Предмет теории международных отношений, ее функции и роль

Международные отношения являются объектом изучения целого ряда наук, среди которых не только такие традиционные, как политическая история и история дипломатии международных отношений, международное право, мировая экономика, военная стратегия или социология международных отношений, но и относительно недавно вторгшиеся в это предметное поле теория игр, информатика, коалиционная психология и многие другие дисциплины. Поэтому важно выяснить то место, которое занимает среди них ТМО, а также роль и функции, которые она выполняет, но отношению к другим дисциплинам, изучающим тот же самый объект. Иначе говоря, важно раскрыть содержание предмета теории международных отношений.

Первый вопрос касается содержания самого термина «теория» и, следовательно, выяснения возможностей теории в получении научного знания. Понимаемая в широком смысле теория способствует установлению отношений между изучаемыми явлениями с целью их объяснения и прогнозирования будущего этих явлений, что относится и к теории международных отношений. В то же время существуют разногласия в конкретизации данного понимания теории. Одни считают, что теория — это система непротиворечивых знаний, базирующаяся на основе ограниченного количества аксиом, т. е. положений, которые считаются очевидными (непосредственно достаточными для понимания) и не подвергаются сомнению в научном сообществе. С этой точки зрения теория начинается е гипотез, т. е. предположений относительно характера взаимосвязей между двумя или более фактами, событиями, явлениями, выступающими отправными точками в научном исследовании. В идеале всякая гипотеза должна быть проверена опытным путем на основании эмпирических данных, подтверждающих или опровергающих ее положения.

Другие, напротив, полагают, что любая социальная теория есть такое представление о мире, которое явно или неявно выражает определенные ценности и отвечает только на те вопросы, которые сама ставит перед собой. Поэтому следует избегать того, чтобы усматривать в теории демонстрацию объективной или субъективной рациональности. Любая человеческая деятельность зависит от множества обстоятельств и состоит из непредвиденностей, ошибок, неведений и упущений^[1].

Рассмотренные разногласия, касающиеся содержания термина «теория», проявляются и в трактовках ТМО. Действительно, согласно одной из точек зрения главная задача ТМО состоит в нахождении причинно-следственных связей между наблюдаемыми событиями и фактами международной жизни, что создает возможность объяснять и даже предсказывать аналогичные или близкие ситуации. В конечном итоге подобный подход должен приводить к открытию повторяемостей и даже законов международных отношений. Как пишет С. Уолт: «Теория — это причинноследственное объяснение, она выявляет регулярные отношения между двумя и более явлениями и объясняет их причины…»^[2].

Близкие взгляды высказывают сторонники теории рационального выбора, для которой характерны разработка объясняющей структуры на основе формулирования ряда проверяемых и опровергаемых гипотез и ее проверка эмпирическими доказательствами в конкретных областях международных отношений.

Конкурирующие позиции выдвигают сторонники фундационализма и антифундационализма. Первые, как, например, марксисты, опираются на ряд бесспорных, с их точки зрения, положений, составляющих основу, на которой выстраиваются объяснения и интерпретации наблюдаемых международных ситуаций. Постмодернисты-антифундационалисты настаивают на невозможности создания метатеории, объясняющей перипетии международных отношений, равно как и отсутствии доказательств превосходства какой-либо одной теории по отношению к другой. Все теории, по их мнению, полны неопределенности, зависят не только от объективных процессов, но и от предпочтений лиц с несовпадающими ценностями, идеалами, предрассудками. Международные отношения — не только результат и процесс политических и иных действий. МО являются и продуктом познания, исследовательских средств, используемого языка. Они зависят от интерпретации соответствующих текстов и в конечном счете не существуют как независимый объект, вне воспринимающего и творящего их коллективного субъекта.

Сторонники критических теорий также исходят из невозможности отделения наблюдений и анализа от ценностей и предпочтений. С их точки зрения, любая международная теория возникает и существует в конкретных условиях, создается для определенных целей и для определенных социальных сил. Критические теории ставят под сомнение существующие институты и властные отношения, которые, по их мнению, стоят за доминирующими международными теориями и закрепляют существующие в мире противоречия и неравенства вместо того, чтобы способствовать их преодолению.

Наконец, нормативные теории исходят из того, что любое познание оперирует не «сырыми» фактами, а фактами, которые были предварительно отобраны, отфильтрованы, упорядочены и восприняты на основе исследовательских процедур и концептуальных взглядов. Поэтому, в отличие от естественно-научных, социальные теории, к которым относится и ТМО, не обязательно обладают дедуктивной связью между основными положениями, базирующимися на определенной совокупности аксиом. ТМО с этой точки зрения представляет собой совокупность обобщений, используемых для интерпретации определенного комплекса явлений. Поэтому всегда существует несовпадение между субъектом и объектом, теорией и действительностью. Отбор, упорядочивание и объяснение, которые являются неотъемлемыми элементами теории, неизбежно делают ее относительной, т. е. обусловленной многообразными обстоятельствами, от которых не могут не зависеть ее выводы. Речь идет о социокультурных условиях, интересах исследователя (хотя они могут и не осознаваться), применяемых им научных подходов, инструментария и исходных посылок.

