Пять лет красной дипломатии

Еще задолго до мировой войны, когда я жил в Париже и состоял членом одной из секций социалистической партии, во Франции начала подниматься сильная волна антисемитизма и вражды к русским эмигрантам, которые стали подвергаться разнообразным преследованиям. Когда в нашей секции я стал поднимать вопрос о том, что социалистическая партия должна начать энергичную широкую кампанию против этих явлений и в защиту русских эмигрантов, я натолкнулся у многих из моих слушателей на крайне враждебное отношение. Некоторые стали даже расхваливать систему высылки иностранных эмигрантов. Под крикливыми вывесками гедизма, эрвеизма, аллеманизма^[1] и всяких мнимых экстремистских лозунгов передо мною были чистокровные националисты. Я поддался своему негодованию и стал говорить им о том, что французский капитал, как вообще капитал передовых стран, при содействии царизма самым варварским образом эксплуатирует российские трудящиеся массы и что выжатая из последних нажива идет на пользу всей Франции, и крупицы из нее перепадают и тем, из которых вербуются гедисты, эрвеисты и пр. Я смотрю вокруг себя и вижу сравнительное всеобщее благосостояние, которое покупается безмерными страданиями трудящихся масс в России. Меня прерывали негодующими возгласами: «Вы националист». Я отвечал: «Если я националист, то я националист угнетенных, националист эксплуатируемых мировым капиталом трудящихся масс России, а вы националисты капиталистического спрута, вы — националисты ростовщиков и эксплуататоров».

Рабочее движение действительно идет неодинаковыми путями в странах передовых и в странах отсталых. В странах эксплуатирующих мировой капитал опирается на сытую рабочую аристократию и на внутренне развращенную рабочую бюрократию. Социал-патриотизм периода мировой войны лишь в более откровенных формах выявил уже вполне развившиеся в рабочем движении тенденции. Как известно, теория социал-патриотизма в откровенном виде заключалась в том, что капитал и труд в каждой стране имеют общие интересы и солидарны в своей борьбе против других стран. Такова в чистом виде теория той сильной рабочей аристократии, которой держится господство капитала в передовых странах. Если в странах эксплуатирующих заинтересованность рабочей аристократии служит до сих пор сильнейшим препятствием для революционного движения и если, с другой стороны, в странах эксплуатируемых, чисто колониальных, возможны пока лишь общенациональные освободительные движения, то особое положение России между этими двумя категориями создало ту обстановку, которая делала возможным захват власти пролетариатом и создание рабоче-крестьянской республики.

Обозревая пройденные пять лет существования Советской России, легко убеждаешься, что страны эксплуатирующие и эксплуатируемые, капиталистические метрополии и их колонии вступили в новую фазу активной борьбы между собой, донельзя осложняющей неустанную борьбу между самими передовыми странами. Мировые антагонизмы настоящего периода разделяются на три категории: 1) международную борьбу между трудом и капиталом, 2) мировые антагонизмы между великими державами, раздирающие современный политический мир, и 3) растущую борьбу между метрополиями и колониями. Как проста была мировая обстановка в период хотя бы законов о социалистах в Германии, если сравнить се с той беспримерно сложной и запутанной обстановкой, в которой борьба труда против капитала развивается в настоящее время!

Когда рабочие и крестьяне России восстали против господствующих классов своей собственной страны, они скоро увидели, что их настоящий и главный противник есть мировой капитал. Царизм был приказчиком последнего, и слабая отечественная буржуазия была его прикрытием. Историческое значение февральской революции заключалось в том, что трудящиеся массы России на деле убедились, что в подчиненной мировому капиталу буржуазной России в нашу эпоху мировой экономической взаимозависимости нет места действительному демократизму, и мнимый демократический строй является лишь прикрытием господства мирового капитала и передовых эксплуатирующих стран. Устранив из России германский капитал, антантовский капитал использовал войну для самого широкого, планомерного закабаления России и для подготовки системы дальнейшего закабаления ее в будущем. Будучи вынуждены жертвовать жизныоза Антанту, которой правительство Керенского безропотно подчинялось, рабочие и крестьяне России собственным горьким опытом научались тому, что антантовский капитал был их хозяином. Октябрьская революция была поэтому не только низложением собственных господствующих классов, но в конечном счете восстанием против господства мирового капитала. Борьба против контрреволюции вслед за тем носила поэтому характер отстаивания независимости своего рабоче-крестьянского хозяйственного целого против того же наступавшего мирового капитала.

