Позитивизм-6 как практическая социологическая идеология

По классификации П. Хафпенни, позитивизм-6 — это идеология количественных исследований в социальных науках, в частности в социологии. На самом деле эта идеология соединяет в себе многие черты и других описанных выше позитивизмов.

Во-первых, она предполагает уверенность в том, что методы и процедуры естественных наук полностью и по праву применимы в социальных науках. Эта уверенность сопровождается убеждением в том, что специфика объектов социально-научного познания, т. е. людей, которые мыслят, общаются, приписывают смысл объектам среды и т. д., т. е. обладают характеристиками, которыми не обладают природные объекты, — эта специфика не является основанием для отказа применять для их изучения естественнонаучные методы.

Один из самых выразительных сторонников применения естественно-научных методов к изучению социальных явлений Дж. Ландберг писал: «Когда мы создаем методики отчета о «субъективных» явлениях таким образом, чтобы наблюдения можно было сообщать и подтверждать, они представляют собой такие же объекты научного изучения, как и любые другие данные. «Объективное» и «субъективное» поэтому оказываются не внутренне присущими качествами различных типов явлений, а скорее обозначением достигнутого уровня развития проверяемых средств сообщения наших наблюдений. Таким образом различие между данными социологии и данными физических наук оказывается скорее кажущимся, нежели реальным. Мы не получаем физические данные сколь-нибудь более непосредственно или объективно, чем информацию социальную — за исключением случаев, когда нами разработаны более адекватные приборы и символы для записи физических данных. Единообразие физических данных, составляющее основу физических наук, наблюдается также и в отношении социальных данных…

Научные законы определяют конкретные простые и часто искусственные условия, при которых явление ведет себя определенным образом. В этих условиях поведение можно прогнозировать с высокой степенью точности. Аналогичным образом мы можем предсказать с высокой степенью точности, сколько людей в конкретном городе родится, умрет, покончит жизнь самоубийством, либо вступит в брак в предстоящий год исходя из того, что существенные условия, на которых основаны наши наблюдения, остаются неизменными. Эти условия всегда должны быть точно определены в нашем прогнозе и могут быть довольно многочисленными и сложными. Прежде чем мы сможем точно определить все существенные условия, потребуется длительное и тщательное изучение окружающей среды. Однако это — sine qua поп для всех без исключения научных законов. Таким образом, трудности, которые, как представляется, могут препятствовать превращению знаний об обществе в подлинную науку, проистекают не столько из различий, внутренне присущих самим данным, сколько из нашей несовершенной методики и методологии исследования и вытекающего отсюда нашего незнания«^|.

Во-вторых, неотъемлемой чертой позитивизма-6, или, может, лучше сказать «практического социологического позитивизма», является уверенность в том, что познаны могут быть лишь явления, доступные наблюдению, т. е. доступные нашему чувственному восприятию. Причем доступность может быть как прямой, т. е. явления могут наблюдаться, так сказать, невооруженным глазом, так и косвенной, когда явления наблюдаются при посредстве инструментов. Будучи сформулированной на философском уровне, такая позиция выступает под именем феноменализма. В рамках феноменализма всякого рода субъективные состояния типа «чувств», «намерений» и т. п. отвергаются как метафизические сущ-^[1]

ности, обоснованное знание о которых, по сути, невозможно. Феноменализм не тождественен эмпиризму, хотя эти две философские доктрины часто отождествляются. В то же время феноменализм как учение об ограниченности познания данными опыта является логическим следствием эмпиризма как учения о необходимости основания знания на эмпирическом фундаменте.

В практическом мировоззрении позитивизма-6 обе эти доктрины находят свое выражение в методологическом требовании принимать в качестве переменных только феномены, доступные эмпирической фиксации. Это не есть принципиальное ограничение познавательных возможностей социологии, как об этом иногда говорят. Наоборот, этим постулируется необходимость развития инструментов социологического познания, открывающих для социологии все более широкие горизонты опыта. Здесь можно повторить слова Дж. Ландберга о том, что трудности в познании субъективных состояний проистекают не столько из особенностей природы этих состояний, якобы недоступных наблюдению, сколько из несовершенства методики и методологии наблюдений.

