Прояснение сильных редуцированных

§ 64. Прояснение сильных (ъ, ь) начинается в морфологической позиции, которая не давала чередования их со слабыми (ъ, ь). Такая позиция образовалась в некоторых флексиях (творительного падежа единственного числа мужского рода -ъмь, -ьмь при чередовании с -омь/ -емь винительного падежа единственного числа женского рода -ъвь, ряд флексий множественного числа *й- и *1-основ, например -ъхъ, -ьхъ, -ьмъ) и суффиксах (-?ье, -ък, которые чередовались с суффиксамиОб, -ок). Некоторые церковнославянские корневые морфемы также представляли (ъ, ь) в абсолютно сильной позиции (бъхъма, довъльнгь, къждо), но они не показательны для собственно русских изменений, ибо <�о) под влиянием южнославянских оригиналов могло проникнуть в русские рукописи и раньше XII в. Важнее корневые морфемы типа тьм-ьн-, шьд-ъш-, в которых по самой структуре основы (ь) всегда находился в сильной позиции.

Формы со «вторым полногласием» также давали постоянно сильный редуцированный в корне, особенно если это было суффиксальное слово: вьрьвъка, дьрьвьня при вьрьвь, дьрьвь, дьрьви (оба редуцированных в корне одновременно оказывались сильными). Написания ор, ер (на месте ър, ьр) особенно показательны, потому что они не могли попасть из южнославянских оригиналов, а представляли собой собственно русское отражение общеславянского изменения. Тексты Выг. ХП, ГЕ1144, ЕХП, БГХП, Мин. XII, ЕКХП, а из северных рукописей (но реже) МЕ1215, А1220, УКХШ отражают именно этот этап прояснения (ъ, ь) — только в указанных положениях. Например, в первом почерке ЕХП 250 раз отражен переход (ъ, ь) в (о, е), и все примеры касаются только абсолютно сильной позиции: вшедъ, дгъломь, довольно, жерновъ, кождо, кротокъ, плоть, яремника и др. В Выг. ХП и БГХП подавляющее число прояснившихся (ъ, ь) приходится на сочетание *i%rt (в первой рукописи их около 80%, во второй около 90% от общего числа написаний с прояснившимися сильными (ъ, ь)). В ДЕ1164, рукописи, наиболее полно отражающей прояснение сильных редуцированных, во всех указанных случаях почти последовательные написания с (о, е), тогда как для прочих положений с сильными (ъ, ь) возможны некоторые отступления (например, в предлогах и приставках). Новгородские рукописи только к концу XIII в. отражают этот этап изменения; в НЕ 1270 из 378 сочетаний типа *1ъг1 65 переданы с (о), 123 — с (е) в корне шед-, 88 — с (е) в суффиксах типа -ен, -ьц, 3 — в суффиксе -ък и т. д.

Таким образом, наблюдается функциональная связанность слабой и постоянно сильной позиций: прояснение сильных (ъ, ь) вызывается утратой находившихся в следующем слоге слабых <�ъ, ь). Морфологически это значит, что усиление сильных (ъ, ь) происходило не в слове, а в словоформе; ср. в ЕКХП: вещемъ < вещьмъ (дат. п. мн. ч.), чинохъ < чинъхъ. Как «падение» слабых, так и «прояснение» сильных сначала является синтагматическим изменением и, следовательно, еще не означает утраты фонем (ъ, ь).

Постепенно утратив все фонемные признаки различения, они стали нефонемами в связи с вторичным смягчением полумягких согласных, но фонематически же они еще существуют, потому что сильные (ъ, ь) не совпали пока с другими гласными в сильных позициях.

