Лекция 2 ЦЕРКОВЬ И ГОСУДАРСТВО: ЭВОЛЮЦИЯ ПРАВООТНОШЕНИЙ

1. Христианское истолкование власти. Понятие церкви имеет двоякое значение: во-первых, это собрание верующих, «тело Христово»; во-вторых, храм, архитектурное сооружение.

Обратимся прежде к рассмотрению первого аспекта церковности. Деятельность церкви как религиозной организации регламентируется «градскими законами», т. е. государственным правом. В основе градских законов лежат принципы, сформулированные в посланиях апостола Павла. Один из них гласит: «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены. Посему противящийся власти противится Божию установлению» (Рим. 13:1−2). Далее говорится: «Итак отдавайте всякому должное: кому подать, подать; кому оброк, оброк; кому страх, страх; кому честь, честь» (Рим. 13:7).

В соответствии с этими принципами церковь должна была благословлять всякую власть; именно поэтому в России православие поддерживало и монархическое, и коммунистическое правление. Сейчас церковные иерархи молятся за сохранение и упрочение президентской системы.

2. Становление церковного права. В Византии первый свод градских законов издается при императоре Юстиниане («Кодекс Юстиниана») в 534 г. В нем были систематизированы и объединены в 12 книгах распоряжения императоров (начиная со II в.), касающиеся церковного, уголовного, финансового, гражданского права и других вопросов. Церковная часть кодекса Юстиниана со временем расширяется за счет включения в него новых статей и новелл византийских монархов и получает самостоятельное значение под названием Номоканона, или Кормчей книги.

Особое место в церковном праве занимают Типиконы — монастырские уставы. Они имеют ограниченное применение и регулируют лишь жизнь монашеских общин. Причем каждый крупный монастырь, как правило, обзаводился собственным уставом, стараясь закрепить присущие ему особенности в сфере имущественных и вероисповедных отношений. В Византии наибольшей известностью пользовался устав Судийского монастыря, который в XI в. был принят и киево-печерским монашеством.

3. 'фркр&ные уставы кие&ски^КЦЯ^ей. Само собой разумеется, византийский Номоканон не мог быть сразу перенесен на древнерусскую почву. Прежде должна была сложиться церковная организация. А это во многом зависело от светской власти, ее благоволения и устремлений.

Первоначально положение церкви определялось уставами князей Владимира Святославича и Ярослава Мудрого. Общая их тенденция заключалась, во-первых, в расширении источников материального обеспечения духовенства и, во-вторых, автономизации церковного суда.

По Уставу князя Владимира Святославича, церкви предоставлялась «десятина», т. е. десятая часть от всех княжеских доходов. Такая практика отсутствовала в Византии, но зато существовала в римской церкви. Помимо этого, в ведение духовенства передавались все семейные и вероисповедные дела: брачные соглашения, разводы, измены, «умыкания» невест, семейные раздоры, споры супругов о собственности, ведовство, еретичество, тяжбы детей о наследстве и т. д.

Определялась и так называемая категория «митрополичьих людей»: это игумен и игуменья, чернец и черница, дьякон и дьяконица, поп со всей своей семьей, вдовица, калика, увечный человек, дьяк и все причетники церковные. В отношении их прямо заимствовалась норма византийского Номоканона: «не подобает сих… судити князю, ни боярам, ни судиям его». Они подлежали суду только митрополита и епископов.

Еще более укрепляет правовой статус церкви Устав князя Ярослава, предусматривавший, помимо прочего, возможность пополнения митрополичьих людей. Так, если женщина незаконно рожала ребенка, ее должны были передать «в дом церковный». Или если «жидовин или бисерменин будет с рускою, на иноязычницех 6 гривен, а рускую поняти в дом церковный». Точно так же, если «два брата сь единою женою, митрополиту 8 гривен, а женку поняти в дом церковный»¹.

В то же время княжеские уставы киевского периода никак не определяли задачи церкви в области образования и просвещения народа. Светская власть оставляла это в своей компетенции. Еще Владимир Святославич сразу по принятии крещения «послав, нача поимати у нарочитые чади дети и даяти нача на ученье книжное»^[1][2]. При Ярославе Мудром центром наук, своеобразной академией становится созданная им София Киевская. Собранные там древнерусские грамотники занимались переводами и перепиской книг. Там же находилась первая русская библиотека, содержавшая сотни наименований церковных и мирских сочинений.

