Психоаналитическая модель семейного воспитания

Исследование особенностей детско-родительских отношений в психоаналитическом подходе проводится в контексте проблемы удовлетворения врожденного стремления человека к удовольствию. Первыми людьми, от которых зависят возможность удовлетворения потребностей ребенка и преобразование его либидозной энергии, являются родители¹.

В классическом психоанализе Зигмунда Фрейда (1856—1939) влиянию родителей на психическое развитие ребенка отводится центральное место^[1][2].

Самые важные ранние переживания малыша связаны с родителями (и особенно с матерью). Обычные повседневные действия родителей по уходу за ребенком (кормление, приучение к горшку) имеют длительные психологические последствия. В младенческом периоде сам способ вскармливания (грудное или искусственное), полнота удовлетворения биологических потребностей (в особенности получение удовольствия от сосания) закладывают основы доверия, привязанности, активности в отношении других людей на всю последующую жизнь. Организация процесса приучения ребенка раннего возраста к туалету, опрятности, сопровождающаяся гибкостью, терпимостью, разумной требовательностью родителей и поддержкой стараний ребенка контролировать себя, также дают долговременный эффект в виде адекватной саморегуляции, позитивной самооценки и даже творческого мышления.

Нарушенное удовлетворение потребностей на ранних стадиях психосексуального развития (чрезмерное, недостаточное или неадекватное предъявление требований) приводит, по мнению 3. Фрейда, к явно выраженным своеобразным отклонениям в личностном развитии: надолго фиксируются формы инфантильного, «остаточного» поведения; складывается особый незрелый, инфантильный тип личности (например, орально-пассивный или аналыю-удерживающий).

Для формирования общей структуры личности, возникновения компонента супер-эго (возрасте от трех до шести лет) важное значение имеет характер отношений с родителями. На этой стадии у мальчиков неизменно возникает эдипов комплекс, а у девочек — комплекс Электры, т. е. особого рода психосексуальный конфликт. Этот доминирующий конфликт состоит в переживании чувства любви к родителю противоположного иола, конкуренции и неосознанном желании устранить родителя своего пола. Изживание этих беспокоящих ребенка переживаний происходит через идентификацию с родителем собственного иола, сопровождающуюся подражанием его поведению, речи, приводящую к заимствованию его норм и ценностей. В результате разрешения эдипова комплекса складывается более зрелая структура личности, включающая все три компонента (ид, эго, супер-эго). Разного рода препятствия в преодолении психосексуального конфликта (например, в семье нет отца) затрудняют становление полноценной личности и гендерных качеств ребенка.

Анна Фрейд (1895—1982), говоря об обеспечении необходимых условий развития в раннем возрасте с позиции психоанализа, поясняет: «Дети не рождаются социальными существами, и они не могут стать таковыми, просто живя в социальных группах. Единственным путем приспособления к обществу являются близкие личные отношения, а именно связь с любимыми родителями, которая вырабатывает уважительное отношение к их требованиям. Дети не беспокоятся о соблюдении общественных правил, которые для них ничего не значат, они озабочены лишь требованиями своих родителей, единственных важных и значащих для них представителей общества»¹.

Именно три первые стадии развития личности (оральная, анальная, фаллическая) имеют ключевое значение. Общение с родителями в ранние годы, их влияние на способы решения типичных возрастных противоречий, конфликты и неудачи адаптации сказываются впоследствии, проявляются характерными проблемами уже у взрослого человека. Негативный детский опыт приводит к инфантилизму, эгоцентричности, повышенной агрессивности, что составляет личностные предпосылки к затруднениям в реализации собственной родительской роли, неприятию собственного ребенка.

Последователь психоаналитической теории, американский психолог Эрик Эриксон (1902—1994) первоначально исходил из психоаналитических (психосексуальных) посылок. Позднее он пришел к заключению о закономерной последовательности психосоциальных конфликтов, преодолевая которые индивид приобретает социально значимые качества личности^[3][4]. При этом в ранние годы личность человека испытывает существенное влияние со стороны родителей, семьи, а позже — со стороны все более широкого социального окружения (сверстников, соседей, школы и других социальных институтов).

На первых стадиях жизненного пути ребенок находится преимущественно в зоне родительского воздействия. Основные качества здоровой личности ребенка (базовое чувство доверия к миру, автономность, инициативность) складываются успешно, если родители реализуют грамотную позицию, т. е. ведут себя уверенно, надежно, поощряют детскую самостоятельность и расширение самоконтроля.

Однако процессы становления эго-идентичности порой насыщены драматическими конфликтами и переживаниями.

