Политическая социология М. Вебера

Политическая сфера является для Вебера не только предметом научного интереса. Нередко в процессе обсуждения проблем, связанных с политической социологией (теорией господства) М. Вебера, возникает вопрос о том, в каком качестве в каждом конкретном случае выступает Вебер: как политик или как ученый. Достаточно развернутый ответ на этот вопрос дал в свое время К. Ясперс. По его мнению, Вебер был настолько полон политическими идеями, настолько сознавал свое глубокое проникновение в предмет и был всегда готов, если его позовут, применить в политике свои способности и знания, что можно было легко прийти к мысли: он — политик, который из-за неблагоприятных обстоятельств не нашел себе применения. В оценке Ясперса есть один важный момент, который склоняет чашу весов в пользу Вебера как ученого, а не политика. Дело в том, что от политиков (подлинных, прирожденных) его отличала одна черта: он не был готов использовать все средства в целях достижения власти, что не является характерным для подлинного политика и государственного деятеля, для которого власть — вопрос жизни¹.

Оценку Вебера как политика дал известный французский общественный деятель и социолог Р. Арон. Вебер, по его мнению, так же как и Макиавелли, относится к тем социологам, которые испытывали тоску по политической деятельности, хотели бы участвовать в политической борьбе и стоять у власти. Он, отмечает Р. Арон, мечтал о карьере государственного деятеля, но был не политическим деятелем, а всего лишь советником государя, и, как это водится, к его советам не прислушивались^[1][2].

Вряд ли имеет смысл решать эту проблему в чисто научном плане, абстрагируясь от проблем, которые решал Вебер в сфере политики, и от того, как он пытался их решать. Однако одно совершенно ясно: Вебер понимал и трезво оценивал суть политики. В этой связи следует привести достаточно примечательное высказывание, сделанное им в работе «Политика как призвание и профессия». «Кто ищет спасения своей души и других душ, — пишет Вебер, — тот ищет его не на пути политики, которая имеет совершенно иные задачи — такие, которые можно разрешить только при помощи насилия. Гений или демон политики живет во внутреннем напряжении с богом любви, в том числе и христианским Богом в его церковном проявлении, — напряжении, которое в любой момент может разразиться непримиримым конфликтом»^[3].

Вопросы, составляющие предмет политической социологии, в той или иной степени анализируются М. Вебером в целом ряде работ. В концентрированном виде они излагаются в книге «Хозяйство и общество».

Социология политики основана у него на различении сущности экономики и политики, которые обусловлены субъективным смыслом человеческого поведения.

Как уже отмечалось, экономически ориентированное поведение — это поведение, которое по своему смыслу соотносится с удовлетворением желаний, связанных с извлечением пользы. Причем это поведение будет мирным, исключающим бандитизм и войну, которые на протяжении истории много раз становились средством реализации потребности в извлечении пользы.

В целом, экономика связывается Вебером с удовлетворением потребностей как целью, обуславливающей рациональную организацию поведения, тогда как политика — с господством, осуществляемым одним или несколькими индивидами над другими людьми. Причем это различение носит концептуальный, а не реальный характер. В реальности разделить экономическое и политическое, как правило, не представляется возможным. Экономическое поведение может нередко основываться на использовании силы, а, следовательно, приобретает политический характер. С другой стороны, любая долговременная линия политического поведения, осуществление господства, нуждается в материальных средствах.

В политической социологии Вебера важное место занимают понятия «власть» (Macht) и «господство» (Herrschaft). Согласно веберовской трактовке, власть обусловлена установкой действующего лица на то, чтобы навязать свою волю другому индивиду даже при условии сопротивления со стороны последнего. Власть является проявлением (фактом) социальной связи, указывающей на наличие неравенства, заключающегося в том, что один из индивидов может навязывать свою волю другому. Субъектами власти могут выступать отдельные люди, группы и государство. Различие между властью и господством заключается в том, что если в первом случае приказ не является законной необходимостью, а подчинение — обязательным долженствованием, то во втором случае подчинение основано на определенном признании приказов теми, кто им подчиняется.

