Распределение согласных фонем

§ 26. При переходе от праславя некой системы к древнерусской появилось множество типов варьирования согласных, в результате чего возникали и древнейшие расхождения по говорам. Нам предстоит обсудить фонематический статус подвергшихся изменению согласных и, по возможности, уточнить признаки их различения.

Та фонема (л"), которая образовалась после губных из (j) в сочетаниях типа ловлю, ломлю, люблю, терплю, долгое время фонетически могла представлять собой именно (j), потому что (л", j) одинаково являлись среднеязычными палатальными с общими прочими признаками; то же случилось и в сочетании (л) с последующим (j) (ср. вола ^ вол" а). Уже в старославянском языке могла происходить утрата (л"), фонематически равного (j) (ср. написания типа зеигд, корабь) его нет и в тех славянских языках, которые, как болгарский, со временем фонологизировали (j) при отсутствии корреляции согласных по твердости — мягкости. В древнерусских рукописях утрата обнаруживается только в сочетании с (в) (т. е. фонетически [и]). Ср.: 1) Жидьслаличь, присталиеати в Новг. гр. XIII; Горислаличь, Мстислали, на Я коли улица, Ярослали в СН1Л; Нороляни (‘жители Нарвы'), черленъ в П1Л; Нороляне, посталяше в ППЛ, в псковских рукописях лексикализованные формы такого рода сохранялись вплоть до XV в.; 2) извтеся (рядом — иэзлтеси), оумрьщвь, суизвеня. ю в ПМХI; оумьрьщв&емъ, оумьрыирение в М95; оскърбьщими, оумьрщвение в ЯПХП и др. Некоторые колебания могли появляться в результате словообразовательного варьирования (ср. чередование земльнъ — земьнъ в М95 и в других древних рукописях) и потому не отражают исконногофонетического изменения.

Фонетические условия изменения в сочетании [вл") выявляются из приведенных примеров: между гласными [вл" > л'], после «длительного» согласного, наоборот, [вл" > в). В сочетании [вл"[ оказались соединенными два максимально противоположных друг другу по ряду признаков сонанта — лабиовелярный и палатальный. Фонетически приспособиться друг к другу, как того требовала тенденция к слоговому сингармонизму, они не могли, поэтому начались изменения, обусловленные окружающими фонемами. Характер изменения показывает, что <�в) обладало большей слоговостью, чем (л") (ибо сохранялось в сочетании [звл"[, тогда как (л") всегда начинает слог), и в отличие от (л") никогда не могло быть палатальным. В отличие от (л") фонема *(л) характеризовалась максимальной степенью лабиовелярности;

на это указывают диалектные изменения позднего праславянского периода, например, лабиовеляризующее воздействие (л) на соседний гласный в словах типа вълкъ (лит. vilkas), молоко < *melko или изменение согласного в соседстве с <�л), как пск. егла<�с*ес11а (‘ель') или прочкли < *ргосьШ.

§ 27. В праславянском языке в соответствии с тенденцией к открытому слогу произошло несколько значительных изменений, уменьшивших употребительность i, ai > ё] и т. д. Каждый (j) после согласного в конце слога также изменился, что привело к образованию нескольких среднеязычных, вступивших в конкуренцию с (j) (ср. (л + + j ^ л")). Пока (л", н"> и др. входят в систему как среднеязычные, единственная фонема, для которой ее среднеязычное образование представляет, по существу, только один признак при отсутствии каких-либо других признаков, а именно (j), в данной системе не может быть самостоятельной фонемой.

После всех указанных преобразований *ёйъ > > *}ё!Лъ).

Дефонологизация (j), т. е. низведение прежде самостоятельной фонемы на уровень фонетической наставки, сопровождалась аналогичными изменениями <�и). Дело в том, что в праславянском языке все полугласные имели морфологическое значение, некоторые даже по нескольку значений; ср.: <�м) как суффикс причастия, <�р) как именной суффикс, <�л, н) — суффиксы имени и причастия. В отличие от них (j) и (и) сами по себе, без сопровождения гласных, ни в формо-, ни в словообразовательных процессах не участвовали, их фонематическая функция была ослабленной, они находились, следовательно, в изолированной позиции. У это положение было впоследствии ликвидировано (ср. форму причастия давъ, в которой в результате переразложения (в) осознается самостоятельным суффиксальным элементом), особенно после падения редуцированных. У (j> этого не случилось даже после утраты (ъ, ь), на что указывают русские рукописи XII—XIV вв.; ср.: ваше держава, всгь Палестина, старгьшиноу в ЖСХШ (такие же пропуски конечного и в Пант. ХП, ЖН1219, Пр. 1383, в псковских, новгородских и московских рукописях XIV и даже XV вв.). Особенно показательны написания типа възвыца вместо възва>щаи, оуботеся, разоумгъ-те в форме повелительного наклонения. Именно здесь после падения редуцированных можно было бы ожидать «освобождения» (j) из фонетического контекста и использования его в качестве самостоятельной фонемы и одновременно морфемы ([в'ещ'а-йь1).

