Поэзия любви. 
История зарубежной литературы первой половины xx века

Как и в романе «Прощай, оружие!», у Хемингуэя любовь с ее высоким духовно-эмоциональным наполнением — антитеза истребительной стихии войны. «По ком звонит колокол» — великая книга о любви. Хемингуэй вносит в трактовку этой «вечной» гемы искусства свои неповторимые краски. Он показывал разные стороны и проявления любви в зависимости от характера и возраста своих героев.

В 1920—1930;е гг. Хемингуэй часто писал о любви несостоявшейся, не приносящей счастья. В иоле его зрения пустота бездетного брака — «Мистер и миссис Элиот»; чувства, убитые войной, любовь, уподобленная опиуму, — «Дайте рецепт, доктор»; горечь фронтовых связей — «Очень короткий рассказ»; внешне благополучная мара испытывает нарастающий кризис — «Кошка под дождем»; несчастная молодая женщина, которую лишают права быть матерью, — «Белые слоны»; преступный эгоизм богатой женщины — «Недолгое счастье Френсиса Макомбера».

Если Фредерик Генри «прощается» с оружием ради любви, то в романе «По ком звонит колокол» сливаются торжество долга и апофеоз любви.

В романе есть несколько незабываемых «эпизодов в спальном мешке», как их называют критики. Хемингуэй здесь смелее касается интимной стороны любви, чем в прежних своих произведениях. Но это не мешает ему оставаться достаточно целомудренным, говорить о героях поэтично и тактично.

Роман словно иллюстрирует притчу «о двух половинках», которые ищут друг друга. «Я тебя всегда любила, только никогда не встречала», — говорит Мария. После их сближения Мария признается, что «умирала» от счастья. «До тебя я даже не думал, что могу полюбить по-настоящему»: это слова Джордана. Он ощущает Марию близким человеком. Она помощник в его работе. Она — за Республику. Как и он, ненавидит фашизм. Любовь к Марии делает Джордана гуманнее, человечнее. Девушка начинает его излечивать от фанатизма, от революционно-патриотических штампов. Ему хочется семейной жизни, тепла и ласки.

Любовь духовно богатой личности воплощает всю ее сущность, природу человека, психологию, мироощущение, этику, даже «политику». Поэтому глубоко подлинны слова Джордана: «Я люблю тебя так, как я люблю все то, за что мы боремся. Я люблю тебя так, как я люблю свободу и человеческое достоинство и право каждого работать и не голодать. Я люблю тебя, как я люблю Мадрид, который мы защищали, и как я люблю всех моих товарищей, которые погибли в этой войне».

Судьба романа. Нелицеприятная правда романа, осуждение в нем не только фашизма, но и сталинизма вызвали острую полемику и нападки на Хемингуэя со стороны левых. Писателю приписывали клевету на антифашистов, оскорбление некоторых лидеров компании Испании (например Долорес Ибаррури). О романе судили по горячим следам не как о художественном произведении, а как о политическом документе.

Но чем дальше мы отдаляемся от истории, от конкретных реалий испанской войны, тем глубже мы ощущаем его вневременной общечеловеческий пафос. Это обстоятельство отметила сразу после выхода «По ком звонит колокол» Дороти Паркер, критик, новеллист, драматург. Она указала на глубинный смысл романа: «Эта книга обо всех нас, живущих… Когда находишься рядом с Хемингуэем, хочется воскликнуть: „Вот вершина!“».

К началу 1940;х гг. роман был переведен на десятки языков. На русском языке роман увидел свет лишь через 28 лег после его публикации в США, в 1968 г., в «испанском» томе четырехтомника Хемингуэя. Однако в тексте переводчиками были сделаны изменения и купюры, касающиеся резких оценок коммунистов и сталинистов.