Господство, по Веберу, означает шанс встретить повиновение определенному приказу. Более того, господство предполагает взаимное ожидание того, кто приказывает, что его приказу будут повиноваться, и тех, кто повинуется, что приказ будет иметь тот характер, какой ими, повинующимися, ожидается, то есть признается. Развернутое определение политики дано в уже упоминавшейся работе «Политика как призвание и профессия»: «… «политика», судя по всему, означает стремление к участию во власти, будь то между государствами, будь то внутри государства между группами людей, которые оно в себе заключает… Если о каком-то вопросе говорят: это политический вопрос, то тем самым всегда подразумевается, что интересы распределения, сохранения, смещения власти являются определяющими для ответа на указанный вопрос. Кто занимается политикой, тот стремится к власти: либо к власти как средству, подчиненному другим целям (идеальным или эгоистическим), либо к власти ради нее самой; чтобы наслаждаться чувством престижа, которое она дает.

Государство, равно как и политические союзы, исторически ему предшествующие, есть отношение господства людей над людьми, опирающееся на легитимное (то есть считающееся легитимным) насилие как средство. Таким образом, чтобы оно существовало, люди, находящиеся под господством, должны подчиняться авторитету, на который претендуют те, кто теперь господствует"¹.

Характер мотивации подчинения определяет типологию господства. Таких мотивов подчинения (уступчивости) Вебер выделяет три и в соответствии с ними различает три типа легитимного (признанного, законного) господства: легальное (рациональное), традиционное и харизматическое.

Легальное господство в качестве «мотива подчинения» (уступчивости) имеет соображение интереса, то есть целерациональное действие. Легальное господство основывается на убеждении в необходимости легального установления и легальности носителей власти, осуществляющих господство.

Традиционное господство основано на вере в священный характер старых традиций и в легитимность тех, кто в силу традиций призван осуществлять власть.

Харизматическое господство предполагает личную преданность, вызванную наличием определенного (священного) дара или необычной способности у какого-то человека и доверие к установленному им порядку. Данная классификация типов господства носит идеализированный характер. Как считал сам Вебер, социальная действительность всегда богаче и сложнее и дает нам крайне смешанные и запутанные комбинации всех этих трех типов. «Все господствующие власти, светские и религиозные, политические и неполитические, можно рассматривать как отклонение от нескольких чистых типов или приближение к ним, конструируемых соответственно той основе легитимности, на которую притязает власть»^[4][5].

Тот или иной тип господства носит преобладающий характер в любом политическом союзе (государстве) или институционально установленном порядке: рационально-легальное господство наиболее типично для современных государств и бюрократических форм организации; традиционное — в патриархальных и феодальных обществах; харизматическое — возможно практически во всех типах общественного устройства, вплоть до современности и, особенно, в переходные периоды общественной жизни. Типы господства рушатся тогда, когда идеалы, образ жизни, этические установления, вера и т. д. господствующего меньшинства теряют легитимную силу в глазах подчиненных. Вера в легитимность, законность порядка играет решающую роль во всех системах господства. Она обеспечивает их стабильность и преемственность власти. Понятие «легитимность» играет ключевую роль в политической социологии Вебера и служит основанием для понимания его собственной политической позиции и эволюции его взглядов.

Легитимность (от лат. legitimus — согласный с законами, законный, правомерный, надлежащий, должный) — термин, который применяется в социологии и трактуется как обязательное условие существования любого политического порядка. Однако в данной трактовке легитимности, широко используемой в процессе анализа политической власти, очень часто акцент в первую очередь делается лишь на то, что та или иная политическая система основана на правовых, и в этом смысле законных основаниях. Подчеркивается лишь одна сторона властных отношений — отношений, имеющих выход только на тех, кто обладает властью. Однако политическое господство это двухсторонний процесс, он носит двойственный характер и складывается как взаимозависимость облеченных властью и подчиняющихся ей. Облеченные властью в этой ситуации должны опираться не только на принуждение, вытекающее из права и законодательных установлений, но и убежденности подчиняющихся в оправданности своих позиций, действий и собственной необходимости. Таким образом, можно сказать, что ни одна система законов не придет в движение без желания и воли людей принять ее. Именно «признание» со стороны масс господствующей власти и ее доводов для доказательства правомерности и справедливости властных притязаний выступает в качестве важнейшей «добавки» в понимании термина «легитимность».