§ 65. Фонетический характер прояснения <�ъ, ь) подтверждается тем, что первоначально происходило фонетически закономерное прояснение только тех (ъ, ь), которые находились в слоге перед (ъ, ь). Например, в рукописях начала XIV в. (ПСХ1У, JIEXIV, ПА1307, МПХ1У), а в московских рукописях и позже (МЕ1358) обычно изменение (ъ, ь) в пределах фонетического слова, т. е. весе снемъ (= съньмъ), воспи (= възъпи), в ось вгъкъ (= въ се впкъ), вотъ часъ (= въ тъ часъ), во чти (= въ чьсти), злыктъ рабъ (= злыи тъ рабъ), народось (= народъ сь), работъ (= рабъ тъ) и др., также только перед и, оу, о или перед сочетанием согласных, в составе которого находится редуцированный (во мнозгь, изо многъ, надо мною из прежних въ мънозгъ и из мъногъ). В результате возникали расхождения между разными формами одного корня или даже одного слова; ср.: правденъ — праведна, рпотъ — ропьщють в ПЕ1307; воспи — взопикть в ПСХ1У; снемъ — сонмп в Ип.1425; также жрець в Лавр. 1377 —жерцю в Ип.1425; пришлеце в Пут. ХШ —зашелци в Новг. гр. 1317; четчи — чтеце в Новг. гр. 1368.

Еще сложнее ситуация в сочетаниях типа *forl. Фонетическая утрата слабых редуцированных приводила к образованию непроизносимых сочетаний согласных в ряде словоформ; ср.: кви, крве_у крви в ПЕ1307; отъ крве_у отъ крви в Луцк. XIV; дьври, къ дьвремъ, при дьврехъ в ГЕ1266; до дери в СЕ 1340. В украинских говорах это привело к слоговости (л, р), а впоследствии дало сочетания типа лы_у ры ср.: дрыва, пблыко в ЖСХШ; скрыжеть в Луцк. XIV; брыви, слызы в Галицк. гр. 1424. В русском языке эти сочетания изменились иначе: произошло обобщение сильных (ъ, ь) по всей парадигме, т. е. двери < двьри по аналогии с дверь < двьрь.

Расхождение между разными формами слова вызывало задержку слабых редуцированных в сложных сочетаниях согласных, особенно одинаковых согласных: жьжение^жежение вместо ожидаемого жжение. Фонетическое изменение настолько разрушило важные морфологические связи слов и форм, что необходимо должно было возникнуть сдерживающее это распадение семантическое начало. Однако прежде закончились изменения, связанные с теми согласными, которые по своим свойствам совпадали с (ъ, ь), т. е. с глайдами.

§ 66. Глайды как особый класс фонем сохранялись в древнерусском языке до утраты редуцированных. Фонетическое ослабление (ъ, ь) на этот раз приводило их к действительной редукции, поэтому в одном слоге с глайдом начиналась и редукция гласного полного образования — как реакция на прояснение сильных (ъ, ь) в слогах без глайдов. Соответствующий процесс отражается только в западнорусских и новгородских рукописях XII—XIII вв.: в РК1284, БГХП, ПЕХП, в Смол.гр. 1229, в новгородских берестяных грамотах наряду с написаниями типа словесехъ или кротокъ для передачи абсолютно сильных (ъ, ь) появляются и написания типа вьликъ, вьсна_у вргьмъне, именьмъ, инъгда, камень, корьне, крътъка, овъщь, плъдъ, полъжи, по— мъщЬу прилежно, словьса, тельсе и др. (на месте великъ, овощь и т. п.). В таких написаниях отражается своеобразная попытка уравновесить длительность слога в момент фонетической утраты (ъ, ь), в связи с этим слог мо изменяется в мъ, поскольку слог тъ изменился в то. На место прежнего противопоставления редуцированных (ъ, ь) кратким (о, е) приходит противопоставление слогов с различным распределением долготы между гласным и согласным в пределах слога, причем слога открытого. В северо-восточных говорах, в которых закрытые слоги образовались рано, преобразования звучности в слогах нет. Встречаются только попытки разделить гласным сложные сочетания согласных; ср.: в темп>, мезда, пожежеть, наголъ, сомерть, тощеты и др. (на месте 6*5 тьмгь и т. п.) в СЕ 1340, МПXIV, ЕС 1377. Остатки этого явления находим в современных западнорусских говорах (брянских, смоленских), которые аканье в безударных слогах после (л, р) проявляют иначе, чем в других типах слогов (совпадают в [ы], а не в [а]).