Три категории мировых антагонизмов постоянно и нередко самым причудливым образом переплетаются между собой. Они на каждом шагу связываются один с другим и друг друга используют; объективным ходом вещей они нередко вынуждены даже против воли друг друга поддерживать. Международные стремления рабочего класса в России требуют отстаивания рабоче-крестьянского Российского государства политически и экономически против посягательств Антанты. Антагонизмы между великими державами в начале существования Советской России имели форму мировой войны между двумя коалициями, а в последующие годы выразились в форме все возрастающего англо-французского антагонизма, японско-американского, англо-американского и т. д. И в первом и во втором случае борющиеся великие державы одновременно и заигрывали с революционным Советским государством, и соперничали, и нередко соединялись в стремлении его задушить. В самой общей форме можно сказать, что перипетии мировой истории нашего времени, если оставить в стороне борьбу между трудом и капиталом, являются эпизодами истории борьбы за колонии. Борьба же между руководящими капиталистическими гигантами идет о том, кто кого столкнет вниз, в разряд угнетенных народов и в категорию колоний. Так случилось с Германией, и это было не случайностью, не результатом индивидуальных ошибок, а проявлением того, что господствующим в области финансового капитала мировым центром является Англия, глава мирового капитала. Ее Германия не могла победить. Прежняя центральная европейская коалиция перешла в разряд угнетенных, эксплуатируемых стран, и современные экономические процессы в Германии являются постепенным дальнейшим развитием в направлении ее экономического подчинения.

История последних пяти лет есть история стремления к постепенному росту мирового господства главнейших центров, то есть руководящих столиц Антанты, и к постепенному и неуклонному поглощению ими более слабых стран, но одновременно история этих же пяти лет представляет диаметрально противоположное движение одновременного постепенного освобождения угнетенных стран, освободительного движения народов Востока и все усиливающейся борьбы слабых стран против диктатуры сильных. Перипетии этих двух диаметрально противоположных процессов есть одна из главных причин необычайной сложности истории нашего времени. В самих господствующих странах мы видим одновременно тенденцию к усилению господства реакционных олигархических верхушек и их диктатуры и противоположную тенденцию пробуждения и сплочения средних классов, страдающих от их гнёта, и мелкобуржуазных масс, безмерно стонущих от мирового кризиса и ищущих спасения в лозунгах пацифизма и в восстановлении демократических партий. Усиление олигархических мировых верхушек и расширение их господства и одновременно освободительное движение народов Востока и рост оппозиционных и пацифистских движений в самих метрополиях — вот еще одно сочетание комбинирующихся противоположностей в неслыханной сложности нашего времени.

