Фонологические следствия утраты редуцированных

§ 72. Таким образом, утрата редуцированных происходила несколько раз. После образования новоакутовой интонации (ъ, ь) утратили всякое просодическое значение и, следовательно, перестали исполнять функции центра слога. После вторичного смягчения согласных в чередовании (ъ/ь) утратилось противопоставление по ряду, после этого фонемы (ъ, ь) неспособны были различать передний и непередний слоги. Нейтрализация слабых редуцированных в связи с развитием межслогового сингармонизма приводила к устранению оппозиций по подъему и к сближению (ъ, ь) с их морфологическими эквивалентами (о, е). Прояснение сильных (ъ, ь), обязанное морфонологическому выравниванию в словоформах, лишило их последних остатков самостоятельности, и <�ъ, ь) полностью совпали с (о, е). Такие функционально важные фонемы, как редуцированные, не смогли бы исчезнуть без двух столетий последовательного «снятия» с них все новых и новых признаков, функциональных нагрузок и т. д. Каждое новое преобразование (ъ, ь) связано с основными динамическими процессами древнерусского языка и, в свою очередь, определяет эти процессы. Параллельно полугласным (ъ, ь) изменялись и полугласные глайды, постепенно переходившие в консонантный ряд. В парадигматической системе фонем устранились все промежуточные фонемные типы и создалось четкое противопоставление гласных согласным.

Утратой редуцированных закончился переходный период функционального единства слога по основным фонемным признакам, общим для гласных и согласных, поскольку согласные занимали теперь сильную позицию, свободную от воздействия последующего гласного; ср.:

Эти квазиомонимы иллюстрируют изменение функциональной ценности составляющих словоформу фонем. После утраты редуцированных конечное <�л) в верхнем ряду и конечное (л') в нижнем ряду не зависят от последующих <�ъ, ь), становятся релевантными единицами фонемных противопоставлений по новому признаку твердость — мягкость. Это, в свою очередь, приводит к перераспределению отношений внутри слога: если в древнерусском языке в парах лис [л'исъ] — лыс [лысъ] функциональным центром словоформ являлся гласный (формы различаются гласными <�и—ы", после вторичного смягчения согласных в противопоставлении [л'исъ]— [лысъ] оба элемента слога одинаково важны, определяя друг друга в структуре слога, то в противопоставлении [л'ис] — [лыс] основным элементом слога остается уже независимый согласный (л^у—л), потому что такое именно противопоставление возможно и в свободном употреблении на конце слова (пыл [пыл] — пыль [пыл']), тогда как противопоставление (и—ы) уже невозможно в свободном употреблении начала слова. Оппозиция (и—ы) может сохраняться, но может и утрачиваться: она избыточна после падения редуцированных, когда признак ряда у гласных потерял свое значение. Происходит и парадигматическое сближение ряда гласных, отличавшихся прежде только признаком ряда (передний — непередний):

На основе синтагматического варьирования в фонетическом тексте начинается попарное совпадение этих фонем после утраты редуцированных; система упрощается на пять гласных: утрачиваются (ъ, ь), совпадают (у) с (У)" (а) с (а), (и) с (ы). В словоформах лис — лыс,.

люди — луна, лягу — лагу первые слоги различаются уже согласными (л'—л), тогда как соответствующие гласные становятся оттенками одной фонемы. После падения редуцированных окончательно складывается характерная для большинства русских говоров и ставшая литературной нормой лабиализация <�о, у) (поскольку одновременно с тем этот признак становится нерелевантным для согласных). По своим признакам фонема (а) еще дальше отходит от (о), теперь их различают два признака: подъема и лабиализованности.

Сложнее обстояло дело с (о—е); эти фонемы также сближаются под влиянием <�ъ, ь), которые совпадают с (о, е), что ведет к неразличению по ряду. Однако эти гласные различались еще и лабиализованностью, как раз в это время получавшей у гласных особую важность, поэтому соответствующие изменения произошли здесь несколько позже (см. § 90).