В книге «Детство и общество» Эриксон рассказывает историю пятилетнего мальчика, «сына бомбардира», как он его называет. Этот мальчик за короткое время превратился из «маменькина сынка» в отчаянного, упрямого и непокорного ребенка. Анализируя сложную историю отношений в этой семье, Эриксон выделяет факт развода родителей, тенденцию обесценивания мужчины (отца ребенка) и культивирования инфантильности мальчика материнской семьей. Через некоторое время отец мальчика, принимавший участие в боевых действиях, приехал в отпуск и был встречен окружением как герой. После его отъезда и скорой гибели в воздушном бою мальчик, ранее нежный и зависимый, демонстрирует симптомы разрушительности и открытого протеста (вплоть до поджогов).

Эриксон интерпретирует личностное изменение мальчика как идентификацию сына с отцом, которая после его гибели оказывается усилена чувством вины за соперничающее отношение к матери. На этом примере показывается сложность становления идентичности и необходимость учета множества факторов, вовлеченных в этот процесс (темперамент ребенка, стадия созревания, специфика социального положения, возможности ребенка, темперамент отца и современный исторический прототип).

В зрелом возрасте выполнение родительской функции составляет важное направление личностного развития. Забота взрослого человека как личностная черта, как добродетель, простирающаяся от заботы о собственных детях до заботы об общественном благе, о будущем, создает основу позитивного функционирования взрослого. Генеративность, продуктивность взрослого реализуется как помощь детям в их становлении и помогает преодолеть личностную инертность, застой и деградацию. Достижения потомков (детей, внуков, учеников) вносят важный вклад в чувство личностной самореализации человека в старости: экзистенциальная идентичность пожилого человека вбирает их в себя.

В размышлениях Эриха Фромма (1900—1980) отведено место различению ролей матери и отца в воспитании детей, выявлению особенностей материнской и отцовской любви¹.

Материнская любовь характеризуется им как безусловная: ребенок любим просто за то, что он есть. Это пассивное переживание, материнской любви не нужно добиваться: «В идеальном случае материнская любовь не пытается помешать ребенку взрослеть, не пытается назначить награду за беспомощность»^[5][6]. При этом сама мать должна иметь веру в жизнь, не быть тревожной, и тогда она сможет передать ребенку ощущение безопасности.

Отцовская любовь по большей части — это обусловленная любовь, ее нужно и, что важно, можно заслужить достижениями, выполнением обязанностей, порядком в делах, соответствием ожиданиям, дисциплиной.

Зрелый человек строит образы родителей внутри себя: «В этом развитии от матерински-центрированной к отцовски-центрированной привязанности и их окончательном синтезе состоит основа духовного здоровья и зрелости»^[7].

Детский психоаналитик Джон Боулби (1907—1990) исследовал эмоциональные взаимоотношения матери и ребенка и разработал теорию привязанности. Соединив идеи психоанализа и этологии, он пришел к выводу, что отношения привязанности матери и ребенка имеют биологическое значение: каждый младенец, чтобы выжить, использует эволюционно закрепившиеся способы, помогающие удерживать мать рядом с собой. Поведенческие элементы системы привязанности просты: это особый характер реакций ребенка на человеческое лицо и голос, его плач, сигнализирующий о проблеме, позволяющий привлечь внимание матери; улыбка, рождающая удовольствие от близости с ребенком и нежность от опеки над ним.

На основе первичной привязанности к матери формируются эмоциональное благополучие и интеллектуальный базис ребенка. Мать в жизни малыша выполняет функцию «базы безопасности», с которой ребенок отправляется в рискованные путешествия для познания окружающего мира. Этот феномен легко наблюдать на любой детской площадке: ребенок удаляется от матери и вновь возвращается к ней, все время держа ее в зоне видимости, как будто постоянно находясь «на невидимом эластичном тросе»^[8].

«Расстройства привязанности», нарушения первичной эмоциональной связи пагубны для детского здоровья: они повышают вероятность возникновения личностных проблем и психических заболеваний (например, депрессивных состояний). К этому заключению Боулби пришел на основе результатов наблюдений за поведением двух-трехлетних детей, находящихся в больнице, в разлуке с матерью и близкими.

В поведении детей, оказавшихся оторванными от родителей, были выявлены последовательно сменяющие друг друга фазы поведения: протест, отчаяние и затем отчужденность. В фазе протеста ребенок часто и громко плачет, настороженно ожидает близких, отвергает всех чужих, обращающихся к нему. Далее следует фаза отчаяния: в поведении ребенка очевидны пассивность, печаль, безнадежность. При переходе к третьей фазе поведение ребенка внешне улучшается; он становится более общительным, временами веселым, начинает принимать помощь и заботу со стороны медперсонала. Однако на этом этапе проявляется проблема отчужденности (нарушения привязанности): при встрече с матерью ребенок не радуется, не выражает к ней интереса, может и отвернуться, что свидетельствует о серьезной эмоциональной травме.