Между чистыми метрополиями, с одной стороны, и чистыми колониями — с другой стороны, особое место уже раньше занимала Россия, и тем более особое место занимает она теперь, после создания рабоче-крестьянской власти. В первый период нашего существования мы были в когтях империалистической Германии. Две тенденции боролись между собой в Берлине по русскому вопросу: военное правительство Людендорфа стремилось военными мерами задушить Советскую Россию, сделать из нее вторую Украину, и только откладывало на время свое нападение. Наша тактика заключалась в том, чтобы военному правительству противополагать интересы германской промышленности и торговли. Мы говорили Штреземану и другим дальновидным и влиятельным буржуазным политикам: превращение России во вторую Украину вам ничего не даст, создастся вечная партизанская война и борьба против вас подпольных организаций, никакое производство и никакая торговля не будут в состоянии развиваться, вы превратите Россию в пустыню и сами ничего не получите; лишь противоположный путь, путь компромисса с нами может повести к экономическому процветанию России и к экономическим выгодам для вас. Эти наши доводы были в достаточной мере убедительными, и в противоположность военному правительству германские промышленные и торговые круги стремились к мирному внедрению в Россию. Антанта одновременно ни на минуту не теряла из вида перспектив развития России; борьба за экономическое господство в России означала борьбу за мировое господство; преимущества Антанты, по сравнению с Германией, заключались в том, что с нею была связана русская буржуазия, за исключением гермаиофильствующих верхов, имевших фактически мало значения; Антанта действовала посредством так называемой демократии, эсеров и т. п., которые фактически были и остались ее агентами. Первое время после Бреста Англия еще держалась в России тактики мирного проникновения. Это продолжалось до восстания чехословаков, когда Англия резко и сразу перешла к тактике внутренних восстаний и заговоров и вслед затем посылки в Россию военных экспедиций. Несколько дней спустя после исторического интервью Нуланса, заявившего о предстоящей интервенции, я имел специальное продолжительное свидание с начальником французской военной миссии Лавернем. Я говорил ему: Вы требуете от нас возобновления войны, т. е. нашей верной немедленной гибели, немедленного занятия всей России германскими войсками, — разве это для вас выгодно? Лавернь отвечал мне, что ввиду бешеного натиска Германии на французский фронт положение Франции столь тяжело, что она не может ждать даже несколько месяцев и что для ее спасения требуется все, что только может отвлечь германские войска от их Западного фронта. Эти жалостливые слова Лаверня не были искринними: нам фактически известно, что руководители французской политики горячо желали создания нового германского фронта в России, но не по соображениям, указанным мне Лавернем, а потому, что антантовские руководящие круги этим путем хотели вырвать Россию из-под экономического влияния Германии, которого они опасались, и хотели сделать из нее объект своей собственной эксплуатации. Борьба между двумя коалициями за эксплуатацию России была первой причиной интервенции.

Во второй период нашего существования мы находились в когтях Антанты. Внутри Антанты повторилось то же противоположение двух тенденций, которые перед этим по отношению к нам боролись в Германии: немецкому Людендорфу соответствовал Черчилль, ведший за собою Францию, а немецким промышленным и торговым деятелям, Штреземану и другим, соответствовал Ллойд Джордж. История этого периода представляет вовсе не простую смену первой системы второю, но их перемежающееся господство по очереди одна за другой. Интервенция была в действительности войною Антанты против России при помощи русских изменников, и метод Черчилля был в сущности прежним методом немцев на Украине. Наиболее видный представитель заинтересованных в России промышленных кругов Уркарт шел в то время вместе с Черчиллем и поддерживал тактику военной диктатуры; находясь при Колчаке, он старался военными методами восстановить свое экономическое господство. Но Сибирь повторила пример Украины. Противоположная система Ллойд Джорджа была по своему содержанию программой мирного внедрения в целях того же капиталистического господства в России: программа, которую предложил нам в апреле 1919 г. Буллит, заключала в себе оставление за белогвардейцами занятых ими территорий, то есть собственно уступку этих территорий в безграничную эксплуатацию Антанте, и признание долгов, то есть мирное внедрение власти антантовского капитала в самой Советской России. В последующее за тем время параллельно с постепенной победой системы Ллойд Джорджа над системой Черчилля происходит усиление освободительного движения народов Востока. Тактика сближения с Советской Россией носила у Ллойд Джорджа характер не только стремления к мирному внедрению капитала, но и стремления к компромиссу против народов Востока. В обоих отношениях он потерпел неудачу. После победы Ллойд Джорджа над Черчиллем в Англии противоположность двух систем осталась в виде противоречия между политикой Англии и политикой Франции; за весь период мирных переговоров и договоров между Россией и лимитрофами последние представляли из себя арену англо-французской борьбы.