Мы уже отметили, что глайды раньше других согласных начинали вторичное смягчение полумягких, затем именно глайды в результате ослабления <�ъ, ь) вошли с последними в синтагматические чередования (дери, пимоу вместо двьри, примоу), подготавливая фонологические условия последующей утраты (ъ, ь). Теперь мы видим, что первоначально и фонетическая редукция безударного гласного возникала в слогах с глайдом, представляя собой следствие падения слабых редуцированных. Все последовательные преобразования глайдов объясняются промежуточным их положением между гласными и согласными в исходной системе — это подвижные элементы системы, и все касающиеся их изменения происходили поэтому в пределах слога. Скопление глайдов в слоге легко могло нарушить естественный ход фонетического изменения а. Так, мы ожидали бы полногласия в словах: борноволокъ (слов, branovlek), русск. диал. борновать, голдоба (ср. голодовка), горностай (чешек, hranostaj, польск. gronostaj), морзобой (.морзо— бойный хлеб), укр. морзоватий (‘белоснежный'), скорлупа (ст.-сл. скралоупа, чешек. Skraloup, др.-русск. скоролоупл[А в рукописи 1499 г.) и др. Сочетание нескольких глайдов в последовательностях типа *(огэп-, *поЫ— задерживало развитие полной гласности, необходимой для образования русского полногласия.

Все рассмотренные изменения связаны с разложением силлабемы как единой функциональной единицы. Это — снятие общих для слога дифференциальных признаков и распределение их между гласным и согласным элементами слога. На первых этапах такого перераспределения роль плавных (позже глайдов вообще) оказывается очень существенной.

§ 67. Утрата редуцированных завершается не прояснением (ъ, ь ^ о, е), как можно было бы думать, имея в виду совпадения (ъ, ь), <�о, е). Это чисто фонетический процесс, связанный с возместительным продлением слога перед утраченными (слабыми) (ъ, ь): сънъ > сънъ ^ сън ^ сон. Фонетический характер продления заключается и в том, что слабый редуцированный предварительно должен был исчезнуть также и в звучании, только после этого возможно компенсаторное изменение звуков в пределах словоформы. Вот почему сначала исчезали слабые и только затем прояснились сильные редуцированные.

После вторичного смягчения полумягких и связанных с этим изменений синтагматическая система фонем оказалась «на перепутье». В дальнейшем должны были произойти собственно фонемные изменения, но характер сложившихся отношений предполагал двоякий выбор: фонемное выравнивание могло пойти по линии словоформ, следовательно, сохранения прежнего состава фонем в каждой словоформе. Это произошло в севернорусских говорах, которые отразили и фонетический этап утраты редуцированных, т. е. не привели к выравниванию форм типа цка, цтя при доску, тесть и не образовали морфологических чередований типа лба — лобъ, льда — лёдъ на месте исконных (о, е) (лобъ, ледъ). Как и в древнерусской, в этой системе очень важным для гласных оказалось соседство других гласных и согласных в пределах словоформы; севернорусские говоры развивают с этого времени серию комбинаторных вариантов фонем, которые образуют так называемые параллельные ряды чередования гласных (перед твердым согласным непередний вариант, перед мягким согласным передний вариант и т. д.).

Но в возникшем противоречии между словоформой и словом фонема могла «победить» и как представитель морфемы. Это произошло в южнорусских говорах, и впоследствии именно эта система была положена в основу современного русского литературного языка (с добавлением севернорусских черт, например с комбинаторным типом чередований). В этой системе прошло выравнивание типа тесть тестя — тестю (из тьсть — тьсти — тьсти) по сильной позиции морфемы, образовалось морфологическое чередование типа лоб — лба. Появилась, следовательно, возможность варьирования в зависимости от разных форм слова; поскольку такое варьирование определялось словесным ударением, в основной массе русских говоров возникло познционн о е чередование гласных, которые образуют так называемые пересекающиеся ряды чередований (гласный под ударением чередуется с подударным гласным).

Причины расхождения по говорам — различное распределение признаков между гласными и согласными прежде единой силлабемы (см. § 72), а вовсе не разное время утраты редуцированных, как иногда полагают. Основные изменения редуцированных как в новгородскопсковских, так и в ростово-суздальских говорах завершаются к концу XIV в. К этому времени окончательно складывается современное диалектное членение русского языка, поэтому материал современных говоров становится прямым источником изучения исторических изменений в фонетике.