Таким образом, княжеские уставы, с одной стороны, ограничивают функции церкви исключительно богослужебной, литургической деятельностью, а с другой — наделяют ее правами самостоятельного юридического субъекта, полностью независимого от светской власти в пределах своей компетенции. Это приводит к тому, что древнерусское общество подвергается правовой дуализации, способствовавшей развитию опасного двоевластия.

4. Соперничество иеркви и государства. В обстановке удельного раздробления Руси церковь начинает постепенно возвышаться над государством. Убедительное подтверждение этого — печати киевских митрополитов. Ранние их варианты еще отражали зависимость главы древнерусской иерархии от византийского патриарха. Крепнущая самостоятельность митрополитов ознаменовывается появлением на печатях их личных патрональных изображений. Позднее эти изображения заменяются общецерковным символом — изображением Богородицы. А со второй половины XI в. на печатях и в титуле митрополита закрепляется важное новшество, ставшее с тех пор обычным, — понятие «всея Руси», обозначавшее границы митрополичьей власти. Иначе обстояло дело с печатями киевских князей: в них не фиксировалось иерархическое превосходство их владельцев над остальными русскими князьями, и эпитет «великий» равно усваивался князьями разных территорий, если эти князья были склонны к «пышному самотитулованию»^[3].

Монголо-татарское иго на время сдерживает противостояние церкви и государства. Но с началом московской централизации вновь пробуждается соперничество светской и духовной власти. Набирает силу боярско-церковная оппозиция, добивающаяся сохранения удельной системы.

Чтобы укрепить расшатанную власть, Иван IV в 1547 г. «венчается на царство», т. е. объявляет себя не только законным наследником своих предков, но и «поставлением от Бога» самодержцем. Однако это не привело к стабилизации отношений между боярами, церковниками и царем. Тогда он учреждает опричнину и начинает планомерно уничтожать своих противников. В их числе был и митрополит Филипп Колычев^[4].

В послании к беглому боярину А. М. Курбскому московский самодержец так разъяснял свою позицию: «И сие ли супротивно разуму и совесть прокаженна, еже невежу взустити и злодейственных человек возразити и от Бога данному царю воцаритися? Нигде же бо обрящеши, еже не разоритися царству, еже от попов владому». Иван IV самым решительным образом разграничивал функции «святительской власти» и «царского правления». Святительская власть, «подобно агньцу, не противну никому же», наказывает провинившихся только «языком», не прибегая к «ярости» и «гневу». Царское же правление ради сохранения «общего жития» обязано действовать и страхом, и запрещением, и обузданием, чтобы оградить людей от «безумия злейших человек лукавых». «Се убо разумей, — писал царь, — разньство постничеству (т. е. монашеству. — А.3.)_у и общежительству, и святительству, и царству. И аще убо царю се прилично: иже биющему в ланиту обратити другую? Се убо совершенная заповедь? Како же царство управити, аще сам без чести будет? Святителем же сие прилично. По сему разумей разньства святительству с царством»¹.

В конечном счете Иван IV предпринял ряд мер по ограничению экономического роста церкви. Прежде всего он категорически запретил «без государева ведома» дарить или продавать монастырям недвижимую собственность. Под контроль ставился и сбор церковной десятины. Если раньше этим занимались представители духовной власти — десятники и заемщики, то теперь «святительский дар» переходил в попечение земских старост и целовальников, назначавшихся «по государеву великого князя указу».

Новым моментом было и приобщение церкви к обучению детей грамоте. Созванный Иваном IV церковный собор 1551 г. констатировал удручающее положение с образованностью не только мирян, но и священников. Причину своего невежества последние объясняли просто: на Руси совсем нет училищ, и им приходится учиться «у своих отцов и у своих матерев», которые и «сами мало умеют, и силы в божественном писании не знают». «По царскому совету» духовная власть обязывалась в Москве и во всех других русских городах «учинити… училища, чтобы священники и дияконы и все православные христиане в коюмуждо граде предавали им своих детей в научение грамоте, и на научение книжнаго писания, и церковнаго пения…»^[5][6].

5. Соборное уложение 1649 г. Однако реформы Ивана IV не могли пустить глубоких корней в обществе: они продвигались «страхом» и держались «грозой». После смерти царя снова ожила боярско-церковная фронда. В правление его сына Федора Иоанновича, последнего Рюриковича на московском престоле, церковь добилась учреждения патриаршества (1589), что еще более обострило отношения между светской и духовной властью.

