Помощь в написании студенческих работ
Антистрессовый сервис

Феномен непонимания: Г. Газданов и критика русского зарубежья

РефератПомощь в написанииУзнать стоимостьмоей работы

Итак, в упрек автору «Истории одного путешествия» ставили бессюжетность, бесконфликтность его произведения, отсутствие четкой композиции, внутреннюю пустоту, бессмысленность, отсутствие единства книги. Однако если вникнуть в роман, то с тане т ясно, что все это в книге есть, только переведено Г. Газдановым в плоскость внутреннего мира героя. Следует учитывать, что у писателя в условиях эмиграции… Читать ещё >

Феномен непонимания: Г. Газданов и критика русского зарубежья (реферат, курсовая, диплом, контрольная)

Современной России Г. Газданов стал известен лишь в начале 1990;х гг., но сразу же вызвал интерес как автор оригинальный, стоящий особняком среди других писателей русского зарубежья. «Загадка Г. Газданова», «мистерия, таинство писателя», «неразгаданный Г. Газданов» — такие определения появились в первых же © Доброскокина Н. В., 2015.

отзывах. Это свидетельствует о том, что творчество Г. Газданова требует особого подхода, «разгадки» и понимания. В современном литературоведении идет активная работа, посвященная изучению творческого наследия писателя. В 2009 г. вышло в свет пятитомное собрание сочинений (вслед за изданным в конце 90-х гг. трехтомником), что свидетельствует о все возрастающем интересе к писателю, о том, что Г. Газданова все-таки пытаются понять и оценить в современной России. В ином ключе складывались отношения писателя и современной ему критики русского зарубежья. Как выразился С. Р. Федякин, сразу после публикации «Вечера у Клэр» «начинается долгий „роман“ писателя с критикой»1. Обозрев все, что было сказано о Г. Газданове на протяжении его творческого пути, можно сделать вывод об единстве оценок критиков и выразить их одной фразой Г. Адамовича: «Газданов писать умеет, но о чем писать — не знает»2. Оценка критиками творчества писателя была двойственной: Г. Газданова очень хвалили за стиль, но сильно ругали за содержание. В этом смысле показательны два отзыва о рассказе «Бомбей». Известно, что жена Руднева, одного из редакторов «Современных записок», прочитав рассказ, воскликнула: «Да когда же Газданов успел побывать в Индии?!», — настолько стиль и язык произведения показались живыми, свежими, убедительными3. Однако В. Ходасевич назвал «Бомбей» «чудесно написанным рассказом о том, чего не стоило рассказывать»4. На долгие годы между критиками и писателем встала стена непонимания.

Первый же роман Г. Газданова «Вечер у Клэр» вызвал немалый интерес. Отзывы были в основном положительные. На книгу откликнулись Г. Адамович, Б. Зайцев, М. Слоним, Н. Оцуп и многие другие. Критики хвалили молодого писателя и даже если отмечали недостатки, то высказывали надежду, что в будущем автор вырастет и отточит свое мастерство. М. Осоргин писал: «Сейчас вышла первая книга Газданова — роман „Вечер у Клэр“. В первой книге редкий писатель не автобиографичен: прежде чем перейти к чистому художественному вымыслу, нужно расквитаться с собственным багажом. Поэтому первая книга не делает писателем, — она может оказаться лишь „счастливой случайностью“. Но возможности в ней уже даны — и я считаю (охотно рискуя напрасным увлечением), что художественные возможности Гайто Газданова исключительны»5. Как следствие подобных отзывов вокруг писателя возник эффект отложенных надежд, ожидания чего-то большего. Однако после выхода в свет второго романа Г. Газданова «История одного путешествия» критика испытала разочарование и разразилась отрицательными рецензиями. Г. Адамович писал: «Книга закрыта, и хочется спросить себя, автора, героев рассказанной истории: что это? Зачем мне все это надо было знать? Что мне роман дал, кроме какой-то легкой, летучей грусти, беспричинной и безотчетной?»6. Схожую рецензию оставил и В. Вейдле: «…рассказанное словами не стоит самих слов… образы, возникающие из них, лучше тех других образов, более сложных и обширных, которые рождаются книгой в целом или ее отдельными частями и главами. Повествование никуда не ведет; у действующих лиц нет никакой судьбы; их жизни могут быть продолжены в любом направлении — и на любой срок; у книги нет другого единства, кроме тона, вкуса, стиля ее автора»7. Пожалуй, именно отсюда берет начало феномен непонимания между Г. Газдановым и современными ему критиками, которые и не пытались понять автора, а сам писатель как будто не слышал их и всегда оставался верен себе.

