Источники нашего знания детской сексуальности

I. Детская сексуальность представляет огромные трудности для изучения. Простое наблюдение, являющееся богатым источником наших знаний о многих других областях детской жизни, оказывается плохим средством изучения детской сексуальности. С помощью его мы узнаем лишь проявления детской сексуальности, так сказать, внешние выражения ее, иначе говоря, сексуальные поступки. Сексуальные же переживания, как таковые, сексуальные чувства, мысли, желания и тому подобное недоступны нашему внешнему наблюдению. Но поступок может считаться сексуальным, конечно, только тогда, когда он связан с сексуальными переживаниями. Непосредственно наблюдая лишь сексуальные проявления у ребенка и от них заключая к сексуальным переживаниям, мы рискуем делать неверные заключения. Эти заключения обыкновенно представляют собой умозаключения по аналогии и страдают всеми дефектами подобных умозаключений. В развернутом виде схема таких заключений такова: у нас, взрослых людей, данному сексуальному проявлению соответствует такое-то переживание; у ребенка мы наблюдаем данное сексуальное проявление; следовательно, у него имеется такое-то сексуальное переживание. Основанием для таких заключений является аналогия, предполагаемое сходство психологии детей и взрослых. Но такое предположение в значительной степени неосновательно. Так, например, наблюдая онанирование малюток, обыкновенно предполагают, что оно связано с сексуальными переживаниями, так как у взрослых такая связь несомненна. Но несомненна ли эта связь у малюток? Что, кроме простой и весьма зыбкой аналогии, проводимой в данном случае между малютками и взрослыми, дает основание утверждать, что онанирование малюток связано с сексуальными переживаниями? Нельзя ли с таким же основанием предполагать, что оно не связано с сексуальными переживаниями, иными словами, что онанизм малюток не есть явление сексуальной психологии? Или возьмем другой пример, еще более показательный, — эрекцию у младенцев: вряд ли возможно проводить здесь аналогию между младенцем и взрослым мужчиной и утверждать, что она — проявление полового возбуждения у младенца. Сознавая неосновательность проведения полной аналогии между детьми и взрослыми, некоторые наблюдатели впадают в противоположную крайность — полное отрицание всякой аналогии между детьми и взрослыми в сексуальном отношении. Так, например, наблюдая так называемую возню между мальчиками и девочками в подростковом возрасте, они отрицают, что она сопровождается сексуальными переживаниями, утверждая, как они выражаются, «товарищеский», а не сексуальный характер ее, тогда как отрицать сексуальный характер подобной возни между взрослыми мужчинами и женщинами рискнул бы только сексуально наивный человек. Но что дает право предполагать столь полное различие в этом отношении между взрослыми и подростками?

Правдоподобней всего предполагать во всех этих случаях не полную, а частичную аналогию. Но что это конкретно значит? Где пределы ее? В чем она состоит? Такая аналогия, конкретно расшифрованная, конечно, может быть только следствием, а не первоначальной предпосылкой наших наблюдений, вообще наших исследований детской сексуальности.

Наши заключения затрудняются еще тем, что одно и то же следствие может быть результатом самых различных причин. Поэтому довольно рискованно заключать от проявлений к переживаниям. Иногда мы наблюдаем у детей дошкольного возраста рассматривание половых органов детей другого пола или вопросы о рождении. Но это можно мыслить и как проявление сексуального интереса, и как проявление простой любознательности без привходящих сексуальных переживаний. Очевидно, нужны какие-то дополнительныс данные, чтобы решить, насколько эти поступки и вопросы имеют сексуальный характер.

Таким образом, простое наблюдение как метод изучения детской сексуальности представляет большие трудности даже в тех случаях, когда сексуальные проявления доступны наблюдению. Но очень часто они скрыты от него. В ряде случаев эти проявления мало заметны внешне, выражаются слабо и нетипично: таковы, например, некоторые случаи легкого влюбления. С другой стороны, даже физиологически резко выраженные случаи полового возбуждения в условиях культурного быта могут благодаря одежде остаться не замеченными посторонним наблюдателем.