Кубинские годы. С января 1940 г. Хемингуэй переселяется на Кубу. В 1942 г. выпускает антологию «Люди на войне», в которую включает лучшие образцы мировой батальной прозы. В 1942—1943 гг. на своем катере «Пилар» Хемингуэй охотится за немецкими подлодками в Карибском море. Эти эпизоды найдут позднее отзвук в посмертно изданном романе «Острова в океане» (1970). В 1944 г. как военный корреспондент вместе с союзным десантом писатель вступает на землю Франции, участвует в освобождении Парижа и до глубокой осени находится на Западном фронте у границ Германии. От него ждут книги о Второй мировой войне, но многое из того, что он пишет в 1940;е гг., оседает «в столе».

Герой вышедшего после 10-летнего перерыва романа «За рекой в тени деревьев» (1950) — 50-летний ветеран войны полковник Кантуэлл. Усталый и разочарованный, он переживает последнюю любовь к юной итальянке, графине Ренате; этот мотив был явно навеян обстоятельствами увлечения 50-летнего Хемингуэя 19-летней итальянкой Андрианой Иванчич. Роман несмотря на отдельные блистательные страницы (в частности описание Венеции, ее каналов, охоты на уток) не стал художественной удачей писателя: полковник Кантуэлл кажется бледной копией хорошо знакомых хемингуэевских персонажей. Это не укрылось от внимания критики, которая со злорадством писала о «самоповторении» писателя, о его «конце», о том, что «колокол звонит по Хемингуэю».

«Старик и море». Хемингуэй взял реванш своим шедевром — повестью «Старик и море», которая восстановила его пошатнувшуюся было писательскую репутацию. В центре повести рыбак Сантьяго. В его размышлениях — нравственный урок повести: «Человек не для того создан, чтобы терпеть поражения. Человека можно уничтожить, но его нельзя победить».

Перипетии драматической ловли марлина, казалось бы, незамысловатые переживания старого рыбака сразу захватывают читательское внимание. В этом магия писательского искусства. В повести реализация одного из постулатов хемингуэевской эстетики — добиться у читателя ощущения того, что описанные события происходят у него на глазах или даже с ним самим. Точность и достоверность подробностей, относящихся к ловле марлина, пленяют сильнее, чем коллизии детективного или любовного сюжета. Это и есть эффект присутствия!

Старик Сантьяго — труженик. И повесть — гимн не только мужеству, но и рыбацкому мастерству. В итоге долгого труда сложились волевые упорные черты характера старика.

И в повести, как обычно у Хемингуэя, помимо внешнего, «событийного» обнаруживается второй, философский, план. Неслучайно «Старик и море» — это также притча, иносказание. Сантьяго, этот скромный рыбак, обретает символическую масштабность, олицетворяя противостояние человека и природной стихии.

Старик Сантьяго — «естественный человек», в своем простодушии словно приближен к первоначалам бытия. Но он также один из наиболее «философичных» героев Хемингуэя. Сама ситуация повести предопределяла подобный ракурс: одинокий человек лицом к лицу с океаном, миром птиц и рыб, с небом и звездами… В уста старика вложены несколько неожиданные для него почти афористические размышления о жизни, о человеческой доле, в которых слышится хемингуэевская интонация. Таковы разговоры Сантьяго с самим собой, с птицами, с рыбой, его «братание» со своей добычей.

Сразу после выхода «Старика…» рецензенты оживленно дискутировали о том, пессимистично или оптимистично произведение, предлагали свои объяснения отдельных эпизодов. В целом, думается, повесть не предполагает однозначной интерпретации. Сантьяго выступает и как победитель, и как проигравший. Но в итоге он остается нравственно непобежденным.

Значим для концепции повести образ мальчика Манолипа, который олицетворяет новое поколение и должен принять эстафету от старика. Жизнь продолжается.

Повесть «Старик и море» стала решающим аргументом в присуждении долгожданной Нобелевской премии (1954)^[1]. В формулировке говорилось о его повествовательном мастерстве, продемонстрированном в повести, и о влиянии, которое он оказал на современный стиль. Так Хемингуэй сравнялся в мере признания со своим главным литературным соперником, равновеликим ему по таланту Фолкнером.

