Пролонгированное и отсроченное влияние боевого стресса на жизнь ветеранов боевых действий

В социальном сознании и практике зафиксировано несколько, в корне отличающихся друг от друга, критериев окончания войны. Первый заключается в подписании мирного договора между воевавшими сторонами. Этот наиболее конкретный и доступный для восприятия и понимания акт решает вопрос о прекращении войны юридически. Иногда для определения реального завершения войны применяют духовно-нравственный критерий. В соответствии с ним война завершается тогда, когда тело последнего погибшего на поле боя солдата будет предано земле. Видимо, вполне правомерно использовать и психологический критерий, гласящий, что «война оканчивается тогда, когда последний солдат психологически вернется с нее домой».

Многочисленные исследования отечественных и зарубежных психологов показывают, что физическое перемещение солдата с поля боя в мирную обстановку далеко не всегда означает интеллектуальное, эмоциональное, «ощущенческое» возвращение в обстановку повседневных связей и отношений.

Почему же физическое возвращение с войны не совпадает с психологическим, почему одни ветераны совершают этот переход практически безболезненно, а другие болезненно, переживая драматический кризис? Для ответа на этот вопрос необходимо, во-первых, обратиться к общей концепции адаптации. Сегодня известно, что в силу своих генетических, наследственных, приобретенных свойств нервной системы, сформированных параметров психологической устойчивости личности к неблагоприятным факторам жизнедеятельности, примерно 15—20% людей в неблагоприятной обстановке сохраняют способность критически мыслить и активно действовать, столько же (15—20%) утрачивают самообладание и способность управлять своим поведением надолго, остальным 60—70% необходимо определенное время, чтобы осмыслить ситуацию, собраться с силами и противостоять возникшим трудностям (рис. 13.1). В эту закономерность укладываются практически все статистические выкладки, касающиеся поведения военнослужащих в боевой обстановке. Вспомним, лишь 15% воинов ведут прицельный огонь по противнику (С. Л. А. Маршалл), только 15% американских солдат способны стрелять в человека (Д. Гроссман), порядка 10—20% участников боевых действий страдает ПТСР (Р. Л. Комнрайз, Ш. К. Геллер, М. Е. Комнрайз) и т. д.

Рис. 13.1. Особенности социально-психологической реадаптации участников боевых действий к мирным условиям.

Эту закономерность М. Мэтью распространяет на процесс социальнопсихологической реадаптации ветеранов войны к мирным условиям жизнедеятельности^[1].

Во-вторых, необходимо отметить, что описанная выше закономерность характерна для спонтанного реагирования людей на стресс-факторы экстремальной обстановки. Если людей специально психологически готовить к действию в конкретной неблагоприятной обстановке, если они будут «фильтровать» внешние воздействия, активно отреагировать травматические ситуации, получать целенаправленную психологическую поддержку, то процент военнослужащих, способных быстро адаптироваться к изменяющимся условиям обстановки, возрастет. Выше было показано, что за счет более сильной мотивации, коллективизма в российской и британских армиях процент лиц с ПТСР в три-пять раз ниже, чем в американской армии.

Приведенная статистика свидетельствует о том, что более 85% военнослужащих способны эффективно адаптироваться к трудным и экстремальным ситуациям, что ПТСР — совсем не обязательное следствие участия в боевых действиях, что воин — не заложник своего военного прошлого, что процент лиц, страдающих психологическими проблемами, связанными с войной, может быть существенно сокращен.

Человеческое существо весьма уязвимо перед психотравмирующими факторами боя. Но все же их негативное влияние на участников боевых действий не столь фатально и масштабно, как его описывают в англо-саксонской военно-психологической литературе. Например, это изречения типа: «История показывает, что как бы хорошо ни были подготовлены войска, какими бы слаженными ни были их действия, какими бы умелыми и знающими ни были их командиры, многие солдаты не выдерживают тех психологических нагрузок, которые наваливаются на них в ужасе боя». Другой пример: «Находясь длительное время на поле боя, невозможно не страдать от различных психологических расстройств»^[2]. Подобные высказывания скорее гиперболы, чем реальность.

В-третьих, не менее важно понимание того факта, что процесс адаптации к резко изменяющимся условиям жизнедеятельности требует определенного, довольно пролонгированного времени. Как правило, исследователи указывают на шестимесячный срок, необходимый для полноценного приспособления к новым обстоятельствам жизни. В связи с этим любые диагностические данные, полученные в пределах этого и даже большего срока, отражают лишь адаптационную динамику, а не уровень психического здоровья военнослужащего.