Когда началось регулирующее выравнивание «новых» (о, е) в пределах морфемы, когда «сильные» (о, е) из (ъ, ь) связали воедино серию словоформ и тем самым дали «новым» (о, е) то же морфологическое значение, которое имели исконные (о, е), тогда редуцированные окончательно утратили свой фонемный статус в системе.

§ 68. С начальными стадиями утраты редуцированных связано исчезновение сильных (ъ, ь) в соответствующих формах парадигмы. Например: гласмь, двьрмъ (дат. п. мн. ч.), жребць, олтармь, оужьсмь (тв. п. ед. ч.), слоухмь, старць, страхмь в ГЕ1144; такие же примеры в ЧПХ1, ХАХП и т. д.; на западе — с XIII в.; жребць, конць, крппкъ, сл/ьпць, старць, телць в ПЕХШ, так же в БГХП, в некоторых рукописях с западнорусскими особенностями: с XIV в. и в Новгороде; вгьнць, стрстотпць твои в MX IV, Новгороцмъ, трок дверць в Гр. 1262—1263, агнць, конць, повиннъ, правдныи и др. в СЕ 1340. В М95 имеется пример отъ конць до конць, но это может быть описка, зато в новгородских рукописях XIV в. с большим числом диалектных особенностей (nHXIV или берестяные грамоты) таких примеров очень много. Как можно судить по примерам, ударение во всех случаях должно было быть на корне — это касается производных и от имен с постоянным ударением на корне (старъ — старьць), и от имен с ударением на теме (конъ — кона, кбньць — коньца). Можно допустить поэтому, что (ь) здесь находился в безударной позиции, следовательно, не в абсолютно сильной, почему и мог подвергаться выравниваниям под влиянием косвенных форм парадигмы. Аналогичные примеры отмечены также в северо-восточных западнославянских языках (в Гнезненской булле 1136 г. 15 подобных написаний), они сохраняются в северо-восточных польских, в лужицких, кашубских, в некоторых словацких говорах (ср.: domk, konc, ptask). Из древнерусских галицко-волынские, смоленско-полоцкие и новгородские говоры отражают то же направление в выравнивании форм парадигмы, поэтому причину выравнивания можно было бы считать одной и той же для всех соседних славянских говоров XII—XIV вв. Только слог под новоакутовым ударением оказывается сильным для реализации новых гласных ((о, е) из <�ъ, ь)), все прочие приравниваются к отсутствию гласного и являются слабыми в фонологическом отношении (см. § 98).

Обычным было фонетическое изменение в последовательном ряду редуцированных многосложного слова с прояснением (ъ, ь): Полтескъ < Пълътьскъ в СН1Л; изъ подъшевъ < подъшьвъ в Ип.1425; также уже указанные рпоть < ръпътъ, снемъ < съньмъ, швец шьвьць. Одновременно с тем образовывались и другие формы слова: Плоцкъ, подошва, ропта (как в ХАХП и ропту в Гр. 1496), съ сонмомь (ПАХ1), сонма (Лавр. 1377 под 1169 г.), на сонмгъ (Ип.1425 под 1228 г.), о шевцгъ (Зак.судн.) и т. д. Как правило, подобные чередования гласных в корне были совмещены с чередованием ударения в разных словоформах по типу: *гъръ1ъ — *гъръ1а, *въпьть — *въпьта, *зъпьтъть, *въпьтё. Сильная позиция (ъ, ь) изменяла варьирование в парадигме в связи с изменением словесного ударения; ср.: Полоцк — Полоцка — Полоцку… по косвенным формам (с полногласием); Смольньскг — Смольньска ^ Смоленск — Смоленска также по косвенным формам, хотя и с ударением на суффиксе, т. е. Смоленск — Смоленска… Иначе в словах с ударением на конце и, следовательно, с (ъ, ь) под новоакутом: швец — швеца — швецу и т. д. (по форме именительного падежа единственного числа); в словах с колебанием ударения варьирование сохранялось до XIX в. (ср. в русской поэзии этого времени: пришлец — пришлеца, но пришелец — пришельца). Фонемный состав морфемы стабилизировался только при оформлении акцента — основной характеристики фонетического слова. В словах высокого слога, пришедших из церковнославянского языка, обычно ударение на первом слоге, следовательно, выравнивание шло по формам косвенных падежей: ср. рбпот — ропота…, сонм — сонма… с разным отношением к слабым (ъ, ь) — распространяется в сложных сочетаниях согласных (не ропт) и утрачивается в простых сочетаниях (не сонем).