Боулби настаивает, что отношения, основанные на привязанности, чрезвычайно насыщены эмоциями и ранимы. Страдания детей, разлученных с матерями, влекут за собой тяжелые последствия. С 1950;х гг. данные Боулби о важности совместного пребывания маленького ребенка с мамой для его выздоровления заставили изменить условия стационарного лечения.

Со времен исследований Боулби понятие привязанности — важнейшее для понимания существа детско-родительских отношений. Принципиальный момент, отличающий позицию Боулби от классического психоанализа: материнский уход — эго не только удовлетворение базовых потребностей ребенка; важнейшие его компоненты — внимание, чуткость к сигналам, подаваемым младенцем, общение с ним (частота и длительность реального взаимодействия).

Последовательница Боулби Мэри Эйнсворт (1913—1999) продолжила исследования привязанности, придумав, как это сделать в строгих контролируемых условиях эксперимента. Речь идет о процедуре, ныне известной во всем мире как «ситуация с незнакомым взрослым». Эта процедура состоит из восьми коротких эпизодов встреч и расставаний, сменяющих друг друга.

Сначала мама и ее годовалый ребенок приходят в специальную комнату, где встречаются с незнакомкой; потом мать уходит, оставляя ребенка наедине с незнакомкой; позже мать возвращается, и они с малышом вновь встречаются.

Удалось выделить и описать характерные поведенческие проявления привязанности малыша к матери и другим лицам:

• 1) стремление к близости и установлению контакта: ребенок пытается приблизиться к другому человеку;
• 2) поддержание контакта: ребенок стремится сохранить контакт, установленный с другим человеком;
• 3) сопротивление: ребенок старается держаться подальше от другого человека;
• 4) избегание: проявляется в игнорировании других;
• 5) поиск: когда желаемого человека нет в комнате, ребенок подходит к двери и пытается ее открыть или остается стоять рядом с ней;
• 6) отстраненное взаимодействие: ребенок стремится взаимодействовать с интересующим его человеком на расстоянии, устанавливая контакт глазами или обмениваясь улыбками^[9].

Совокупность признаков позволяет измерить уровень привязанности конкретного ребенка. М. Эйнсворт было экспериментально установлено, что все дети в той или иной степени испытывают привязанность к родителям, но эти отношения могут принимать разные формы. Описано три модели (стиля) привязанности: надежная, тревожно-избегающая, тревожно-амбивалентная.

• 1. Надежная, безопасная привязанность. В эту группу попали 2/3 детей — участников эксперимента. Часть детей расстраивались в ситуации разлуки, другие — не очень, но все они радовались возвращению матери. Их отношения с матерями более гармоничные, дети готовы выполнить материнскую просьбу, охотно играют вместе с ней. Мать в восприятии такого, «надежно привязанного», ребенка — откликающаяся и чувствительная, создающая чувство безопасности, своего рода «плацдарм» для исследования внешнего мира. Такие отношения с матерью весьма позитивно сказываются на успешности психического развития ребенка.
• 2. Тревожно-избегающая, отстраненная, небезопасная привязанность. Выражается в том, что дети, внезапно оставшись наедине с незнакомкой в новой для них комнате, не проявляли каких-либо признаков беспокойства, а в моменты воссоединения не слишком-то и стремились восстановить близость с мамой. Характерная тенденция со стороны ребенка — закрытость и избегание. Их матери также были весьма сдержанны, иногда даже демонстрировали эмоциональное отвержение ребенка.
• 3. Тревожно-амбивалентная, небезопасная привязанность. Поведение этой группы детей имело весьма противоречивый характер: и в момент расставания, и в момент воссоединения ребенок то тянулся к матери, то отвергал ее. Как выяснилось, матери этих детей в повседневной жизни не слишком чутко реагировали на призывы. Естественно, дети не в полной мере восприняли мать как надежную защиту.

Дальнейшие исследования эмоционального и интеллектуального развития детей и подростков показали, что тип материнской привязанности, сложившийся в раннем детстве, — весьма существенный фактор, имеющий долговременное влияние.