В-четвертых, для понимания психологических последствий участия военнослужащих в боевых действиях, необходимо разобраться, что же считается нормальными и ненормальными последствиями. Выше говорилось о том, что в боевой обстановке в процессе приспособительной активности психика воина радикально перестраивается, «военизируется», приобретает свойства «сверхчувствительности», «сверхреактивности», «сверхпонимания» и др. Эти трансформации происходят на психофизиологическом, психологическом, социально-психологическом уровнях и порой доходят до паранормальных уровней. У человека как бы формируется специальный психологический «орган», позволяющий мгновенно понимать логику движений элементов зрительного поля, звуковых стимулов, значение слов, жестов, поступков других людей. Из системы его отношений с сослуживцами быстро вымываются условности, различного рода «косметические» средства коммуникации. Отношения с окружающими становятся предельно конкретными, простыми, чрезвычайно чувствительными к фальши, неискренности, эгоизму, шкурничеству. Этот орган «оттачивает» свою работу и становится мощным регулятором поведения воина.

За короткое время пребывания на войне человек проходит социализацию, на которую в обычных условиях потребовались бы годы. Человек, ушедший на войну юнцом, возвращается зрелым мужем со сложившейся системой ценностей, богатым житейским опытом и опытом интенсивного социального взаимодействия. Если добавить сюда закалку здоровья, тренировку механизмов экстренной стрессовой мобилизации, то можно было бы говорить о заметном личностном росте военнослужащих, принимавших участие в боевых действиях.

К сожалению, военный и гражданский миры настолько различны, что позитивные личностные новообразования, сформировавшиеся под воздействием стресс-факторов боевой обстановки, оказываются бесполезными, а порой вредными и опасными в мирной жизни.

Можно привести такую аналогию. Житель средней полосы России полгода прожил у своего друга в одной из южных стран. Он неплохо овладел местным языком общения, традициями и так проникся культурой этого народа, что принял его религию и даже внешне стал походить на одного из его представителей. Он прочитал священные книги, много общался с местными мудрецами и ощущал, что духовно вырос. Он думал о том, что когда вернется домой, жизнь его обретет новый смысл и качество. Когда же он вернулся в свою деревню, у него неожиданно возникли серьезные проблемы в отношениях с односельчанами. Им не нравилось, что он стал разговаривать громко, близко подходя к собеседнику и прикасаясь к нему руками, по нескольку раз в день совершал молитву, перестал употреблять спиртное. Постепенно односельчане стали сторониться его, считать «странным», неудобным, чужим. Разве такая ситуация кажется фантастической?

Так вот, культурные различия между представителями разных рас и этносов бледнеют перед теми различиями, которые могут возникнуть между ветераном боевых действий и мирным социумом.

Участие людей в деятельности, протекающей в опасных, экстремальных условиях, способно в значительной мере изменять их внутреннюю картину мира, жизненные смыслы, трансформировать ранее сложившуюся систему ценностей. Чтобы выжить среди ужасов и хаоса войны, участникам боевых действий необходимо перестроить свою психическую структуру, перевести психику на «военный режим» функционирования, адаптироваться к наиболее грозным стресс-факторам. С первых дней участия в боевых действиях.

(а часто и раньше начала) у воинов запускаются механизмы краткосрочной и долгосрочной адаптации, выработки специфических конинг-стратсгий, навыков повседневного выживания.

По замечанию Р. Дрейлинга, факторы боя, «действуя постоянно и непрерывно… постепенно видоизменяют характер реакции бойца на окружающий мир, вызывают новые реакции, создают ряд условных рефлексов, словом, производят ряд изменений, которые в конечном счете дают картину видоизмененной психики, присущей бойцу по сравнению с обывателем»^[3].

В табл. 13.1 показано как жизненно важные преобразования, свершившиеся с воином в боевой обстановке, оцениваются окружающими в качестве отклонения от нормы, симптомы ПТСР.

Таблица 13.1

Оценка результатов адаптации воина мирным социумом.

Диагностика, проведенная с использованием самых совершенных методик, может показать наличие ПТСР у ветерана боевых действий, который не успел перестроить свою психику на «мирный режим» функционирования.