Вебер справедливо отмечал, что общественный порядок держится не только благодаря правовым нормам. Право дает лишь внешнюю гарантию устойчивости политической системы. Ведь в процессе политической жизни в силу вступает множество других факторов, отражающих личные интересы, предпочтения, идеалы и т. д. тех или иных групп, участвующих и влияющих на характер властных отношений. Мы сталкиваемся с целой совокупностью мотивационных установок, которые в своей основе и являются внутренней гарантией устойчивости (равно как и нестабильности) и доминантой содержания категории «легитимность». Именно с таких позиций представлено понимание легитимности в содержательной статье Р. П. Шлаковой «Легитимность политической власти».

Анализируя веберовскую концепцию легитимности, нельзя не обратить внимание на положение о том, что «потрясение веры в легитимность обыкновенно имеет далеко идущие последствия». Об этом сам Вебер настойчиво предупреждал в специальной работе «Три чистых типа легитимной власти». Для последующего анализа проблемы легитимности принципиальным моментом является установка Вебера на то, что «ни одна власть не довольствуется по доброй воле только материальными, только аффективными или не только ценностно-рациональными мотивами как шансами своего длительного существования». Его главная мысль здесь состоит в том, что определяющим моментом отношения к власти является «престиж образца», который признает та или иная группа. В связи с этим лидирующие группы выдвигают различные легенды, обосновывающие иерархию властных отношений. Сам Вебер не скрывает того, что сущность господства он видит в том, чтобы этими легендами представить «конкретную форму воплощения всеобщих или национальных ценностей и интересов». Легенды, содержащие подчас циничную ложь и лесть, пускаются в ход тогда, когда порядок и его соблюдение для масс становится проблемой.

Как подчеркивает Р. Шпакова, легитимность, представленная Вебером, содержит идею, проходящую красной нитью через всю его концепцию — непреложность подчинения. Поэтому тема неподчинения власти и неприятия легенды фактически отсутствует у Вебера. И это объясняется не только традициями немецкой правовой науки, но и общей политико-экономической ситуацией в стране, сложившейся после поражения Германии в первой мировой войне.

Социальные группы и классы социальных низов, претендующих на коренные преобразования, Вебер называл «иллегитимными» и исключал из своего анализа. К иллегитимным группам Вебер относил и современный ему пролетариат и его партии.

В концепции легитимности отразилась личная позиция Вебера, отражающая его неприятие массы. Он был убежден, что народ с его «низкой рационализацией мышления» имеет лишь примитивные цели и всегда нуждается в твердой руке. В его представлении такого понятия, как «воля народа», не существовало. Это объясняет, почему легитимность в веберовской трактовке очень напоминает «одностороннее движение» — от лидера к массе. Принципы такого движения он распространяет на все эпохи и все формы политической власти"^[6].

Итак, легитимность всех типов политической власти у Вебера подведена под общий знаменатель отстранения масс от власти и сферы политических столкновений. Нельзя не заметить и того, что веберовская трактовка легитимности носит эмоционально-иррациональный характер отношения к власти, причем в любом типе господства: от харизматического до легального. И в этом плане процесс легитимизации власти со стороны масс «обречен» быть лишь вариантом религиозной веры, а выбор позиции политического действия остается у Вебера прерогативой исключительно власть имущего.

Можно согласиться с оценкой политической позиции М. Вебера, которую ему дал Р. Арон. По его мнению, ценностью, которую Вебер ставил превыше всего, было национальное величие, а не демократия или даже личные свободы. Он был, по словам французского социолога, сторонником демократизации в силу обстоятельств, а не по принципиальным мотивам¹. Правда, здесь следует отметить, что без личной свободы, Вебер не мыслил нормального политического развития. Недаром он был явным противником политической деятельности Вильгельма II, и еще до первой мировой войны подготовил проект реформ политических институтов Германии, целью которых была «парламентаризация» германского режима.