Морфологическая неопределенность (j) привела к его фонетической неустойчивости. Даже как протетический согласный он мог употребляться не перед всеми гласными и не во всех позициях, например никогда не употреблялся как протеза к лабиализованному гласному.

§ 28. Нескольких замечаний требует фонема (р). Как и (л), она является полугласной; (р) выделяется также неспособностью к употреблению в сочетаниях с фрикативными; например, сочетания [зр, ср] в древнерусских рукописях почти последовательно передаются как здр, стр ср.: въздрадовася, издризы, издроукы в М96. Двух рядом стоящих «длительных» гласных не могло быть в фонетическом потоке, они разграничивались вставочными (д, г), вносившими в сочетание взрывной элемент. Наоборот, (м, н) в разрядке взрывными не нуждались, более того, они даже устраняли соседние им взрывные согласные, как это и требовалось по закону открытого слога; ср.: горазнгт <*gorazdneje, семь < < *sedmb уже в ОЕЮ56. Сочетаемостью со взрывными все прежние глайды оказываются разбитыми на три группы: <�м, н) никогда полугласными не выступают.

Второе отличие <�р) от прочих глайдов заключается в том, что древнерусские источники очень редко отражают палатальность «мягкого» (р) (ср. написания типа волгл, вонп при морь в АЕ1092 и других рукописях XI— XII вв.). Можно думать, что вторичное смягчение (р) происходило неодновременно с фонологизацией мягкости у (л, н) (см. § 50), оно и выражается столь же непоследовательно, как и мягкость палатальных (з, с), не представленных на севере (см. § 33). Судя по западнославянской шепелявости [р"1, у этого звука рано устранилась среднеязычная артикуляция путем изменения самого качества согласного.

Общий смысл всех праславянских изменений фонем (л, н, р) в сочетании с (j) заключался в том, что возникло новое противопоставление среднеязычных (л", н") переднеязычным (л, н) (с их вариантами в положении перед гласными переднего ряда — палатализованными [л, н)), в чем (р>, видимо, не участвовало, поскольку фонетическое качество <�р") приводило его к немедленному совпадению с [р] или с [р'1; в разных славянских языках это и отразилось либо в появлении фрикативного (р") (как в западнославянских языках), либо в отвердении [р'1 (как в белорусском); ср.: русск. река [р'ека], польск. rzeka, бел. рака.

§ 29. До конца XII в. нет надежных примеров смешения (в) с (у), которое указывало бы на изменение качества губно-губного [и] в губно-зубное [в]. Таким образом, до падения редуцированных (и) сохраняло все качества сонанта. В древнерусской консонантной системе не было также фонемы (ф), хотя в книжном церковнославянском произношении некоторые заимствованные слова могли уже произноситься с (ф), на письме они передавались буквами ф («ферт») и 0 («фита»); ср.: фара- онъ, фарисеи, философъ в ГБХ1 на месте гр. farao, farisaioi, filosofos; фимиямг в И73 при гр. thymiama; афира (‘кисель') в ЯПХН при гр. athira и др. Первоначально эти разные типы [ф] могли различаться и в славянском произношении, они даже обозначались на письме разными буквами, но затем обобщалось основное качество [f] — губной фрикативный глухой согласный, а не зубной его эквивалент [thj. По сравнению с ранним праславянским периодом, когда греческое [f] передавалось в заимствованных словах согласным [п] (ср.: русск. пароусЪу гр. faros—‘полотно'), в овладении новой артикуляцией произошел несомненный сдвиг. Сам факт, что греческим разным фонемам в праславянском языке соответствует одна звуковая единица, показывает, что эта единица существенно важна для славянской системы и включает в себя признаки, которые в греческом входили в разные фонемы. Постепенно, от слова к слову при заимствовании увеличивается число форм с новым фрикативным согласным, однако в систему фонемных противопоставлений [ф] еще не включается. Следовательно, этот звук не выработал еще собственного фонемного признака, он употребляется только в заимствованной лексике и стилистически ограничен, всегда встречается в положении перед гласными, не имеет морфологической функции и не вступает в морфонологические чередования с другими согласными той же системы.

§ 30. В сложном сочетании согласных на стыке морфем фонема (г) могла устраняться; ср. примеры в рукописях, написанных не на севере: разнгьвавъшеся в И73; бгьство в ОЕЮ56; и разгнпвавъся изна (изгъна) в ЖСХШ; отдельные примеры встречаются в АЕ1092, ЗХП, ЖН1219 и др. до XIV в. (разнгьваеться в ПА1307). Такие написания не доказывают еще изменения (г > у), потому что и взрывное (г) могло устраняться в сложных консонантных группах. Сочетание [гн! вообще оказывалось странным, оно развивало даже неорганическую палатальность (н), ибо фонетические условия смягчения не всегда были; ср. последовательное обозначение мягкости в словах типа гнгъвъ, гнити, огнь в рукописях XI в. (ГБХ1, ГЕ1144 и др.), хотя по происхождению (н> в этих словах является твердым (ср.: сербск. гн>йгпи, латышек, guide—‘потертая кожа'; сербск. дгн>а, лит. ugnis). Появление (г) между двумя зубными, между велярным [з] и палатальным [н1, способствовало утрате (г). Только утратой (г) можно объяснить и раннюю ассимиляцию по мягкости в формах ражнгьвавъ же ся, ражнгьвася в АЕ 1092; ражнгьвахъея в И73, ЖСХШ, как и в безюкго в И73, АЕ1092 и др.