Участие Хемингуэя во втором африканском сафари (1953—1954) завершилось тяжелыми травмами в результате автокатастрофы. Поездки на корриду в Испанию (1953, 1959, 1960) не принесли ожидаемого творческого вдохновения. В последние годы Хемингуэй тяжело болел. В состоянии депрессии 2 июля 1961 г. в своем доме в Кетчуме, штат Айдахо, он покончил жизнь самоубийством.

Выстрел, прозвучавший в июльское утро, отозвался эхом по сему миру. Это была одна из великих писательских смертей (подобных смерти Байрона, Пушкина и Льва Толстого). Немного было в истории писателей, чей уход из жизни оставил бы такую горечь. Соболезнования выразили президент Кеннеди, премьер Н. С. Хрущев, папа римский Иоанн XXIII.

Что же было причиной подобного рокового шага? Хемингуэй не оставил предсмертной записки (или она была кем-то уничтожена). На этот счет высказываются разные точки зрения. По нашему убеждению, здесь играла свою роль совокупность факторов. В последние годы Хемингуэй много и часто болел: у него был целый букет недугов и бесконечных травм. К этому добавлялось тяжелое психологическое состояние: в клиниках, куда он ложился, его лечили электрошоком, что не приносило облегчения, а разрушало его великолепную память, лишало возможности творить. С болыо ощущал он неотвратимый процесс угасания и упадка сил. Еще в молодости, в госпитале в Милане 19-летний Хемингуэй писал: «Много лучше уйти из жизни при свете дня, нежели наблюдать, как твое тело чахнет и стареет, а твои иллюзии терпят крах». С тех пор мысль о самоубийстве его постоянно посещала, а в старости она стала навязчивой.

Теперь он был лишен большинства жизненных радостей и удовольствий. Но самое главное — возможности работать, что составляло смысл его жизни как писателя. Он не мог выдавить из себя ни строчки, чтобы написать поздравление президенту Кеннеди в связи с инаугурацией, состоящее из нескольких фраз, он потратил на это целую неделю…

Самоубийство отца в 1928 г. тяжело на него подействовало. Внучка Маделин свидетельствует, что его настольной была книга Стивенсона «Клуб самоубийц». Поразительно, что над окружавшими и близкими Хемингуэя словно довлела трагическая аура. Покончили самоубийством отец его первой жены Хедли Ричардсон, его сестра Урсула, страдавшая от рака, его брат Лестер, его возлюбленная Адриана Иванчич, прототип Ренаты в романе «За рекой в тени деревьев», его внучка красавица Маделин, его биограф Чарльз Фентон. Пытались покончить жизнь самоубийством его возлюбленная Джейн Мейсон, покушались на суицид его приятель писатель Скотт Фицджеральд и актриса Марлен Дитрих. Кончает жизнь самоубийством и отец Роберта Джордана в романе «По ком звонит колокол»; герой хочет последовать его примеру, но в последний момент решает принять последний бой и задержать продвижение фашистов. Стоицизм и мужество, словно разлитые в его книгах, не были земной философией, но отражением и его человеческой сущности. Он не только подарил читателям всем хорошо знакомого хемингуэевского героя: он, наверно, в чем-то находился под его влиянием, поступал так, как поступил бы подобный персонаж. Он был «звездой», человеком-мифом, и не мог не только не творить, но и уйти из жизни, при «враче и нотариусе». Но сделать это громко, достойно. Чтобы помнили!

Кредо мэтра: все о себе в своих книгах. После смерти Хемингуэя была опубликована статья «Кредо человека» (1963) — своеобразная квинтэссенция его эстетики и жизненной философии.

