Вселенская драма. 
Психология

Было сказано: в пустыне нет красоты, красота в сердце бедуина. В той же мере в грандиозной вселенской драматургии, в ее взрывах и протуберанцах, в угасании звезд и космическом сжатии нет никакого ужаса. Страх живет только в душе грешного, чувствующего, отверженного и смертного человека. Это он соразмеряет неисчислимые обнаружения бытия с собственной участью. Он прилагает ко всему окружающему человеческие мерки и ужасается бездушию Вселенной.

Человек — песчинка мироздания. Его окружают грозные природные стихии. Небо осыпает людей кометами. Недра земли извергают огненную лаву. Человек постоянно испытывает предательство земной тверди. Однако источник страха, как можно полагать, вовсе не в игре природных смещений. Он только в помышлении человека о них. Миг прозрения рождает оцепенение.

Уменьшение слоя озона над планетой угрожает прорывом смертоносных излучений. Ужас не в самом этом природном катаклизме, а в человеческом осознании его неотвратимых последствий. В наши дни из рукотворных сооружений человека вырывается поток поражающих все живое частиц. И вот уже страх настигает нас, когда мы видим глаза младенца, изуродованного смертоносной стихией, когда боимся сорвать ягоду с куста, поднять упавший плод. Постижение кошмара пронизывает все наше существо.

Психология страха — неизбежный спутник западной цивилизации. Видный философ нашего столетия Макс Шелер заметил: «В истории еще не появился такой великий психоаналитик, который освободил бы человека от этого смертоносного ужаса, не от мифологического грехопадения и вины, а от того конститутивного чувства страха, который является эмоционально-импульсивной основой этого специфически иудейско-христианского мира идей».

Выходит, страх — пожизненный удел человека, бремя избранной им свободы. Но почему тогда мы называем это чувство страстью? Ведь многие мудрецы прошлого и современные ученые (сошлемся хотя бы на книгу итальянца А. Моссо «Страх», изданную в Полтаве в 1887 г.) считают, что страх — это болезнь, которую надо лечить. Издавна такое состояние человека изучали психологи, толковавшие страх как отрицательную эмоцию, обнаруживающую себя при возникновении реальной или мнимой опасности.

Плиний Старший (23 или 24—79) в «Естественной истории» рассказывал, как из 20 гладиаторов едва можно было найти двух, которые не моргнули бы при угрожающем жесте. Историк иронизирует: ничего себе храбрецы…

Страх парализует волю. Героем считали того, кто способен внутренней силой побороть в себе чувство ужаса. Страх представляли в виде демона или божества, для умилостивления которого приносили жертвы. Так, отправляясь на битву, Александр Македонский приносил жертвы демону страха. В Туринском музее и сегодня можно видеть римские медали, на одной из которых вычеканена женщина в состоянии ужаса, а на другой мужчина, объятый страхом. Они были отлиты консулами в подтверждение обетов, данных, чтобы умилостивить страх.

Позже этот феномен пытались объяснить, изучая человеческую физиологию. Первая такая книга принадлежит Декарту. Утверждая, что древняя философия Аристотеля не решила ни одного вопроса, связанного с постижением человеческой природы, Декарт приступил к физиологическому исследованию души. Он полагал, что страх имеет чисто физические причины и поэтому искал в мозгу следы впечатлений от пережитого.

Романтики XVIII—XIX вв. приковывали внимание к теневой стороне души, к ее зловещим проявлениям. Целая эпоха тяготела к скорбным, мучительным, сатанинским образам, призванным открыть человеку запретные зоны страха. Особо привлекали богоборческие мотивы.

Сатана, Люцифер, Мятежник демонстрировали не только омраченность духа, химеры нечеловеческих измышлений, но и готовность к прямой встрече с роком и ужасом. Романтизация страха составила примечательную черту такого сознания. Оно стремилось уловить тончайшие оттенки данного переживания, которое обретало самые причудливые формы, рождались фантасмагорические образы страха.