Зависимость от ударения видна в односложных словоформах. Фонетический процесс разъединения словоформ многих слов (ко цтю, птсть — аки ст, в Ип. 1425; лесть — лети, честь — чти в Лавр. 1377) еще сложнее у слов без сильных (ъ, ь), как дека в Лавр. 1377; дчи в Уставе Владимира (по всем спискам); на цкахъ в Гр. 1509 и т. д. Утрата редуцированного приводила и к усложнению фонетического состава слова. Во всех таких случаях изменился тип акцентовки, словесное ударение собрало воедино рассыпавшиеся было словоформы слова и оформило новый морфологический ряд: лесть — лести…, тесть — тестя — тестю…, честь — чести… (вместо старых лести, тьстя, чести). Также появляются русские формы дочи — дочери и др. вопреки исконным дъчёрь — дъщи (остались как церковнославянские); новое ударение доска — доску — доски (мн. ч.) по типу рука — руку — руки, в который слово дъека (< дьска) прежде не входило.

Чередования сохранились только в подвижных акцентных парадигмах, став важной характеристикой такой парадигмы; ср.: день — дня — на день, сон — сна — сонной и т. д., хотя исконно этот ряд имен в подвижный тип не входил (например, сънъ), их акцентная подвижность вызвана сохранением морфологического чередования с <�ъ, ь). Регулирующее воздействие ударения на формирование нового типа сочетаний подчеркивает морфонологический характер самого чередования, поскольку к концу XIV в. единственным устойчивым морфологическим средством в русском языке оставалось словесное ударение.

Другое доказательство заключается в типе чередований. В подобное же чередование стали вступать и такие корневые морфемы, которые прежде содержали (о, е) (не из (ъ, ь)): лобъ— лба, лёдъ — льда с исконными лоба, леда ср. на камьни в ЖН1219; во реп в Пр. 1262; шти (‘шести') в РК1284; лъба в Ип.1425; въ лбгъ в АН1Л под 1418 г. Подвижность ударения как морфонологический признак развивалась у имен мужского и среднего рода, но постепенно устранялась у имен женского рода. Поэтому на протяжении XV — XVII вв., когда осуществлялся процесс морфологического выравнивания основ, беглые (о, е) почти совершенно утратились — у непроизводных имен женского рода; ср.: локоть — локтя, огонь — огня, угол — угла, но изба — изб, ольха — ольх, служба — служб, тыква — тыкв и др., хотя первоначально (встречаются до XVIII в.) фонетически закономерно возникли формы изоб, олёх, служеб, тыков. Такие чередования устранены и у женских имен III склонения: двери — дверь, а не дери — дверь, как ожидалось бы после фонетического изменения. Так новое, возникшее с утратой редуцированных чередование получило и грамматическую характеристику. Оно же стало использоваться и в словообразовательных рядах, потому что имена женского рода сохранили чередование в суффиксах: бабка — бабок, вишня — вишен, ложка — ложек и др., в том числе и в «неэтимологических» суффиксах типа доска — досок, земля — земель, капля — капель, — в последнем случае особенно упорно сохранялась и подвижность ударения, сдерживавшаяся наличием самого чередования. Наконец, эти же чередования выполняли и стилистическую функцию, потому что цел. огнь — огня или сосна — сосн противопоставились русск. огонь — огня, сосна — сосон.

Таким образом, (о, е) из (ъ, ь) совпали с исконными (о, е) и по функции, стали оттенками фонем <�о, е). Только после начала регулирующего выравнивания «новых» (о, е) в пределах морфемы (в вариациях словоформ) завершаются все изменения, связанные с утратой (ъ, ь).