Заключение. 
Русская литература последней трети xix века

Своеобразие эстетических представлений писателей и закономерности историко-литературного процесса XIX в. Неповторимая писательская манера, дающая основание не просто для сопоставления, а скорее противопоставления оригинальных творческих индивидуальностей, не исключает общности их эстетических представлений, которые и определяют в конце концов единство характерных черт русской литературы XIX в., ее феноменальность.

Центральная черта русской литературы рассматриваемого периода заключается в том, что это искусство глубоких, выстраданных идей. Этика и эстетика здесь сливаются воедино, создавая напряженную динамику литературного развития: Жуковский, Пушкин, Лермонтов, Гоголь. Середина — конец XIX столетия еще более подчеркивают эту особенность. Л. Н. Толстой говорит: «Писать надо тогда, когда не можешь не писать», т. е. когда ты в состоянии высказать мысли, жизненно необходимые для людей. Ему вторит Чехов в одном из писем А. С. Суворину: «Старые мастера, как соком, пронизаны чувством цели», — а в «Доме с мезонином» заключает: «Науки и искусства, когда они настоящие, стремятся не к временным, не к частным целям, а к вечному и общему, — они ищут правды и смысла жизни, ищут Бога, ищут душу». Но ведь это не что иное, как повторение завета Пушкина своим современникам: стремиться к тому, чтобы писательская рука не трудилась «по пустякам».

Вторая важнейшая, и тоже сквозная, черта литературного процесса заключается в ориентации авторов на читательское восприятие. Тютчевская формула «Нам не дано предугадать, // Как нагие слово отзовется, //И нам сочувствие дается, // Как нам дается благодать…» имела в виду не писательскую обособленность, отчужденность, а стремление к созданию такой эмоционально насыщенной, выразительной художественной формы, которая была бы способна вызвать именно ответный читательский отклик-сочувствие тому, что было некогда пережито художником.

Так возникает не только особенная мощь, масштабность идей литературы этой поры, до сих пор нас поражающие, но еще и эмоциональная их сила, их всеобщая «заразительность», но определению Л. Н. Толстого.

Мысль переносится мастерами слова в область чувства и потому захватывает необычайно. «Богатые результаты совершеннейшей умственной лаборатории делаются общим достоянием, — говорит Островский в „Застольном слове о Пушкине“, — высшая творческая натура влечет и подравнивает к себе всех».

В связи с этим литература рассматривается писателями XIX в. как важнейшее средство общения людей между собой. Следствием же этого, производной величиной от подобных авторских устремлений становится еще одна важнейшая особенность литературного процесса XIX в. — его демократизм. Наиболее полное выражение эта идея получила в раздумьях Л. Н. Толстого об истории искусства, которую он истолковывает не с точки зрения эволюции идеологических критериев, а как смену художественных форм. Л. Н. Толстой утверждает, что в этом смысле, искусство — и литературу в том числе — можно представить себе в виде конуса или горы. Основание горы велико — это фольклор, народное творчество, простота и доступность форм. По мере того как в дело вступают профессиональные мастера, формы усложняются, но вместе с тем катастрофически сужается круг воспринимающих искусство. Задача состоит в том, чтобы с вершины изощренных приемов, сохраняя накопленный творческий опыт, вернуться к основе и вновь завоевать обширную читательскую аудиторию. Однако это потребует от писателей громадных усилий.

Проблемы периодизации. Достижения, которые демонстрирует русская литература XIX в., объясняются пристальным вниманием писателей к самой природе искусства слова, к постижению его внутренних законов, но в них же следует искать и обоснование градациям, особенностям самого движения, развития историко-литературного процесса.

Прежняя периодизация, предлагавшаяся, как ее определяли, «марксистско-ленинской» эстетикой и теорией литературы, насильственно подчинявшая историю литературы истории, к тому же весьма субъективно, произвольно интерпретируемой, рухнула. Новая пока что не создана.

Однако именно русская литература, о которой мы говорим, с ее отчетливо выраженными чертами и свойствами дает основания для того, чтобы выделить некоторые закономерности, резко бросающиеся в глаза. Причем эти закономерности обосновываются теми же объективными факторами, связанными с природой литературы как вида искусства.

Яркая особенность историко-литературного процесса XIX в. заключается в контрастном сочетании двух типов творчества в их развитии, становлении. Первый — эволюционный, основывающийся на традиции и трансформирующий ее. Второй можно уподобить стремительному протуберанцу: это громадной силы творческий взрыв, возмущение, катаклизм, в результате чего возникают совершенно новые формы, которые не существовали прежде, — верный признак появления нового художественного гения. Великие писатели и выдающиеся таланты работают в знакомых художественных пределах. Гений же всегда находит новое, он всегда — новатор, ниспровергатель традиций, всегда устраивает настоящий погром в устоявшихся нормах, рождая дерзкие открытия, новации. Л. Н. Толстой, подводя итог развитию литературы XIX в., замечает: «История русской литературы начиная со времени Пушкина не только представляет много примеров отступления от европейской формы, но не дает даже ни одного примера противного. Начиная с „Мертвых душ“ Гоголя и до „Мертвого дома“ (имеются в виду „Записки из Мертвого дома“ — Я. Ф.) Достоевского». Такие мощные всплески всемирных преобразований в сфере давно сложившихся, незыблемых, кажется, приемов и форм дает в XIX столетии именно русская литература: Пушкин — в поэзии, прозе малых форм, драме, Толстой и Достоевский — в области романных жанров, Чехов — в драматургическом роде творчества, в рассказах и повестях. Это именно интенсивные, сконцентрированные прорывы в искусстве слова, сохраняющие свою свежесть и жизненную стойкость до сих пор.