Выяснение позиции Вебера по проблеме легитимности, имеющей ключевое значение для понимания его политической социологии, открывает более широкие возможности для интерпретации типов господства и их взаимоотношений друг с другом.

Как уже отмечалось, первый тип господства Вебер называет легальным. Здесь в качестве «мотива уступчивости» имеет место соображение интереса, то есть целерациональное действие. К этому типу относятся современные ему европейские государства: Англия, Франция и др., а также США. В таком государстве подчиняются не личности, а установленным законам и не только управляемые, но и управляющие. Аппарат управления («штаб управления», по Веберу) состоит из специально подобранных чиновников, к которым предъявляется требование действовать, «не взирая на лица», то есть по строго формальным и рациональным правилам. Приказ, который отдается подчиненным, является следствием не личного авторитета, а безличной нормы, и сам акт приказа выступает, в свою очередь, следствием нормы, а не свободного произвола, милостью или привилегией. Таким образом, чиновникноситель власти, никогда не осуществляет ее от своего лица, а всегда от имени безличного «учреждения» в интересах некой подчиненной нормативно сформулированным правилам специфической совместной жизни людей, определенных или неопределенных, но выявленных по признакам соответствующим правилом. Юридическое «отделение» чиновника от средств управления в политической сфере, как подчеркивает Вебер, проведено совершенно также, как «отделение» рабочего от средств производства в капиталистическом хозяйстве^[7][8].

Итак, правовое начало — это принцип, лежащий в основе легального господства. Именно этот принцип оказался, согласно Веберу, одной из необходимых предпосылок развития современного капитализма как системы формальной рационализации.

Самым чистым типом легального господства выступает бюрократия. Правда, он подчеркивает, что никакое господство не может быть только бюрократическим, поскольку на вершине политической лестницы стоят либо наследственные монархи, либо избранные народом президенты, либо лидеры, избранные парламентом, ставящие формальный механизм управления на службу определенным политическим ценностям. Однако повседневная, непрерывная работа при этом ведется силами специалистов-чиновников, «машиной управления». Этот тип господства наиболее соответствует, по Веберу, формально-рациональной структуре экономики. Бюрократическое управление означает господство посредством знания и в этом состоит его специфическирациональный характер.

Вебер следующим образом описывает чистый тип рациональнобюрократического управления. Штаб управления состоит из отдельных чиновников, которые: 1) лично свободны и подчиняются только служебному долгу; 2) имеют устойчивую служебную иерархию; 3) имеют твердо определенную служебную компетенцию; 4) работают в силу контракта и, следовательно, на основе свободного выбора; 5) в соответствии со специальной квалификацией; 6) вознаграждаются постоянными денежными окладами; 7) рассматривают свою службу как единственную или главную профессию; 8) предвидят свою карьеру: в соответствии со старшинством по службе или в соответствии со способностями, независимо от суждения начальника; 9) работают в полном «отрыве от средств управления» и без присвоения служебных мест; 10) подлежат строгой единой служебной дисциплине и контролю. Эти положения стали хрестоматийными и входят не только в работы по социологии, но и во многие работы по научному менеджменту в качестве примера классической школы управления. Следует отметить, что отношение Вебера к бюрократии было достаточно сложным и неоднозначным. В анализе бюрократии, исследование которой составляет один из его главных вкладов в политическую социологию, можно выделить три аспекта:

• 1) анализ бюрократии как технически совершенного аппарата осуществления власти;
• 2) критика бюрократии в связи с естественной для нее тенденцией к выходу за рамки присущей ей функции;
• 3) рассмотрение феномена бюрократии как отражения социальной структуры общества.

Второй тип легитимного господства Вебер называет традиционным. Этот тип обусловлен «нравами», привычкой к определенному поведению. В этом отношении традиционное господство основано на вере не только в законность, но даже в священность издревле существующих порядков и властей.