В огромном же большинстве случаев ребенок скрывает, конспирирует свои сексуальные поступки и переживания, даже маскирует их. Уже с самых малых лет ребенок знает отрицательное отношение к ним взрослых, знает, что надо скрывать, так как иначе ему угрожают неприятности и даже репрессии. Пожалуй, только грудной младенец и малютка ведут себя открыто в сексуальном отношении. Но уже даже маленький дошкольник достаточно опытен в том, что и как скрывать ему в области сексуальных проявлений. Лишь изредка он оказывается настолько наивным, что постороннее наблюдение имеет возможность уловить что-либо. Но чем старше ребенок, тем искусней он в скрывании и притворстве и тем меньше может служить простое внешнее наблюдение источником наших знаний о детской сексуальности.

Даже родители, вообще воспитатели, повседневно общающиеся с детьми, плохо осведомлены о детской сексуальности, причем чаще всего они представляют ее преуменьшение: пробелы своих наблюдений они принимают за отсутствие соответствующих реальных фактов. Еще больше пробелов в наблюдениях научных исследователей, которые имеют возможность непосредственно наблюдать детей только временами и притом в таких ситуациях, которые наименее располагают детей к сексуальным проявлениям.

Пожалуй, только у некоторых детей-психопатов сексуальные проявления вследствие интенсивности и яркости соответствующих сексуальных переживаний или вследствие общей несдержанности их, иногда вследствие слабоумия и т. п. дают больше материала наблюдателю. Это — одна из основных причин, почему детская сексуальная психопатология известна гораздо больше соответствующей обычной сексуальной психологии. Но это же нередко причина своеобразной исследовательской аберрации: располагая сравнительно немалым материалом по сексуальности детей-психопатов и имея очень мало материала по сексуальности нормальных детей, поддаются соблазну конструировать последнюю по аналогии с сексуальностью психопатов и наводнять исследования детской сексуальности половыми извращениями психопатов. Но право проводить такую аналогию надо еще доказать. Во всяком случае из нее нельзя исходить.

Таким образом, простое внешнее наблюдение дает по отношению к нормальным детям дошкольного и школьного возраста чрезвычайно мало материала, скорее отдельные случайные эпизоды, чем общую детальную картину. При этом оно может уловить лишь внешние проявления, отдельные поступки, заключение о сексуальном характере которых проводится в большинстве случаев по аналогии со взрослыми или детьми-психопатами и страдает обычными дефектами подобной аналогии.

Отсюда следует, что не приходится возлагать в исследовании детской сексуальности больших надежд на простое внешнее наблюдение. Было б ненужной крайностью совершенно отбрасывать его, но надо знать, что с помощью его можно уловить лишь немногое, и надо соблюдать особенно большую осторожность, чтобы, делая выводы из него, не пользоваться неверными аналогиями.

II. Преимущества эксперимента над простым наблюдением общеизвестны, но при изучении детской сексуальности пользование экспериментом вызывает сомнение, особенно если речь идет об эксперименте как искусственном вызывании исследуемого явления; педагогически недопустимо нарочито вызывать у детей сексуальные поступки и переживания. Такой эксперимент может повлечь за собой нежелательные последствия, вплоть до развращения детей.

Но, скажут нам, если недопустим эксперимент, вызывающий у детей сексуальные переживания, то возможен зато эксперимент, выявляющий уже имеющиеся у детей скрытые переживания. Речь идет о так называемом ассоциативном эксперименте. Этот эксперимент пользуется, особенно в фрейдистских кругах, высокой репутацией в качестве выявителя скрытых переживаний, но такая его репутация преувеличена, в частности, по отношению к изучению детской сексуальности. Начнем со слов, провоцирующих соответствующие выявления детей. По педагогическим соображениям эти слова не могут иметь явно сексуальный характер. Тем самым затрудняется подбор их. Во всяком случае, чтоб удачно подобрать их, надо уже предварительно достаточно ориентироваться в переживаниях ребенка, настолько достаточно, чтобы быть в состоянии более или менее удачно предполагать, какое с первого взгляда нейтральное слово может выявить скрытое искомое переживание ребенка. Таким образом, ассоциативный эксперимент может удачно применяться только на сравнительно поздних этапах исследования детской сексуальности, а не на первоначальных. Его значение не основное: получаемые при помощи его данные, скорее, дополняют или подтверждают то, что утверждается или предполагается на основании других данных.

