Заимствованное слово в современной речи и лексиконе языковой личности

Состояние языковой среды современные исследователи — лингвисты и методисты, социологи, психологи — в значительной степени связывают с колоссальным потоком заимствованной лексики, наводнившей русскую речь. Рост количества заимствований и повышение интенсивности их употребления — одна из самых ярких примет современной речи. Это обусловлено беспрецедентной в новейшей отечественной истории активизацией международных контактов, возросшей значимостью в жизни социума некоторых областей науки и культуры, объединивших человечество, распространением электронных средств массовой информации и глобальных компьютерных сетей.

Л. П. Крысин подчеркивает, что следует говорить именно об активизации употребления заимствований, а не только о новых заимствованиях, поскольку наблюдается расширение сфер использования специальной иноязычной терминологии, относящейся к экономике, финансам, коммерческой деятельности, что в значительной степени объясняется «предрасположенностью, психологической готовностью российского общества к восприятию новой и широкому распространению ранее существовавшей, но специальной заимствованной лексики» (Крысин 2004: 185).

Прошедшие десятилетия изменили статус бывших заимствованных инноваций: многие из них стали неотъемлемой частью словарного запаса образованного носителя русского языка. В то же время новые заимствования — объект непрекращающихся общественных дискуссий. Огромное количество появившихся в языке заимствованных слов (около 30 тысяч за последние 15 лет) заставляет носителей языка защищать его от вторжения «инородных тел» (Вербицкая 2000: 55). При обсуждении проблем русской речи именно заимствования вызывают наиболее резкие и категоричные оценки. Так, В. Г. Костомаров говорит о «галлопирующей американизации нашей жизни» (Костомаров 1999: 104). В книге «Культура парламентской речи» отмечается: «Средства массовой информации просто поражены вирусом коленопреклонения перед всем западным, что также осложняет и без того непростую обстановку, связанную с агрессивным вторжением чужеродной лексики в русский язык» (Культура парламентской речи 1994:115). Злоупотребление заимствованиями Ю. Д. Апресян считает отличительным признаком «полуобразованного владения языком» (Апресян 1992). Ю. Н. Караулов подчеркивает, что «внедрение иноязычных слов идет от лености ума, консерватизма мышления говорящего и пишущего, от нежелания „растормошить“ ресурсы родного языка и заглянуть в его запасники, а иногда, правда, от стремления к элитарности в тексте, от гордыни знающего иностранные языки перед незнающими их. Все это мелкие человеческие слабости, которые поддаются воспитательному и разъяснительному воздействию» (Караулов 1995: 20).

В восприятии заимствований воплощается отношение говорящего к чужому слову. Проблемы диалогичности, органично связанные с возможностями интерпретации «чужого слова», в последнее десятилетие стали ключевыми во многих междисциплинарных исследованиях — культурологических, философских, когнитивных, психологических и собственно лингвистических. В противопоставлении «свое — чужое», как уже отмечалось, находят отражение социолингвистические аспекты речевого поведения носителя языка. По точному замечанию писательницы Зои Журавлевой, иностранные слова «загадочны и свежи, каким-то иррациональным образом только одним среди нас своим присутствием уже приобщают нас „ко всему цивилизованному сообществу“ и, самое главное, не имеют корней в отечественной культуре» (Журавлева 1998: 163).

Безусловно, проблема пополнения словарного состава заимствованными словами не нова. Активизация процесса заимствования наблюдается в периоды бурных социальных, политических, экономических перемен, связывается с имеющими мировое значение направлениями науки. При этом следует различать естественное стремление народов к интернациональной общности и стремление сохранить богатство и традиции родного языка. В разные периоды языковой истории побеждает то одна, то другая тенденция. Вскрывая внутренние механизмы заимствований, Б. А. Серебренников пишет: «Неверно, однако, думать, что заимствование непременно заполняет „пустое место“ в системе языка или непременно, окончательно и бесповоротно вытесняет прежний, „свой“, исконный элемент. Заимствование может быть вызвано потребностью в дифференциации значений, в более адекватной передаче когнитивной структуры и т. д.» (Серебренников 1988: 78). В то же время «каждый язык характеризуется собственной степенью нетерпимости к заимствованным словам (своего рода „языковым шовинизмом“), в значительной степени связанной с внелингвистическими установками социума» (там же: с. 81). При этом нередко хорошо освоенные заимствования кажутся носителю языка более приемлемыми, чем исконно русские слова. К. И. Чуковский в книге «Живой как жизнь» писал о том, что заимствования фонтан, архитектор воспринимаются как «свои», в отличие от исконных водомёт, зодчий.