Английская политика мирного внедрения приобрела полную ясность в каннской резолюции о всемирном консорциуме с центром Лондоном, имевшем целью восстановление России. Под именем восстановления подразумевалось, конечно, превращение России в объект эксплуатации. Каннская резолюция о консорциуме была лишь более ярким проявлением той же политики, которая в ежедневной борьбе велась в особенности в Германии при сношениях с нами. Программа английского капитала и поддерживавшего его в то время Стиннеса в Германии заключалась в создании общего международного капиталитического фронта для эксплуатации России и в превращении Германии в пределах этой комбинации в подсобную величину для технического обслуживания международного капиталистического союза. Раппальский договор 1922 г. был результатом продолжительной и сложной борьбы за право самостоятельного и сепаратного экономического сотрудничества между Россией и Германией вне рамок обязательного международного капиталистического фронта.

Генуя была кульминационным пунктом программы мирного капиталистического внедрения в Россию. И Генуэзская конференция была явлением сложным; большую роль в ней играл растущий буржуазный пацифизм, который, несомненно, в недалеком будущем еще проявит себя; в Генуе в угоду ему правительства Антанты много говорили о реконструкции Европы, хотя на самом деле в конкретной работе для этой реконструкиции делалось очень мало. Основной же вопрос Генуэзской конференции заключался в том, будет ли совершаться самостоятельное экономическое развитие России с помощью иностранного капитала, но без подчинения ему, или же он приобретет в ней господство. Российская делегация подвергалась всем утонченнейшим приемам зазывания и кокетничания; как в известной притче сатана обещал Иисусу превращение камней в хлебы и господство над расстилавшимися перед его взором царствами, если Иисус поклонится сатане, точно так же самые соблазнительные перспективы открывались перед Советской Россией в награду за признание господства капитала. Можно сказать, что именно в Генуе с наибольшей яркостью выдвинулся основной вопрос русской политики: подчинение капиталу или самостоятельное развитие с его помощью, или, еще точнее, сделка, но не кабала. Именно поэтому формальным базисом всей деятельности российской делегации в Генуе была Каннская резолюция о равноправии двух противоположных экономических систем; равноправии, но не подчинении одна другой. Новое рабоче-крестьянское государство, возникшее в середине между передовыми странами Западной Европы и угнетенными странами Востока, консолидировалось и окрепло и выступило в Генуе как самостоятельная крупная мировая сила. Начавшийся уже новый период его существования можно назвать периодом «активной политики». В бесчисленных встречах и беседах с политическими и экономическими деятелями различных национальностей в Берлине я лично мог убедиться, насколько Советская Россия уже стала самостоятельной мировой силой, с которой считаются и о помощи которой стараются и хлопочут. В настоящее время, когда с каждым днем растет освободительное движение народов Востока, когда и на Западе обиженные и угнетенные народы в ежедневной борьбе отстаивают или восстанавливают свое существование, когда в самих передовых господствующих странах рядом с усилением реакционных олигархий усиливается и сплачивается пацифистская оппозиция против них, независимая в своем экономическом развитии, использующая чужой капитал, но не подчиняющаяся ему рабоче-крестьянская Россия есть один из центральных факторов сложных мировых отношений. Она стремится прочно обеспечить безопасность своих границ, своих берегов и подступов к своим берегам, своих морских путей, своей торговли, она стремится к развитию экономических сношений со всеми странами, но она есть также и нечто большее, один из крупнейших факторов в игре мировых сил. Как самостоятельная политическая сила она ищет дружбы со всеми и в то же время она готова идти на компромиссы на основе определенных сделок. Сделки, но не кабала — вот ее лозунг. Мировой капитал останавливается на ее пороге; на ее территории ее трудящиеся массы сами руководят своим хозяйством и куют свое будущее.

«Известия» № 252 (1691), 7 ноября 1922 г.

• [1] Речь идет о взглядах лидера французских социалистов Геда, который сначала был марксистом, а в период первой мировой войныперешел на позиции социал-шовинизма; бывшего французского социалиста Эрве, выступавшего против Советского государства и международного рабочего движения; французского мелкобуржуазногосоциалиста Аллемана — одного из лидеров полуанархистского синдикалистского уклона в рабочем движении Франции.