И даже с этой оговоркой ассоциативный эксперимент может быть использован лишь с большой осторожностью. Мы делаем выводы на основании характера и содержания ответов испытуемых, а также времени их реакции. Но далеко не всегда мы можем уверенно утверждать, что задержка реакции, экстраординарный характер ее и т. п. имеют причиной сексуальное переживание. Столь же далеко не всегда содержание ответов такого, чтоб их считать однозначно определенным указанием только на сексуальное переживание. Работы фрейдистов спорностью своих толкований являются как бы сигнализаторами необходимости соблюдать в толковании данных ассоциативного эксперимента очень большую осторожность: так часто здесь объявляли одно из многих возможных толкований за единственно возможное.

Таким образом, в экспериментальном изучении детской сексуальности приходится рассчитывать только на ассоциативный эксперимент, да и тот имеет для данной проблемы далеко не основное, нередко и просто сомнительное значение.

III. Когда-то самонаблюдение считалось основой психологии, сейчас же ему обыкновенно отводят второстепенное место. В исследовании сексуальности на него особенно мало приходится рассчитывать. Сексуальные переживания — такого сорта, что субъект не всегда бывает откровенен в них перед самим собой и уж, конечно, перед другим. Пожалуй, только рассказывая о своих доходах, люди лгут так же часто и так много, как рассказывая о своих сексуальных делах.

Уже хотя бы по этой причине следует с очень большим скептицизмом отнестись к анкетам, которыми так злоупотребляют при изучении половой жизни…

Что касается детей, то анкетирование их по вопросам половой жизни педагогически недопустимо. Не говоря уже о том, что дети плохо владеют интроспекцией и еще хуже умеют рассказывать о своих переживаниях, а свои сексуальные поступки они более всего расположены скрывать от взрослых, расспрашивать их о подобных вещах для целей научного исследования значило бы делать педагогически недопустимое.

Однако в одной форме все же оказывается возможным использовать показания, если нс детей, то подростков и юношей. Это их дневники и переписка. Конечно, и эти документы требуют к себе критического отношения. Однако они дают известный материал — преимущественно по психологии влюбления.

IV. При изучении детства обыкновенно придают мало значения воспоминаниям взрослых об их детстве (так называемая ретроспекция). Эти воспоминания обыкновенно страдают очень большими пробелами. Но эти пробелы сами по себе еще нс решающий дефект, так как, при достаточно большом количестве воспоминаний различных взрослых, отдельные пробелы компенсировались бы, поскольку они случайны. Но в том-то и дело, что забывание не случайность, но закономерное явление, подчиненное известным общим законам. А если так, тогда, следовательно, может оказаться, что некоторые факты из сексуальной жизни детей в большей или меньшей степени забываются всеми взрослыми. Наконец, воспоминание взрослых о своем детстве подвержено различным ошибкам памяти: так, например, общеизвестно, как некоторые местности (холмы, рощи), которые мы вспоминаем из своего детства как большие, на самом деле гораздо меньших размеров.

По Фрейду, сексуальные переживания, как запретные, вытесняются из памяти согласно общему закону, по которому неприятное имеет тенденцию забываться. Вот почему взрослые не помнят своей ранней сексуальной жизни. Но вытесненное не просто забывается: оно пребывает в подсознательном, замещаясь в сознании чем-либо, с ним ассоциированным. Из этого общеизвестного учения Фрейда о «вытеснении» и «замещении» следует, с одной стороны, скептицизм по отношению к ретроспекции как источнику знаний о детской сексуальности, а с другой стороны, признание огромного значения ассоциативного эксперимента. Трудности и опасности пользования ассоциативным экспериментом при изучении детской сексуальности уже указаны выше, а в главе «Критика фрейдистских учений о детской сексуальности» будет еще подробнее показано, как рискованно пользоваться этим методом как основным в данной проблеме. Сейчас же следует рассмотреть, насколько уместен скептицизм по отношению к значению ретроспекции при изучении детской сексуальности.

Насколько правильна основная предпосылка, что неприятное имеет тенденцию забываться? Исследуя первые воспоминания детства, я нашел, что содержанием 68% этих воспоминаний у взрослых людей является какой-нибудь несчастный случай. Легко представить, как быстро погибло бы животное, забывающее неприятное и опасное.

Собрав у студентов первые пришедшие в голову воспоминания: 1) из вчерашнего дня, 2) из текущего года и 3) из жизни до университета, я нашел:

Таким образом, ясно, что из памяти в первую очередь исчезает эмоционально индифферентное, а во вторую — приятное и дольше всего человек помнит именно неприятное. Так оказывается несостоятельной основная предпосылка фрейдистской теории вытеснения.