В 20-е годы XX в. С. М. Волконский утверждал: «Влияние иностранного слова несомненно расслабляюще, когда говорящий не сознает под ним корней. Как всякое полузнание, оно хуже незнания, все равно как полуистина есть уже заблуждение» (Волконский 1992: 46—47). Он считал нецелесообразным использование «чужих» слов ориентироваться, анкета, дефект, детальный, симуляция, фиктивный вместо существующих «своих» разобраться, опросный лист, изъян, подробный, притворство, мнимый. Анализ приведенных заимствованных и исконных лексических единиц показывает, сколь изменчивы оценки языковых фактов, а безусловная адаптация русским языком подавляющего большинства из названных С. М. Волконским слов и их отчетливая дифференциация от близких по значению в лексической системе русского языка позволяет делать некоторые прогнозы и по поводу места современных заимствований в русском языке конца XX в. Н. В. Новикова отмечает, что «чаще всего семантически близкое исконному заимствованное слово получает более точное конкретное значение, чем русский аналог, и в дальнейшем функционирует в заимствующем языке только с этим значением. Обычно это происходит в тех случаях, когда семантику заимствованного слова трудно раскрыть одним словом исконного языка, т. е. в случаях не полной дублетности, а лишь частичной семантической близости. Это относится к таким, например, словам, как имидж — образ, спонсор — учредитель, менталитет — духовность, презентация — показ, представление, брифинг — короткая пресс-конференция (Культура русской речи и эффективность общения 1996: 382).

Одной из причин многочисленных заимствований является тенденция к аналитизму — замене словосочетания одним словом, таким образом реализуется закон языковой экономии: ксенофобия — «неприязненное отношение к иностранцам, представителям другой расы, этноса»; саммит — «встреча, переговоры глав государств, правительств», праймтайм — «лучшее время на телевидении», электорат — «круг избирателей, голосующих за какую-нибудь кандидатуру или за политическую партию на парламентских, президентских и муниципальных выборах», коррупция — «подкуп взятками, продажность должностных лиц, политических деятелей», копирайт — «охраняемое законом право на издание художественного, научного или какого-нибудь иного произведения», брифинг — «краткая пресс-конференция»; портфолио — «коллекция фотографий, образцов продукции, собранная в папке или альбоме с целью составить у потенциального работодателя благоприятное впечатление о работе нанимаемого»; рекрутинг — «подбор персонала для компаний, организаций, обычно осуществляемый специальными агентствами».

Путь, который проходят многие заимствования от первого упоминания в прессе до лексикографической фиксации, нередко происходит на наших глазах. Показательна недолгая история слова папарацци в русском языке. В августе 1997 г. появилась журнальная публикация, посвященная особого рода деятельности профессиональных фотокорреспондентов под заголовком «Папарацци: злые комары с фотоаппаратами»:

Сеньор Папараццо — так назвал Федерико Феллини одного из персонажей «Сладкой жизни», назойливого фотографа, охотившегося на римской Виа Венето за знаменитостями. Paparazzo в переводе с итальянского означает «комар», а также «вспышка». Это емкое слово, с легкой руки маэстро, стало именем нарицательным. Папарацци — это особый подвид фотокорреспондентов, не утруждающих себя ни процедурами аккредитации, ни испрашиванием разрешения на съемку (Кинопарк. 1997. № 3).

Примечательно, что это слово-экзотизм после трагической гибели принцессы Дианы в августе 1997 г. (через неделю после появления цитируемой заметки) приобрело достаточно широкое распространение. Уже в 1998 г. оно попало в «Толковый словарь иноязычных слов» Л. П. Крысина: «ПАПАРАЦЦИ, нескл., м., одуш. [ит. paparazzi — от собств. имени ит. фотографа-репортера]. Назойливый журналист-фотограф, который стремится проникнуть в частную жизнь знаменитостей с целью сделать сенсационные снимки». Процесс активизации заимствований (Крысин 1996: 72) с особой интенсивностью осуществляется в газетном дискурсе, что свидетельствует не только об объективной возросшей потребности в наименовании новых реалий или уточнении уже бытующих понятий, но и об особой психологической, мировоззренческой установке на восприятие иноязычных слов как более социально значимых.