Работы Франзуазы Дольто (1908—1988), представительницы парижской школы фрейдизма, привлекают тем, что она описывает типичные проблемы детской жизни, часто встречающиеся трудности воспитания детей, давая им психоаналитическую интерпретацию¹. Ф. Дольто чрезвычайно уважительно, даже трепетно относится к личности ребенка с первых мгновений его жизни (или даже еще раньше). Она подчеркивает необходимость учета того обстоятельства, что младенец — это существо языковое с самого начала, и мать должна стремиться к установлению с новорожденным именно речевого, а не только эмоционального контакта. Согласно наблюдениям Дольто в качестве практикующего детского врача, ей не раз приходилось убеждаться, что младенец, вынужденно разлученный с захворавшей матерью, плачет, страдает физически, может заболеть, однако если объяснить ему причину временного расставания (объяснить буквально — словами), успокаивается, и его состояние нормализуется.

Воспоминания детства, обучение в детском саду и школе, воспитание в неполной семье, отношение к деньгам и наказаниям — все эти и многие другие моменты получают свое объяснение с позиции психоанализа для практического использования (а не только из академического интереса, как это зачастую бывает). Ф. Дольто считает, что иногда сами родители затрудняют прохождение детьми этапов становления личности. Это прежде всего гиперопекающие, авторитарные родители, насильно удерживающие взрослеющих детей в тенетах собственничества. Дольто призывает родителей и специалистов, работающих с детьми, учитывать опасность этой позиции, уважать «отдельность» и самостоятельность личности ребенка.

Педагог-психоаналитик Дональд Винникот (1896—1971) обратил внимание, что часть современных родителей, знающих от ученых о силе родительского влияния, испытывают страх «непоправимости» своих воспитательных ошибок, фатальности неправильного поведения в отношениях с детьми^[10][11]. Поэтому он предлагает родителям больше доверять «интуитивной мудрости» (в противовес «книжным советам»), быть естественными, но при этом последовательными и предсказуемыми.

Большую пользу родителям может принести общение с другими родителями: это позволит обменяться переживаниями, узнать о находках других людей в сходной проблемной ситуации, взглянуть на воспитательные трудности более объективно. Д. Винникот обсуждает такие психологические препятствия во взаимоотношениях с детьми, как периодически возникающее раздражение к ребенку и последующее чувство вины из-за этого. Он убежден, что родители не должны быть совершенными и безукоризненными: искренние люди, «достаточно хорошие родители», важнее механического совершенства.

Винникот обращает внимание на характерную трансформацию взаимоотношений родителя с ребенком по мере его взросления. Развивающееся родительство предполагает прохождение ряда этапов: сначала, при появлении младенца, происходит полная потеря личностной независимости родителя (прежде всего матери), которая воссоздается вновь в борьбе с притязаниями подростка. В результате рядом с личностью родителя формируется независимая, полноценная личность ребенка.

Обсуждая конкретные методы воспитания, Винникот подчеркивает необходимость нахождения оптимального баланса в соотношении тенденций «да» (нахождение возможностей разрешения ситуаций) и «нет» (введение понятия «нельзя»). Принципиально важными он считает следующие вопросы:

• • безопасность ребенка (но отношению в внешнему миру и внутренняя, личностная);
• • ревность к братьям и сестрам;
• • моменты перехода ребенка из одной ситуации развития в другую (из семьи в детский сад, школу);
• • инфантильные привычки, которые предлагается прежде всего понять как «знаки» проблемы, а не просто искоренять их и бороться с ними;
• • подростковые провокации (кражи, поведенческие нарушения) как проверка надежности родительского контроля и надзора, который все еще востребован.

Представитель психоаналитической педагогики Кристиан Бютнер в книге «Жить с агрессивными детьми» анализирует множество конфликтных ситуаций, связанных с агрессивным поведением детей и подростков^[12]. Он развивает мысль о том, что за агрессией человека стоят его страхи, а за страхами, как правило, кроется конфликт в сфере межличностных отношений. К. Бютнер указывает, что взрослые зачастую объясняют агрессивность детей внешними влияниями (телевидение, соседские дети и т. д.), не пытаясь понять причин конфликта и не осознавая собственной склонности к проявлениям власти и насилия. В ситуациях педагогических затруднений родители недостаточно рефлексивны и выбирают неадекватные методы воздействия: «Воспитанник практически всегда чувствует себя бессильным, педагог редко считает себя могущественным, родители же в воспитательных целях обычно прибегают к насилию».

Автор детально и углубленно, с выраженным уважением к индивидуальной истории личности, разбирает конкретные ситуации, в которых проявилась агрессия ребенка. Он призывает родителей и воспитателей попытаться изменить установку, но отношению к трудному ребенку: понять истинную причину его агрессии, разглядеть детскую травму, а также осознать собственные негативные тенденции власти, насилия и страха в отношениях с ним. Бютнер предлагает культивировать способы психологического размышления, избегать примитивных скоропалительных решений вроде запретов и наказаний.