Характерен продолжающийся уже много лет спор, касающийся проблемы этноцентризма ТМО. Одним из первых ее поднял еще в 1977 г. американский политолог Стенли Хоффман, заметив, что ТМО — это, но существу американская социальная наука. При этом он сам и его сторонники не сомневаются в универсальности существующего знания о международных отношениях. Противники такой позиции, которые могут быть обозначены как этноплюралисты, отстаивают мнение об ограниченности западного подхода — как «науки западного богатого белого мужчины», не способной понять положение, точки зрения, потребности и, следовательно, мотивы международного поведения представителей незападного мира. В последующие годы эта проблема неоднократно поднималась во многих работах по ТМО. А сегодня ее существование является, по сути, общепризнанным фактом. Критики этноцентризма ТМО обращают внимание не только на то, что она получила наибольшее развитие и распространение на Западе, прежде всего в США. Они подчеркивают, что наука международных отношений отражает и отстаивает не столько поиски объективной истины, сколько национальные и коллективные интересы США и Запада в целом, который «находит хорошие причины для разработки интервенционистских доктрин, основанных на великих принципах или благородных чувствах. Вначале Церковь и справедливая война, затем защита демократии и прав человека: все для него хорошо, чтобы продолжать приписывать себе самую справедливую роль в международных отношениях»^[3]. Один из выводов, который вытекает из этой дискуссии, касается необходимости развития национальных школ ТМО (в частности, российской), которые могли бы внести вклад в более объективную и плюралистическую глобальную международную науку^[4].

Существует и точка зрения, что общей, единой теории международных отношений не существует и не может быть создано. Во-первых, но причине невозможности охватить всю сложность международной жизни; во-вторых, из-за несовпадающих ценностей и интересов, оказывающих влияние на ее концептуализацию; в-третьих, из-за различий в требованиях, предъявляемых к теоретическому анализу.

И все же, несмотря на это, все более заметным становится согласие научного сообщества политологов относительно как существования пределов, касающихся объективности, универсального характера и нейтральности научного знания о международных отношениях, так и взаимной дополнительности конкурирующих теорий. Не отрицаются и заслуги американских ученых в создании и разработке основ современной ТМО, но важно также осознавать, что американская (и в целом западная) международная теория не является универсальной. Несмотря на то что нередко ее именно такой и представляют, она отражает социокультурный контекст и приоритеты одной, хотя и наиболее экономически развитой, части мира. Помимо задач теоретического, эпистемологического, культурного характера она выполняет и вполне определенную прагматическую и идейную миссию: научное обеспечение собственной внешней политики и распространение собственных ценностей. Неслучайно преодоление узкозападного и внеисторического взгляда на мир и на Западе все чаще рассматривается как важное условие дальнейшего развития ТМО и, в частности, конкретизации ее предмета^[5].

В контексте выяснения предмета ТМО важно иметь в виду, что «теория — это ментально сформированная картина ограниченной сферы деятельности. … Теория изолирует область исследования с целью ее интеллектуальной трактовки. Изолирование области исследования — это непременное условие, позволяющее развивать теорию, способную объяснить то, что здесь происходит…»^[6].

Так, юридическая теория выделяет и исследует правовую сферу международных отношений. Однако юристы склонны к идеализму, предполагая возможным преодоление конфликтов на пути институализации и господства норм международного права. Напротив, историки относятся к этому в основном скептически, подчеркивая такую особенность международных отношений, как «право» сильного не повиноваться нормам и не соблюдать правила, и отмечая уязвимость международного права, в основе которого лежат соотношение сил и зависимость от желания или нежелания государств подчиняться его принципам. Область истории — это область изменений, диалектика преемственности и разрывов. История исследует и объясняет далекое, близкое или совсем недавнее прошлое. Использование теории помогает историку в постановке вопросов и формулировании проблем, но не определяет результат его исследования. В предметное поле истории не входит и предсказание будущего^[7].

Если для истории важно выяснение специфических особенностей, времени и места международных событий прошлого и их классификация, то социологию интересуют их общие черты, выявление подобия и различий с целью разработки типологии, изучения существующих процессов на основе выработанных моделей.