В выборе лексических средств, в том числе в предпочтении иноязычного слова русскому, отражаются ценностные ориентации языковой личности. Иноязычное слово воспринимается как более престижное, связанное с книжной культурой. Этим объясняется активное и часто семантически неоправданное использование слов эксклюзивный, презентация, консалтинг, репрезентативный, менталитет, геноцид, эпицентр и др. «Один из источников привлекательности иностранного слова — экзотичность формы. Культурно отдаленное, „чужое“ для модного объекта всегда позитивно окрашено. Эта удаленность как бы компенсирует временную близость. Поэтому в корпусе модных слов представлены преимущественно новые заимствованные слова, которые в соединении с субъективным ощущением новизны придают слову эстетическую модальность необычности слова» (Вепрева 2006: 116—117).

Большая социальная престижность заимствованного слова вызывает его «повышение в ранге» (Крысин 2004: 196). Так, слово бутик, обозначающее во французском языке маленький магазин, лавочку, в русском получает значение «дорогой магазин модной одежды». Многие факты употребления заимствований являются «одноразовыми», они не получают закрепления в языке, поскольку их используют не для обозначения нового предмета или явления, а для демонстрации принадлежности к определенному социуму, следования речевой моде. Отсутствие объективной необходимости в употреблении англицизма подтверждается тем, что в текст нередко наряду с иноязычным вкраплением автор вводит русский эквивалент:

На Западе кражи в супермаркетах даже получили свое особое название — шоплифтинг. Воруют там по большей части не ради денег, а из спортивного интереса. Мелкая кража добавляет адреналина, будоражит кровь. Страстью к шоплифтингу почему-то особенно отличаются англичане, греки и французы. В России статистика по магазинным кражам не ведется (АиФ. 2003. № 1—2).

Особая функция заимствованных слов определяет возможность их использования в качестве эвфемизма — слова, заменяющего нежелательную по той или иной причине номинацию. Приведем выразительный пример использования иноязычных слов в качестве эвфемизмов сатириком М. Задорновым:

В супермаркете «Домино» объявление: магазину требуется эколог (уборщица), а ресторану нужны дилеры по раздаче блюд и менеджеры по их приготовлению (официанты и повара) (АиФ. 2004. № 9).

Иноязычное слово, позволяя менять речевые одежды, в современной речи часто является средством языковой игры, карнавализации, дает возможность сопоставлять черты речевого портрета (или речевого имиджа) участников коммуникации. «Модное слово становится маркером быстрой и адекватной оценки субъектов общения благодаря своей демонстративности» (Вепрева 2006: 118).

Результатом злоупотребления заимствованной лексикой является нередко «информационная „опустошенность“ материала и, как следствие, полная его бесполезность, ибо для основного круга читателей значения большинства заимствований, особенно новых, не отраженных еще в специальных словарях и справочниках, остаются нераскрытыми» (Граудина и др. 1995: 80). Это необходимо упитывать для достижения успешной коммуникации, в частности в сфере образования. То, что активно используемые в разных речевых сферах заимствования оказываются непонятными или полупонятными для многих носителей языка, делает исследование их места в лексиконе проблемой не только лингвистической и психолингвистической, но и общепедагогической и даже социальной.

Особое внимание должно уделяться способам введения иноязычного слова в текст. Типичными контекстами для малоосвоенных заимствований являются так называемые предложения таксонимической идентификации, которые определяют слово и сообщают высказыванию все его ориентиры. Обилие в тексте предложений идентификации свидетельствует о желании автора сделать ясным какое-либо понятие, снять неопределенность (Лазуткина 1994: 59). Многочисленные контексты, свидетельствующие о различных по своим речевым стратегиям и результатам попытках объяснить вводимое слово, позволяют говорить о «стихийной лексикографии», безусловно способствующей адаптации заимствованных слов. Приведем примеры стихийной лексикографии в современной газетной речи:

Слово бестселлер на русской почве постигла судьба многих иностранных заимствований, которые переживают здесь второе рождение с бесследной потерей первоначального смысла. Из английского bestseller — «хорошо продающаяся», просто «ходкая» книга — бестселлер стал в нашем языке синонимом занимательности и даже гениальности книги, символом писательского таланта, метафорой успеха, гарантией качества. Иначе говоря, в повседневном употреблении это слово утеряло помету «экон.» (экономика), приобрело другую стилистическую окраску, и, произнося его, наш соотечественник меньше всего думает о книжном бизнесе, рынке и рекламе (Иностранная литература. 1994. № 7). Основная статья доходов частных отечественных детективов — консалтинг. Слово вовсе не страшное и по своему корню всем нам хорошо знакомое. Консалтинг — это когда раздают советы. Мы ведь с давних пор любим и умеем это делать (Огонек. 1998. № 48).

Для семантизации нового заимствования используются этимологические справки (буквальный перевод слова в языкеисточнике), подбираются русские синонимы или синонимоподобные слова и словосочетания, дается упрощенное, «бытовое» толкование значения. Обычными метаязыковыми операторами, указывающими на «чужое слово», являются кавычки, различные графические выделения (курсив, разрядка и пр.). В период вхождения нового заимствования в речевой оборот нередки проявления языковой рефлексии — комментарии пишущего (говорящего) по поводу употребительности слова, его статуса и форм бытования в русском языке.

Современная массовая литература, нередко точно отражающая актуальные языковые процессы, представляет и текстовую экспликацию рефлексивной деятельности носителей языка. Приведем выразительный фрагмент текста, в котором показана семантическая неопределенность иноязычного слова харизма, весьма активно используемого в СМИ, и типичная в таких случаях попытка наивной его этимологизации:

• — Чем же я лучше? — кокетливо спрашивал он. — У тебя есть харизма, — отвечала она с важным видом. Это словечко только начало входить в моду, почти никто не знал его реального смысла, и в широких слоях населения возникала ассоциация со старым русским словом «харя», бабки в деревнях так и говорили: за этого не будем голосовать, у него харизма толстая и противная.
• — Ты хотя бы понимаешь, что это такое? Объясни, потому что я не понимаю, — говорил он, продолжая кокетничать. —

В переводе с греческого это богоизбранность, дар Божий.

В переводе с современного русского — обаяние политического лидера, его лицо, его имидж. Получается не совсем адекватно, зато красиво (П. Дашкова. Чувство реальности).

И. Т. Вепрева справедливо отмечает, что способность к языковой рефлексии — один из наиболее важных параметров языковой личности, «стремящейся с помощью интроспекции разобраться в активном обновлении концептосферы. В фокусе внимания языковой личности находятся смысловые доминанты современной эпохи, связанные с мировоззренческими установками и ценностными ориентациями» (Вепрева 2004: 113). Следует подчеркнуть, что чем выше уровень владения языком, тем более внимателен и критичен говорящий при отборе языковых средств для выражения своих мыслей, тем чаще он задумывается над выбором той или иной номинации.

Многие исследования, наблюдения педагогов и психологов убедительно показывают, что уровень освоенности заимствований, большинство из которых достаточно часто используется не только в публицистике и научном стиле, но и в обиходной речи, невысок. Часто наблюдается приблизительное знание значения слова, при котором усвоены лишь некоторые компоненты значения или только часть семантической структуры многозначного слова. Когда чрезмерное употребление иноязычной лексики начинает приобретать массовый характер, семантическая закрытость многих новых заимствований нарушает качества речи и во многом влияет на уровень эффективности общения. Приведем примеры немотивированного использования заимствованных слов в СМИ и последующей коррекции возникшей коммуникативной неудачи в диалоге:

• — Меня всегда интересует в человеке персоналите.
• — Простите, а по-русски можно?
• — Индивидуальность (Передача «Поехали». ОРТ. 11.01.1997.

Интервью с В. Гнеушевым, главным режиссером цирка).

• — Не держите деньги в авуарах.
• — Что такое авуары?
• — Я имею в виду матрасы, чулки (Радио «Эхо Москвы».
• 7.01.04. Беседа с президентом Ассоциации российских банков).

«Макароническая манера речи, т. е.

