Пределы применения законодательства об обязательствах

Постановка и обсуждение этого вопроса объясняется дополнением Гражданского кодекса РФ новой ст. 307.1 «Применение общих положений об обязательствах», вступившей в силу с 01.06.2015. Прежде подобной нормы не было. Оно и понятно, ибо (казалось бы) а к чему еще, к каким еще правоотношениям, кроме, конечно, обязательственных, можно было бы применять общие положения об обязательствах:? Теперь выясняется, что можно, и еще как! Общий смысл «решения», предложенного законодателем в ст. 307.1, может быть выражен так: нормы подразд. 1 «Общие положения об обязательствах» раздела III ГК имеют субсидиарное применение к любым относительным гражданским правоотношениям, в том числе и к тем, которые не являются обязательственными. Разумеется, перед нами всего лишь технический прием, примененный законодателем для целей рационализации правового регулирования и удобства практического применения; стало быть, не подлежит сомнению и то, что от подобного законодательного решения относительные гражданские правоотношения всех других типов не превратятся в обязательства, а само родовое понятие относительных правоотношений не сведется к видовом (обязательствам). Но вот обратная зависимость тут, безусловно, налицо: законодателю никогда не пришло бы в голову воспользоваться подобным техническим приемом, если бы в головах разработчиков ГК и изменений к нему не «сидело» двух следующих устойчивых, и, видимо, уже никакими средствами не вытравливаемых представлений: (1) все те гражданские правоотношения, что возникают из договоров, являются правоотношениями обязательственными (а значит, все то, что касается договоров — например, принцип свободы договора — «работает» только и исключительно в обязательственной сфере); (2) понятие обязательств практически исчерпывает собой понятие об относительных правоотношениях (относительных правоотношений других видов — кроме обязательственных — не бывает; по крайней мере в практическом отношении разница между правами «относительными» и «обязательственными» никак себя не проявляет). Нет необходимости в очередной раз указывать, насколько ошибочны и губительны для всего частного права тенденции сведения исключительно к «обязательственному», с одной стороны, всего «договорного», а с другой — всего «относительного»; насколько они губительны для гражданского законодательства и практики его применения, а также о том, насколько они «урезают» научно-исследовательский цивилистический кругозор.

Тем не менее: сделано так, как сделано. Пункты 1 и 2 новой ст. 307.1 ГК установили принцип субсидиарного (дополнительного) применения норм подразд. 1 «Общие положения об обязательствах» раздела III ГК по отношению к нормам об (а) отдельных видах договоров (т.е. к гл. 30—49, 51—55) и общим положениям о договорах (главам 27—29), а также к нормам (б) об обязательствах из причинения вреда (деликтных) и обязательствах из неосновательного обогащения (кондикционных), т. е. нормам гл. 59 и 60 Кодекса. Собственно говоря, до тех пор, пока ведется речь именно об обязательствах, в этом никто, кажется никто не сомневается и не сомневался, в том числе и прежде, пока подобных норм в Кодексе не было, ибо специальные предписания закона, как известно, отставляют на второй план предписания общие. Скажем больше: ничто не мешает применить общие положения об обязательствах и к таким обязательствам, которые возникают из договоров иных, чем те, что предусмотрены перечисленными главами части II Кодекса, например, к обязательствам из договоров по реализации исключительных, личных, в том числе семейных и даже наследственных праву в той, по крайней мере, степени, в которой установление подобных обязательств допускает закон. Возможность такого распространения и применения общих положений об обязательствах объясняется, однако, не наличием или отсутствием в Кодексе статьи, подобной вновь в него введенной ст. 307.1, а существом (природой) юридических отношений: если они — обязательственные, то, разумеется, они подчиняются общим положениям об обязательствах и не имеет, стало быть, значения, из какого договора (да и из договора ли?) они возникли. С другой стороны, верно и обратное: общие положения об обязательствах по общему правилу не могут и не должны применяться к юридическим отношенияМу которые не являются обязательственными у в том числе, несмотря на то, что эти правоотношения возникли (изменились) из оснований, о которых упоминают п. 1 и 2 ст. 307.1 ГК. Так, договор купли-продажи по нашему праву принято считать (другой вопрос — насколько основательно) основанием динамики нс только обязательств, но и права собственности;

договоры об установлении сервитута, аренды и, к примеру, залога, играют известную роль в деле возникновения не только ряда обязательственных прав, но и вещных, таких, как сервитутное, арендное и залоговое; договоры играют распорядительную роль в отношении исключительных, личных и корпоративных прав, т. е. влияют, строго говоря, во всех перечисленных случаях на права, не являющиеся обязательственными. Разумеется, было бы странно пытаться прилагать к этим вопросам общие положения об обязательствах, сколько бы раз Кодекс и его составители не твердили обратное.

Что же касается п. 3 новой ст. 307.1, то он распространил принцип субсидиарного (дополнительного) применения норм подраздела 1 «Общие положения об обязательствах» раздела III ГК на отношения, урегулированные нормами самого Кодекса и иных законов о требованиях, возникших (1) в корпоративной сфере и (2) в связи с применением последствий недействительности сделки, т. е. в связи с реституцией. Главная особенность состоит в том, что здесь, в отличии от двух предыдущих пунктов ст. 307.1, общие положения Кодекса об обязательствах отступили на второе место перед специальными нормами не только самого ГК, но и иных Федеральных законов; кроме того, составители Кодекса в данном случае все-таки оговорились насчет того, что никакие общие положения об обязательствах не могут применяться, если этому препятствует существо соответствующих — корпоративных или реституционных — отношений. Сказанное свидетельствует о том, что законодатель все-таки (скрепя, можно сказать, сердце) согласился с выводами цивилистической науки о том, что корпоративные и реституционные правовые формы (в том числе требования и притязания) являются особыми (самостоятельными) типами относительных гражданских правоотношений — т. е. не видами обязательств (подчиненными понятиями), а понятиями одного порядка с понятием об обязательствах, существующими не внутри него, а рядом с ним, параллельно и независимо от него. Как говорится, и на том спасибо.