Наиболее значительным видом господства, основанном на традиционалистском авторитете, опирающемся на легитимность и традицию, является, по Веберу, патриархальная власть: отца семейства, мужа, старшего в семье или роде — над членами семьи или рода, господина или патрона — над крепостными, зависимыми, вольноотпущенниками, хозяина — над слугами, князя — над должностными лицами, вассалами и т. д. Патриархальному (и патримониальному «по обычаям отцов» — как его разновидности) господству свойственно то, что, наряду с системой непреложных, абсолютно священных норм, нарушение которых влечет за собой дурные магические или религиозные последствия, действуют свободный произвол и милость господина, основанные, в принципе, на сугубо «личных», а не «объективных» отношениях и носящих иррациональный характер.

Штаб управления в данном случае состоит из лично зависимых от господина домашних чиновников, родственников, личных друзей или лично верных ему вассалов. В отличие от рассмотренного выше типа господства именно личная верность служит здесь основанием для назначения на должность, а также для продвижения по иерархической лестнице. Для традиционного господства характерно отсутствие формального права и соответственно отсутствие требования действовать «невзирая на лица»; характер отношений в любой сфере сугубо личный. Именно это обстоятельство делает особенно прочным и устойчивым этот тип легитимности.

Третьим типом господства является, по Веберу, харизматическое господство. Понятие харизмы (греч. charisma — божественный дар) играет в веберовской политической социологии особенно важную роль. Харизма, в соответствии с этимологическим значением этого слова, есть некая экстраординарная способность, некоторое качество индивида, выделяющее его среди остальных. Это качество не столько приобретенное, сколько дарованное человеку от природы богом, судьбой. К харизматическим качествам Вебер относит магические способности, пророческий дар, выдающуюся силу духа и слова. Харизмой, по Веберу, обладают герои, полководцы, маги, пророки и провидцы, выдающиеся политики, основатели мировых религий и др. типы (например, Будда, Христос, Магомет, Солон, Ликург, Цезарь и т. д.).

Харизматический тип легитимного господства представляет собой прямую противоположность традиционному. Если традиционный тип господства держится на приверженности обычному, раз и навсегда заведенному, то харизматический, напротив, опирается на нечто необычное, никогда ранее не признававшееся. Основной базой харизматического господства является аффективный тип социального действия. Вебер рассматривает харизму как великую революционную силу в традиционном типе общества, способную внести изменения в лишенную динамизма структуру этих обществ. Однако следует отметить, что при всем различии и даже противоположности традиционного и харизматического типов господства между ними есть и нечто общее, а именно: тот и другой опираются на личные отношения между господином и подчиненным. В этом отношении оба этих типа противостоят формально-рациональному господству как безличному.

Источником личной преданности харизматическому государю является не традиция и не признание его формального права, а прежде всего эмоционально окрашенная вера в его харизму и преданность этой харизме. Поэтому, как подчеркивал Вебер, харизматический вождь должен заботиться о сохранении своей харизмы и постоянно доказывать ее присутствие. Штаб управления при таком типе господства формируется на основе личной преданности вождю. Рациональное понятие компетентности, также как и сословно-традиционное понятие привилегии, здесь отсутствует. Необходимо отметить и еще один важный момент. Как от формально-рационального, так и от традиционного типа господства харизматический отличается тем, что здесь нет установленных (рационально или по традиции) правил, и решения по всем вопросам выносятся иррационально, на основе «откровения», интуиции или личного примера. После смерти харизматического правителя особую «головную боль» составляет проблема передачи власти.

В отличие от формально-рационального, харизматический принцип легитимности авторитарен. По существу, авторитет харизматического лидера базируется на его силе — только не на грубой, физической, а на силе его внутреннего дара.

Вебер, верный своим познавательным принципам, рассматривает харизму совершенно безотносительно к содержанию того, что возвещает, за что выступает, что несет с собой харизматический лидер, то есть он подчеркнуто безразличен к ценностям, вносимым в мир харизматической личностью^[9].