введение

без нужды в непринужденно-бытовой текст иноязычных слов, не ставших усвоенными языком заимствованиями и имеющих вполне определенные русские эквиваленты" (Земская 1992: 213), может служить причиной коммуникативных помех.

Итак, интенсивный рост заимствований в последнее десятилетие в значительной степени определяет речевой портрет молодого россиянина конца XX — начала XXI в. С одной стороны, это проявляется в закономерной интернационализации осваиваемого терминологического аппарата современной науки, в приобщении к современным технологиям (особенно показательно бурное обогащение той части лексикона, которая связана с компьютерной техникой), с другой — в ничем не оправданной американизации обыденной речи. Воздействие процесса заимствования на современную образовательную среду многообразно. Для органичного существования в среде, наполненной заимствованиями, человек должен свободно ориентироваться в широком потоке новых слов. Для этой ориентации необходимы и хороший языковой вкус, и языковая компетентность (в частности, знание иностранных языков и умение использовать это знание для коммуникативной деятельности на родном языке), и личностные установки (с одной стороны, уважение к родному языку, осознание языка как важнейшего фактора национальной культуры, с другой — понимание того, что заимствования — это средство культурного взаимодействия, средство приобщения к чужой культуре).

Вопросы и задания.

1. Проанализируйте высказывания, в которых дается оценка современным заимствованиям:

Можно говорить о своего рода непрозрачности заимствованных слов: они не встроены в систему русского языка, как правило, не имеют связей с другими словами и потому непонятны. Конечно, прожив долгую жизнь в русском языке, слово становится для нас родным. И едва ли кто сейчас захочет изгнать из русского языка юристов, биологов, физиков или агрономов. Но у сегодняшней ситуации есть принципиальные особенности. Во-первых, заимствований этих настолько много, что языку их сразу переварить трудно, — и отсюда возникает ощущение погружения в чужой язык. Во-вторых, многие из этих названий не стали общеупотребительными. Обычному человеку не так уж важна разница между акаунтменеджером и сейлзменеджером. В результате для случайного человека большинство объявлений о работе оказываются филькиной грамотой, написанной на иностранном языке (Кронгауз 2007: 50—51).

Не только английская лексика (или дубовая техническая латынь, процеженная сквозь английское сито) вдруг поманила нашу прессу своим западным звучанием, но и английский синтаксис, как василиск, заворожил и сковал мягкие мозги бывших комсомольцев, а ныне биржевых деятелей (Толстая 1992).

Улучшайзинг — смешное слово, этакое слово-пародия на то, что происходит в русском языке. В нем не только английский суффикс «инг», который пока к русским глаголам все-таки не присоединяется, но и абсолютно бессмысленное «айз», своего рода мимикрия под английский глагол. Увидев его, я сначала просто смеялся, а потом еще громко и долго смеялся, когда узнал, что это слово вполне употребительно (в Интернете около двух тысяч упоминаний). Впрочем, суффикс «инг» становится настолько привычным, что скоро шутки по его поводу перестанут смешить (Кронгауз 2007: 73).

• 2. В интервью журналу «Итоги» известный лингвист В. Живов назвал заимствования «символическим языковым капиталом человека», указывающим на его принадлежность к определенной языковой прослойке (Итоги. 2006. № 32). Согласны ли вы с этой точкой зрения? Какие аргументы, подтверждающие ее, можно привести?
• 3. Прочитайте текст В. Ступишина «New сладостный stil. На каком языке мы говорим и пишем?». Какие типичные ошибки в современной речи волнуют автора? По материалам текста составьте словарик типичных ошибок, дополнив его собственными наблюдениями.

Языковые нелепости, которыми полны речи политиков и выступления некоторых журналистов, можно перечислять без конца. Вот несколько примеров.

«Суть да дело» вместо «суд да дело» и «тороватые людишки» вместо «вороватые» «рыщут для нее новых читателей»; «потраченные почем зря деньги»; «дополнительный препон». Из уст маститых комментаторов телевидения и радио можно чуть ли не каждый день слышать «как говорилось выше», хотя это формула чисто письменная. Очень часто говорят «опёка». Или «отнюдь» без «нет», повторяя эту ошибку вслед за Гайдаром. Такого рода неграмотным речениям несть числа, а совсем не «не будет счесть числа», как думает О. Павлов.