Полагая, что писатель рассказывает «все о себе в своих книгах», Хемингуэй относил себя к «пионерам новый эпохи», стремившимся запечатлеть глубинные процессы жизни, с максимальной правдивостью, «не сгущая красок и ничего не утаивая», черпая содержание романов «из глубин сердца» и личного опыта. Хемингуэй уверен в бессмертии книг как «самого прочного продукта человеческого труда». Замечательная мысль, о которой нельзя забывать. Неотторжимые качества художника: способность «верно судить о людях и событиях»; умение трудиться упорно и терпеливо; чувство меры, искусство выбирать из огромной массы материала самое важное; воображение и фантазия, позволяющие мысленно жить в гуще событий; аналитическая интуиция, позволяющая определять причины и следствия жизненного явления.

Идеал Хемингуэя — это добрая, щедрая и умная книга; простота языка и мысли, «дар блестящей краткости». Классика — живой укор многим современным авторам с их мелкотравчатостыо и «пустопорожней болтовней». Выплавляя свой собственный стиль, Хемингуэй целеустремленно осваивал повествовательные приемы, накопленные его предшественниками — от Шекспира и Флобера до Толстого и Тургенева, Конрада и Джойса. И выплавлял свою «хемингуэевскую» стилистику, на которую не просто ориентировались, но которой откровенно подражали.

Ранее в книге «Смерть после полудня» Хемингуэй сформулировал и свой знаменитый принцип айсберга. Если писатель хорошо знает то, о чем пишет, он может опустить многое из того, что знает, и если он пишет правдиво, читатель почувствует все опущенное столь же ясно, как если бы писатель прямо сказал об этом. Величавость движения айсберга в том, что он только на одну восьмую возвышается над поверхностью воды.

Писатель реалистического склада призван постигать глубинные закономерности жизни во всей их сложности и неоднозначности: «солнце без туч, радость без горя — вовсе не жизнь». Для Хемингуэя она — постоянное движение, развитие, когда человек растет, учится на ошибках, становится выше своего прежнего «я». Огромное место в творчестве Хемингуэя и жизни занимала любовь. Писатель считал: «Любовь — единый творец человека и мира», «всеобщий инстинкт»; она «умудряет любящих, обостряет их ум и освежает чувства, порождает окрыленность»; «живет и крепнет, отдавая».

Архив, публикации, критика: Хемингуэй продолжается. Хемингуэй любил говорить, что его архив, а он весьма объемен, — это нечто вроде банковского счета, который станет приносить проценты.

Освоение архива Хемингуэя началось сразу же после смерти. Сначала были обнаружены две его книги: мемуары «Праздник, который всегда с тобой» и роман «Острова в океане». Первая книга представляла воспоминания о ранних годах в Париже (1920—1924). Что касается романа, не отредактированного писателем при жизни, то, по-видимому, он был фрагментом большого эпического замысла о Второй мировой войне; Хемингуэй работал над ним в 1940;е гг., но так его и не завершил.

Уже в 1960;е г. стали выходить сборники рассеянных в периодике очерков Хемингуэя. Были обнаружены и изданы его ранние стихи, а также том «Избранных писем» (1917—1961, 1981).

Увидел свет существенно отредактированный и резко сокращенный издателями роман «Райский сад» (1986), в котором отразились обстоятельства личной жизни писателя, его взаимоотношения с первой и второй женами. История главного героя, молодого писателя Девида Берна, позволила ему коснуться любимой темы, показать творческий процесс, «технологию» литературной работы.

Опубликован полный текст очерковой книги Хемингуэя «Опасноелето» (1985) о поездке по Испании в 1959 г., а также сборник «Место публикации: ‘Торонто Стар^}У 1920—1924» (1985). В год столетия со дня рождения Хемингуэя был напечатан извлеченный из архива его роман «Правда при свете дня» (1999).

Важным направлением «хемингуэаны» стали публикации воспоминаний людей, знавших писателя, его родственников. Добавим к этому обширному перечню и воспоминания И. Оренбурга, Р. Кармена, А. Эйснера (служившего адъютантом у генерала Лукача), встречавшихся с Хемингуэем в Испании. Они собраны в книге «Хемингуэй в воспоминаниях современников» (М., 1999).

