Диапазон эстетической мысли

Вопрос об отношении искусства к жизни впервые был поставлен в культуре реформаторского времени, когда литературоцентричная культура должна была вслед за обществом не только задать вопрос «Что делать?», но и ответить на него. Эта связанность литературы и жизни, довольно странная для европейской эстетики, составила основание для формирования первых эстетических теорий в русской культуре. Крайние точки зрения на соотношение искусства и общественной жизни во второй половине XIX в. были представлены, с одной стороны, сторонниками «чистого искусства», а с другой — глашатаями его ярко выраженной общественной роли.

Первая точка зрения ассоциировалась с П. В. Анненковым, В. П. Боткиным, А. В. Дружининым и частично И. С. Тургеневым. Объединяла их не какая-то особая теория «чистого искусства», а приоритетное внимание к художественной стороне творчества. Они не без оснований опасались, что увлечение общественными задачами искусства может иметь отрицательные последствия для развития художественности .

Среди сторонников этого взгляда выделялся критик и мемуарист П.В. Анненков. Друг и собеседник чуть ли не всех знаменитых людей своего времени — от Гоголя, Белинского, Тургенева и Достоевского до Герцена и Маркса, — свидетель революций 1848 г. и первый «пушкинист», этот человек был по-настоящему гениален в камерном жанре писем и мемуаров («Письма из-за границы», «Парижские письма», «Провинциальные письма» и др.).

В 50—60-е гг. П. В. Анненков, сам того не желая, оказался в числе активных полемистов по вопросу соотношения искусства и жизни. Поместив в «Русском вестнике» свою программную статью «О значении художественных произведений для общества», он стал оппонентом Н. Г. Чернышевского. По мнению критика, задачу влияния на общество литература может выполнить наилучшим образом при возрождении «чистой художественности». Статья П. В. Анненкова о романе И. С. Тургенева «Дворянское гнездо» отличалась необычной для него радикальностью выводов: он возражал против «поэтизации» самоотречения и аскетизма во имя «ложных идеалов». Упрочение в «Современнике» позиций Н. Г. Чернышевского заставило П. В. Анненкова прекратить сотрудничество с этим журналом, что также было довольно вызывающим поступком.

Другой сотрудник «Современника» — В. П. Боткин — в 1855 г. предложил точную формулу позиции журнала: «Нет науки для науки, нет искусства для искусства, — все они существуют для общества». А в 60-е гг. этот радикал в духе Белинского резко изменил свои взгляды. В 1863 г. он (вместе с А.А. Фетом) написал столь отрицательную и яркую рецензию на роман «Что делать?», что даже М. Н. Катков из «Русского вестника» отказался ее публиковать, опасаясь своего рода «рекламы» враждебного романа. В. П. Боткин стал отстаивать «теорию свободного творчества», подчиненного лишь бессознательным порывам души.

Узко общественное назначение искусства вызывало протест и у И. С. Тургенева. Вечные шедевры искусства, по его мнению, больше соответствовали культурным целям. Писатель, сильно недолюбливавший проповедников утилитарного взгляда на искусство, сказал однажды, что «Венера Милосская несомненнее принципов 1789 года». Сторонники «общественного» искусства могли упрекать его в европоцентризме, в западничестве, но ставить в вину этому поклоннику вечной красоты невнимание к российским проблемам было невозможно. И других сторонников такого взгляда можно было назвать проповедниками «чистого искусства» только в пылу полемики.

Сторонники «самоценности» литературы и искусства выглядели оппозиционерами во времена господства теории «официальной народности». Но с наступлением гласности и в период усиления ролй общественности их слишком легко можно было упрекнуть в пренебрежении деятельностью «на благо народа». Перед соблазном общественного служения по-настоящему устоял, пожалуй, лишь один М.Н. Катков. Как отмечал Н. Г. Чернышевский, Боткин, Анненков, Дружинин так и остались «людьми 40-х годов». А таланты М. Н. Каткова расцвели в период реформ, когда он, вопреки общественной эйфории, предложил тип «консервативного западника». Еще в 40-е гг. он порвал с В. Г. Белинским, а с первых лет царствования Александра II начал издавать свой журнал «Русский вестник».

Его серия статей о Пушкине обескуражила читателей своей кажущейся несвоевременностью. Но такое нестандартное начало обозначило глубину эстетического спора. В русской литературе уже определились два направления. Те, кого считали сторонниками «чистого искусства», причисляли себя к «артистическому», «пушкинскому» направлению, а ревнители искусства «общественной пользы» продолжали «дидактическую», «гоголевскую» традицию. Такую символику основного разделения русской литературы предложил М. Н. Катков и принял его главный оппонент — Н. Г. Чернышевский.

М.Н. Катков развивал принципы «артистического» направления, понимая его не только как позицию в творчестве, но и как принцип устроения жизни. Он иронизировал над попытками разделить жизнь и искусство, а их взаимовлияние подавать как результат подвига. «Вы хотите, чтобы художник был полезен? Дайте же ему быть художником и не смущайтесь тем, что он с полным усердием занят… своею единственной целью — дело искусства. Когда дело исполнится…, оно непременно окажет влияние на все стороны человеческого сознания и жизни». М. Н. Катков доказывал, что «линии Рафаэля не решали никакого практического вопроса», но «могущественно содействовали» «очеловечиванию жизни». Он считал, что, укрепив позиции личности, в том числе и признанием свободы творчества, Россия достигнет большего, нежели судорожной погоней искусства за злободневностью.

М.Н. Катков определил своего главного врага — «нигилистапрогрессиста», который, отстаивая патриархальную общину, олицетворяет регресс и «революционный консерватизм». Приверженность общинному началу у революционных демократов казалась ему худшим вариантом развития России уже потому, что тем самым подавлялась личность. По его мнению, русские нигилисты, отвергая дворянскую культуру, Пушкина, толкают страну, и без того не слишком цивилизованную, к еще худшему варварству.

М.Н. Катков стоял за принципы эстетизма и индивидуализма, которые имели немного шансов утвердиться тогда в русской культуре. К тому же он был не слишком разборчив в средствах борьбы. Принципы эстетизма и индивидуализма объективно оказались выгодными для государства в его противостоянии общественности, и М. Н. Катков не отказался воспользоваться полицейскими ресурсами неожиданного союзника. Публичные обвинения оппонентов в разжигании революционных страстей и провоцировании беспорядков после ареста Н. Г. Чернышевского в 1862 г. снискали ему славу рупора правительственной реакции. А в статьях М. Н. Катков все чаще отстаивал «служение престолу и государству» как высшее проявление свободы. Эстетизм уступил место яростной публицистичности, а «Русский вестник» стал форпостом борьбы против «нигилизма». Как редактор, он безжалостно правил даже произведения Достоевского, Лескова, Толстого, если они не соответствовали его политическим взглядам.