Развитие советской этнографии

После установления советской власти неоправданно преувеличивалась роль исторического материализма в разработке проблем человека: «наука о человеке была редуцирована в СССР до одной из се отраслей — физической антропологии, а основные задачи научного человековедения возложены на советскую этнографию. В свою очередь, этнография вместе с историей первобытного общества и археологией попали в семейство исторических наук, лингвистика же всегда была у нас самостоятельной научной дисциплиной»^[1].

Таким образом, исследования, которые могут быть отнесены к социокультурной антропологии, проводились в рамках советской этнографической школы. Однако переход советских этнографов к концу 1920;х гг. на позиции марксизма отнюдь не означал полной унификации подходов к решению важнейших теоретических и прикладных задач этнографии, поскольку исследовательские концепции советской этнографической школы существенно менялись па различных этапах ее формирования и развития.

Так, 1920;е гг. явились временем бурного развития системы этнологической науки: «Символом эпохи был плюрализм, преобладавший во всех сферах бытования этнографии, в первую очередь в области теории и методологии. Наряду с доминировавшим эволюционизмом получили распространение некоторые положения диффузионизма, антропогеографии Ф. Ратцеля, психологического направления немецкого народоведения»^[2].

Первые годы Советской власти отмечены значительным ростом этнографических (культурно-антропологических) исследований. В Ленинграде возобновили активную деятельность Отделение этнографии Российского географического общества, Музей антропологии и этнографии, Этнографический отдел Русского музея. Активные исследования проводились под эгидой Комиссии по изучению племенного состава России при Академии паук, были созданы Яфетический институт^[3] (1921), Славянская комиссия (1922). В Москве в 1919 г. был открыт Музей Центрально-промышленной области, в котором была создана этнографическая экспозиция, а в 1921 г. в Москве возобновилась деятельность Этнографического отдела Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии. Антропологический институт при МГУ с 1923 г. начал полевые этнографические исследования.

В 1925 г. в Институте истории РАНИИОП (Российской ассоциации научно-исследовательских институтов общественных наук) появилась секция этнологии, в 1926 г. в Государственной Академии художественных наук — Отдел изучения искусств национальностей СССР, а в Государственной Академии истории материальной культуры — Отделение по этнологии. В 1925 г. в Ленинградском университете, где работали В. Г. Богораз и Л. Я. Штернберг, было введено преподавание этнографии. В составе географического факультета ЛГУ плодотворно работало этнографическое отделение («школа Л. Я. Штернберга»). Факультет общественных наук МГУ был преобразован в этнологический факультет (с 1925;го по 1930 г.) с этнографо-археологическим музеем и историко-этнологическим кабинетом. В 1939 г. по инициативе известного этнографа С. П. Толстова создана кафедра этнографии в составе исторического факультета МГУ.

В 1926 г. начал выходить журнал «Этнография» (с 1930 г. — «Советская этнография»). В рамках культурно-исторической школы Л. С. Выготского было продолжено изучение проблем этнической психологии, начатое Г. Г. Шпетом. Экспериментальная проверка идей культурно-исторического подхода была осуществлена в ходе экспедиции в Узбекистан (1931 — 1932).

Задача психологов во главе с А. Р. Лурией заключалась в анализе социально-исторического формирования психических процессов.

Особо сложный и противоречивый характер носило развитие советской этнографии в 1930—1940;e гг., когда в советском обществе насаждалась идея исключительности вклада Сталина в теорию марксизма. Вульгарносоциологический подход на долгие годы определил развитие антропологической и этнографической науки.

Вместе с тем не прекращались активные полевые исследования. С начала 1930;х гг. появляются исследования Г. Н. Прокофьева, А. Ф. Анисимова, А. А. Попова, Б. О. Долгих, В. Н. Чернецова об эвенках, хантах, манси, нганасанах, селькупах, коряках, нивхах, кетах и т. д. Изучению народов Сибири, Средней Азии и Кавказа посвящены монографии Л. П. Потапова, Н. Н. Степанова, С. А. Токарева, А. П. Окладникова, Н. А. Кислякова, С. И. Толстова, Л. И. Лаврова и др. В этих работах реализован особый интерес к анализу общественной организации различных пародов СССР, выявлению существовавших черт общинно-родового уклада, анализу родоплеменной структуры и т. д. К числу заметных достижений советских ученых в 1930;е гг. следует отнести открытие М. О. Косвеном патронимии как особой формы социальной организации, а также исследование А. М. Золотаревым дуально-родовой структуры.

Во время Великой Отечественной войны многие советские этнографы отдали свою жизнь во имя победы над фашизмом. Однако и в это время продолжалась полевая этнографическая работа, а постановлением Президиума АН СССР в 1942 г. в Москве была организована группа этнографов, составившая впоследствии ядро Института этнографии АН СССР. С 1943 г. С. П. Толстов стал директором этого Института, продолжая возглавлять кафедру этнографии МГУ.

