Серьезный характер нарушения, его последствий для охраняемых МГП (правом вооруженных конфликтов) при помощи МУП интересов

Очевидно, что далеко не любое нарушение международного права, применяемого в вооруженном конфликте, может рассматриваться в качестве военного преступления. Так, в частности, если начальник лагеря военнопленных не ведет учет дисциплинарных взысканий (что, в свою очередь, составляет нарушение ст. 96 III Женевской конвенции), то он не совершает военное преступление¹. Другой пример — факт завладения буханкой хлеба комбатантом в оккупированной деревне^[1][2], по всей видимости, не всегда будет достигать уровня серьезного нарушения МГП^[3], несмотря на то, что он входит в противоречие с закрепленными в одном из источников МГП положениями, согласно которым, в том числе частная собственность (наряду с другими частными, семейными, религиозными ценностями) должна быть уважаема армией, оккупирующей территорию противника^[4]. Критерием в данном случае выступает степень и характер опасности нарушения для интересов, охраняемых МГП (при помощи МУП) при ведении вооруженного конфликта.

Уместно привести правовую позицию, сформулированную МТБЮ, согласно которой нарушение (квалифицируемое в качестве военного преступления) должно быть серьезным, т. е. оно должно представлять собой нарушение правила, охраняющего существенные ценности, и должно влечь тяжкие последствия для жертвы^[5].

Источники МГП (права вооруженных конфликтов), одновременно выступающие источниками норм МУП, указывают на ряд серьезных нарушений правил ведения международного вооруженного конфликта, при этом Дополнительный протокол 11 977 г. к Женевским конвенциям 1949 г. рассматривает серьезные нарушения указанных международноправовых документов именно как военные преступления.

Смотри ст. 85 Дополнительного протокола 11 977 г. к Женевским конвенциям 1949 г. Перечень серьезных нарушений приводится также в ст. 50 I, ст. 51 II, ст. 130 III, ст. 147 IV Женевских конвенций. При этом он варьируется от конвенции к конвенции, некоторые серьезные нарушения (преднамеренное убийство, пытки или негуманное обращение, преднамеренное причинение чрезмерных страданий или серьезного увечья, нанесение ущерба здоровью) фигурирует в каждой. I, II и IV Конвенции упоминают уничтожение или присвоение имущества, III и IV — выделяют также принуждение покровительствуемого лица служить в вооруженных силах противной стороны и лишение такого лица права на беспристрастное и нормальное судопроизводство. IV Конвенция называет также незаконное депортирование или перемещение, незаконный арест покровительствуемого лица и взятие заложников. Кроме того, ст. 53,54 I и ст. 44, 45 II Конвенций включают детальные положения, касающиеся запрещения незаконного использования отличительного знака. Дополнительный протокол I расширил список серьезных нарушений, пополнив его целым рядом действий, направленных против лиц и объектов, пользующихся уважением и защитой в соответствии с Протоколом. Среди таких действий следует упомянуть применение средств и методов ведения военных действий, способных причинить излишние страдания или повреждения, а также тех, которые имеют целью причинить или, как можно ожидать, причинят обширный, долговременный и серьезный ущерб природной среде (п. 2,3 ст. 35); превращение в объект нападения ясно опознаваемых исторических памятников, произведений искусства или мест отправления культа, неоправданная задержка репатриации военнопленных или гражданских лиц (п. 4 «Ь», «d» ст. 85).

Наряду с серьезными нарушениями, могут совершаться и иные нарушения, не являющиеся по своему характеру и степени опасности военными преступлениями, и соответственно влекущие дисциплинарную либо уголовную¹ ответственность^[6][7].

Кроме того, нужно отметить, что указанный перечень не является исчерпывающим^[8], поскольку, во-первых, за его рамками остаются многие серьезные нарушения законов и обычаев войны, необходимость криминализации которых в качестве военных преступлений предусмотрена некоторыми международными договорами.

В частности, речь идет о ст. 28 Гаагской конвенции о защите культурных ценностей в случае вооруженного конфликта 1954 г., п. 2 ст. 14 Протокола о запрещении или ограничении применения мин, мин-ловушек и других устройств (Протокола II к Конвенции о запрещении или ограничении применения конкретных видов обычного оружия, которые могут считаться наносящими чрезмерные повреждения и имеющими неизбирательное действие, 1980 г.)^[9].

Во-вторых, в указанном перечне приводятся серьезные нарушения норм МГП, применяемого в международных вооруженных конфликтах, и не упоминаются нарушения правил ведения вооруженных конфликтов немеждународного характера. В свою очередь, Дополнительный протокол II 1977 г. к Женевским конвенциям 1949 г., непосредственно посвященный вопросам гуманизации ведения такого рода конфликтов, не содержит каких-либо норм, определяющих ответственность за нарушения правил их ведения¹.

Как следствие, попытки внести правовую определенность в вопрос о серьезном характере тех или иных нарушений (в том числе имеющих место в ходе ведения вооруженного конфликта немеждународного характера), возможности их рассматривать в качестве военных преступлений связаны с обоснованием международным правоприменителем обычно-правового характера оснований уголовной ответственности либо с расширением данного перечня посредством включения соответствующих нарушений в устав международного органа уголовного правосудия.