Все описанные преобразования имели свои морфологические ограничения, связанные с тем, что фонема получает ценность в составе словоформы и морфемы. Но последовательность фонемных изменений определяла и изменение морфологической формы, например, попарное совпадение первоначально различавшихся типов именных основ (рассматривается в связи с морфологическими изменениями).

§ 73, Волна позиционной утраты <�ъ, ь) захватила и гласные полного образования, произошло сокращение до нуля гласных (и, у, а) и др. Достоверные примеры появляются с XIII в.: стояшыпе два мюрина в ЖН1219; обратишь в Выг. ХП; дашь в Вер.гр.XIV; съ ним (мн. ч.) в МЕ1215; боудешь, емлешь, можешь (на месте можеши), повелишь в НК1282; обидьте, оукрадь (на месте оукради), оставьте и др. в ГЕ1266; сгъмъ (вместо сгьмо) в Пут. ХШ; какъ < како в Гр. 1265; възяшь (3 л. мн. ч. аориста; на месте възяша), выводишь, домовь, нгьтоуть (на месте нгътоути), послашь (на месте послаша), прочь (и старое проче), новые формы наречий особь, прямь, сторонь и др. в СН1Л; ажь, ожь, якожь (везде жь на месте же), дашась (сь << с я), досадила мь (= ми), оуимала ть своя земля (на месте тя) в Ип.1425 и мн. др.

Современные говоры и литературный язык отражают подобное сокращение конечных гласных; ср.: серьга < < оусерьга в начале слова, стремглав < стргъмиглавъ

и отнюдь и отиноудь в середине слова, мать < мати и дочь < дочи в конце слова; также: доколь < докол/ъ, как < како, коль < /соли, там < тамо, тут < туто, чтоб < чтобы; в сравнительной степени сильней < < сильнпе, скорей < скоргъе-, в форме творительного падежа молодой женой <; молодою женою, чай (в сочетании я чай) < чаю (от чаяти); наречия долой < долови, домой < долови; изолированные слова типа авось < аосе, аж < ажв, а" < ако, вон < воно, вот < въто, ин < ино, нет < нет//, в разговорных звательных формах типа вань, дядь, мам. Позже начинается распространение такой редукции на формы инфинитива и императива: везти ^ везть, нести ^ несть, также: будь <; буди, знай <�знаи, ходь < ходи, но бери, неси. В угоду создавшейся тенденции даже исконное ударение на окончании в ряде случаев было перенесено на корень.

Редукция до нуля коснулась тех (главным образом конечных) тласных, которые оказались без ударения и морфологически не проверялись сильной позицией. Ситуация напоминает положение с изолированными редуцированными в первой половине XI в., с той только разницей, что «новые изолированные» фонемы находились в конечном слоге слова, не имевшем никаких просодических выделителей. В аже, мати, садися (е, и, а) не выделялись ни интонацией, ни долготой, ни ударением и, следовательно, в фонетическом тексте не были выражены достаточно четко. Но они ничего и не значили, потому что не входили в морфологическую парадигму, не составляли замкнутого флективного ряда — вот почему они редуцировались: в говорах и в просторечии очень последовательно, в литературном языке — не всегда, поскольку с XVIII в. литературный язык приступил к лексико-стилистическому отбору вариантов, еще существовавших в народно-разговорной речи. В формах императива и инфинитива возобладали не русские варианты типа везть, несть, а церковнославянские везти, нести; не водь, порть, ходь, а веди, ходи, даже пдрти с безударной флексией. Колебание типов положи — полджь существует до настоящего времени, но к исходной фонетической ситуации оно уже не имеет отношения.