Легальное господство, по Веберу, имеет более слабую легитимирующую силу, чем традиционное и харизматическое. Возникает законный вопрос: на каком основании делается такой вывод? Чтобы на него ответить, следует еще раз обратить внимание на то, что представляет собой легальный тип господства. Как уже отмечалось, Вебер за основу легального господства берет целерациональное действие. В чистом виде легальное господство не имеет ценностного фундамента, — не случайно этот тип господства осуществляется формально-рационально, для чего «бюрократическая машина» должна служить исключительно интересам дела.

Именно потому, что формальная рациональность в себе самой собственной цели не несет и всегда определяется через что-то другое, легальное господство не имеет достаточно сильной легитимности и должно быть подкреплено чем-то другим — традицией или харизмой. На политическом языке это будет звучать таким образом: парламентская демократия, признаваемая классическим либерализмом в качестве единственно правомерного законодательного (легитимирующего) органа, не имеет в себе достаточной легитимирующей силы в глазах масс. А потому она должна быть дополнена или наследованным монархом (чьи права ограничены парламентом) или плебисцитарным путем избранным политическим лидером. В первом случае легитимность легального господства усиливается с помощью апелляции к традиции, во втором — с помощью апелляции к харизме^[10].

В последний период своей деятельности Вебер пришел к выводу о необходимости дополнить парламентскую легальность именно плебисцитарной легитимностью. В качестве политического лидера, по его мнению, должен выступать политический деятель, избираемый не парламентом, а непосредственно всем нардом. Это дает лидеру право обращаться в наиболее ответственные моменты непосредственно к народу через голову парламента.

Здесь следует отметить одно обстоятельство, чтобы не впасть в крайность при рассмотрении политических взглядов Вебера. Им никогда не подвергалась сомнению необходимость парламента, который ограничивал бы власть плебисцитарно избранного лидера и осуществлял бы как по отношению к нему, так и по отношению к аппарату управления функции контроля. Именно наличие трех взаимно дополняющих моментов (первое — аппарата управления («машины») как рационального средства осуществления власти политического лидера; второе — харизматического лидера как формулирующего и проводящего политическую программу («ценности»); третье — парламента как инстанции критически-контрольной по отношению к аппарату, но отчасти и к президенту) является необходимым условием существования западного общества. В этой связи следует иметь в виду и то, что одним из мотивов, заставивших немецкого социолога особо подчеркнуть значение плебисцита, было стремление ограничить все возрастающую силу аппарата буржуазно-демократических партий, силу «партийной олигархии». Как показывает история политической жизни и функционирования демократических институтов, параллельно развитию демократии усиливается процесс бюрократизации и отчуждения масс от принятия политических решений. М. Вебер один из первых (наряду с М. Острогорским и Р. Михельсом) отметил этот парадокс демократизации, а именно то, что вовлечение масс в социально-политическую деятельность приводит к появлению больших организаций, институционализирует их, а затем эти организации становятся деструктивными для самой демократии, функционирования ее институтов. А главное, происходит бюрократическая централизация, где практические решения принимают не миллионы людей, а элиты корпораций бизнеса, партии, профсоюзов, государства. Данная тенденция в развитии политических систем приходит в противоречие с принципами демократии.

В силу обстоятельств Вебер был вынужден подвергнуть критике и свое теоретическое «детище» — бюрократию как чистый тип легального господства. Что не удовлетворяло его в бюрократии? Бюрократическое господство, считал он, характерно для всех современных обществ и представляет собой весьма значимый фактор любого политического режима. Вместе с тем функционер не в состоянии обеспечить стабильное развитие государства и профессионально выполнять подлинно политические функции. Дело в том, что государственный служащий существует по большей части для того, чтобы наблюдать и контролировать исполнение установленных правил и норм. Он воспитан в духе дисциплины, а не инициативы и борьбы. Естественно, что подбор политических деятелей требует иных правил, отличающихся от требований, предъявляемых к чиновникам. Политические деятели, по Веберу, должны отбираться в процессе реальной борьбы, где они приобретали бы такие необходимые качества государственного деятеля, как решительность, инициативность, способность внушать веру и добиваться подчинения.

