10 тысяч долларов в месяц), «с солидным семейным бэкграундом» (у более половины из них родители имели высшее образование, свыше 70% из них — потомственные жители крупных городов). Подхватывая эти характеристики, журналисты оказываются вовлеченными в формирование очередного мифа — о том, что Россию стали покидать представители «креативного класса», экономически и социально активное население. «Почему это очередной миф? Потому что в основе поведенческих стратегий „креативного класса“ — активность лишь потенциальная, ограниченная теми условиями, в которых пребывают его представители…»^[4]. В действительности практические усилия для подготовки к выезду всегда предпринимало не более 0,5% населения, еще около 2% - всерьез задумывались об этом и еще 4−5% собирали сведения о стране, куда хотели бы уехать, учили язык и т. п. «Социологические замеры позволяют судить не столько о фактических параметрах эмиграции, сколько о возможных мотивах отъезда, которые правильно было бы рассматривать как динамику настроений в обществе, т. е. как своего рода кардиограмму общества… Иначе говоря, мы имеем дело со специфическими и довольно массовыми настроениями, реакциями на происходящее в стране, а не с данными о фактической готовности к эмиграции»^[5]. Тем не менее статья, в которой приводятся эти данные, хлестко называется «Пустая страна» .

Одно из основных свойств социологического мышления — умение видеть явления в движении, во взаимосвязи со вчерашней и особенно с завтрашней социальной реальностью. Последовательно диалектический метод познания требует признать, что в состав событий входят их ближайшие и долгосрочные последствия. Фундаментальные исследования не всегда могут дать ответ о таком ходе развития ситуации, поскольку они не поспевают за ускоряющимся ритмом общественной жизни. Поэтому специалисты отмечают, что при изучении, в частности, политических процессов сегодня явно усиливается роль интуиции, опыта и оперативного эксперимента^[6]. Преимущества прессы связаны с анализом именно такого рода. Стало быть, расширяются ее возможности как социального аналитика и, с другой стороны, острее становится потребность в умении журналиста размыкать пределы текущего времени, мысленно продлевать событие, давать прогнозные оценки оперативным фактам.

Перенося акцент на последствия сегодняшних событий, мы обязаны распространить этот взгляд и на саму журналистскую деятельность. Выступление прессы по актуальной проблеме — это всегда общественный факт, вызывающий более или менее мощный резонанс. Поэтому в структуру социологического сознания журналиста входит понимание им своей этической ответственности за публикацию-деяние. Подчеркнем: имеются в виду не моральные сентенции, с которыми каждый волен соглашаться или спорить, а нормативная этика, граничащая с законодательством или даже текстуально совпадающая с ним. В данном случае персональные этические установки теснейшим образом связаны с культурой мышления, более того — обусловлены ею.

Едва ли не самая трудная для журналиста задача — отстраниться от собственного текста, чтобы выяснить степень его объективности. Читатель имеет право знать, выступает ли автор с оценочными суждениями или с доказательствами истины. Обвинять представителей прессы в нечестности уместно только тогда, когда они знают правду, но утаивают ее. Однако дискуссия на эту тему будет беспредметной, если предварительно не ответить на вопрос: правда — о чем? но отношению к чему? в каких категориях измерения?

Немецкий социолог Ю. Хабермас полагает, что человек живет в трех мирах, в каждом из которых имеют силу специфические регуляторы и нормы поведения. Объективному миру присущи деловые отношения, стремление к установлению истины, соответствие утверждений фактам, не зависящим от нашей воли; социальный мир основывается на нормах, принятых в данной общественной среде, здесь важно вести себя правильно, т. е. «как положено»; в субъективном мире складываются экспрессивные отношения, господствуют чувства, надежды конкретных индивидуальных субъектов^[7]. Когда журналист открыто выражает мир своих мыслей, ценностей, переживаний, он абсолютно правдив — по отношению к себе, но не как «зеркало» реального мира. Он правдив, но отношению к миру системы, когда излагает материал в соответствии с установками определенной партии, сознательно подчиняясь указаниям редактора или давлению стереотипов общественного мнения. Однако причем же здесь объективность?

Интереснейшие упражнения для размышлений на эту тему журналистам предлагают смежные науки, например, литературоведение. Так, в своем пристальном анализе поэтики Ф. М. Достоевского М. М. Бахтин приходит к выводу о том, что «теми элементами, из которых слагается образ героя, служат не черты действительности — самого героя и его бытового окружения, — но значение этих черт для него самого, для его самосознания. Все устойчивые объективные качества героя, его социальное положение, его социологическая и характерологическая типичность, его habitus (внешний вид. — Авт.), его душевный облик и даже самая наружность… у Достоевского становится объектом рефлексии самого героя, предметом его самосознания; предметом же авторского ви? дения и изображения оказывается самая функция этого самосознания»^[8]. Здесь с филигранной точностью разделены черты, принадлежащие внешнему миру и живущие только «внутри» персонажа. Обратим, однако, внимание и на то, что писатель изучает не собственное отношение к герою романа, а как раз восприятие героя — героем. То есть «предметом авторского ви? дения» служит нечто, что существует независимо от него, можно даже сказать — существует объективно, хотя речь идет о художественном, а не документальном произведении.