Рассматривая случаи такой редукции в сопоставлении с изменением редуцированных, мы приходим к выводу, что: 1) фонетическая стадия устранения нефункциональных гласных действительно определяется синтагматическими условиями — позицией в слове и отношением к просодическим признакам; 2) морфологически изолированная позиция являлась местом пересечения функциональной и фонетической недостаточности фонемы, делавшей ее неважной в составе словоформы; 3) развитие процесса может перерасти границы позиционной безразличности только по отношению к изолированным фонемам, и синтагматически возникают условия, благоприятствовавшие дальнейшему изменению: на фоне падения редуцированных началось устранение и «функционально пустых» гласных полного образования, что, в свою очередь, вызвало изменение ударения (не только ходи ^ ходь с изменением ударения, но и укради > укради — чтобы сохранить конечное <�и) в данной форме); 4) морфонологическая стадия, по существу, заканчивала это изменение, она регулировала новое функциональное распределение и определила новые связи фонем в чередованиях. Вот почему с фонологической точки зрения процесс утраты редуцированных в собственно русских говорах заканчивался столь поздно. В московской рукописи 1355 г. (43XIV) мы находим все приметы синтагматической стадии падения редуцированных, но только в конце XIV — начале XV в. московские рукописи отражают уже фонематическую стадию у т — р, а т ы редуцированных. Последующие лексико-грамматические выравнивания для понятия фонетических изменений уже не важны, потому что варьирование, возникшее на фонетических условиях, — это факт лексики, грамматики и стилистики. Дальнейшие изменения редуцированных, вплоть до XVIII в., следует рассматривать в курсе истории русского литературного языка.

§ 74. К концу XIV в. в русских говорах начались фонемные изменения, характерные для современного русского языка. Прежде всего это сказалось на просодических признаках и на связанном с ними строении слога.

Фонетическая стадия утраты редуцированных не предполагает утраты всех слабых редуцированных немедленно и в любой позиции. По рукописям видно, что в сложных сочетаниях согласных, в сочетании одинаковых согласных нефонематическая гласность сохранялась до конца XIV в. (на севере и дольше), но слог как явление фонетическое мог оставаться открытым, по крайней мере, до полного прояснения сильных редуцированных, доказывающего фонетическую утрату слабых (ъ, ь) в последующем слоге, т. е. до XIII в. Все изменения гласных и согласных показывают, что в славянских языках внутренним механизмом фонемного изменения являлось ритмичное перенесение определенного набора дифференциальных признаков с гласного на согласный (или наоборот) в пределах слога (см. § 72, 76), и каждое такое изменение связано с возможностью проведения морфологической границы по слогу или за слогом.

Утрата редуцированных привела к новому противоречию между границами морфемы и слога; ср.:съ/ть/ни1къ^ ^ [сот'ник с двояким выбором в дальнейшем изменении — либо сохранение прежнего соотношения (единство морфемы сот-), либо единство слога на новых основаниях (со-тник). Все ранние преобразования происходили в границах словоформы — это фонетический этап изменения; но в словоформе граница слога долго определялась морфемным членением: в форме com-ник сохраняется единство корневой морфемы, а суффиксальная морфема, лишенная гласного, примыкает к фонемному составу следующего суффикса, создавая новую морфему. Такие же новые морфемы находим в фонемных последовательностях типа —ова-, -ива-, -енск-, -чик и др_м но отдельный слог по правилам фонетической членимости они дали только в том случае, когда гласный был один и находился в середине сочетания: -лив-, -ник, -чик и т. п. В этом распределении большую роль играло ударение. Южнославянские языки показывают, например, что имена с постоянным ударением на теме дольше сохраняли открытый слог, чем те, которые в форме именительного падежа не имели ударения на конце (сохранили разницу в акцентовке форм типа словенск. most — mosta с подвижным ударением и удлинением корневого слога при утрате <�ъ) в форме именительного падежа и grdb — groba с отсутствием такого удлинения в слове с ударением на теме, что указывает на длительное сохранение произношения типа *gro/be). То же, несомненно, было и в древнерусском языке, потому что 43XIV показывает еще акцентовку типа вьсь на конечном редуцированном. В архаических русских говорах ударение в формах именительного падежа единственного числа всё (‘весь'), псе (‘пёс') подтверждает сохранение гласности в том случае, если в косвенных формах ударение последовательно находится на окончании: псе — пеа — псу, псом и т. д. Выше мы видели, что это акцентное правило стало причиной возникновения северо-западного второго полногласия.

