Суицид. 
Психоанализ депрессий

Когда депрессия перестает быть нормальной и человек пребывает во тьме и отчаянии, суицид становится реальностью. Меннингер (1938) утверждает, что мы (аналитики, терапевты и целители) ответственны за предотвращение суицида.

Фрейд постулировал наличие двух фундаментальных влечений в человеческой психике: сексуальное (либидо, или инстинкт жизни) и агрессивное (destrudo, или инстинкт смерти). В суициде агрессивное влечение или влечение к смерти обращается против себя. Часто суицид — это замаскированное убийство.

Меннингер уточнил концепции Фрейда и постулировал, что для суицида необходимы три компонента: желание убить; желание быть убитым; желание умереть. Эго становится убийцей, а жертвой — самость. Меннингер также подчеркивает, что самоубийца хочет, чтобы его спасли; это желание формирует основу для предотвращения суицида и для всей терапии с депрессивными и суицидальными пациентами.

Французский писатель Альбер Камю призывает нас рассматривать единственную стоящую философскую проблему, а именно проблему суицида. Он разрешает эту проблему, отвергая суицид и фокусируясь на надежде и будущем. Шекспир с помощью своего персонажа Гамлета ставит нас перед той же основной дилеммой: «Быть иль не быть». Похоже, Шекспир использовал свое творчество и активное воображение, чтобы трансформировать свою суицидальную «ложную самость» во вдохновенную и творческую «истинную самость». Винникотт (1986) говорил, что если истинная самость не может проявиться, результатом станет самоубийство, осуществленное ложной самостью, то есть доминантной негативной эго-идентичностью.

К юнгианским представлениям о предотвращении суицида обращается Клопфер (1961). На основе очерка Юнга «Душа и смерть» (прежде чем были опубликованы письма Юнга, касающиеся суицида) он сделал вывод, что Юнг не одобрил бы суицид. Клопфер считал, что суицид представляет собой желание духовного возрождения, но он подчеркивал, что основным моментом является символическая смерть Эго, которое утратило связь с самостью, а следовательно, цель и смысл жизни. Эго должно вернуться к коллективному бессознательному и в утробу великой матери, чтобы восстановить этот контакт и возродиться с новым смыслом жизни. Джейн Вилрайт (1987) выражает подобную точку зрения таким образом: «Наши периоды депрессии, как переживания смерти в миниатюре, могут быть в некотором смысле использованы как упражнение в окончательном уходе… Неверное понимание этого процесса чаще всего приводит людей к самоубийству. Погружение вниз и демобилизация, сопровождающие глубокую депрессию, ошибочно принимаются за ощущения физической смерти, а не психической смерти, предшествующей психическому возрождению» (с. 407). Сегодня из писем Юнга действительно стало ясно, что он был однозначно против суицида как преступления против самости (Письм. 1, с. 434; Письм. 2, с. 25, 278—79).

Работа Хиллмана (1964) будит философскую мысль, но она опасна и не слишком полезна в клиническом смысле; он критикует психиатрическое лечение, предотвращение суицида и — как ни странно — надежду. Тем не менее плюсом Хиллмана является то, что он обсуждает влечение к трансформации, присущее суициду. Однако он рассматривает суицид как рациональное деяние, которое необходимо уважать и принимать, и рекомендует аналитику сохранять «бесстрастную научную объективность» в отношении этого действия. Поскольку депрессивные и суицидальные пациенты гиперчувствительны и уязвимы, они могут воспринять такую холодную отстраненную нейтральность как «контртрансферную ненависть», а такие воспринятые ими отвержение и покинутость могут привести к реальному суициду. Кирш (1969) также критикует подход Хиллмана, поскольку он принижает и даже игнорирует значимые медицинские оценки и лечение, а также предотвращение суицида.

По-моему, предотвращение суицида — который часто связан с депрессией и почти всегда с безнадежностью — включает в себя убийство суицидальной части Эго (что я называю «эгоцид») и переживание трансформации. Это достигается путем анализа, вплоть до идей самой смерти, негативной и самодеструктивной части Эго (часто представленной тенью), что приводит к символической смерти и новой жизни. Когда мы сталкиваемся с яркими и разнообразными символами в глубине депрессии, она может быть обращена в фонтан творческой энергии. При помощи активного воображения и творчества суицидально депрессивные пациенты могут трансформировать свою самодеструктивную ложную самость в значимую истинную самость (см.: Розен, 1996).