Начало царствования династии Романовых вообще проходит под знаком своеобразного папоцезаризма: при Михаиле Романове вся полнота власти — светской и духовной — оказалась в руках его отца — патриарха Филарета. Но уже внук патриарха, царь Алексей Михайлович, придал делу совсем иной оборот. В 1649 г. вышло его Соборное уложение, значительно ограничивавшее юрисдикцию церкви. Во-первых, устанавливалась одинаковая подсудность как духовенства, так и светских лиц по недуховным делам. Все церковное судопроизводство сосредоточивалось в Монастырском приказе, подведомственном государственной власти. Высшее духовенство (за исключением патриарха) теряло свои прежние административные и судебные привилегии. Во-вторых, наказание за любое прегрешение в церкви (бесчинство, оскорбление священнослужителей, подача начальственным лицам челобитных и т. д.) совершалось «с ведома государя» и как «государь укажет»^[7]. В-третьих, за бесчестие патриарха и других церковных иерархов назначалось либо «битье батогом», либо кратковременное содержание в тюрьме; между тем как за бесчестье светских властей взыскивался денежный штраф (например, за «нанесение обиды именитым людям Строгановым» взималось 100 рублей). Отмена денежной компенсации лишала духовенство важного источника дохода.

6. Церковный раскол. Следующим шагом царя Алексея Михайловича явилась церковная реформа, проведение которой было возложено на патриарха Никона.

Весьма честолюбивый и к тому же инородец (по матери он был русский, по отцу — мордвин), Никон повел дело решительно и без оглядки на сложившиеся церковные традиции. Под предлогом приведения их в соответствие с греческим образцом он круто переменил обряды и богослужение московского православия. В 1652 г. по всем московским церквам был разослан указ патриарха, отменявший старое двуперстие и обязывавший отныне исповедовать Троицу и креститься тремя перстами. Двуперстие было основано на почитании Христа и признании его двойственной сущности — божественной и человеческой. Троеперстие же символизировало триипостасное божество — Бога-Отца, БогаСына и Святого Духа. Одновременно вместо сугубой аллилуйи вводилась трегубая, а написание имени Христа И су с заменялось на новую форму — Иисус. Строгой правке подвергались также богослужебные книги, существовавшие только в рукописном виде и действительно содержавшие многочисленные ошибки и уклонения. И что всего примечательней, при Никоне впервые на Руси был издан византийский Номоканон с исправлениями и предисловием самого патриарха.

Церковные нововведения привели к расколу церкви. Против Никона выступили старообрядцы во главе с протопопом Аввакумом, бесстрашно ратовавшим за сохранение «древлеотеческих преданий». Опасность была столь велика, что патриарху пришлось даже оставить святительскую кафедру. Царь Алексей Михайлович принял это как должное и не настаивал на возвращении Никона обратно. Тем не менее на церковном соборе 1666−1667 гг. старообрядчество было предано проклятию как ересь. Соборное решение гласило: «Аще же кто не послушает повелеваемых от нас, не покорится святой восточной церкви и сему освященному собору, или начнет прекословить и противиться нам, и мы такового противника данною нам властью… проклятию и анафеме предаем, яко еретика и непокорника, и от православного всесочленения и стада и от церкве Божия отсекаем, дондеже уразумится и возвратится в правду покаянием. А кто не уразумится и не возвратится в правду покаянием и пребудет в упорстве своем до скончания своего, тот да будет и до смерти отлучен, и часть его и душа его со Иудою предателем и с распеншими Христа жидовы и со Арием и с прочими проклятыми еретиками. Железо, камени и древеса да разрушатся и да растлятся, а той да пребудет не разрешен и яко тимпан во веки веков. Аминь»^[8]. Собор предусматривал также, что если старообрядцы «духовное наказание» церкви «начнут презирати», то к ним будут приложены и «телесные озлобления», т. е. мучения и казни. Число пострадавших исчислялось сотнями. Свое анафематствование церковь отменила только на Поместном соборе в 1971 г.

7. УТодгинение церкви государств. Реформы Никона привели к тому, что церковь уже не могла больше соперничать с государством. Для полного торжества светской власти оставалось лишь упразднить патриаршество. Это и осуществил Петр I в 1721 г. Вместо патриаршества он учредил Духовную Коллегию, или Синод, которому вручил управление церковными делами.