До XIII в. нет надежных примеров произношения) у] на месте взрывного (г). Ана ръина в надписи 1068 г. передает французское произношение слова regina (‘королева'); своего осподаря в надписи на чаре (ок. 1151), как и написание Boulnoprax (название днепровского порога Вольный прагъ) в записи Константина Багрянородного (сер. X в.) могут передавать церковное или «славянское» произношение этих форм. Фрикативное [у], а затем и фарингальное [h] на месте (г) отражаются лишь с XIII в. в написаниях типа г Кыеву или х Киеву, в смешениях типа бехлыхъ (‘беглых') и гощеши (‘хощеши') в южнорусских рукописях. Связано это было с характером морфонологичеекого чередования, сохранявшего свой древнеславянский тип; ср.: блъха — блъшыш — блъси с чередованием фрикативных '(х/ш/с) в корневой морфеме, но нога — ножька — нози с пересечением взрывного (г) с фрикативными (ж — з) в одной и той же морфеме; отсюда и замещение взрывного на фрикативный с образованием устойчивого по способу образования ряда (у — ж — з). В основной массе собственно русских говоров такое чередование не сохранилось, почему и не развились изменения фонемы (г). Но северовосточные русские рукописи, например Лавр. 1377, начало такого изменения отражают. Дело в том, что после утраты редуцированных такое изменение начинало было развиваться в говорах, которые раньше всего освоили корреляцию согласных по твердости — мягкости и по звонкости — глухости (см. § 81, 88), ибо преобразование (г>у) приводило не только к изменению способа артикуляции. Перераспределялись и другие фонемные признаки, в частности голоса: фрикативные противопоставлены по звонкости — глухости (следовательно, имеется оппозиция (у—х)), а для взрывных это был второстепенный признак (см. § 36); следовательно, в оппозиции (г—к) имелось только противопоставление по напряженности. Само изменение впоследствии стало диалектным.

§ 31. С тем же изменением связаны расхождения по говорам в результате третьей палатализации заднеязычных согласных. И древнерусские рукописи, и современные северные говоры указывают на то, что в северных говорах процесс третьей палатализации не был завершен, и потому фонемы (з", с", ц") не вошли в консонантную систему древнего северного наречия.

Особенно четко отсутствие третьей палатализации отражено в лексике, мало подвергшейся аналогическим воздействиям со стороны литературного церковнославян-. ского или инодиалектного произношения (служебные и бытовые слова, местные заимствования, имена собственные). Например, местоимение вьсь в древненовгородских рукописях передается с исконным (х); ср.: вхего, вьхемо в Бер. гр. XII; вхыхъ в Бер. rp. XIV; вхоу в XI192; вхе полъ (вьсь пълъ) в СН1Л и др. Не отражают палатализации конкретно-бытовые (или, наоборот, сакральноязыческие) слова, такие, как польга (ст.-сл. польза), стьга (и зга; ср.; ст.-сл. стьза, цел. стезя), яга (ст.-сл. к.за, газя), севернорусские заимствования из других языков типа варягъ, кълбягъ, щълягъ (др.-ск. varingr, kylfingr; готск. skillings), которые в южных диалектах дали результат третьей палатализации: ср. скълязь в СЕХИ, в РК1284 (переписанной с болгарского оригинала) и др., но др.-русск. щьлягъ в ПВЛ под 885, 964 гг. Контаминация этих форм в АЕ1092 в стьглязь (стьлязь — стьлягъ) указывает на начавшееся распространение церковнославянского варианта и на севере; впоследствии это привело к смешению палатального <�з) с велярным (з) (ср. частые в русских рукописях XII— XIII в. колебания в написаниях княза — князя, князоу — князю). Результат выравнивания форм мог расходиться с тем, что стало обычным для литературного языка; например, в новгородском B3XVI находим пользя, пользю, но стеза, стезамъ (литер, польза, но стезя) но вместе с тем и отсутствие результатов второй палатализации заднеязычных: Вакхе, Дъмъкгъ в М96; на Волхевци в X1192; Борьке в ДК1270; въ Онпггъ в Уставе Владимира (XIV в.) в НК1282; двгь долепи в Новг. гр. 1305; ко Оуике, къ Коулотъкгъ и Лоучьке, къ Лоукгъ, от Дрочке, по великгь д (ни), у влдш в Бер. гр. XI—XII. Современные диалектные материалы показывают, что следов второй палатализации нет и в ряде корневых морфем, которые сохранились в своих конкретных, иногда этнографических значениях и потому остались в стороне от нивелирующего воздействия литературных форм; ср.: диал. ктвка (‘шпулька'), кедилка ('цедилка'), кежь (‘процеженный раствор овса'), кеп (‘било'), также квет, квел (квгьл (также и в диалектном произношении: квитки, кивцы) и русские литературные их соответствия— цвгьлъ, цвгътъ, ц/ъвка, цпдра, цгъжь, цппь.