Возвращаясь непосредственно к идее Вебера об усилении легитимности легального господства, можно сказать, что именно формальный характер легального господства, не имеющий никаких собственных ценностей и требующий в качестве своего дополнения политического лидера, который был бы в состоянии сформулировать определенные цели, привело его к признанию плебисцитарной демократии. Плебисцитарная демократия как форма политической системы, по мнению Вебера, наиболее соответствовала ситуации, сложившейся в современном ему западноевропейском обществе.

Только плебисцит, по его убеждению, может сообщить политическому лидеру ту силу легитимности, которая позволит ему проводить определенным образом ориентированную политику, а также поставить государственно-бюрократическую машину на службу определенным ценностям. Для этого политический лидер должен быть харизматически одарен, ибо в противном случае он не может получить одобрения плебисцита. Как писал Вебер: «…Труд с верой и личной самоотдачей человеку, а не какой-то абстрактной программе какой-то партии, состоящей из посредственностей, является тут идеальным моментом — это «харизматический элемент всякого вождизма, одна из его движущих сил»¹.

Плебисцитарная теория — это, по существу, попытка найти идеальную модель организации политической власти. Какова здесь логика и ход рассуждений Вебера? По его мнению, харизматический лидер, стоящий вне классов и демагогической политики различных партий, одновременно имеющий независимый источник легитимизации своей власти, смог бы объединить вокруг себя нацию и защитить ее от давления со стороны бюрократии и «социалистического коллективизма». Как он полагал, такого рода лидер, с независимой от парламента базой власти, смог бы преодолеть раздробленность классовых интересов и стать объединяющим началом власти. С особой актуальностью эта проблема встала перед Германией после ее поражения в Первой мировой войне.

Коротко и ясно суть своей теории Вебер сформулировал в беседе с Людендорфом, которого считал одним из виновников германской катастрофы. Эта беседа записана Марианой Вебер в 1919 г. Она отмечает, что после диалога «глухих», в ходе которого Вебер пытался убедить Людендорфа пожертвовать собой, сдавшись в качестве военнопленного союзникам, разговор перешел на политическую ситуацию в Германии. Людендорф упрекнул Вебера в том, что тот защищает демократию:

«Вебер: Вы думаете, что-то свинство, которое мы имеем сегодня, я принимаю за демократию?

Людендорф: Если Вы так говорите, мы с Вами, может быть, найдем общий язык.

В.: Но свинство, которое было раньше, тоже не было монархией.

Л.: Что Вы считаете демократией?

В.: В демократии народ выбирает вождя, в которого верит. Затем избранник говорит: «А теперь заткнитесь и подчиняйтесь!» Народ и партии не смеют и пикнуть.

Л.: Мне такая демократия подходит.

В.: Потом народ может судить. Если вождь совершил ошибки, то пусть лезет в петлю"^[11].

Как уже отмечалось, Вебер прежде всего хотел добиться того, чтобы политический лидер имел верховенство над бюрократией, и одновременно был бы выведен из-под власти политических партий и экономических интересов отдельных групп. Нельзя в этой связи не отметить и его опасений по поводу того, что любая политическая система в Германии, взятая «на прокат» у англичан или французов, в условиях острой социально-классовой поляризации рухнет под натиском бескомпромиссного давления различных интересов. И, наконец — что представляет собой немаловажный момент, — Вебер стремился сохранить экономическую сферу вне контроля государства. Он надеялся, что плебисцитарная демократия сумеет разрешить проблемы хронической разобщенности, свойственные всем формам демократии, а также будет способствовать перестройке политических и социальных институтов Германии.

Плебисцитарная демократия Вебера представляет собой не только плод его теоретических размышлений, но и политическую практику Германии 1918—1945 гг. Дело в том, что Вебер являлся членом комиссии, которая составляла конституцию так называемой Веймарской республики. Среди положений конституции особенно важным оказалось предложение, сформулированное в статье 41, где говорилось, что президент Рейха избирается при участии всего народа. Веберу удалось здесь провести свой принцип выдвижения плебисцитарного лидера.