Самое сильное и продуктивное направление историко-литературного процесса имеет свои истоки в творчестве Пушкина, а затем в 1840-х гг., когда почти одновременно в литературу входят Герцен, Тургенев, Островский, Салтыков-Щедрин, Достоевский. Энергичный художественный поиск в 1850-е гг. будет подхвачен Толстым, а в 1860-е гг. — Достоевским (начало второго периода его творчества).

Писателями ставятся громадные нравственные, психологические, философские проблемы постижения мира и человека, его души. По сути дела, это было продолжением пушкинской традиции, развитием идей его «Пророка» — художественным исследованием тайн творчества и жизни:

И внял я неба содроганье, И горних ангелов полет, И гад морских подземный ход, И дольней лозы прозябанье…

Другое направление возникает позднее, в 1860-е гг. и представлено такими именами, как Николай Успенский (двоюродный брат Глеба Успенского), Помяловский, Решетников, Слепцов, т. е. более скромными, чем корифеи 1840—1850-х гг., художественными талантами, что обусловило и более скромные художественные результаты.

В 1840—1850-е гг. имела место многообразная, многоцветная картина мира, создавая которую, писатель так или иначе пророчествует, поднимает читателей до уровня выстраданных им идей, представлений о том, что должно, что истинно, что жизненно необходимо для человека, чтобы чувствовать себя человеком. В этот период творили великие и гениальные мастера, именно поэтому прилагались такие громадные усилия в области поисков формы. «Глаголом жечь сердца людей» значило для них проявлять глубочайшую искренность в сочетании с такой же глубокой аналитической способностью — постижением целостности мироздания, законов бытия, и одновременно — с остротой критики действительности, а все это достигается не только мудростью, но еще и при условии подлинного совершенства создаваемой формы.

В 1860-е гг., в пределах второго направления историко-литературного процесса, было уже нечто иное: более узкое по своим тенденциям и более бледное по художественным достижениям творчество. Писатели сосредоточили свое внимание исключительно на социальных вопросах, на положении народной массы. Это был тоже известного рода прорыв: народ, который раньше был представлен, по словам Салтыкова-Щедрина, в «качестве декорации», вышел на авансцену и потребовал внимания к себе, к своему бедственному положению, права на подробное, этнографически точное изображение своего существования. «Не начало ли перемены?» — так назвал Чернышевский свою знаменитую статью 1861 г. о рассказах Н. В. Успенского.

Новое направление будет подхвачено волной народнической литературы в 1870-е гг., но еще раньше ему пробивали путь писатели совершенно иной ориентации, например П. И. Мельников (Андрей Печерский) с его рассказами и повестями, а затем с романом-дилогией, в которых тоже был очень силен этнографический колорит.

В 1880-е гг. эти два потока сливаются в творчестве гениальных мастеров и крупнейших художественных талантов: «Власть тьмы» Толстого, рассказы и повести Лескова, путевые очерки и очерковые циклы Короленко, рассказы и пьесы Чехова.

Еще одна черта историко-литературного процесса заключается в том, что в конце XIX в. он оказался на перепутье: происходит переход от двоичной (бинарной) системы, свойственной предшествующей литературе, к троичной (тернарной). До сих пор доминировали два потока, два встречных движения, представляющие собой внутреннее единство: небо и земля, рай и ад, Бог и дьявол, горние выси веры и убогий практицизм неверия, романтические «отцы» и одержимые бесовщиной атеизма «дети». Третий путь, дополняющий бинарную систему, был четко обозначен в творчестве Чехова как естественно-научный, естественно-правовой, светская, а не сакральная культура. Однако и при троичной системе этот новый путь сохранял в себе широкое нравственное дыхание, свойственное предшествовавшей русской литературе. Точка зрения «здравого смысла» не отрицала тайн «русской души», по-прежнему резко отличавшей отечественную литературу и на этой стадии ее развития от европейского прагматизма.

Спустя семь лет после смерти Л. Н. Толстого в России произошла катастрофа — общественная, экономическая и гуманитарная, — трагическая по своим последствиям. Революция 1917 г. уничтожила саму возможность существования подобной литературы, однако со временем ее значение как определенного историко-культурного явления еще более актуализировалось, настолько велико оказалось ее влияние на мировой литературный процесс. Ныне все чаще говорят о существовании трех этапов в развитии всемирной культуры, имея в виду Античность, Возрождение и Русскую литературу XIX в.