Имеется, по крайней мере, одна фонетическая позиция, в которой уже древнейшие русские рукописи отражают отсутствие второй палатализации: в положении после (з, с) перед (и, ё); ср.: пасхгь в ОЕЮ56, ЮЕ1120; въ влчскгьи дши, золобгъ женьскгъ в И73; крстьянскии цри в М95; воскгъ в ГБXI; дъскгь в ЖКХ1; мирьскии в ЯПХН; розггъ в С1156; нбсьскии, члчьскии в ГЕ1144; вь мирьскгьи в ЕКХП; въ арменьскгъи (там же и другие написания), въ Пиньскп, въ чьрньчьскгъмь в УСХП; пррчьскгьи в ЗХП; плътьскгьи ХАХП; скитьскии в ЖСХШ и др., также и в корне слова, хотя примеры сохранились от более позднего времени (ранние списки этих текстов утрачены): раскмалася в Гр.ок. 1350; проскгъпомъ в Лавр. 1377; оскгъпомъ, оскгыгшцю (‘древко копья') в Ип.1425; росквелю в Пал. 1494 (ср. в Сл. ПИ: еста начала половецкую землю мечи цв/ьлшпи). Сочетание с предшествующим зубным препятствовало последовательному изменению (г, к, х) перед передними (ё, и), не давая развиться свистящим (з", с", ц">. Действительно, и в древнерусских рукописях можно найти вынесенные из старославянских и церковнославянских оригиналов написания типа (в И73) въ Дамасца, иоудгьисцпи, римьсцгьи, хероувимьсцгъ, но только в заимствованной лексике, потому что славянские слова пишутся иначе: звгърьстии, людьстп, львовьстпи, творьчьстии, члчьстгъи, (а также женьскгь, члчскгш). В XII в. игумен Даниил в своем Хождении cm употреблял лишь в заимствованной лексике {въ града Кесариистамъ, о еоргь Ливаньстпи и др.), но для знакомых славянских слов он использует ск (латышьскамь, роускп>и) — этот пример подчеркивает постоянное взаимное отталкивание «русского» и «нерусского» лексического материала и связанное с этим различное фонетическое оформление славянских и заимствованных слов.

Из примеров ясно, что у восточных славян (может быть, не на всей территории) возникли условия, препятствовавшие последовательному завершению второй палатализации заднеязычных.

Отсутствие последовательной «свистящей» палатализации привело к тому, что в новгородских рукописях уже с XI в. устраняются и результаты первой палатализации, особенно если они имели место в морфологически проверяемой позиции. Выразительны примеры церковных текстов, в которых подобное «обратное» выравнивание распространялось даже на заимствованные слова, причем в архаической (звательной) форме; ср.: архистратиге, архистратиже, Куриаке при архистратига, архистратига, Куриакъ, Куриакп в М95; Вакхе, но Тараше (им. п. ед.ч. Тарахъ) в М96. Такое выравнивание вполне закономерно: если рефлексы второй и третьей палатализаций не объединены в общем противопоставлении к прочим вариантам морфологического чередования, то нет, собственно, и самого чередования, во всяком случае, оно оказывается не нагруженным морфологически.

С другой стороны, возможность сочетания заднеязычных с передними (и, ё) приводит к тому, что внешняя аналогия со стороны других форм парадигмы может образовать мягкие заднеязычные также перед прочими гласными фонемами; ср. форму действительного причастия мужского рода река в И73/УСХП; вьргаи в ЕКХН и др., но с XIII в. находим рекя в СН1Л, Ип. 1425; повьргя в Новг.гр. 1304, Ип.1425 и др. Фонемы <�г, к) в приведенных сочетаниях абсолютно безразличны по отношению к следующему гласному, потому что и в древнерусском языке передние гласные не привели к их изменениям в свистящие.

§ 32. Изменения согласных под влиянием (j) и передних гласных в древнерусском языке привели к следующим общим результатам (цифры обозначают тип палатализации заднеязычных согласных):

Во всех славянских языках к X в. завершилась первая палатализация заднеязычных, в результате чего возникло противопоставление шипящих заднеязычным; ср.: кара — чара, гарь — жаръ (на месте kara — kera, g&rX — gvru). К этому же времени аффрикаты [д'ж д’з'] изменились уже во фрикативные (ж", з"), и в системе сохранились только глухие аффрикаты.

Вторую и третью палатализации объединяет то, что в результате изменения в праславяиском языке образовался ряд свистящих согласных различного качества. Фонетически после второй палатализации появились смягченные [з, с, ц], а после третьей — мягкие (палатальные) согласные [з, с, ц]. Впервые на эту разницу указал И. В. Ягич, а затем она была обоснована типологически и исторически. В частности, в 3EXI результат изменения (г) по второй палатализации обозначен буквой «зело» (S/мо, Senada), а по третьей — буквой «земля» (къньзь, польза).