Развитие советской этнографической школы в первые послевоенные годы ознаменовалось резким расширением масштабов полевых исследований. Организационной формой полевой этнографии в СССР становятся многолетние экспедиции (Хорезмская археолого-этнографическая, Намиро-Ферганская археолого-этнографическая, Балтийская этнографо-антропологическая и др.). В комплексной проблематике этих экспедиций воплотилась идея Д. Н. Анучина о триаде наук — этнографии, археологии, антропологии. По их результатам издаются историко-этнографические монографии, в частности, работы С. П. Толстова по истории Хорезма.

Советская этнография не избежала потрясений, связанных с многочисленными кампаниями по разоблачению «буржуазной сущности» тех или иных научных направлений. Так, после пресловутой сессии ВАСХПИЛ (Всесоюзная академия сельскохозяйственных наук имени Ленина)^[4] объектом ожесточенных нападок в Институте этнографии АН СССР стали труды выдающегося советского антрополога В. В. Бунака (в них была усмотрена дань учению Вейсмана — Моргана), была организована кампания травли известного советского фольклориста П. Г. Богатырева. Его обвинили в пропаганде структурно-функционального метода^[5].

Однако уже на рубеже 1940—1950;х гг. появились капитальные научные труды, в числе которых работы «Нганасаны» А. А. Попова, «Кубачинцы и их культура» Е. М. Шиллинга, «Очерки исторической этнографии каракалпаков» Т. А. Жданко, «Этнические территории и этнические границы» П. И. Кушнера и др.

В 1950;х гг. в поле зрения советских этнографов оказываются этнические общности всех континентов Земли. Такой подход был отражен в одном из наиболее фундаментальных исследований за всю историю развития советской этнографии — в 18-томном издании «Народы мира. Этнографические очерки» (под редакцией С. Н. Толстова). Публикация этой серии завершена к середине 1960;х гг., но она до сих пор в существенной мере сохраняет свое научное значение.

Возрождается интерес к изучению проблем этногенеза. Значительным вкладом в этнографическую науку явились исследования: Л. Ф. Анисимова, Б. О. Долгих, А. М. Золотарева, Л. П. Потапова, В. Н. Чернецова и других по народам Сибири; С. М. Абрамзона, М. С. Андреева, Г. И. Карпова, О. А. Сухаревой, С. Н. Толстова и других по народам Средней Азии;

A. И. Робакидзе, Р. Л. Хорадзс, Г. С. Читая и других по этнографии народов Грузии; Е. М. Шиллинга, Л. И. Лаврова и других по этнографии народов Северного Кавказа; С. Д. Лисициана и других по этнографии Армении;

B. Н. Белицер, Н. И. Воробьева, С. И. Руденко и других по этнографии народов Поволжья. Народам Африки посвящены работы Д. А. Ольдерогге и И. И. Потехина, народам Австралии и Океании — виднейшего российского этнографа и социального антрополога С. А. Токарева, народам Америки — Ю. В. Кнорозова, которому удалось впервые в мире расшифровать письменность древних майя.

Советские этнографы стали принимать активное участие в научных мероприятиях, организуемых за рубежом, в том числе в конгрессах антропологических и этнографических наук. 1950—1960;с гг. характеризуются активной работой крупных советских этнологов, которые внесли существенный вклад в мировую науку. В их числе — профессор С. А. Токарев.

• [1] Кузнецов А. М. Антропология и антропологический поворот современного социального и гуманитарного знания //Личность. Культура. Общество. М., 2000. Т. II. Вып. 1(2). С. 64.
• [2] Основы этнологии / под ред. проф. В. В. Пименова. С. 81.
• [3] Термин «яфетический» (применительно к языкам) был введен языковедом II. Я. Марром для обозначения особой яфетической стадии, которую должны пройти в своем развитии все языки мира. Термин введен по аналогии с семитическими и хамитическими языками, но имени Яфета (Иафета), одного из трех сыновей библейского Ноя. Ныне термин не употребляется.
• [4] Августовская сессия ВАСХНИЛ 1948 г. «О положении в биологической науке» — кульминация административного разгрома генетики в СССР. Готовилась в обстановке строжайшей секретности Т. Д. Лысенко и его приспешниками. Из генетики попытались сделать «коала отпущения» за все недостатки советского сельского хозяйства: если бы не менделизм-морганизм-вейсманизм, то замечательные открытия Лысенко и его последователей уже завалили бы страну дешевым и качественным продовольствием. С идеологическим обоснованием необходимости разгрома генетики выступил глава официальной советской философии М. Б. Митин.
• [5] Подробнее см.: Репрессированные этнографы / сост. и отв. рук. Д. Д. Тумаркин. Вып. 1. М.: Вост, лит., 1999.