Причем эта статья требовала, чтобы президент назначал министров из числа членов парламента, но сохранял за ним право обращаться через голову парламента к народу, устраивать референдумы и распускать парламент.

Как показало последующее развитие событий в сфере политической жизни англосаксонских обществ, несмотря на то, что бюрократия по-прежнему усиливала свои позиции, тем не менее, существовавшая там демократическая система предотвратила появление харизматического лидера, который смог бы разрушить демократические институты и ценности. Причем решающую роль такого рода предохранительного клапана сыграли исторические традиции и опыт политической культуры народов.

Совершенно иная ситуация сложилась в Германии, где идеи и практика плебисцитарной демократии привели к национальной катастрофе. Как известно, Гитлер — харизматический лидер, избранный народом, вместо того, чтобы бороться с бюрократией и разобщенностью нации, низвел народ до слепого орудия своей преступной воли и вожделений.

В Германии сбылось пророчество О. Шпенглера, высказанное им в первом томе знаменитого труда «Закат Европы» (1918): «До Гете мы, немцы, больше никогда не дойдем, но можем дойти до Цезаря».

В социологической и политологической литературе часто обсуждается вопрос о степени причастности Вебера к краху Веймарской республики и установлению гитлеровской диктатуры. Одни полностью выводят его из-под критики, другие прямо или косвенно обвиняют его во всех «грехах», которые привели Германию к катастрофе.

Оставляя этот спор историкам и аналитикам, все-таки нельзя не отметить некоторые особенности истории политической жизни Германии, которые так или иначе проясняют и снимают некоторые из поставленных вопросов.

Не будет преувеличением сказать, что в немецкой политической культуре наиболее слабым местом оказалось отсутствие убеждения в приоритете силы закона, понятого в его либеральной трактовке. В этом отношении одно из главных различий между англосаксонской и немецкой политическими системами, обусловленное причинами исторического характера, заключалось в том, что первая утверждала власть закона в то время как вторая — власть воли.

Что касается непосредственно веберовской теории плебисцитарной демократии, которая на практике может привести к далеко не однозначным результатам, то в ней есть элементы, которые, — как показывает история, — носят универсальный характер. Собственно само появление в политической жизни лидера с харизматическими качествами, особенно в кризисной для общества ситуации, — является очевидным историческим фактом. К тому же, многие харизматические качества плебисцитарного лидера вполне могут вписываться в демократические институты и ценности. Нельзя сбрасывать со счетов и того, что разработанная Вебером концепция плебисцитарной демократии, призванная противодействовать политической разобщенности общества, корпоративным и бюрократическим тенденциям, действительно может способствовать консолидации нации и защитить ее интересы. Таким образом вопросы, поставленные Вебером, имеют непосредственное отношение не только к истории, но и к устройству и функционированию современных политических систем.

• [1] К. Ясперс. Речь памяти Макса Вебера // М. Вебер. Избранное. Образ общества. М., 1994. С. 561.
• [2] Р. Арон. Этапы развития социологической мысли. М., 1993. С. 551—552.
• [3] М. Вебер. Избранные произведения. М., 1990. С. 703.
• [4] М. Вебер. Избранные произведения. М., 1990. С. 646.
• [5] М. Вебер. Хозяйственная этика мировых религий // М. Вебер. Избранное. Образобщества. М., 1994. С. 67.
• [6] См.: Р. П. Шпакова. Легитимность политической власти. С. 192, 193, 196.
• [7] Р. Арон. Этапы развития социологической мысли. М., 1993. С. 560.
• [8] См.: М. Вебер. Хозяйственная этика мировых религий // М. Вебер. Избранное. Образ общества. М., 1994. С. 67—68.
• [9] См.: Вебер М. Харизматическое господство // Социологические исследования.1988. № 5; М. Вебер Хозяйственная этика мировых религий. С. 69—70.
• [10] См.: П. П. Гайденко, Ю. Н. Давыдов. История и рациональность. М., 1991. С. 89—90.
• [11] Цит. по: Р. Арон. Этапы развития социологической мысли. М., 1993. С. 579—680.