Важно также отметить несовпадение условий второй и третьей палатализаций: вторая связана с воздействием гласных (и, ё): третья никогда не происходила после <�ё), а после (и) происходила очень непоследовательно, и притом только в определенных суффиксах Ср., например, колебания типа голубика — голубица, которые распространились со временем только в тех славянских языках, в которых не образовалось противопоставления согласных по твердости — мягкости (в сербском языке и в северных русских говорах). Ср. также суффикс —иг (а), в котором подобного изменения вообще не было (выжига, вязига>, дифференциацию суффиксов -ник (ъ)/‘ниц (а)> которые восходят к одному и тому же сочетанию с *lk-_y и т. д. Столь же непоследовательным оказалось изменение в сочетаниях типа *tbrk- (зьрцало — зьркало, мьрцати — мьркати) для древнерусского языка характерны именно вторые формы. Следовательно, на севере, где очень рано сформировалось второе полногласие (зьрькало, мьрькати), третья палатализация действительно не имела места, ибо в положении после (ь (/)) мы ожидали бы ее рефлексов.

Все изложенные факты заставляют сделать вывод, что северные древнерусские говоры отличались от южных тем, что они не изменяли заднеязычных согласных по третьей палатализации.

С фонологической точки зрения отношение третьей палатализации ко второй такое же, как и отношение изменения (ё>а) после палатальных к первой палатализации. Первая и вторая палатализации представляют собой чисто фонетические изменения, приспособление артикуляции согласного к следующему гласному в условиях действия слогового сингармонизма. Такое приспособление артикуляции не приводит к возникновению новых фонем, оно вызывает только аллофонное варьирование уже имеющихся в системе фонем. После второй палатализации соотношение между рука — руцгъ остается неизменным, (к) и — по-прежнему оттенки одной фонемы, отличающейся от фонемы (ч"). Но последняя и не вступает во внутриморфемные чередования; она обслуживает, может быть, и ту же морфему, но в других парадигмах или изолированных словоформах (ср.: въручити, ручька, ручьнои), а также звательную форму в словах типа отче, старче, которые утратили чередование (к/ц/ч) (старьць — старьче).

Третья палатализация — это процесс фонологизации нового ряда свистящих фонем, увеличения их функциональной ценности и образования фонологически сильных позиций для противопоставления исходным фонемам (г, к, х). После третьей палатализации <�з", с", ц") становятся возможными перед непередними гласными, тем самым противопоставляясь фонемам (г, к, х); ср.: кънязя — кънязю, кънига — кънигоу (т. е. [з"а—га], [з"у—гу]). С фонологической точки зрения неважно, предшествует ли третья палатализация второй или нет, важно только, насколько широко процесс морфологического выравнивания, связанный с действием третьей палатализации, охватил все словоформы, категории слов и морфемы. Действие третьей палатализации подтверждает диахроническую закономерность, согласно которой выравниванию по аналогии подлежит только новая фонема с новым признаком, но не аллофон фонемы.

§ 33. Отношением к третьей палатализации в конечном счете объясняются все расхождения в характере консонантизма древнерусских говоров.

В северных говорах, которые не знали третьей палатализации, свистящие согласные второй палатализации сохранились на уровне оттенков фонем <�г, к, х). Потому-то новгородский писец и предпочитает писать Дъмъкгъ, что <�ц') для него — оттенок (к). В привычных словах он различает диалектный набор фонем, но, сталкиваясь с церковнославянской формой того же слова, вынужден либо изменять фонемный состав церковного слова на свой лад (вьсгк пишется как вхоу), либо механически переносить в свою рукопись написание оригинала.

Продолжительность позиционной неопределенности полумягких; ср.: ст.-сл. межда, др.-русск. межа; ст.-сл.

семита, др.-русск. свича. Фонематическая прикреплеиность исходных сочетаний idj, tj] в древнерусском языке оказалась связанной с результатами первой палатализации. Таким образом, у восточных славян изменение [dj, tj 1 в fz", с"] усилило функциональную ценность фонем (ж", ч"), потому что к моменту фонемного сближения ряд свистящих был еще либо очень слабым, либо полностью не сформировался как фонематически самостоятельная часть консонантной системы.

§ 34. Между [ц') и [з', с'] имелось существенное различие. Полумягкие [з, с], возникавшие по второй палатализации, соотносились не только с (х, г) (по происхождению), но и с (з, с) (фонетически). Двойная соотнесенность фрикативных (з, с) обеспечивала большую свободу их проявления, их некоторую отстраненность от (х, г), особенно на стыках морфем; ср.: нога — нози, сльза — сльзы (т. е. [га — з’и), [за—зы]). Наоборот, аффриката [ц'1 не имела велярного соответствия, поэтому в говорах, не испытавших третьей палатализации, единственно соотносимым с [ц'1 элементом системы оказалась другая аффриката — [ч"1. Таким образом, в северных говорах возникло совмещение двух аффрикат в одну — образовалось чоканье, т. е. произношение (и широко распространенное в новгородских рукописях XI в. написание) типа личе, лича — личоу при ликъ — лика (но не лице — лича) наряду с чего, чара и др. Ни в одной позиции и ни в одной морфеме [ч"[ и [ц'] не противопоставлялись друг другу, и это способствовало их объединению в общем противопоставлении (к), т. е. той фонеме, оттенками которой они были в прошлом. Однако <�к) — взрывной согласный, тогда как признак аффрикатности требовал более четкого противопоставления [ч"1 и [ц'1 фонеме (к). *

