Индивидуальная свобода и социальная необходимость

В самое последнее время некоторые представители экономического материализма стали рассматривать антитезу личного начала и общественности как антитезу свободы и необходимости. Такую постановку вопроса нельзя назвать удачною. Социология с своим учением о том, что общественные явления совершаются закономерно, и вообще идея о том, что человеческие действия подчинены действию законов, вызвали против себя оппозицию со стороны защитников учения о свободе воли. Но свобода воли в том смысле, в каком в данном случае бралось это понятие, значит в конце концов полное отсутствие необходимости, т. е. возможность беспричинных действий, или таких действий, причины коих сами не зависят ни от каких причин. Сторонники этого воззрения явились противниками идеи закономерности общественных явлений, поскольку последние слагаются из человеческих поступков или от них зависят, как идеи, противоречащей свободной воле человека; по их словам, социология проповедует фатализм. Теперь экономические материалисты, так сказать, начинают представлять дело в обратном смысле. Основываясь на том, что в мире все закономерно, все совершается необходимо и подчинено причинности, они думают, будто признание личного начала противоречит этой идее, словно это признание совершенно равносильно учению о свободе воли. Здесь скрывается несомненное недоразумение. Антитеза личности и общества не совпадает с антитезой свободы и необходимости. И те явления, которым мы приписываем характер личный, и те, в коих, наоборот, находим все признаки общественного происхождения, одинаково совершаются закономерно, одинаково необходимы: свободы в смысле беспричинности нет ни там, конечно, ни здесь. То, что может казаться личною свободою от социальной необходимости, вовсе не есть какое-то проявление беспричинности, а результат действия некоторой другой необходимости, т. е. причин несоциального характера. Социологические законы не устраняют действия законов психологических и биологических, и социальная необходимость постоянно нарушается вторжением в нее результатов необходимости психологической и биологической. Если бы личность была только продуктом общества и всецело поглощалась обществом, ни о какой противоположности между личным началом и общественностью не могло бы быть и речи. Дело в том, однако, что, сводя общественность, как это делают экономические материалисты, к чисто внешней среде, в которой господствует строгая причинность, мы не должны забывать, что общество не есть только среда, что в то же время оно есть совокупность индивидуумов, в жизни коих господствует своя причинность — психологическая и биологическая, и что необходимость социальная и эта необходимость индивидуальная могут между собою не совпадать. Хотя индивидуум в разных сторонах своего бытия и обусловливается извне обществом как известного рода культурною средою и социальною организацией, но он обусловливается и изнутри физическими и психическими качествами своей индивидуальности, т. е. собственного организма и своего я. Велика ли, мала ли эта независимость индивидуума от общества, она существует, и признавать ее мы обязаны, нисколько не рискуя впадать в заблуждение, заключающееся в учении о могущей беспричинно действовать человеческой воле. Экономические материалисты хотели бы объяснять все общественные явления одною по отношению к людям внешнею необходимостью. Эта необходимость по отношению к самому обществу, взятому как социальная (экономическая) организация и культурная среда обусловливаемая, по этому учению, единственно одним экономическим строем, кажется им необходимостью внутреннею, и они с своей точки зрения правы, но этой внутренней необходимости приходится осуществляться среди действия сил по отношению к ней внешних, т. е. действующих не в обществе, как в чем-то отличном от человека, а в самом человеке, в самих индивидуумах, занимающих те или другие места в этой организации. Конечно, нельзя отрицать важности вопроса о необходимости и свободе, но в той постановке, какая ему дается экономическим материализмом, вопрос этот скорее запутывает, чем разъясняет вопрос о взаимных отношениях между личностью и обществом. Если при рассмотрении этого предмета нельзя обходиться без понятия свободы, то никак не в значении чего-то противоположного причинности, необходимости и закономерности: такой свободы не существует, и говорить о ней, стало быть, нечего. Но есть другая свобода — свобода от всеуравнивающего влияния культурной среды, т. е. выделение личной оригинальности из массового однообразия, и свобода от всепоглощающей социальной организации, т. е. изъятие личности из подчинения лишь тем целям, которые не суть ее собственные цели. Этой, духовной и гражданской, свободы не отрицают и экономические материалисты: они только имеют свой особенный взгляд на тот общественный строй, который способен осуществить такую свободу личности, и на строй, идя по которому, общество может осуществить этот самый путь. Можно соглашаться или не соглашаться с ними относительно этого строя или этого пути, можно распространять свое согласие или несогласие одновременно на оба эти пункта или только на то или другое, взятое в отдельности, во всяком случае постановка вопроса о личности и обществе, смешивающая этот вопрос с совершенно другим — о свободе воли и необходимости или причинности, не может быть признана удачною. Не раз уже отмечалось выше, что экономический материализм возник и развился вне связи с остальной социологической литературой. Только что указанною постановкою вопроса о личности и обществе представители этого учения лишь заплатили дань своей особой связи с немецкой метафизикой и своему малому знакомству с социологией, возникшей на почве позитивных стремлений века.