Современным литературоведам очевидно, что причины упреков в адрес Г. Газданова кроются в его новаторстве. Он явно не похож ни на кого: ни на русских классиков, ни на западноевропейских писателей (хотя в своем творчестве Гайто Газданов не исключал вовсе опору на те и другие литературные традиции). И все-таки он создает свою литературу, в которой кроется «загадка» Г. Газданова, и проницательный читатель легко может ее разгадать. Как точно заметил С. Никоненко, один из современных исследователей творчества писателя, «все недостатки прозы Газданова, обнаруженные критиками, объясняются тем, что критики исходят из норм и критериев, характерных для XIX века. Непривычность и новизна вызывает у них отторжение, неприятие… Критики понимают, что Газданов чем-то отличается от других писателей… но они не могут никак найти ему место в строю других писателей, причислить его к какой-либо школе, какому-нибудь направлению, и это их удручает»8.

Итак, в упрек автору «Истории одного путешествия» ставили бессюжетность, бесконфликтность его произведения, отсутствие четкой композиции, внутреннюю пустоту, бессмысленность, отсутствие единства книги. Однако если вникнуть в роман, то с тане т ясно, что все это в книге есть, только переведено Г. Газдановым в плоскость внутреннего мира героя. Следует учитывать, что у писателя в условиях эмиграции сформировался экзистенциальный тип сознания, поэтому в центре его произведений не внешние явления и события, а внутренний мир человека, переживания, мысли, чувства. Для Г. Газданова отдельный человек — это целая вселенная, его душа — высшая ценность. Следить за «движениями души», исполненными для писателя музыки и поэзии, — вот истинный смысл творчества. В «Истории одного путешествия» он выступает тонким психологом, искусно создавая рисунок человеческих переживаний. Принимая это во внимание, можно легко определить сюжет и основной конфликт произведения. Итак, сюжет романа представляет собой экзистенциальное путешествие главного героя, Володи Рогачева, его «движение души» с целью понять «еще одну, последнюю вещь». В основе сюжета лежит конфликт, тоже внутренний: Володя ищет и не может найти настоящий смысл жизни, его преследует «мечта о незнакомой женщине», т. е. о настоящей любви, которую он никак не может встретить. «И опять — диван, папироса, далекая и слегка головокружительная мечта о незнакомой женщине, — даже не мечта, а чувство, даже не чувство, а предчувствие, говорил себе Володя, и опять все, что было, исчезает, уходит, ушло, а есть только медленный дым от папиросы и смутные звуки в страшной и сверкающей дали… Сколько он ни вспоминал, ни в чем и никогда он не находил оправдавшихся ожиданий, он не знал ни одной „незнакомой женщины“»9. Кажется, что в Париже он уже близок к этому, но в итоге испытывает разочарование. Где и как обрести подлинные ценности и подлинный смысл существования? Это основные вопросы романа. Кроме того, в книге можно определить и основные элементы сюжета. Поскольку сюжет романа разворачивается в плоскости внутреннего мира главного героя, то и завязка, кульминация и развязка — это главным образом не внешние события, а внутренние, душевные, хотя они, конечно, имеют и внешнее выражение. Так, завязка внешне представляет собой приезд Володи к брату в Париж, где он «предполагал уже обосноваться надолго», но, по сути, это надежды героя на обретение счастья в Париже, на встречу с «незнакомой женщиной», на постижение истины. Кульминацией романа можно назвать душевное состояние Володи, которое охватило его после письма Аглаи, где она сообщила о прекращении их отношений: Володю как будто накрыло «тающее облако грусти», его «постоянная печаль стала сильнее и прозрачнее»10. Он испытал сильное разочарование от того, что парижские надежды и мечты не осуществились. В его душе началось новое экзистенциальное движение, духовная работа, поиск выхода из этой ситуации. Развязкой является внезапно пришедшее к Володе решение уехать из Парижа, «странствовать»: «И тогда, проезжая мимо бесшумно бегущих навстречу деревьев, Володя явно почувствовал — в одну необъяснимую секунду, — что этот период его жизни кончен, кончено еще одно путешествие»11.