§ 35. Сложно определить фонемный статус тех сочетаний, которые возникли на месте праславянских *skj, *zgj, *stj, *zdj и *sk, *zg перед гласными переднего ряда. В традиционных текстах они передавались буквами щ (шт) и жд: ищ<�л, иштаа, щюка, дрождия, дъждь. Однако за этими буквами скрывалось уже собственно восточнославянское произношение, особенно на севере; с XI в. новгородские рукописи те же сочетания передают буквами ш, жг. В качестве примера приведем данные MXI: бешисльныхъ, добролюшье дша, ииио медоу, клацтша, питаюшю, ползшие а, ношению (‘пощение'), просвита, свАшене, соушьапвоу и др.; также в М95, М97 и др. В тех же рукописях встречаются написания типа въжгелаете, дъжгь, ижген/ъте, пргытгл>еши, пригвожгенъ, рожгье. Такие примеры есть только в древних северных рукописях до XIII в. (лексикализованные написания отдельных слов типа дъжгь отмечены и позже), при этом выходят за пределы исходных сочетаний типа *sk, *st, *zg, *zd. Cp.: ражгизаемъ и ражагаеми с [зж"1 на стыке двух морфем раз-жизаем- в М96. В южных рукописях на месте таких сочетаний употребляется обычно жд; ср.: иждегоу, ижденоуть, раждешти в И73. Позже эти последние и стали приметой церковнославянского языка русской редакции; ср. обычное для поздних рукописей смешение: ижденуть — иженоуть — ижьноуть, рождье — рожье и т. д. в ГЕ1357.

На стыке морфем могли соединяться и глухие согласные; см. многочисленные примеры такого типа: ищрьтога, ищезе, ищргъва, ищисти в М95; бещАдъ (‘бездетный') в ЮЕ1120; бештадъ в И73; въщьто, въщюдимъся в УСХП и др. Сочетание [з+ч] передается буквой щ, отражая результат полной ассимиляции аффрикате, с вероятным произношением [ш"ч"1. Известно несколько случаев с написанием щ на месте [з+ш), но все они сомнительны: ищьдъше в ОЕЮ56; шцьдыи, ищьлъ в ТСХП; также ращибе в М96 (последнее может быть случайной опиской), а ищьли в Лавр. 1377; ищьло в Гр. 1284; ищьло, рощло в Ип.1425 и др. показывают устойчивость передачи именно данного слова.

К середине XII в. эта закономерность утрачена, в результате чего возникают колебания типа бечиноу — бещина, бечисльныи — бещисла, бечьстие — бещьстие, ичргьва — ищргъва в EK.XII. Двоякие написания (утрата префиксального © и ассимиляция его в (щ)) показывают, что у писца нет представления о наличии © во всех таких словах. До XII в. возможность проведения морфологической границы «внутри» консонантного сочетания мешает признать сочетание согласных отдельной фонематической единицей. Если [ш"ч"] разделено морфологической границей и оба согласных входят в разные морфемы, следовательно, разные части сочетания не могут составлять одну фонему (в данном случае аффрикату). Остается признать, что в древнерусском языке 1ш"ч"1 и [ж"д'ж"1 ' представляли собой сочетания двух фонем.

ф 36. Сложнее всего определить дифференциальные признаки в противопоставлении согласных (д—т, з—с) и т. д. Традиционное мнение о противопоставлении их как глухих звонким сомнительно.

Признак голоса не мог различать пары типа <�д—т), потому что он уже участвовал в системе противопоставлений для выделения полугласных (глайдов). Кроме того, славянские звонкие согласные восходили к праиндоевропейским звонким двух типов — придыхательных и чистых, тогда как глухие соотносятся только с глухими. Если в раннем праславянском языке происходило совпадение b), (dh, d>d), g>H т. д., но соответствующие им глухие сохранялись без изменений, ясно, что в момент изменения маркированы были глухие (р, t, к) (потому что совмещение фонем возможно только по немаркированному признаку) и что в результате совмещения новые звонкие получили какую-то дополнительную фонетическую характеристику, связанную с придыханием.

Славянские языки сохранили следы древнейшего озвончения (р, t, к) перед следующим глайдом или гласным, иногда давая расходящееся произношение; ср.: русск. дроздъ<�с*trosdos-, русск. глоухъ, лит. klusniis (‘послушный'); русск. блющь и плющь; русск. дробити, лит. trapiis (‘ломкий'); русск. трепет, чешек, диал. drobit, лит. trepiimas (‘ловкость'). Очень часто в сочетаниях от (из *ant) и од (из наречия *ап (е)а) при гр. anti, апеи, что привело либо к распространению только от- (в древнерусском языке), либо к существованию обоих вариантов (в древнечешском языке). То же можно сказать о других предлогах, например: др.-сл. из-, лит. i$, лат. ех с глухим согласным. Ассимиляция по звонкости — глухости в древнеславянском языке показывает, что признак голоса был различительным для гласных и глайдов, тогда как у шумных согласных этот признак не имел значения, и они могли варьировать по признаку голоса.