Еще хуже обстоит дело с иностранными словами, которые обожают наши образованцы, вставляя их к месту и не к месту. И при этом могут сказать «геральдика» вместо «генеалогия», примут шутку о «бакстах» и «баксах» за силлогизм, хотя тут больше пахнет каламбуром. Они же могут выстрелить в читателя или слушателя такими страшилками, как «экзоты и тератологические атрибуты» и «состояние Ксении», «грозные инвективы», «цитация» и «калокагатия», «пиИтет» и «электрОфикация», «полный аншлаг». Широкое распространение получили: афЁра, инциНдент, прецеНдент, конкурентноспособный, воеНОначальник, дивиденТы, компонент А, метастазА, коррективА, сосредотАчивать. Сплошь да рядом у нас «апробируют» вместо того, чтобы опробовать, испытать, не зная, видимо, что апробация — это официальное одобрение, разрешение.

С легкой руки неграмотных репортеров, военных и политиков буквально все начали злоупотреблять суффиксом «ов» в названиях населенных пунктов, доведя дело до абсурда. Уж если «назрановский», то можно и «казановский» вместо «казанский», а если «хасавюртовский», то вполне годится «ташкентовский», все одно. Не пора ли специалистам в области русского языка сказать тут свое веское слово? А еще у нас лепят к месту и не к месту окончание «чане»: хабаровчане, вологодчане и даже калининградчане (!).

Об ударениях и говорить не приходится. У Кулешова в «Своей игре» вы обязательно услышите «тОлику» и «меблИрованный», а счастливчик Дибров недавно порадовал нас такими перлами, как «скАбрезный» и «вершА». Ну, а «дыгварнОй» и «обеспечЕние» говорит каждый второй. Это все равно как «нАчать» и «углУбить».

Удивительное дело, но столь же изящно нередко изъясняются представители писательского сословия. Особой любовью к варваризмам отличаются литераторы, которые подолгу вращались в эмигрантской среде, нахватались там иностранных словечек и с каким-то садизмом обрушивают их на российского читателя без перевода и объяснений, да еще, как правило, и в искаженной транскрипции, а то и вообще так изобразят латинскими буквами, что трудно узнать, из какого языка они заимствованы.

Я всегда с большим уважением относился к Василию Аксенову начиная с первых его публикаций в «Юности» и стараюсь пополнять свою домашнюю библиотеку его новыми произведениями. Но вот «Новый сладостный стиль» меня несказанно удивил. Там вы найдете все выше отмеченные вывихи эмигрантской литературы в полном ассортименте. Вот только несколько смешных примеров. Ну зачем же писать, да к тому же неправильно, «карфюр» вместо «перекресток», «бонанза» вместо «золотое дно», «депозирование» вместо «депонирование»? А что такое «мешпуха», «мазерфакер» и какие-то «креплахи, кнубли, кнадели, цибель»? Аксенов умудрился даже на обложку вынести свое не очень хорошее знание иностранных языков, переведя название книги вроде бы на итальянский, но из какого языка взял он слово stil, непонятно, во всяком случае, не из итальянского и даже не из французского или английского. И в тексте романа полно таких же безграмотностей в латинской транскрипции, что изрядно подпортило в целом вполне литературный русский текст небезынтересного романа. И это новый сладостный стиль?

Петр Вайль, авторитетный литератор, выпустил на русском языке прекрасную книгу «Гений места», о которой написано немало хвалебных рецензий. Тем обиднее наталкиваться и в ней на непростительные ляпсусы. Поди догадайся, в каких словарях искать такие словечки, как «бодега», «алтана», «ведута», «югендштиль». Зачем писать «кафедрал», когда есть русский эквивалент «собор»? Итальянское «скьявони» Вайль переводит как «славяне», хотя это словенцы, а «славяне» по-итальянски будут «слави». Бланш Дюбуа у него — «белый лес», хотя это скорее Белянка Лесная, если так уж хочется перевести на русский имя собственное, потому как дю буа значит «из леса», а Бланш — это французское женское имя. И таких «открытий» у П. Вайля хоть отбавляй, вплоть до названия послесловия, зачем-то написанного по-английски и почему-то толкуемого как «благодарность», хотя в английском Appreciation — это «оценка» (как и во французском, откуда оно пришло в английский язык).

