Гуманитарная интервенция в контексте глобальной конфликтности

В обстановке глобальной дестабилизации и социальнополитических потрясений на Ближнем Востоке актуализировался вопрос о соотношении государственного суверенитета и необходимости защиты прав населения от геноцида, военных преступлений и этнических чисток. Существенное место в теоретическом дискурсе по проблематике международных конфликтов занимает концепция и политика гуманитарной интервенции.

В мировом сообществе не сложилось единого мнения о содержании понятия и признаков гуманитарной интервенции. Некоторые политики и эксперты употребляют этот термин для случаев использования внешней военной силы с целью прекращения войн и нарушений прав человека национальными правительствами. Другие акцентируют внимание на применении военной силы для предотвращения гибели и страданий людей во время конфликтов, причем страна, осуществляющая силовое вмешательство, в военном смысле остается нейтральной и не вступает в прямое столкновение с участниками конфликта.

Под гуманитарной интервенцией обычно понимаются военные операции одних государств на территории других без согласия их правительств с целью предотвращения или пресечения масштабных нарушений прав человека, особенно права на жизнь, последующего поддержания стабильности и установления демократических норм правления.

Акции военного характера в отношении государств, где возникала угроза жизни определенных групп населения, предпринимались, начиная с XIX в. Подобным образом Франция в 1860 г. обосновывала отправку своих войск в Ливан для спасения маронитов от уничтожения друзами. Этими же соображениями в 1901 г. мотивировалась военная экспедиция Германии, Австро-Венгрии, США, Франции, Великобритании, Италии, России и Японии в Китай с целью защиты своих подданных и китайских христиан, укрывшихся в осажденных посольствах во время Ихэтуаньского восстания.

В период холодной войны операции типа гуманитарных интервенций были практически неосуществимы ввиду противостояния двух блоков, находившихся в состоянии перманентной конфронтации, взаимных угроз и гонки вооружений.

Введение

вьетнамских войск в Камбоджу в декабре 1978 г. привело к свержению полпотовского режима и позволило прекратить репрессивную деятельность красных кхмеров. Однако оно вызвало в мире противоречивую реакцию, поскольку наряду с гуманитарной преследовалась и политическая цель — установление контроля над территорией Камбоджи (1979—1989).

Гуманитарные интервенции — сравнительно новое явление в международных отношениях. Они стали возможными в условиях размывания границ между внутренним и внешним в жизни социумов, усиления плотности производственных, торговых, финансовых и информационных связей между государствами.

Концепция гуманитарной интервенции основывается на доминирующей в западной общественной мысли идее приоритета прав личности над интересами социума и правами государства. Впервые эта идея была сформулирована в 1987 г.

юз профессором международного права Парижского университета Марио Беттати и основателем движения «Врачи без границ» Бернардом Кушнером, впоследствии министром иностранных дел Франции, в книге «Обязанность вмешиваться»^[1]. Ключевой тезис книги: демократические государства имеют право и даже обязаны ради защиты прав человека вмешиваться в дела тех государств, где они нарушаются.

Благодаря концепции гуманитарной интервенции современная политическая мысль вплотную подошла к идее о том, что нарушения прав личности могут ставить под вопрос легитимность государственного суверенитета. В ситуациях, когда насилие над местным населением, религиозные и этнические чистки создают угрозу его праву на жизнь, страны — участницы гуманитарных интервенций становятся гарантами соблюдения прав личности в чужой стране. Целью предпринимаемых действий является не военная победа, а создание основ правового порядка.

В первой половине 90-х годов акциями «вооруженного вмешательства с целью защиты прав человека» были: установление на севере Ирака запретной зоны для полетов военной авиации (прежде всего турецкой) с целью защиты курдов от геноцида (1991 г.); гуманитарная операция в Сомали (1992—1993 гг.); бомбардировки боснийских сербов в Боснии и Герцеговине (1994—1995 гг.). Вместе с тем мировое сообщество не вмешалось в межэтнический конфликт в Руанде в 1994 г., жертвами которого стали около миллиона человек.

Идея гуманитарной интервенции впервые использовалась для обоснования бомбардировок Югославии авиацией стран НАТО в 1999 г. под предлогом защиты косовских албанцев. На практике она означала переход Запада к новому формату вооруженного вмешательства. Уже тогда эксперты констатировали, что реакция Америки на кризис в Косово демонстрирует готовность «делать то, что ей кажется правильным, невзирая на международное право»^[2].