Безусловно, война оставляет в сердцах ветеранов не только памятные следы, но кровоточащие рапы. Война, если можно так выразиться, больше «специализируется» на том, чтобы ломать, а не созидать.

В-пятых, диагностика психологических последствий участия воинов в боевых действиях, проведенная более чем через шесть месяцев после возвращения воина с войны, включает уже множество их реакций не на свое военное прошлое, а на процесс и результат социально-психологической интеграции в мирный социум.

Важно отметить, что война также обостряет у военнослужащих естественные человеческие потребности, связанные с принятием в социум. Как правило, у них заметно проявляются потребности:

• — быть понятым обществом, ближайшим окружением в отношении мотивов, двигавших им на войне, аргументов, объясняющих необходимость, социальную значимость участия в жестоком насилии;
• — быть принятым в систему социальных связей и отношений с возвысившимся статусом, статусом защитника Родины, человека-воина;
• — быть признанным как человек, честно и добросовестно выполнивший свой гражданский и воинский долг;
• — потребность быть выслушанным и снять неактуальную психическую напряженность, накопившуюся на войне.

Неудовлетворенность перечисленных потребностей лишает ветеранов смысла участия в боевых действиях — важнейшего регулятора ценностного отношения к миру, другим людям, себе самому. В результате у них может возникнуть неуверенность, беспокойство, чувство вины, негативное отношение к социуму.

Наконец, в-шестых, у некоторых военнослужащих психические травмы войны и сбои в реадаптации порождают действительно серьезные психологические проблемы, многие из которых формируют или существенно усиливают симптомы, входящие в структуру ПТСР (см. гл. 4). Повторные переживания травматического опыта в форме навязчивых образов, мыслей, воспоминаний, ночных кошмаров, негативный фон эмоций и настроений, избегание всего, что хотя бы символически напоминает о неприятном военном опыте, чрезвычайно высокий уровень внутренней мобилизованности — все это может проявляться у отдельных ветеранов боевых действий. Перечисленные симптомы способны снижать эффективность профессионального и социального функционирования ветеранов, дезадаптировать их в социальной среде, толкать их «в объятия» алкоголя и наркотиков.

Даже достойная уважения привычка открытого, бесхитростного, простого поведения и общения на войне ведет к тому, что механизмы психологической защиты в своем бездействии детренируются и человек оказывается как бы без «психологической кожи». Вернуть такого «психологически обнаженного» человека в мирную жизнь без предварительной психологической подготовки — значит создать условия для его вторичной психологической травматизации. И эта психическая травма, вызванная неподготовленным столкновением ветерана со ставшим непонятным, дискомфортным и чужим мирным обществом может быть сильнее, чем боевая психическая травма.

Кроме того, реакции ветерана на непонимание и неприятие его обществом могут иметь драматические последствия для его социального окружения.

В этих условиях перед армией и государством остро встают три проблемы:

• — во-первых, каким образом вернуть в социум полноценных в психологическом и нравственном отношении граждан и, одновременно, защитить общество от агрессии и неконтролируемой спонтанной воинственности;
• — во-вторых, как уберечь ветеранов войны, по существу с «обнаженной», незащищенной психикой, от травмирующего воздействия жестокой мирной жизни;
• — в-третьих, как завершить войну не только юридически, нравственно, но и психологически.

Ответы на эти вопросы могут быть найдены на путях создания организованного постепенного нетравмирующего психологического возвращения участников боевых действий в мирные условия жизнедеятельности и встраивания их в систему социальных связей и отношений мирного времени или их социально-психологической реадаптации.

На уровне современных представлений социально-психологическая реадаптация участников боевых действий должна включать три взаимосвязанных компонента:

• — организацию специального периода жизнедеятельности ветеранов боевых действий — психологического «карантина»;
• — формирование вокруг ветеранов реадаптирующей среды и создание условий для посттравматического роста;
• — психологическую реабилитацию лиц с симптомами ПТСР.

Рассмотрим перечисленные компоненты.

• [1] См.: Matthews М. D. Head strong: How Psychology revolutionizing War. N. Y., 2014.
• [2] См.: Габриэль P. Героев больше нет. Нью-Йорк, 1983.
• [3] Дрейлинг Р. Военная психология как наука // Душа армии: русская военная эмиграцияо морально-психологических основах российской вооруженной силы. С. 160.