Важнейшая черта международной жизни — ее политический характер. Поэтому ТМО относится к политическим наукам. Но ее отличает от политологии то, что речь идет об изучении разных сторон, или областей политического и разных средствах такого изучения (например, армия, военная стратегия и дипломатия во внешней политике; полиция, государственное право и налоги во внутренней). Центральные понятия политологии (например, «политическая власть», «политический процесс», «политический режим», «гражданское общество» и т. п.) имеют специфическое значение в применении к внешней (международной) политике, формируя свое, относительно автономное предметное поле. Основополагающим вопросом ТМО традиционно считается вопрос о причинах войны и путях сохранения мира. В более широком плане ее интересуют вопросы, связанные с «соперничеством государств за безопасность (включая и вероятность войны среди специфических государств и предрасположенность к ней определенных стран); уровень и формы международного сотрудничества (например, союзов, режимов, экономических и торговых объединений), распространение идей, норм и институтов…»^[8]. Это не означает, что ТМО сводится к межгосударственным отношениям, как не сводится к ним и сам ее объект. Ее поле неизбежно расширяется за счет исследования роста и значения автономизации деятельности негосударственных акторов мировой политики — таких, как частные лица, общественные объединения и ассоциации, изучения роли относительно анонимных экономических, идеологических, культурных сетей, анализа влияния глобализации и ее «темных» сторон…

Но хотя межгосударственные отношения не являются единственным типом международных связей, они не утратили своей первостепенной, структурирующей роли. Сосуществование и переплетение межгосударственных и негосударственных отношений не отменяет монополии государства как международного актора. Так, например, специалисты в области мировой экономики, исследуя вопросы трансграничного присвоения, распределения и обмена процессов и результатов материального и нематериального производства, нередко рассматривают мировые рынки как автономную силу. В аспекте ТМО вопрос состоит в выяснении того, какими средствами располагает государство для контроля рынка и какие стратегии имеет в своем распоряжении рынок для преодоления или обхода государственных ограничений. Глобальные, транснациональные или мультинациональные отношения являются таковыми по отношению к государству. Именно поэтому соперничество и сотрудничество между государствами, проблемы национальной, региональной и глобальной межгосударственной безопасности, риск вооруженных конфликтов и войн между мировыми державами продолжают оставаться центральными вопросами изучения ТМО.

С точки зрения понимания предмета ТМО проблема состоит в том, что сведение к изучению межгосударственных отношений неоправданно сужает его, но постоянное расширение исследовательского поля за счет все новых вопросов несет в себе угрозу возможной утраты специфики теории международных отношений. Требование междисциплинарного подхода, разрушения перегородок и выстраивания мостов между всеми науками, изучающими один и тот же объект — международные отношения — отчасти нереально и чревато размыванием профессионализма. Однако не менее опасен и уход в себя, отгораживание от достижений не только смежных дисциплин (международного права, мировой экономики, истории дипломатии, политической социологии и т. п.), но и, казалось бы, таких далеких от ТМО наук, как, например, метеорология или этология. В результате вопрос о предмете ТМО продолжает оставаться дискуссионным, что говорит о незавершенности формирования самой дисциплины. Некоторые даже высказывают сомнение в самом существовании ТМО, «о которой неспособны сказать, касается ли она мировой власти, межгосударственных отношений, транснациональных потоков или всего этого вместе в одно и то же время»^[9].

Сложность и разнородность международных отношений, многообразие наблюдающихся в них тенденций, неожиданный, во многом непредсказуемый ход их эволюции, отсутствие выраженных материально-пространственных границ — все это действительно говорит о их сопротивляемости усилиям по созданию единой всеохватывающей теории, если понимать под этим термином целостную и непротиворечивую систему эмпирически верифицируемых знаний. Но данная констатация отнюдь не означает, что ТМО не имеет своего предмета. Он может быть представлен через задачи, функции и роль, которые выполняет (стремится выполнять) ТМО по отношению к другим наукам, изучающим тот же объект, и по отношению к практике международной жизни.