В 2000;е годы страны Запада реализовали идею «гуманитарной интервенции» в трех странах — Афганистане (2001 г.),.

Ираке (2003 г.) и Ливии (2011 г.). Во всех трех случаях вооруженное вмешательство в том виде, в каком оно было осуществлено, не получило санкции СБ ООН. В обозримой перспективе объектом такой интервенции может стать Сирия.

В афганском случае операция осуществлялась в формате «государственной самообороны», с использованием лозунга защиты населения Афганистана от режима талибов. В Ираке акцентировалась проблема поиска оружия массового уничтожения как источника угрозы мировому сообществу. Позднее к ней была «подверстана» гуманитарная составляющая. В Ливии, где войска НАТО изначально были нацелены на смену режима, СБ ООН резолюцией № 1973 от 17 марта 2011 г. предоставил мандат лишь на обеспечение режима «бесполетной зоны» над страной «в целях защиты гражданского населения».

В результате военных операций гуманитарная ситуация не улучшилась, не было даже обеспечено относительное спокойствие. Более типичным, особенно в Ираке и Косово, оказалось получение преимуществ одной из сторон противостояния. Участниками гуманитарных интервенций ставились задачи достижения собственных геополитических целей и отработки сценариев вмешательства в других стратегически важных регионах мира.

Примером успешного вмешательства мирового сообщества в гуманитарных целях в 2000;е годы отчасти может быть признано урегулирование конфликта в суданской провинции Дарфур. Под давлением мирового сообщества правительство Судана и Суданское освободительное движение в 2006 г. подписали мирное соглашение, не сопровождавшееся попытками смены правящего режима.

Понятие «гуманитарная интервенция» прочно закрепилось в политическом лексиконе, однако идея проведения такого рода акций вызывает ожесточенные споры в мировом сообществе, поскольку вступает в противоречие с закрепленными в Уставе ООН принципами государственного суверенитета, территориальной целостности и верховных полномочий ООН.

Приведем аргументацию сторонников концепции гуманитарной интервенции, придерживающихся в основном либеральных ценностей:

• 1. Неспособность государств предотвратить хаос, террор и преступления против человечности, т. е. обеспечить контроль над своей территорией, ставит под вопрос легитимность государственного суверенитета.
• 2. Раннее и решительное вмешательство в конфликтную ситуацию может стать эффективным сдерживающим средством предотвращения геноцида или позволит выиграть время для начала переговоров и оказания помощи населению.

Оппоненты концепции, в частности, руководство России, Китая, ряда развивающихся государств, выдвигают следующие аргументы:

• 1. Использование гуманитарной риторики используется для попыток перекройки политической карты мира, распространения американской гегемонии на регионы, богатые природными ресурсами.
• 2. Гуманитарная интервенция может провоцировать рост сепаратизма, стимулируя радикальные группы внутри религиозных и этнических меньшинств к обострению конфликтов в расчете на победу с помощью миротворческих сил. По этому сценарию развивался конфликт в Ливии в 2011 г., завершившийся вторжением извне.
• 3. Трудно определить грань между защитой местного населения и военной агрессией, существует возможность злоупотребления гуманитарным вмешательством в качестве геополитического инструментария.
• 4. Гуманитарная интервенция может оказать дестабилизирующее воздействие на международные отношения, вызвать снижение предсказуемости и управляемости в мировой политике, усилить напряженность.
• 5. Ресурсы для проведения эффективного вмешательства ограничены, поскольку основные операции последних 20 лет осуществлялись странами Запада, а воинские контингенты развивающихся государств плохо обучены для проведения таких операций.

Однако и среди сторонников гуманитарных интервенций нет единства. Для одних главное — в действенности и эффективности вмешательства, для других — в законности процедуры и возможности предотвращения злоупотреблений. Очевидно, что основу этого противоречия составляет сложность стыковки прав человека с принципом суверенитета государств и неприкосновенности их территорий.

Особую позицию по вопросу о гуманитарном военном вмешательстве занимают члены Совета Безопасности ООН Россия и Китай, что затрудняет достижение международного согласия по данной проблеме.