Современные методики, такие, как каузальный анализ, методы, почерпнутые из матричной алгебры, теории графов и др., существенно расширяют имеющиеся возможности и делают доступным для количественного исследования огромный спектр «субъективных состояний». Другое дело, что в ходе такого прогресса оказывается нерешенным огромное количество методологических проблем, поскольку речь здесь всегда идет об интерпретации как самих этих «субъективных состояний», так и используемых для их экспликации эмпирических индикаторов, а в этом деле активно участвуют невыявляемые предпосылки, коренящиеся в повседневном опыте исследователя. В результате часто то, что мыслится в качестве объективного индикатора таких индивидуальных или коллективных состояний, как, например, тревожность, сплоченность или намерение, оказывается лишь метафорой, которая, в отличие от метафор, применяемых в должном контексте, т. е. в поэтическом произведении, не столько проясняет, сколько затемняет истинное положение дел, хотя (также в отличие от поэтического употребления метафор) создает ощущение научной строгости.

В-третьих (речь по-прежнему идет о практической социологической идеологии в рамках так называемого позитивизма-6), предполагается, что научное знание складывается в результате накопления верифицированных фактов, относящихся к той или иной области науки. Получение достаточно большого количества фактов приводит к формированию эмпирических закономерностей, сочетание которых, в свою очередь, ведет к формированию теории, описывающей ту или иную область реальности (в науках об обществе — социальной жизни). Доктрина, состоящая в том, что научное знание прогрессирует путем накопления эмпирических фактов, именуется индуктивизмом. Индуктивизм относится к числу традиционных философских концепций, сыгравших огромную роль в формировании эмпирической науки. Однако в XX в. доктрина индуктивизма была подвергнута серьезной критике на том основании, что «факты» не бывают «чистыми», а всегда теоретически нагружены и оказываются продуктом часто неосознанного применения интерпретационных процедур, причем в этих интерпретациях играют большую роль не только ошибки и иллюзии, порождаемые нашими органами чувств, но и индивидуальные и групповые идиосинкразии и интересы. Кроме того, с самого момента возникновения концепций индуктивизма подчеркивались логические проблемы индуктивного обобщения, по самой своей природе не дающего логически необходимого знания. Другими словами, индукция, на каком бы гигантском наборе фактов она ни основывалась, всегда говорит о том, что было, но по самой своей природе не способна сформулировать высказывание о том, что будет или должно быть. Такая ситуация, с одной стороны, ведет к здоровому самоограничению науки в том, что касается ее претензий на познание мира («наука говорит о том, что есть, а не предсказывает будущее»), но, с другой стороны, приводит саму науку к логическому противоречию: открываемые ею законы имеют универсальный и обязательный характер, хотя они строятся на необязательном индуктивном основании. Поэтому индуктивизм дополняется дедуктивизмом, о котором говорится далее.

В-четвертых, к позитивистскому видению науки вообще и социологии в частности относится представление о наличии, так сказать, обратной связи между теорией и эмпирическими фактами. Всегда существует возможность на основе теории сформулировать дедуктивную гипотезу относительно, скажем, связи между двумя переменными, которую затем можно подвергнуть эмпирической проверке. Если гипотеза доказана, теория считается подтвержденной (corroborated), хотя это и не означает суждения об ее истинности. Если же гипотеза не находит эмпирического подтверждения, теория считается ложной и отвергается (элиминируется). Эта концепция именуется дедуктивизмом. Если индуктивизм — это доктрина, подчеркивающая роль позитивных подтверждений (ее развитием применительно к философии науки является верификационизм), то дедуктивизм — доктрина, подчеркивающая роль негативных фактов, т. е. опровержений (ей соответствует так называемый фальсификационизм). Если ученый исповедует индуктивизм, он ориентирован на поиск подтверждений своей теории, если он исповедует дедуктивизм (соответственно фальсификационизм), он ориентирован на поиск опровержений, т. е. на более строгое испытание своей теории. Он стремится не просто доказать, что он прав, а продолжает испытать свою правоту. Его конечная цель — experimentum crucis. Дедуктивизм, или гипотетикодедуктивистский метод, как он был сформулирован К. Поппером, придал истории науки более драматический облик по сравнению с тем, как она выглядела в рамках «плоского» индуктивизма. Подробнее об этом будет сказано в этой главе при изложении концепции К. Поппера. Но одновременно дедуктивно-гипотетическая модель развития науки, предложенная Поппером, открыла «ящик Пандоры», т. е. породила целый ряд концепций критики науки от теории парадигм Т. Куна до анархической эпистемологии П. Фейерабенда, которые подвергли сомнению вопрос об объективности и надежности научного познания и даже само право науки считать себя привилегированной инстанцией в вопросе познания. Об этом речь пойдет в следующей главе.