Современные стандарты журналистики предполагают гласное разделение личного и общественного интереса. Так, на телевидении США действует следующее правило: если журналист становится кандидатом на выборах, всякое его появление на экране в профессиональной роли рассматривается как вещание в политических целях. Соответственно вступает в силу требование закона о предоставлении равного эфирного времени всем кандидатам^[9]. Российское законодательство запрещает сотрудникам СМИ участвовать в освещении выборов, если сами они являются кандидатами или доверенными лицами кандидатов (Законы РФ «Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации», «О выборах депутатов Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации» и др.). Ограничения такого рода могут иметь и более мягкую, внеправовую форму. Например, крупные американские издатели рекомендуют корреспондентам избегать выступлений, но темам, которые задевают их личные интересы. Если же «кроме вас, писать данный материал некому, вы обязаны объяснить читателям ваш интерес в этом деле»^[10]. Добавим, что в мировой качественной прессе утверждается самое щепетильное отношение к демонстрации перед публикой беспристрастности как автора, так и редакции, комментирующей его текст.

Представление о трех мирах, отражаемых в прессе, несет в себе непосредственно прагматический смысл. Во-первых, польза от него ощутима при анализе текстов — своих или принадлежащих коллегам: выясняя меру подлинной объективности автора, мы можем предугадать и предотвратить «необъяснимые» конфликты с аудиторией. Во-вторых, держа в голове ориентир на правдивое изложение событий и процессов, журналист способен корректировать свой стиль познания и отражения, усиливать в нем рациональное начало за счет отказа от излишней экспрессивности. Наконец, только развитое умение докапываться до сути происходящего делает журналиста действительно свободным. Самая прочная (и, к сожалению, труднее всего осознаваемая) зависимость проистекает вовсе не из директивных указаний и запретов, а из влияния на податливый ум интеллектуальной конъюнктуры, модных авторитетов, господствующих в общественном мнении штампов и т. п. Губительность погони за конъюнктурой хорошо видна на примере тотальной политизации российской прессы, случившейся в период бурных социальных потрясений — в конце 1980;х — начале 1990;х гг. По свидетельству наблюдателей, в скором времени радикальные политические издания вымерли почти во всех регионах и им на смену пришла печать более умеренная, склонная к разумному плюрализму мнений^[11]. В разряд популярных увлечений может на время войти и сама социожурналистика, но это будет скорее всего имитация, а не действительный качественный скачок прессы.

• [1] URL: public-library.narod.ru/Bulgakov.Mikchail/rokovye.html
• [2] См.: Колоев А. С. Популяризация научного скептицизма в российской журналистике // Журналистика в мире политики: ценностный раскол и согласие: мат-лы «круглого стола» всерос. форума с межлунар. участием «Дни философии в Петербурге-2011» / ред.-сост. И. Н. Блохин, С. Г. Корконосенко. СПб., 2012. C. 143.
• [3] Todd R. Alternatives // Mass Culture Revisited/ed. by B. Rosenberg, D. M. White. New York (USA), 1971. P. 466−473.
• [4] Сметанина С. И. Пресса об эмиграции россиян: поведенческие стратегии «креативного класса» // Средства массовой информации в современном мире. Петербургские чтения: мат-лы 51-й междунар. научно-практич. конф. / отв. ред.- сост. С. Г. Корконосенко. СПб., 2012. С. 70−72.
• [5] Новая газета. 2011. 11 июля.
• [6] Матвеев Р. Ф. Теоретическая и практическая политология. М., 1993. С. 25−26.
• [7] См. комментарий: Мошон П. Современная западная социология. СПб., 1992. С. 327.
• [8] Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского. 3-е изд. М., 1972. С. 79.
• [9] Мицкевич Э., Файерстоун Ч. Телевидение и выборы. М., 1993. С. 12.
• [10] Справочник для журналистов стран Центральной и Восточной Европы / ред.-сост. М. Ф. Мэллет. М., 1993. С. 73.
• [11] Реснянская Л. Л., Свитич Л. Фомичева И. Д., Ширяева А. А. Перспективы развития региональной прессы // Вести. Моск, vii-та. Сер. 10. Журналистика. 1996. № 3. С. 6.