Россия отошла от позиции начала 1990;х годов, когда не только согласилась на введение войск НАТО в качестве миротворческих сил в Боснию и Герцеговину, но и сама приняла участие в этой акции. В настоящее время и на официальном уровне, и на уровне обыденного сознания проявляется скептическое отношение к моральным основам гуманитарной интервенции, ставится под сомнение искренность побудительных мотивов западных стран. Аналогичной точки зрения придерживается и Китай, у которого существуют проблемы с населением Тибета и Синцьзян-Уйгурского округа.

Диаметрально противоположный подход ведущих стран мира к самой необходимости проведения гуманитарных интервенций затрудняет или блокирует возможность получить санкции Совета Безопасности на их осуществление. В юридическом плане отсутствие такой санкции лишает гуманитарные интервенции легитимности. Сложившаяся ситуация приводит страны НАТО к решениям о допустимости вооруженного вмешательства с целью защиты прав человека без согласия СБ, вызывая демарши России и Китая.

Безусловно, гуманитарные интервенции вызываются не только альтруистическими соображениями, но нередко реальными политическими и/или экономическими интересами развитых государств. В этой связи принципиальное значение приобретает вопрос об установлении максимального числа простых и четких условии осуществления вооруженного вмешательства, признаваемых и соблюдаемых возможно более широким кругом субъектов международного права.

С конца 90-х годов мировым сообществом предпринимаются попытки разработать теоретическое и юридическое обоснование концепции гуманитарной интервенции.

По мнению известного ученого-международника Дж. Ная, одного из создателей концепции «умной силы», целесообразность осуществления гуманитарных интервенций должна определяться четырьмя принципами: если в глазах окружающих ваше дело — правое; если затраченные средства адекватны результату; если вероятность успеха достаточно высока и если, по возможности, гуманитарная задача сочетается с другими национальными интересами^[3].

Предлагаемые принципы представляются абстрактными и спорными ввиду неясности конкретного источника моральной санкции гуманитарной интервенции, отсутствия объективных критериев для определения вероятности ее успеха и адекватности затраченных средств достигнутому результату.

В целях создания правовых рамок для осуществления гуманитарных интервенций Генеральным секретарем ООН К. Аннаном в 2000 г. была инициирована выработка альтернативного сценария для защиты прав человека без согласия руководства государства, в котором они нарушаются. Учрежденной под эгидой ООН Международной комиссией по вопросам вмешательства и государственного суверенитета (МКВГС) в 2001 г. был представлен доклад «Ответственность по защите» (The Responsibility to Protect), в котором предлагалось отказаться от концепции «гуманитарной интервенции» в пользу концепции «ответственности по защите». В докладе подчеркивалась необходимость минимизации военного насилия при проведении гуманитарных операций, а иностранное вмешательство трактовалось как ответственность государств по защите населения другого государства в случае, если оно не в состоянии выполнить свои обязательства по защите собственных граждан. Ответственность мирового сообщества была обозначена в виде трех задач — «предотвращать», «реагировать» и «перестраивать»^[4].

В сентябре 2005 г. в ходе Всемирного саммита ООН все государства-члены официально признали концепцию «ответственности за защиту» гражданского населения от геноцида и жестокости. Однако до сих пор мировое сообщество не пришло к консенсусу относительно необходимости закрепления концепции в Уставе ООН в качестве обязывающей юридической нормы, нет ясности в отношении того, какие ситуации являются правомерным основанием для ее применения.

В результате с точки зрения международного права концепция «ответственности по защите» не открывает перспективы преодоления международно-правового тупика, существующего вокруг гуманитарной интервенции. Решение вопроса о легитимности «гуманитарного вмешательства» остается прерогативой Совета Безопасности ООН.

Идея применения на практике концепции «ответственности по защите» в целом поддерживается экспертным сообществом и администрацией США. С конца 90-х годов в экспертной среде сложился консенсус относительно того, что защита прав человека выходит за рамки исключительной внутренней компетенции государств. Преобладает мнение: принципы международного права и отсутствие легитимности не должны являться безусловным ограничителем действий отдельных государств, в частности США, в ситуациях, когда массово нарушаются права человека. Предлагается легитимизировать осуществление вооруженных операций ответственными или заинтересованными организациями и коалициями без санкций ООН, а также возможность одобрения подобных операций Советом Безопасности постфактум^[5].

В обнародованной в мае 2010 г. стратегии национальной безопасности США на среднесрочную перспективу содержится положение о том, что они одобряют концепцию «ответственности по защите» и намерены способствовать ее реализации, действуя в двустороннем и многостороннем формате с союзниками, предпринимая дипломатические, гуманитарные, финансовые и — в некоторых случаях — военные меры для предотвращения геноцида и массовой жестокости^[6].