Постепенно, на морфонологическом этапе утраты редуцированных, изменялись и акцентные правила комбинации словоформ в парадигмы. Так, старое, восходящее к праславянскому языку правило соответствия ударения производного слова ударению производящего отменяется в связи с утратой морфологических связей производящего и производного (например, связь слова сотникъ со словом съто). Разрушение акцентной соотнесенности производных относится к XVII в. Новый принцип членения фонетического текста — по слогам — это разрыв морфонологической функции морфемы с чисто фонетическим слогом (ср. со-тник как фонетическую последовательность, не связанную с морфологическим рядом). «Разложение слога» прошло несколько этапов, но если согласиться с тем, что после падения редуцированных отношения (л—л') в пыл [пыл] — пыль [пыл'] перешли на пары типа лыс [лыс] — лис [л'ис], дав варианты <�ы—и), тогда следует считать, что по тем же причинам после падения редуцированных отношения лап [лапъ] — лапа [лапа] ^ лап [лап] (закрытый) — [ла-па] (открытый) перешли и на сочетания типа лапка [лап-ка], лапочка [/ла-по/чка], а это значит, что в [лап-ка] непосредственно после падения редуцированных образовался закрытый слог и одновременно возникло противоречие между фонетическим слогом и морфемой — противоречие, важное для последующих преобразований слога. Дольше всего эти первоначально закрытые слоги сохранились в ударной позиции ([лап-ка], [сот-ник]); в рукописях членение передается написаниями типа сбз*- данъ, но создание. До XVII в. рукописи показывают также, что создание новых открытых слогов (типа ла1пка) позже всего распространилось на такие сочетания согласных, которые не могли встречаться в начале морфемы (ср. птица), отсюда возможность членения ла-пти, но при отсутствии сочетания * пкати — членение лап-ка.

Ряд орфографических правил и графических приемов в средневековых рукописях подтверждает наличие закрытых слогов в древнерусском языке XIII—XIV вв. В соответствии с «правилом конца строки» писцы каждую строку должны были заканчивать гласной буквой (или ъ, ь, если таковых не было в данной части слова): ср. переносы типа съ/тьникъ, сътьни/къ, пра/влю, правь/лю и т. д. Лишь в рукописях XIII—XIV вв. находим большое число написаний с согласной в конце строки (в nCXIV, например, на 204-страницы 75 строк с обычным переносом и 129 строк с 227 случаями окончания строки на согласную). Допустимость такого нарушения объясняется особенностями произношения.

Употребление паерков на месте (ъ, ь) (сот’никъ вместо сътьникъ) и особенно правила употребления выносных букв только в закрытом слоге (например, в конце слова то (м), тЪ (м), согласный перед согласным в середине слова, особенно перед (j) типа брате, Юре, т. е. братьк, Юрые, или типа собра (л)с и др.) позволяют выделить фонетические сочетания, создававшие закрытый слог непосредственно после падения редуцированных и вплоть до конца XIV в. Средневековые грамматики требовали неукоснительного использования паерков, которые сигнализировали о перераспределении звучности в фонетическом слове (возникло после утраты (ъ, ь)). Сам термин «паерок» («речник», «ертица», «воос» — из гр. Pocog — звучащий) указывает на фонетический характер явления, обозначаемого им на письме.

Фонетические изменения, связанные с преобразованием слоговых границ (ассимиляция согласных по звонкости — глухости, твердости — мягкости; см. § 77, 84, 85), начались с конца XIII в. и первоначально распространились только на отдельные сочетания. Но даже те упрощения сложных групп согласных, которые возникли в результате изменения слоговых границ, являлись относительно поздними. Новый составной суффикс -чьн- (коньчьно > конечно) отражает упрощение чьн ^ шн, но соответствующие примеры отмечены только в XV в. В начале слога и слова сочетания одинаковых по образованию согласных, возникших после утраты (ъ, ь), упрощаются также лишь в XV в.: дъстоканъ > стокан, дъхорь > хорь, Дьбрмьскъ > Брянск, пьпьрьцъ > перец, пьтазъ ^ тазъ и т. д.; ср.: достоканъ — достокацовымъ в Моек.гр.1509; дъхорь в Полоцк, гр. 1498 и др.