«Русский Хемингуэй»: единство эстетики и этики. Хемингуэй — духовный спутник уже нескольких поколений российских читателей. У истоков российской «хемингуэаны» стоит критик и переводчик И. А. Кашкин (1899—1963). Им были получены два письма от Хемингуэя, ценившего его русского исследователя.

Однако в пору холодной войны остракизму подверглись крупнейшие писатели США, в том числе и Хемингуэй. Некоторое время повесть «Старик и море» опасались печатать. Появление повести в «Иностранной литературе» стало возвращением Хемингуэя, событием общественной значимости, как свидетельствуют недавно опубликованные секретные материалы. В ЦК КПСС в мае 1960 г. даже обсуждался вопрос о приглашении Хемингуэя в нашу страну, но в итоге это сочли нежелательным. Тем не менее писатель становится культовой фигурой в СССР, особенно в среде шестидесятников.

В последующие годы началось серьезное освоение наследия Хемингуэя, чему способствовал выход в 1968 г. четырехтомника писателя (под редакцией К. М. Симонова, М. О. Мендельсона и А. И. Старцева); в третьем «испанском» томе во многом благодаря усилиям К. М. Симонова появился, правда, с купюрами «По ком звонит колокол», до того распространявшийся среди интеллигенции в «самиздатовском» виде. В полном виде с восстановленными купюрами и научными комментариями роман увидел свет в 2005 г. — публикация Б. Гиленсона.

Уже в 1937 г. девять из пятнадцати опрошенных советских писателей назвали Хемингуэя наиболее крупным и любимым ими западным автором. А. Платонов отмечал высокое мастерство автора романа «Прощай, оружие!», вырастающее из обостренного чувства такта «как средства борьбы с пошлостью», с дискредитацией «высоких» слов. Хемингуэю, в свою очередь, понравился платоновский рассказ «Третий сын». Много сделал для пропаганды творчества Хемингуэя И. Эренбург. Очень важен был художественный опыт Хемингуэя для такого писателя военной темы, как К. Симонов.

Самые разные русские писатели свидетельствуют о том, как много значил для них Хемингуэй.

Усваивая мировой опыт, учась у классиков, Хемингуэй настойчиво выделял русских художников слова. В 1920;е гг. он, по его словам, прочитал всего Тургенева, все вещи Гоголя, а также Толстого и Чехова. Подсчитано, что каждая пятая книга, взятая Хемингуэем в лавке Сильвии Бич, была тургеневской. Если в 1920;е гг. его кумиром был автор «Отцов и детей», то в 1930;е гг. его сменяет Толстой. Как тонко заметил Юрий Олеша, «на дне творчества Хемингуэя виден свет Толстого».

В меньшей мере Хемингуэй был знаком с советской литературой. По совету Дос Пассоса он читал мемуаристику М. Горького, был знаком с «Тихим Доном» М. Шолохова, высоко отзывался о его «Судьбе человека». Единственная емкая характеристика Хемингуэя дана «Конармии» Бабеля. «Мне очень нравится его материал, и, кроме того, он отлично пишет». Безусловно, Хемингуэю импонировала емкая, самобытная манера Бабеля и та нелицеприятная горькая правда, которая присутствовала в его описании гражданской войны.

На вопрос: «Если бы вам предстояло вернуть к жизни одного из ныне умерших американских писателей, на кого бы пал выбор?» — Нельсон ОлгреНу автор известного романа «Человек с золотой рукой», экземпляр которого имеется в библиотеке Хемингуэя с посвящением «Человеку с золотой пишущей машинкой», ответил гак: «Для меня это был бы Хемингуэй. Безусловно, Хемингуэй». А сколько других писателей и читателей в мире разделили этот выбор!

• [1] За год до этого она была присуждена Уинстону Черчиллю за его литературные сочинения, речи, но прежде всего за фундаментальный шеститомный труд «Вторая мировая война"(1948;1954).