Критики неоднократно упрекали Г. Газданова в отсутствии четкой композиции в романах, в том числе и в «Истории одного путешествия». Книга действительно может показаться нестройной, а некоторые эпизоды и герои случайными, ненужными. Но если вникнуть в суть романа, станет ясно, что это не гак. Творческое сознание Г. Газданова тяготело к философии экзистенциализма, писатель воспринимал жизнь как явление алогичное, порой абсурдное, не поддающееся разумному объяснению. Он не пытался выстроить роман по плану, его задачей было изобразить путь животрепещущей человеческой души. Если перефразировать и уточнить выражение Г. Адамовича о том, что Г. Газданов «описывал все попадающее ему под руку»12, можно сказать, что Г. Газданов описывал все, что попадало в душу г е р о я. Как раз в этом заключается и единство книги, и ее внутренний смысл: экзистенциальное движение души героя — объединяющее начало романа, который Г. Газданов не случайно назвал «Историей одного путешествия».

На протяжении всего довоенного периода творчества Г. Газданова критика высказывалась о его произведениях примерно в том же ключе, однако после выхода в свет романа «Ночные дороги» добавилось еще одно обвинение — в равнодушии к своим героям. А. Слизской писал: «Отказать автору нельзя ни в находчивости, ни в наблюдательности, портреты и зарисовки проституток, алкоголиков, сутенеров, наркоманов и развратников удачны, остры и точны. Удивляет нечто другое: Газданов с пристальным, холодным и брезгливым вниманием наблюдает этот своеобразный мир, но ни сострадания, ни сочувствия к своим героям не может, вернее, не хочет вызвать в душе читателя»13. Кроме того, критик называл автора «нарциссом» и обвинял в самолюбовании и желании отгородиться от мира ночного Парижа, который сам же и описывает. Обвинение А. Слизского кажется спорным. Вряд ли «Ночные дороги» можно назвать холодным зеркалом. В целом, Г. Газданов действительно изображает мрачный, отталкивающий мир парижского дна, к которому не испытывает ничего, кроме «жалости и отвращения», но в этом он видел свою художественную задачу — изобразить парижское дно таким, каким оно есть в реальности. Не случайно книга во многом документальна, и в этом ее преимущество: Г. Газданов досконально изучил городскую «изнанку» за двадцать четыре года работы ночным таксистом. Такое близкое знакомство писателя с ночным Парижем удивило даже самих французов и заставило, по их собственному признанию, посмотреть на Париж другими глазами. Важно еще и другое: автор все-таки разглядел в этом «зловещем» ночном Париже проблески человечности и не остался к ним равнодушным. Например, особым теплом и сочувствием пронизан образ бывшей проститутки Жанны Ральди. «Мне было жаль Ральди, у меня не хватало жестокости говорить с ней так, как мне хотелось, то есть со всей откровенностью. Но все же я расспрашивал ее, она рассказывала мне свою жизнь, которая вся состояла из грубейших ошибок и непонятных увлечений, что казалось удивительно при ее необычном, особенно для женщин ее круга, уме»14. Главный герой (почти неотличимый от автора) относится к Ральди с сочувствием, пытается ей помочь, насколько это в его силах, искренне скорбит, когда она умирает. Автор верит, что жизнь Ральди могла сложиться по-другому, пойти по «приличному» сценарию, если бы не сила обстоятельств и судьбы. Кроме того, гуманизм ощущается и в авторском отношении к Платону — одному из обитателей ночного Парижа, алкоголику. «Это был милый и вежливый человек; он был довольно образован, он знал два иностранных языка, литературу.. ,»15 Автор не скрывает своего сожаления о том, что судьба забросила Платона в ночной Париж, с невыносимой атмосферой которого он справиться не в силах и поэтому безостановочно пьет, изображает его приятным и умным собеседником, наделяет живой душой. Важно, что Г. Газданов изобразил Платона человеком, оказавшимся на самом дне, но не разучившимся ценить и любить жизнь: «Каждое утро я благодарю Господа за то, что он создал мир, в котором мы живем»16.

Упреки критика А. Слизского в «нарциссизме» — явное преувеличение. Естественно, что автор не отождествляет себя с обитателями городского дна, но он и не пытается специально подняться над ними, отгородиться, наоборот, он настойчиво называет себя частью ночного Парижа. Можно сказать, что автор — это и наблюдатель, и участник описываемых событий одновременно: участник, которому присуще «бескорыстное любопытство», наблюдатель, находящийся внутри наблюдаемого. К тому же повествователь неоднократно и намеренно подчеркивает свою причастность к этой жизни, свое личное пребывание в изнаночном Париже, свое личное знакомство с обитателями городского дна. Писатель не скрывает, что «мрачная поэзия человеческого падения» оставила след в его душе навсегда:". .как бы мне ни пришлось жить и что бы ни сулила судьба, всегда позади меня, как сожженный и мертвый мир, как темные развалины рухнувших зданий, будет стоять неподвижным и безмолвным напоминанием этот чужой город далекой и чужой страны"17.