Таким образом, морфологический характер самого процесса утраты редуцированных приводил на первых порах к сохранению морфемного единства на уровне словоформы, что дало большое число закрытых слогов. Возникло несоответствие между фонетическим (открытый слог) и морфологическим (открытый и закрытый слоги) типом членения. И в связи с утратой слогом всяких морфологических функций в конце концов побеждал фонетический закон восходящей звучности слога (следовательно, членение типа со-тник). Лишь после XIV в. начались выравнивания в слоговых границах, проходившие длительное время при наличии вариантности, связанной либо с удобствами фонетическими (тип слога), либо с потребностями морфонологическими (зависимость от ударения). Начиная с XV в. определять слоговую границу по текстам столь же трудно, как трудно ее определить и в современном произношении.

§ 75. Просодические признаки изменились очень существенно. Прежние интонационные различия на кратких гласных, осложненные количественными противопоставлениями, утрачиваясь, привели на фонемном уровне к качественным противопоставлениям гласных. Старые количественные противопоставления гласных также утратили свое значение, поэтому долгие гласные на фонемном уровне дали новые дифтонгоиды, например [е > ие] (см. § 93). Интонация стала фразовым признаком и начала использоваться для противопоставления разных типов словосочетаний. Количественные варианты имели свое значение в пределах словоформы. В частности, в древнерусском языке после утраты (ъ, ь) возникла синтагматическая соотносительность долгот по отношению к ударному слогу: предударный долгий противопоставлен предударному краткому, заударный закрытый — заударному открытому (если они последние в слове), т. е. *zada'vatl > *zada'vati > *zada'vat но *vodo'vozъ ^ *vodo'vds с противопоставлением слогов do — da в предударном слоге и безразличным относительно просодических признаков употреблением (о—а) в остальных безударных слогах. Такое несовпадение позиций впоследствии привело к развитию аканья (см. § 99, 100).

Ударение же стало словесным, т. е. послужило морфонологическим средством соединения серии словоформ в единое слово. Характеристики ударения стали грамматическими или лексическими, утратился их первоначально фонетический характер; началась серия морфологических выравниваний, в которых ударению принадлежала особая роль. После XIV в. словесное ударение также выходит за пределы интересов фонетиста как грамматическое средство языка.

В результате всех этих преобразований интонации (в словосочетании), ударения (в слове) и количества (в словоформе) в русском языке XIII—XVII вв. постепенно оформляется новая система вокализма и консонантизма. Последовательные этапы этих изменений рассмотрены в следующих главах. Действие праславянских структурных закономерностей прекращается. Возникают закрытые слоги, которые могут вступать в чередование с открытыми слогами (нес — не-си). Закон слогового сингармонизма также прекращает свое действие, потому что после падения редуцированных качество гласного связывается уже не только с предыдущим, но и с последующим согласным, необязательно в пределах одного фонетического слога, а это в некоторых случаях могло приводить и к фонемным, изменениям (ср.: нес [нес] ^ [н'бс] перед твердым согласным в закрытом слоге; см. § 90). Наконец, сложная просодическая система праславянского и древнерусского языков упростилась, приведя к особому развитию словесного ударения, а с этим связано окончательное освобождение гласных и согласных в пределах слога, фонемных и морфонемных единиц (ударения) и т. д. Основные изменения в структуре языка, связанные с утратой (ъ, ь), можно было бы в двух словах определить так: совершенствование парадигматической системы фонем за счет прежней синтагматической системы; праславянский язык вокалического строя становится русским языком, для которого система согласных фонем важнее системы вокализма.