Как раз наоборот: сексуальные переживания имеют тенденцию сохраняться в памяти сравнительно долго. Эти переживания обычно очень эмоциональны, но общепризнано, что эмоционально действующее дольше помнится (если оно нс чрезмерно сильное, т. с. нс приводит субъекта в состояние патологического аффекта). Но сексуальные переживания детства нс только эмоциональны: нередко они переживаются как необычные, очень интересные, запретные, пугающие и т. д. Но анализ первых воспоминаний детства показывает, что страх и интерес наряду с болью — самые сильные мнемонические факторы. Нс надо забывать еще одной особенности сексуальных впечатлений: часто, как привлекательные, они повторяются памятью, неоднократно вновь и вновь переживаются в воспоминании, особенно в онанистических грезах; такое частое воспроизведение, конечно, способствует закреплению их в памяти. Когда собираешь воспоминания взрослых об их сексуальной жизни в детстве, поражаешься обыкновенно нс беспамятству опрашиваемых, а, наоборот, тому, как много их сохранилось, причем поражает нередко детализация этих воспоминаний, особенно по отношению к сексуальному стимулу, который часто описывается как очень сильно врезавшийся в память.

Таким образом, ретроспекция как раз при изучении сексуальной жизни детей может найти больше применения, чем, пожалуй, в какой-либо другой области. Но это не значит, конечно, что на нес надо возложить все надежды. Несомненно, что она страдает большими пробелами. Даже самые ранние воспоминания взрослых обычно нс идут дальше четырех лет, и, значит, ретроспекция может дать картину сексуальной жизни детей школьного и старшего дошкольного возраста. Утешением для исследователя служит то обстоятельство, что младший дошкольный возраст и особенно самое раннее — преддошкольное — детство в отношении сексуальных проявлений сравнительно легко поддаются простому внешнему наблюдению: дети этого возраста живут, так сказать, на глазах взрослых и еще не научились хорошо скрывать свои сексуальные проявления.

Надо помнить, однако, что ретроспекция дает воспоминания о сексуальной жизни в детстве скорее в виде отдельных эпизодов, чем в виде всей последовательной картины развития детской сексуальности. Выражаясь точнее, она дает воспоминания об отдельных случаях, которые почемулибо настолько запечатлелись в памяти, что помнятся и в зрелом возрасте. Как докажет последующее изложение, этого материала достаточно, чтобы получить представление об основных этапах развития детской сексуальности, но тем не менее ретроспекцию не надо переоценивать: она является главным, но не единственным источником наших знаний о детской сексуальности. Получаемый при помощи ретроспекции материал приходится дополнять данными простого наблюдения и ассоциативного эксперимента.

Ретроспекция основана на воспоминании, и при собирании данных ретроспекции следует остерегаться провоцировать воспоминание на ошибки. В тех случаях, когда вспоминающего вынуждают припоминать, опасность ошибок, конечно, велика. Поэтому следует ограничиваться по возможности рассказом опрашиваемого субъекта, избегая утруждать его допросом. Но и по отношению к этому рассказу лучше всего инструктировать ограничиваться лишь такими воспоминаниями, которые прочно запечатлелись и в верности которых опрашиваемый не сомневается. Ретроспекция имеет своим содержанием далекие по времени события, относящиеся к детству, когда человек еще не отвечает в полной мере за себя; поэтому здесь нет тех скрываний и лжи, которых так много в анкетах по половому вопросу, относящихся к жизни взрослого. При чтении воспоминаний взрослых о своей сексуальной жизни в детстве я выносил обычно впечатление откровенности, судя по тому, что сообщалось в них. Конечно, там, где это возможно по ходу исследования, лучше всего гарантировать анонимность.

Иногда указывают, что ретроспекция дает материал о половой жизни детей прежнего поколения, тогда как педагогу важно знать, какова половая жизнь современных детей. Это верно, но делающие подобное заключение смешивают задачи научного исследования с простым узкоэмпирическим обследованием, описывающим преходящие факты сегодняшнего дня. Научное исследование идет дальше фактов, и значение его не ограничивается данным кратковременным моментом. Иначе, таким же образом рассуждая, следовало бы отрицать значение почти всех психологических исследований, произведенных не в данном месте и не в данный момент, т. с. отрицать вообще науку.