Лет двадцать живет в Париже Борис Носик. Сам Бог велел ему поделиться своими впечатлениями об этом замечательном городе и его жителях. И он делает это увлеченно и интересно в книгах «Прогулки по Парижу. Левый берег и острова» и «Прогулки по Парижу. Правый берег». Но сколько же и у него совершенно диких ошибок! Он сплошь да рядом перевирает имена собственные, причем даже очень известные. В. Жискар д’Эстен у него просто «д'Эстен», хотя главная часть этой фамилии — Жискар, а д’Эстен — лишь поздняя добавка. Известные философы Ля Боэси и Гельвеций, бард Брассенс у него Боэти, Эльвесиюс, Брассанс. Видимо, у этого автора проблемы со слухом; Носик тоже без всякой нужды вбрасывает в оборот без перевода или хотя бы объяснения такие слова, как «петанк» (игра в шары), «маршан» (торговец), «мовез репутасьон» (дурная репутация), «отель партикюлье» (частный особняк) и так далее. Он любит толковать французские слова, вместо того чтобы просто перевести с помощью словарей, и у него «дух» превращается в «душу», а «относиться спесиво», оказывается, значит «смотреть, обозревать» (!).

Такими играми занимается и Георгий Гачев. Этот славный культуролог взял да и «перевел» французский глагол verser не с помощью эквивалента «наливать», а приписав ему совсем иное значение — «вращать» (хотя у французов для этого есть другой глагол — tourner), и на этой выдумке выстроил ученую концепцию «вращабельности» Версаля (НГ). Знаток наук!

Уж сколько раз твердили миру, что «будировать», если верить французским словарям (словечко-то оттуда), значит «дуться», «сердиться», а вовсе не «будоражить», как думают многие наши грамотеи! Еще В. И. Ленин разъяснял это товарищам по партии, однако и нынче они нет-нет да и «пробудируют» какой-нибудь вопрос. Но зачем в эту компанию затесался прекрасно владеющий русским языком Олег Табаков? В книге «Моя настоящая жизнь» он вдруг поведал о «будировании сомнений». Хорошо хоть еще не стал «довлеть над чем-нибудь», как это делают очень многие наши образованцы, путая «удовлетворять» с «давить».

Может быть, действительно завести в «Литературной газете» специальную рубрику и регулярно демонстрировать наиболее вопиющие примеры прегрешений против родного языка, особенно когда они совершаются именитыми гражданами? А то уже совсем невмоготу стало «великому и могучему» от канцелярита, варваризмов, элементарной безграмотности, от всякого сора и вздора (Литературная газета. 2000. № 48).

4. Объясните название приведенной ниже публикации. Как ее заголовок связан с основным содержанием? Согласны ли вы с авторской оценкой заимствований? Назовите положительные и отрицательные стороны заимствований, аргументируйте свое мнение конкретными примерами.

Гастарбайтеры языка

Наверное, каждому случалось пожалеть о падкости нашего языка на иностранные словечки, из-за которой мы, как малые дети, тащим в рот всякую гадость. Еще ладно, когда чужое слово приходит с новым понятием — не переводить же, как Карамзин, иноязычные словечки по частям (тем более что запросто может не получиться: ньюсмейкер превратится в значащего совсем не то новодела, реанимация — в какое-то непонятное переодушевление, а инаугурацию одним словом и вовсе не перевести). Но ведь часто нахальный чужак лезет на место, у которого есть законный, живой и здоровый владелец. Вот, скажем, вошел в последние годы в наш язык имидж (уже и родственничков за собой потащил — имиджмейкер, имидж-реклама и т. д.) — а чем он, спрашивается, лучше давно существующего в языке образа?

Однако при более внимательном рассмотрении выясняется, что тут еще неизвестно, кто кого обижает. Взять хотя бы ту же пару имидж — образ: ведь первое из них заменило второе далеко не во всех его значениях. Можно даже сказать — только в тех, в каких почтенному русскому слову образ неловко было и употребляться.

Имидж — это образ, искусственно созданный и не то чтобы заведомо ложный, но совершенно не обязанный соответствовать хоть чему-то в действительности. Вот этот-то малопочетный смысл абориген образ и уступил гастарбайтеру имиджу, сохранив за собой иные, более престижные значения.