Важно также, что в последовательном увеличении числа согласных фонем, начиная с балто-славянского периода, праславянский язык не получил ни одного взрывного согласного; обогащение системы консонантизма шло за счет щелевых, сначала глухих ((с, х)), затем звонких ((з)) и только после этого обязательно звонких и глухих совместно (например, (ж", ш")). Таким образом, щелевые первоначально не входили в корреляцию по звонкости — глухости (и позже это привело ко многим изменениям вследствие непарности фонемы (х) поданному признаку). Более того, они были безразличны к противопоставлению по признаку голоса, что вело к частым смешениям, например (з) и ©.

Еще древнерусские рукописи широко представляют изменения типа бесплотьна (И73), но такое оглушение с) не ограничивается позиционными ассимилияциями. Предлоги-приставки могли свободно закреплять один из возможных вариантов — с (з) или ©. Например, древнеславянское из (из балто-славянского ис-) от частого употребления перед глухими согласными в начале слова стало осознаваться как морфема ис, а это повлияло на сочетания приставки съ- с корнем таким образом, что и в приставке началось раннее устранение редуцированного (смьрть вместо съмьрть). Предлог чргъсъ — чересъ, наоборот, стал осознаваться с конечным [з] и в таком виде вошел в современный русский язык (чрез — через). В том случае, если корень начинался с гласного или сонанта, в самых ранних рукописях находим новый тип префикса, с «новым» (ъ); ср.: възъ— любилъ, изъ облака и др. в ОЕЮ56. Позиция <�з) не допускает здесь чередования (з/с), и хотя можно было бы ограничиться написанием типа изоблака (оно передает звонкость (з)), писцы предпочитают внести «неэтимологический» (ъ), но не допустить столкновения гласного или глайда со звонким согласным.

В одном случае безразличное использование (з, с) не знает исключений в древнерусских рукописях, — если сталкиваются два одинаковых согласных, то пишется только один; ср.: бесъмьртьна, раакждлти, расмотримъ и др. в И73, также бесвоего (сдвоенные согласные всегда связаны с признаком напряженности.)

Таким образом, щелевые в древнерусском языке избегают всяких сочетаний с гласными звуками, но весьма охотно вступают в комбинаторные отношения со звонкими согласными; ср.: възълюбилъ — бесплотьна, рас— мотрилъ. Ассимиляция возможна только по признаку, который для данной фонемы несуществен, но для вступающей с ней в комбинаторные отношения другой фонемы исключительно важен. Если учесть эту диахроническую закономерность, окажется, что для (з, с) признак голоса важен, а признак звонкости (напряженности) — нет. Как щелевые согласные (з—с) противопоставлены друг другу признаком голоса (звонкий — глухой), так и взрывные (д—т) и др. вступают в противопоставление по другому признаку, которые выше (см. § 25) мы уже называли признаком напряженности. Возможно, это различие объясняется тем, что по своему происхождению (з—с) связаны с противопоставлением по голосу, независимо от того, восходят они к праиндоевропейским срьдьце, зрьно) или образовались в результате фонологизации позиционного озвончения (з<�с) (типа мьрзъкъ<*тгь$ъкъ). Образование ряда щелевых несло с собой новый для шумных согласных признак голоса, тем более что среди глайдов щелевых не было.

Сопоставление звуков современных славянских языков показывает, что корреляция согласных по звонкости — глухости развилась не во всех из них, не всегда последовательна, а если и развилась, то относительно недавно и для разных групп согласных в разное время. Сравним эти данные с тем, что впоследствии оказалось существенным в древнерусском языке (см. § 84, 85).

Приняв все это во внимание, мы не выделяем оппозиций по напряженности и голосу (т. е. отдельно (д—т) и (з—с)), поскольку для древнерусского языка с точки зрения общей системы эти признаки равнозначны и входят в дополнительное распределение по отношению друг к другу в противопоставлении ко всем прочим признакам согласных фонем.

§ 37. Распределение согласных фонем подчинялось тенденции к открытому слогу и к слоговому сингармонизму. Согласно первой ни один согласный не мог закрывать слог, а сложные сочетания согласных не допускались. Согласно второй качество согласного определялось характером последующего гласного: велярный перед непередним гласным ([ту, ты, тъ, то, та]), палатализованный перед передним ([т'и, т’ь, т’е, т'^, т’р, т’ё]). Палатальные согласные в своем употреблении были свободны от влияния последующего гласного, могли употребляться передлюбымгласным:волъ — воль, любъ— лоубъ (т. е. [лъ—л"ь], [л"у—лу]). Поэтому палатальные (среднеязычные) являлись в этой системе самостоятельными фонемами, а палатализованные оставались оттенками соответствующих велярных; ср.: [т] и [т'] в сытъ и о мытп> (т. е. [тъ—т'ё]), — сохраняя единство корневой морфемы во всех формах этого слова. Тем самым в системе противопоставлений намечается известное противоречие, поскольку несколько согласных могут быть и палатальными, и палатализованными, например (л, н, з, с); ср.: вола— воля, волгь — волгъ, воли — воли и другие формы слов воля и еолъ_у в которых противопоставлены соответственно [ла—л"а], [л'ё—л"ё], [л'и—л"и].