В послевоенный период творчества Г. Газданова критики нашли бы в романах писателя то, чего требовали: стройную композицию, сюжет, конфликт. Поздние романы («Призрак Александра Вольфа», «Пилигримы», «Пробуждение») созданы по канонам классического романа. Однако эти произведения остались современной писателю критикой почти незамеченными. Можно лишь привести отзыв Г. Аронсона на «Призрак Александра Вольфа», в котором критик все-таки нашел, в чем упрекнуть Г. Газданова: «Очень много внимания уделено Газдановым отступлениям, как художественного, так и философско-психологического характера, только условно и отдаленно связанным с центральной магистралью рассказа. Порой возникающие почти вне основного текста повествования эпизодические фигуры и сцены (парижский гангстер „курчавый Пьеро“) гораздо лучше и убедительнее, чем возлюбленная героя Елена Николаевна, черты которой, по-видимому, даже для автора оказались погружены в дымку тумана»18. Однако представляется, что перед Г. Газдановым не стояла художественная задача изобразить Елену Николаевну со всей ясностью. Поскольку, как всегда, у Г. Газданова все повествование подчинено внутреннему миру главного героя, то и остальные персонажи преподносятся через его восприятие. «Черты Елены Николаевны погружены в дымку тумана» потому, что сам герой не знал ее до конца. Их отношения возникли внезапно, быстро, у них не было времени узнать друг друга, и сами они к этому не очень стремились, поэтому «за много недель герой узнал о ней чуть больше, чем в первые дни»19. К тому же подобная неторопливость в стремлении лучше узнать свою возлюбленную объясняется и особенностями психологии героя: «Я знал, однако, по длительному опыту, что для меня очарование или притягательность женщины существовали только до тех пор, пока в ней оставалось нечто неизвестное, какое-то неведомое пространство, которое давало бы мне возможность — или иллюзию — все вновь и вновь создавать ее образ, представляя ее себе такой, какой я хотел бы ее видеть, и, наверное, не такой, какой она была в действительности»20. Можно сказать, что критик А. Слизской, как и остальные, не учел важную особенность прозы Г. Газданова: главная ценность для писателя — это внутренний мир героя, а не объективная окружающая действительность, и в повествование попадает то, что попадает в душу герою, и изображается так, как это воспринимает герой.

Г. Газданов устами своего лирического героя из последнего законченного романа «Эвелина и ее друзья» сказал: «Я пришел к тому выводу, что единственное, ради чего стоит жить, это движение наших чувств, по сравнению с которым все рассуждения о смысле существования и поиски так называемой философской истины кажутся бледными и неубедительными»21. В течение творческой жизни писателя могла меняться форма его романов, «но не менялось только одно — это непрерывное и медленное движение ощущений и мыслей»22, полное поэзии и музыки — того, что, к сожалению, не смогли оценить современные Г. Газданову критики.[1][2]

  • [1] Федякин С. Р. Газданов //Лит. рус. зарубежья, 1920—40 гг. Вып. 2. М., 1999. С. 219. 2 Цит. по: Там же. С. 219—220. 3 Цит. по: Никоненко С. Дороги Гайто Газданова // Газданов Г. ПризракАлександра Вольфа. М.: Худож. лит., 1990. С. 15. 4 Цит. по: Федякин С. Р. Газданов. С. 221. 5 Цит. по: Там же. С. 218. 6 Цит. по: Газданов Г. Собрание сочинений: в 3 т. Т. 1. М.: Согласие, 1996. С. 678. 7 Цит. но: Там же. С. 679. 8 Никоненко С. Гайто Газданов: проблема понимания [Электронныйресурс]. URL: http://www.hrono.ni/statii/2001 /gazdan06.html. 9 Газданов Г. Указ. соч. Т. 1. С. 198. 10 Там же. С. 211.
  • [2] Там же. С. 254. 12 Цит. по: Мартынов А. Литературно-философские проблемы русскойэмиграции. М.: Посев, 2005. С. 106. 13 Цит. по: Газданов Г. Указ. соч. Т. 1. С. 544. 14 Там же. С 567. 15 Там же. С. 590. 16 Там же. С. 616. 17 Цит. по: Мартынов А. Литературно-философские проблемы русскойэмиграции. С. 107—108. 18 Газданов Г. Указ. соч. Т. 2. С. 134. 19 Там же. С. 145. 20 Там же. С. 567. 21 Там же. С. 589. 22 Там же. С. 613.
Показать весь текст
Заполнить форму текущей работой