Методы индивидуального воздействия

Макаренко утверждал, что если в природе можно насчитать миллион проступков, то мер воздействия должно быть два миллиона, и у него эти два миллиона были. Но они касались не только проступков, а представляли собой методы индивидуального воздействия в целом, влиявшие не только на того, на кого эти меры направлялись, но и на весь коллектив. Меньше всего среди мер педагогического воздействия нужно полагаться на словесные поучения. Самое упорное натаскивание человека на похвальных мыслях и знаниях — пустое занятие, в лучшем случае получится ханжа или граммофон. Сознание должно прийти в результате опыта, в результате многочисленных социальных упражнений, только тогда оно ценно… По нашему глубокому убеждению, широко принятое у нас словесное воспитание… без сопровождающей гимнастики поведения, есть самое преступное вредительство.

Собственное поведение Макаренко являлось лучшим методом воспитания. «Меня и моих друзей-куряжан, — вспоминает его бывший воспитанник, — больше всего поразило то, что Антон Семенович, когда это нужно было, работал вместе с нами, засучив рукава. Необходимо лес заготовить — брал топор в руки и шел вместе с нами». Всегда рядом с воспитанниками, всегда вместе с ними был их наставник.

Вспоминает С. А. Калабалин (Карабанов в «Педагогической поэме»):

«В феврале 1921 г. все воспитанники (30 человек) заболели тифом. Не заболел только Антон Семенович, завхоз Калина Иванович, воспитательница Елизавета Федоровна, я и конь. Мы с Антон Семеновичем и Калиной Ивановичем пилили дрова, помогали Елизавете Федоровне готовить пищу, она понемногу и врачевала. Вечерами Антон Семенович развлекал больных чтением, рассказами и мечтами.

Когда все здоровые расходились, Антон Семенович подходил к каждому, кого ободрит словом, кому улыбнется, на ком поправит одеяло, а к отдельным, застывшим в тифозном беспамятстве, ложился, чтобы своим телом отогреть… С ним же мы возили наших тифозников в полтавские тифозные бараки, решительно требовали от врачей обязательного излечения. Антон Семенович был уверен, что ни один колонист не умрет. И мы были уверены, что выздоровели все только потому, что так хотел Антон Семенович. Как он сам не заболел — просто чудо".

Со страниц своих книг, но воспоминаниям и характеристикам воспитанников, сотрудников Макаренко предстает перед нами человеком необычайного обаяния, суровым и сдержанным внешне, эмоциональным и ранимым душевно. «Воля, дисциплинированность, моральная чистота и человеческая теплая любовь» — это чудесные черты нашего педагога, пишет о нем П. Архангельский (Задоров в «Педагогической поэме»). Жизнерадостный, полный кипучей энергии, всегда подтянутый, бодрый — таким его видели воспитанники. Он любил людей, верил в них и был примером жизненной энергии для всех, его окружавших.

Но не все было на виду. Из писем Макаренко к Ольге Р., некоторое время работавшей в колонии.

«Солнышко!

Дел больше никаких нет. Мне просто хотелось написать Вам это слово «Солнышко».

Как видите, я не боюсь это сделать, хотя и знаю крепко, что для Вас в моей ласке нет ничего, кроме скуки. Пусть… Я Вас слишком люблю, Солнышко".

«Мое неласковое Солнышко!

Я уже во второй колонии. Сижу и серьезно мечтаю: вот именно здесь я понял, до чего я одинок, понял также и то, что по свойствам своей натуры и не могу быть неодиноким… То, что Вам нужно и что Вам поэтому нравится, того у меня нет: ни беззаботного смеха, ни остроумия без претензий, ни ясной силы жизни: живи, пока живется…" (1923).

«В моей теперешней жизни никакого счастья нет. Я уже не хочу счастья давно и отношусь к счастью принципиально отрицательно. Я очень много работаю, много борюсь и часто лезу на рожон…

Я страшно благодарен Вам за письмо. И Вы не хитрите: Вы прекрасно знаете, что Ваше поздравление ни в какой мере не может сравниться ни с каким другим" (1939)^[1].

Живой человек со страданиями, горечью, одиночеством, но все это было спрятано глубоко в душе, а в общении со своими воспитанниками и коллегами Антон Семенович был очень бодрым, остроумным человеком. Его находчивость и выдумки поражали подчас всех, а шутки были понятны даже самому маленькому коммунару.

Был в колонии воспитанник Гриша Бурун, он очень горбился. Однажды говорит ему Антон Семенович:

— Пойди, пожалуйста, к Семену, скажи ему, чтобы он вырезал прямоугольный треугольник.

Гриша пришел в мастерскую к Семену:

— Сделай Антону треугольник.

Он, конечно, не догадывался, для чего это нужно.

Принес треугольник, а Антон Семенович и говорит:

— Давай, Григорий, подними голову. Поносишь этот подбородок и выровняешься. Я боюсь, что ты, такой интересный, красивый мужчина, и вдруг останешься горбатым.

Гриша воскликнул:

— Я и так теперь никогда не буду горбиться.

Все это наблюдали в окно колонисты и покатились со смеху. А Гриша стал ходить очень прямо, позднее окончил военно-инженерную академию, стал полковником.

Антон Семенович не применял каких-то «особых» мер, он всегда оставался самим собой и влиял на нас своим человеческим достоинством, человеческой прелестью, любовью к детям и прежде всего громадной требовательностью, отмечали его воспитанники.

А вот еще одно качество Макаренко, так точно подмеченное А. М. Горьким: он все видит, знает каждого человека, может описать его пятью словами, но так, будто делает моментальный фотографический снимок с его характера. И далее: Макаренко — бесспорно талантливый педагог, воспитанники его действительно любят и говорят о нем с такой гордостью, как будто сами создали его.

Педагогическая система Макаренко — не замкнутая, а открытая, она является источником творчества и развития в XXI в.

• [1] Учительская газета. 1986. 13 марта.