Фонетическая мягкость (л) в формах IvoPel, [уоГё], которая на письме даже передается одинаково, имеет различное морфологическое значение, потому что [л'1 представляет собой видоизменение ряда (л), а (л") — всегда (л"). Фонетическое сходство при морфологическом различии чревато изменениями, тем более что в системе имелись фонемы, не вступавшие в такое внутреннее противоречие между звучанием и значением; ср.: соуда — соудгь — соуди, соуига — соушгь — соуши (т. е. [да—ш"а], [д'е—ш"е], [д'и—ш"и] и т. д.).

Общность функции (только велярное (д) или только палатальное (ш) по всей парадигме) приводит к тому, что на письме формы окончания начинают передавать одной и той же буквой, хотя основано это, конечно, на фонетических изменениях произношения.

Весьма показательны возможные в древнерусском языке сочетания согласных. Например, в начале слова допускались сочетания:

Сочетания, встречающиеся в середине слова, увеличивают список очень незначительно, главным образом это зд, зг — варианты сочетаний ск, cm. Сочетания из трех согласных возможны лишь как распространители сочетаний зд, cm (здв_у ств с прежним глайдом <�и)). Обычно в качестве второго согласного выступает глайд, и только в двух случаях (ск_у cm и зд, зг) сочетание состоит только из шумных согласных.

Палатальные перед глайдами встречаются очень редко и представляют собой видоизменения соответствующих велярных; ср.: цвгътъе1ъ, ст.-сл. члпнъ (единственный пример такого сочетания), uineKa (редкое заимствование) — все примеры диалектные. Губные не вступают в сочетание с (в), потому что два одинаковых по основному признаку согласных невозможны рядом. По той же причине зубные (кроме (з, с)) невозможны в сочетании с зубным (н). С (м) сочетается только ©, и притом в очень редких морфемах. Наибольшее число сочетаний дают (л, р), но и тут имеются свои особенности. С ними не сочетается, следовательно, сочетания с плавными возникли довольно давно, еще когда (з) была оттенком другой фонемы. И впоследствии это положение не изменилось, если не считать церковнославянских сочетаний типа злакъ, зракъ. Зубные (д, т) не сочетаются с зубным (л). В середине слова подобные сочетания также устранились — либо путем сокращения дл, тл в л, либо заменой дл, тл на гл, кл (см. § 26). По степени «слоговости», таким образом, (р) выше, чем (л), потому что обслуживает большее количество сочетаний с «возрастающей звучностью слога»; ср.: дро-ва, тра-ва при отсутствии сочетаний длоили шло-. Сочетания бл, пл со временем увеличились за счет прежних сочетаний (б, п) с (j), особенно в середине слова (также мл, которое в начале слова чрезвычайно редко).

Итак, закон открытого слога регулировал правила употребления согласных таким образом, что, во изменение общей закономерности следования «согласный + гласный + согласный + гласный», могли образовываться стечения согласных, которые до определенного времени были сочетаниями не двух согласных, а согласного и полугласного. Это положение должно было измениться с переходом плавных в консонантный ряд.

§ 38. Все рассмотренные факты дают дополнительный материал для суждения о фонемных признаках согласных в древнерусском языке.

В качестве фонемных признаков могли выступать: место образования (губной — переднеязычный — среднеязычный — заднеязычный), способ образования (щелевой — аффриката — взрывной), наличие голоса (глайд — шумный), что осложнялось неоформленным еще противопоставлением глухих звонким (у щелевых) и старым противопоставлением напряженных ненапряженным (у взрывных). Некоторые признаки дублируют друг друга, другие двузначны, но самый большой недостаток системы заключается в чрезвычайной дробности различительных признаков, каждый из которых обслуживает лишь определенную группу согласных, так что последние представляют собой как бы автономные элементы системы. Многие признаки согласных оказываются совмещенными с аналогичными признаками у гласных: признаком голоса глайды совпадают с гласными, но последние выделяются и просодически, тогда как глайды не имеют противопоставлений по долготе — краткости или интонации. Признаки ряда и лабиовелярности также сопряжены и одинаково отражаются у гласных и согласных. В слогах [л"е—ло] среднеязычное (л") и переднеязычное лабиовелярное (л) соответствуют переднему (е) и заднему лабиализованному (о). Признак носовости также представлен ринезмом у носовых гласных, сохраняясь у (м, н).

Напряженность артикуляции, связанная с реализацией верхних гласных, особенно в определенных положениях (например, перед (j>), в известном смысле соотносится с некоторыми противопоставлениями у согласных, не вступавших в оппозицию по ряду, т. е. не имевших среднеязычных эквивалентов (как (д—т".

Единственный признак, автономный только для гласных, признак подъема, на самом деле еще только возникает на основе разложения праславянских оппозиций по количеству, еще не устойчив в своих проявлениях, синтагматичен (определяется в сочетаниях с другими фонемами).

Таким образом, роль и значение слога в древнерусском языке очень важны, и нам необходимо рассмотреть основные просодические признаки этой системы.