И наконец, в-пятых, позитивизму в социологии свойственна особая позиция по вопросу о ценностях. Как указывает А. Браймен, позитивисты считают необходимым прояснить свою позицию по вопросу о ценностях в двух отношениях^[2]. С одной стороны, считается необходимым, чтобы социолог в процессе исследования стремился в максимально возможной степени очиститься от ценностных суждений, предпочтений, предрассудков и т. п., которые могут воспрепятствовать объективности познания и, следовательно, негативно отразиться на надежности и обоснованности выводов. С другой стороны, позитивистски ориентированные ученые стремятся с максимально возможной точностью проводить различение между научными и нормативными проблемами и суждениями. Фактически это оказывается проведением границ между наукой и не-наукой. Научные суждения — это те, которые поддаются эмпирической проверке. Нормативные суждения эмпирической проверке не поддаются. В этом различении одновременно и выразительно проявляются как теоретико-познавательная, так и социально-ценностная природа позитивизма. С точки зрения теории познания, позитивистский подход к науке — это эмпирический подход. Научные суждения основаны на опыте и проверяются опытом. С социально-ценностной точки зрения позитивизм нейтрален. Разумеется, позитивизм может подвергнуть изучению любую ценностную позицию в соответствии с собственными методологическими предписаниями и выявить ее возможное воздействие на разные стороны социальной жизни, но он никогда не сможет, да и не стремится подтвердить или опровергнуть какую бы то ни было ценностную позицию.

Позитивизм-6 в этих его пяти признаках, в кратком виде сформулированных упомянутым выше А. Брайманом, представляет собой как бы обобщенный образ научности в социологии: желание соответствовать идеалу (в смысле приверженности естественнонаучной модели познания), принципиальная опора на опыт, стремление избегать неверифицируемых спекуляций, строгая и неукоснительная проверка собственных идей, идеологическая нейтральность и неподкупность в высшем смысле слова, т. е. отсутствие идеологических предрассудков, политических привязанностей и т. д. В определенном смысле, позитивистский идеал науки, в том числе социальной науки — это идеал познания ради познания. Надо сказать, что последняя констатация противоречит представлениям самих позитивистов о социальной роли науки. Начиная с Конта научное познание рассматривается ими как движитель и гарант социального прогресса. Собственно, сам контовский закон трех стадий отождествляет социальный прогресс с прогрессом знания, вершиной которого является наука. Парадоксальным образом, с точки зрения позитивистской методологии именно незаинтересованное научное познание является гарантом реализации главных социальных интересов — овладения природой, социальной стабильности и растущего удовлетворения всех человеческих потребностей, причем с точки зрения той же самой методологии позитивизм не имеет права и возможности обосновать эти интересы как важные и первостепенные. Там, где это обоснование все же имело место — у самого Конта в законе трех стадий или в близком в определенном отношении к позитивизму марксизме, — там оно оказывалось выходом за пределы позитивистского образа научности в область идеологии, в область нормативного и «метафизического».

• [1] LundbergG. Social Research. N.Y.: Longmans: Green and Co, 1942. P. 426.
• [2] Bryman A. Quantity and Quality in Social Research. L.: Unwin and Hyman, 1988. P. 15.