Синод действовал на основании «Духовного регламента», составленного Феофаном Прокоповичем и отредактированного самим царем. В первую очередь от Синода требовалось пресекать всякие «нестроения» в церкви, «еже есть желание Апостола или паче самого Бога благоволение». В числе таких «нестроений» выступало и «единоличное правительство» патриарха, которое объявлялось нетерпимым «в государстве монархическом, яковое есть наше Российское». В «Духовном регламенте» так объяснялась необходимость упразднения патриаршества: «Ибо простой народ не ведает, како разнствует власть духовная от самодержавной, но великою высочайшего пастыря честию и славою удивляемый помышляет, что таковый правитель есть то вторый государь самодержцу равносильный или больше его, и что духовный чин есть другое и лучшее государство и се сам собою народ умствовати обыкл. Что же егда еще и плевелныя властолюбивых духовных разговоры приложатся и сухому хврастию огнь подложат. Тако простые сердца мнением сим развращаются, что не так и на самодержца своего, яко на верховного пастыря в коем-либо деле смотрят».

В пользу «коллегиального правления» выставлялись следующие «вины», или доводы: во-первых, «известнее взыскуется истинна соборным сословием, нежели единым лицем»; во-вторых, «вящше ко уверению и повиновению преклоняет приговор соборный, нежели единоличный указ»; в-третьих, «в коллегиуме таковом не обретается место пристрастию, коварству, лихоимному суду». Гарантом дееспособности коллегиального правления признавалось то, что оно «под державным монархом есть и от монарха уставлено».

Отныне священнослужители обязывались: а) вести метрические книги, учитывающие рождение и смерть младенцев; б) исповедовать и соборовать больных только в присутствии родственников и церковных людей во избежание сокрытия чего-либо опасного для государства; в) не совершать богослужений нигде, кроме церкви, особенно в домах «богатых человек», ибо это лишь вносит «разнствие» между прихожанами, вызывает «раздражение убогой братии».

Значительный раздел составили статьи, касающиеся монашества. Отныне запрещалось принимать в монахи лиц, не достигших тридцатилетнего возраста. Солдат же и крестьян разрешалось постригать лишь при условии строжайшего соблюдения необходимых формальностей, дабы не нанести вред государству «преслушанием повеления верховный власти». Безоговорочно запрещался старинный обычай, когда «родители малых сынов своих, еще прежде доволного их разсуждения, обещевают в монахи, а потом возрастных увещевают или и понуждают стрищися в монашество, вспоминая им обещание свое и не попуская женитися». Кроме того, в монастырях должны были заводиться разного рода промыслы: «например, дело столярное, и иконное, и протчее, что не противно монашеству; а монахиням пряжу, шитье и плетения кружев и протчего». Оставлялись монастыри и без такого привлекательного для них установления, как сохранение сокровищ мирян: теперь это вменялось в обязанность самому государству^[9].

Таким образом, «Духовный регламент» полностью лишал церковь всякой самостоятельности, превращая ее в служебный орган государственной машины. Вместе с тем синодальное православие удержало все плоды никоновских реформ, что еще более отчуждало его от народного христианства.

7. 'Восстановление патриаршества. Патриаршество было восстановлено лишь в советский период (1918), но это мало изменило сущность современной церковной жизни: она как была, так и осталась порождением синодальной системы.

• [1] Древнерусские княжеские уставы. XI—XV вв. М., 1976. С. 16.87. 88.
• [2] Повесть временных лет. С. 81.
• [3] Янин В. Л. Актовые печати Древней Руси. X—XV вв. В 3 тт. Т. I.М. 1970. С. 22.
• [4] Друг детства царя, митрополит Филипп Колычев пытался воспротивиться политике Ивана Грозного. Однажды он не дал ему поцеловать крест в конце службы в Кремлевском Успенском соборе, куда царь прибыл в опричном монашеском одеянии. «Государь, — сказал Филипп во всеуслышание,-убойся суда Божия… У татар и язычников есть правда — на одной Руси нет ее… Мы здесь приносим бескровную жертву за спасение мира, а за алтарем без вины проливается кровь христианская». — Цит. по кн.: Поспелове кии Дмитрии. Православная церковь в истории Руси, России и СССР. М., 1996. С. 81.
• [5] Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским. М., 1981.С. 20, 24.
• [6] Стоглав. СПб., 1997. С. 259, 184, 74, 75.
• [7] Соборное Уложение 1649 года. Текст. Комментарии. Л. 1987.С. 19.
• [8] Материалы для истории раскола за первое время его существования. Т. 2. М., 1876. С. 219−220.
• [9] Духовный регламент// Законодательство Петра I. М., 1997.С. 545, 543−544. 591,595. 597. 602. Другими законодательными актами Петр I разрешил иноверцам, проживающим на территории России, иметь свои церкви, а также позволил старообрядцам открытоисповедовать свое православие, правда, с наложением на них двойной подати. В 1716 г. вышла инструкция, обязывающая священнослужителей никого не проклинать и не отлучать от церкви, кроме преступников, но и тех единолично, а не семейно.