Как отмечалось выше, первый вариант был применен Нюрнбергским МВТ и затем использовался современными МУТ и интернационализированными судами. В специальной литературе проводится анализ решений международных органов уголовного правосудия, в частности МТБЮ, по вопросу о признании обычной нормой международного права уголовной ответственности за нарушения МГП, совершенные в вооруженных конфликтах немеждународного характера^[10][11].

Представляется, что второй вариант, в целом (хотя и не без недостатков и пробелов) осуществленный в Римском статуте МУС, выглядит более предпочтительным, принимая во внимание принцип nullum crimen sine lege — nulla poena sine lege и отмеченные выше преимущества международного договора (которым является Статут МУС) в его утверждении и реализации. Вместе с тем автор настоящего пособия полностью разделяет высказанную в специальной литературе критику редакции ст. 3 Устава МТБЮ. Предметно здесь речь идет о нарушениях законов и обычаев войны, при этом оговаривается, что данный перечень не является исчерпывающим. Соответствующая позиция автора обозначена применительно к данному МТБЮ толкованию приведенной нормы его Устава, согласно которому, во-первых, она охватывает нарушения ст. 3, общей для четырех Женевских конвенций и других норм обычного права, касающихся внутренних конфликтов, и, во-вторых, она наделяет Трибунал юрисдикцией в отношении любых серьезных преступлений, предусмотренных нормами МГП, не охваченных ст. 2 («Серьезные нарушения Женевских конвенций 1949 года), 4 («Геноцид») и 5 («Преступления против человечности») Устава МТБЮ¹. В данном случае, очевидно, редакция упомянутой статьи Устава МТБЮ не соответствует принципу законности, его важнейшим составляющим (четкости и определенности закона).

Уместно привести мнение авторитетного юриста в области международного уголовного права и международного уголовного процесса М. Ш. Бассиуни, согласно которому принцип законности (nullum crimen sine lege — nulla poena sine lege) «исключает двусмысленность и неопределенность, требуя, чтобы преступления и наказания за них были четко и гласно определены в законе»^[12][13].

При этом судебное толкование стало, по существу, исполнять роль основного источника МУП (применительно к ситуации расследования и рассмотрения дел о серьезных нарушениях МГП, совершенных на территории бывшей Югославии с 1991 г.), что, в свою очередь, свидетельствует о выходе Трибунала за рамки своей компетенции (осуществлять судебное преследование^[14], а не создавать правовые нормы).

Следует также принять во внимание равную юридическую значимость международного договорного и международного обычного права, указать на примеры не вполне последовательной практики применения МТБЮ норм договорного МГП (в частности, игнорирование такого квалифицирующего признака немеждународного вооруженного конфликта, как применение норм Дополнительного протокола II)^[15].

• [1] См.: Берко А. В., Кибальник А. Г. Указ. соч. С. 17; Ратнер С. Р. Категории военныхпреступлений // Военные преступления. Это надо знать всем / под ред. Ю. М. Колосова.М., 2001. С. 97.
• [2] Данный пример приведен в книге Герхарда Верле «Принципы международногоуголовного права» (с. 484) применительно к трактовке рассматриваемого признакаМТБЮ.
• [3] В данном случае, как полагает автор, следует учитывать все обстоятельствав их взаимосвязи, в частности, влияние данного факта на жизнь конкретного человекаи населения конкретного населенного пункта (а также масштабов, повторяемости, произвольности и других обстоятельств).
• [4] Речь идет о ст. 46 Положения о законах и обычаях сухопутной войны (являющегосяПриложением к Гаагской конвенции о законах и обычаях сухопутной войны 1907 г.).См. об этом: Верле Г. Указ. соч. С. 484—485.
• [5] См.: Prosecutor v. Tadic, МТБЮ (Апелляционная палата), решение от 2 октября1995 г., абз. 94.
• [6] Как за уголовно наказуемые деяния, не являющиеся преступлениями против мираи безопасности человечества, т. е., по сути, общеуголовную.
• [7] Данный вывод следует, в том числе из смысла ст. 87 Дополнительного протокола I.
• [8] См.: Кибалъник А. Г., Соломоненко И. Г. Преступления против мира и безопасностичеловечества. СПб., 2004. С. 199.
• [9] См. об этом: Русинова В. Н. Нарушения международного гуманитарного права: индивидуальная уголовная ответственность и судебное преследование. М., 2006.С. 56—57.
• [10] На данное обстоятельство обращают внимание многие отечественные и зарубежные авторы. См., напр.: Берко А. В., Кибалъник А. Г. Указ. соч. С. 18; Ратнер С. Р. Категории военных преступлений. С. 98; и др.
• [11] См., напр.: Русинова В. Н. Нарушения международного гуманитарного права: индивидуальная уголовная ответственность и судебное преследование. М., 2006. С. 63—67.
• [12] См.: Михайлов Н. Г. Международный уголовный трибунал по бывшей Югославии: компетенция, источники права, основные принципы деятельности: монография. М., 2006. С. 48.
• [13] См.: Бассиуни М. Ш. Международно-правовая юрисдикция в борьбе с организованной преступностью // Уголовная юстиция: проблемы международного сотрудничества: Международный научно-исследовательский проект. М., 1994. С. 50.
• [14] Так, как это прямо следует из Преамбулы, ст. 1—5, и др. Устава МТБЮ.
• [15] См. об этом, напр.: Трикоз Е. Н. Преступления против мира и безопасности человечества. С. 216—217.