К. Бютнер не ограничивается традиционной для психоанализа сферой семейного воспитания, но обращает внимание на соотношение и противоречия семейного и институционального воспитания (школьного, общественного). В этом аспекте он опирается, кстати, на позицию Э. Фромма о различиях материнского (семейного) и отцовского (школьного, институционального воспитания): «Если в детском саду на переднем плане находится еще оптимальное содержательное формирование отношений, то в школе речь идет уже о приспособлении и оценке, об абстрактных достижениях и их сохранении, т. е. на первом плане оказывается формальная сторона отношений». Он обсуждает также социальный феномен растущего влияния медиа-индустрии: видеофильмов, мультфильмов, игр, игрушек и т. п. Сегодня производители настойчиво предлагают детям то одних, то других новых героев и персонажей, новые игрушки и занятия. Родители должны учитывать эту новую реальность, быть внимательными к тем идеям, которые вкладываются разработчиками.

Корни трансактного анализа Эрика Берна (1910—1970) также уходят в психоаналитические теории личности^[13]. Берн выделяет различные способы восприятия действительности, анализа получаемой информации и реагирования, обозначая их как три состояния «я» (эго-состояния): «Ребенок», «Взрослый» и «Родитель».

Все три начала в личности человека, по Берну, развиваются постепенно и во взаимодействии с окружающей социальной средой. Отдельные эгосостояния соотносятся с компонентами ид, эго и супер-эго в теории личности Фрейда. Эго-состояние «Ребенок» — это спонтанность, творчество и интуиция, все самое естественное в человеке. Эго-сосгояние «Взрослый» — систематические наблюдения, рациональность и объективность, следование законам логики. Эго-состояние «Родитель» — опора на приобретенные нормы поведения, привычки и ценности.

Э. Берн подчеркивает первостеиенность системы взаимоотношений между ребенком и родителями, указывая, что ключ к изменению поведения ребенка лежит в изменении этих взаимоотношений и образа жизни семьи. Исходными являются позиция уважения к детям, поддержка их позитивных установок (на счастье, удовлетворенность собой и жизнью). Берн развивает идеи психологического просвещения и более осознанного общения. Когда члены семьи общаются между собой, возможны три основных типа взаимодействий (трансакций): дополняющие, при которых коммуникация происходит как бы на одном уровне; пересекающиеся (перекрестные), при которых состояния сторон не соответствуют друг другу; скрытые. Родители, ознакомившись с понятиями трансактного анализа и способами их применения в практических жизненных ситуациях, сами должны научиться анализировать социальные взаимосвязи в семье, а потом творчески и весело вовлекать детей в процесс самопознания и познания других.

Ключевые понятия программы воспитания с психоаналитической точки зрения: привязанность, безопасность, установление близких взаимоотношений детей и взрослых, создание условий для налаживания взаимодействия ребенка и родителей в первые часы после рождения.

Психоанализ внес свой неповторимый вклад в организацию социальной, образовательной, коррекционной работы с детьми и родителями. Многочисленные программы раннего вмешательства, варианты терапии взаимоотношений «родители — ребенок», «отец — мать — ребенок» для родителей и детей из групп риска построены на психоаналитических идеях¹.

• [1] Фрейд 3.

  Введение

  в детский психоанализ. Норма и патология детского развития."Я" и механизмы защиты. М.: Попурри, 2010.

• [2] Фрейд 3. По ту сторону принципа удовольствия. М.: Прогресс, 1992.
• [3] Фрейд А. Детский психоанализ. СПб.: Питер, 2003. С. 452.
• [4] Эриксон Э. Детство и общество. Обнинск: Принтер; Городской центр «Детство», 1993.
• [5] Фромм Э. Искусство любви. Минск: ТПЦ Нолифакт, 1991.
• [6] Там же. С. 28.
• [7] Там же.
• [8] Диксон У. Двадцать великих открытий в детской психологии. СПб.: Прайм-Еврознак, 2007.
• [9] Подробнее см.: Диксон У. Двадцать великих открытий в детской психологии. С. 226.
• [10] Дольто Ф. На стороне ребенка. М.; СПб.: «Петербург—XXI век», 1997.
• [11] Винникот Д. В. Разговор с родителями. М.: Класс, 2012.
• [12] Бютнер К. Жить с агрессивными детьми. М.: Педагогика, 1991.
• [13] Берн Э. Игры, в которые играют люди. Люди, которые играют в игры. М.: Попурри, 2003.