Практическое наполнение вышеизложенные положения нашли в резолюции Совета Безопасности ООН 1973 от 17 марта 2011 г., которая наделила государства — члены организации правом принимать все необходимые меры для защиты гражданского населения и с целью решения этой задачи санкционировала создание бесполетной зоны над Ливией^[7].

Военная операция против Ливии, проводившаяся под командованием США с 19 по 31 марта 2011 г., дает шансы концепции «ответственности по защите» войти в концептуальный багаж внешней политики США и стать одним из значимых компонентов стратегии достижения и поддержания глобального лидерства.

С учетом имеющихся прецедентов можно прогнозировать, что в контексте формирующегося миропорядка концепция гуманитарной интервенции и ее модификация «ответственности для защиты» останется идейной основой для реализации геополитических целей Запада. Она является результатом своеобразного консенсуса между соперничающими направлениями международно-политической теории — реализмом (с его акцентом на силе и проблемах безопасности) и идеализмом, сфокусированным на вопросах справедливости и морали. Гуманитарный интервенционизм представляет собой своеобразный синтез силовых методов решения проблем и морального подхода к политике.

Вышеизложенное дает основание для следующих выводов.

В контексте формирующегося миропорядка силовое гуманитарное вмешательство относится к числу наиболее острых политических и идеологических проблем современности, не имеющих однозначного решения. Главной проблемой концепта гуманитарной интервенции является делегитимизация государственного суверенитета через нарушение прав человека.

Для разрешения коллизии между базовыми принципами международного права — обеспечением суверенитета государств и защитой прав человека, с нашей точки зрения, было бы продуктивно:

• 1. Признание на международно-правовом уровне права государств или коалиций применять силу для предотвращения гуманитарных катастроф в третьих странах в связи с массовыми нарушениями прав человека без санкции ООН, сформулировав четкие условия такого вмешательства, которые признавались бы большей частью мирового сообщества.
• 2. Изменение правил принятия решений по такого рода вопросам в Совете Безопасности, например, путем отмены права вето при голосовании.
• 3. Вынесение наиболее сложных вопросов на рассмотрение чрезвычайных специальных сессий Генеральной Ассамблеи ООН.

Мировому сообществу предстоит четко определить содержание международно-правовых дефиниций «гуманитарная интервенция» и «ответственность за защиту», найти ответы на следующие вопросы: что такое «гуманитарная катастрофа» и кто имеет право квалифицировать ситуацию как «гуманитарную катастрофу»; кто должен принимать решения о той или иной форме вмешательства во внутренние дела суверенных государств по «гуманитарным» причинам, санкционировать и реализовывать соответствующие акции; кто сможет гарантировать, чтобы «гуманитарная интервенция» не была использована как прикрытие своекорыстных геополитических и геоэкономических интересов осуществляющих ее государств; как исключить или минимизировать ущерб гражданскому населению страны, в дела которой осуществляется «вмешательство по гуманитарным причинам»; как обеспечить универсальность применения принципа «гуманитарного вмешательства».

• [1] Bettati М., Kouchner D. Le devoir d’intelligence: peut-on les laisser mourir? Paris: Denoel publishers, 1987.
• [2] Glennon M. The New Interventionism: The Search for a Just InternationalLaw // Foreign Affairs. 1999. May-June. Vol. 78. № 3. P. 6.
• [3] Nye J. Redefining the National Interest // Foreign Affairs. 1999. July-Aug.Vol. 78, № 4. P. 27—28.
• [4] Резолюция 1973 (2011), принятая Советом Безопасностина его 6498 заседании 17 марта 2011 г. http://www.docme.ru/doc/16 921/rezolyuciya-oon-1973 (дата обращения: 10.08.2013 г.).
• [5] Rice S. Е., Loomis A. J. The Evolution of Humanitarian Intervention and theResponsibility to Protect // Beyond preemption: force and legitimacy in a changingworld / Ivo H. Daalder, editor. Washington, D. C.: Brookings Institution Press, 2007.P. 59—95.
• [6] National Security Strategy — The White House. 52 p. URL: http://www.WHITEHOUSE. gov/sites/default/files/rss_viewer/national_security_strategy.pdf (дата обращения: 6.09.2013 г.).
• [7] Резолюция 1973 (2011)…