Главное отличие ТМО состоит в стремлении осмыслить международные отношения в их целостности, охватить все их важные стороны и аспекты. Понятно, что столь глобальная задача не под силу одной дисциплине, она может достигаться только через обогащение достижениями других, частных, но отношению к ней дисциплин. Только синтезируя их выводы и проецируя вовне сформулированные с учетом их достижений более широкие обобщения, она может быть полезной для других наук. Поиск повторяемого и устойчивого, скрытого за хаотическим многообразием внешних явлений или, иначе говоря, выявление общих закономерностей международных отношений, на основе которых можно было бы прогнозировать их будущее, — основная задача ТМО. Крупнейшие события в международной жизни могут давать основания говорить о существовании таких закономерностей. Однако сфера международных отношений и сегодня остается во многом сферой неиредонределенности и непредсказуемости. Потому се закономерности носят чаще всего вероятностный характер. Здесь гораздо больше трудностей в попытках предсказать, как будут развиваться те или иные события. В лучшем случае можно оценить не более чем вероятность того, что за данным специфическим событием последует прогнозируемый результат. Ясно, что политики хотели бы большей определенности. Но они должны принимать во внимание чрезвычайную комплексность явлений международной жизни. Каждое из них зависит от такого множества факторов и причин, а имеющееся знание этих факторов и причин настолько несовершенно, что правильнее говорить лишь о тенденциях, каждой из которых противостоит множество контртенденций. Так, рост взаимозависимости и целостности международной жизни может приводить и приводит к разным выводам: о падении национального суверенитета и становлении глобального гражданского общества, с одной стороны, и о формировании полицентричного межгосударственного порядка — с другой. Международные интеграционные процессы также могут трактоваться и трактуются по-разному: как тенденция к формированию некоего подобия мирового правительства и как противостоящая глобализации тенденция к фрагментации и возникновению относительно закрытых друг от друга региональных образований. По сути, речь идет о наблюдаемых феноменах, характер которых до конца не ясен, а будущее остается неопределенным. Так, в начале 1990;х гг. много говорилось о тенденциях к росту роли международных институтов, падению значения военных союзов и особенно о тенденции изменения роли и значения военной силы в международных отношениях. Как писал Дж. Най, сила становится менее применимой, менее принудительной и менее осязаемой. Прошло совсем немного по историческим меркам времени, и выявились контртенденции, выразившиеся в укреплении военного союза НАТО и широком применении США и их союзниками экономических принуждений и военной силы практически, но всему миру, включая Европу. В итоге тот же Дж. Най выступил с концепцией не только «мягкой силы» как средства достижения целей на основе привлекательности ценностей, образа жизни и внешней политики, но и «умной силы», предполагающей наряду с этим использование экономических санкций и вооруженного насилия.

Сказанное не означает, что ТМО вовсе не решает задачу нахождения закономерностей и тенденций в эволюции своего объекта и не выполняет функций выяснения причин и прогнозирования крупных международных событий. Речь идет о том, что одной из ее важных функций является предупреждение аналитиков и экспертов от скоропалительных оценок и чрезмерной уверенности в своих выводах, а политиков — от поспешных решений и масштабных действий, основанных на тех или иных аналитических выводах и рекомендациях. Как уже говорилось, ТМО — не руководство к действию. Как преимущественно нормативная дисциплина, она носит, скорее, антидоктринальный характер. Попытки превратить ее отдельные выводы непосредственно в международно-политическую практику без учета иных, в том числе противоположных, положений, способны приводить к тяжелым последствиям. Одним из примеров таких последствий является американская политика «смены режимов», в основе которой неолиберальная теория «демократического мира»^[10].

В научном плане ТМО выполняет тройную роль. Это, во-первых, онтологическая роль, которая состоит в выявлении существа, специфики и особенностей своего объекта. Не менее важной является и эпистемологическая роль — прослеживание истоков, условий развития и функций самой теории. Наконец, методологическая роль ТМО касается отбора и систематизации выводов частных наук, а также эмпирического материала: обобщение и упорядочивание этих данных и формулирование положений, касающихся тенденций в области международной безопасности, форм и видов соперничества и сотрудничества государств, других действующих лиц, значения интересов, идей, ценностей и убеждений, эволюции силового противоборства и т. п.

• [1] Introduction aux relations internationales. URL: http://www.pdf-txt.com/doc/relations-internationales.html
• [2] Walt S. Irrelevance IR for Foreign Policy. The relationship between theory andpoliev in international relations // Annual Review Political Science. 2005. No. 8.P. 23−48.
• [3] MartresJ.-L. Op. cit. Р. 19.
• [4] Подробнее об этом см.: Цыганков А. II., Цыганков II. А. Социология международных отношений. М.: Аспект Пресс, 2007; Цыганков А. П. Международныеотношения: традиции русской политической мысли. М.: Альфа-М, 2013.
• [5] См., например: Buzan В., Little R. Why International Relations has Failed as anIntellectual Project and What to do About it // Millennium: Journal of InternationalStudies, 2001. Vol. 30. No. 1. P. 19−39.
• [6] Waltz K. Theory of International Politics. Reading, MA: Addison-Wesley, 1979.
• [7] Samir Saul. L’histoirc dcs RI: Contexte, cheminement et perspectives // Pcnserl’international. Montreal, 2007. P. 22.
• [8] Walt S. Op. cit. P. 23−48.
• [9] MartresJ.-L. Op. cit. Р. 20.
• [10] Подробнее о теории демократического мира см.: Цыганков А. П., Цыганков П. А. Указ. соч.