Примерно те же отношения связывают и многие другие русские слова с их как бы непереведенными иностранными синонимами. Личность — это нечто яркое и неординарное, это звучит гордо, а если нужна нейтральная стилистическая окраска, то лучше сказать индивидуум или персона (последнюю можно употребить еще и в ироническом смысле). Писатель — это творец, пророк и учитель народа, а если речь идет о человеке, зарабатывающем на жизнь составлением текстов — безотносительно к масштабу дарования, — то это литератор. Битва — это нечто серьезное и драматичное, даже если говорится в переносном смысле, а выбор слова баталия означает, что говорящий относится к обозначаемому им конфликту с иронией. Гонор — качество совсем иное, нежели честь. О паре разведчик — шпион как-то уж и напоминать неловко.

На что несерьезно слово призрак — обозначаемого им объекта, быть может, и вовсе в мире не существует. Но все же и оно как-то реальней, солидней импортного фантома — им обозначают только то, чего уж точно нет, даже если считать, что вообще-то привидения существуют. А, к примеру, слово контора — само гастарбайтер, но поселилось в наших краях давно, обзавелось авторитетом, и заниматься своей основной работой — обозначать помещение для умственной и бумажной работы — ему прискучило. И вот обязанность эта спихивается на только что прибывшего из английского языка новичка — офис. А контора предпочитает теперь означать (пока только в разговорном языке, но лиха беда начало) собственно фирму или организацию (обыкновенно ту, в которой трудится говорящий).

Есть, пожалуй, только один пласт лексики, где все обстоит наоборот: названия криминальных и прочих социально не одобряемых занятий. (Собственно, тут тоже все как у людей — известно же, что в легальной сфере иммигранты занимаются всякой черной работой и медленно выбиваются в люди, зато преступный бизнес прибирают к рукам моментально). Рэкетир звучит куда благопристойнее вымогателя, киллер явно профессиональнее убийцы (а тем более — мокрушника), и даже давно обрусевший бандит серьезнее и солиднее исконного разбойника, которому в утешение осталась только его роль в фольклоре. А поскольку в русском мировоззрении набивание мошны явно ближе к занятиям криминальным, чем к достойным, то и коммерсант с бизнесменом куда респектабельнее купца.

В общем, пусть иностранные слова лезут к нам и дальше. Черной, скучной, неблагодарной работы в нашем языке хватит на всех (В. Глаголев. Итоги. 2000. № 4).

5. Определите, какие функции выполняют заимствованные слова в следующих фрагментах текстов:

Конечно, работа будет самая простая, Олег сразу предупредил, что речь может идти только о должности оператора-рецепциониста (если по-русски — девушки, отвечающей на телефонные звонки и переключающей абонентов на нужные линии) или — если очень повезет — офис-менеджера (опять же, если перевести на понятный язык, человека, отвечающего за наличие в конторе бумаги, скрепок и картриджей для принтеров) (А. Маринина. Городской тариф).

Ирочка была типичным представителем менеджеров первой российской сборки. В агентство регулярно приходили преподаватели по деловому этикету, психологии, корпоративной этике и прочие проводники в мире бизнеса. Совещание — брейнсторминг, юбка — до середины колена, очки — часть имиджа, служебный роман — секшая харрасмент, совет другу — консалтинг (МашаТрауб. Глянец).

Ну до чего же эти новые бизнесмены быстро набрались красивых слов: проект, программа, маркетинговые стратегии, позиционирование. От всего этого Шурика Вилкова буквально мутило (А. Маринина. Пружина для мышеловки).

Я не могу сдаться. Я не умею сдаваться. Я survivor, по-русски нет нормального подходящего слова. Выживленец, вот как надо перевести, но это звучит нелепо. Нелепо, зато точно — я всю жизнь потратил на то, чтобы выжить, и выжил… (А. Кабаков. Всё поправимо).

Олег принял их [деньги. — В. К., В. Ч.] не пересчитывая.

• — Слушай, старик, тебе работа нужна? Такая тема… Словом, нам сейчас нужен будет человек на должность хаускипера.
• — Кого-кого?
• — Хаускипера. По старинке — начальника АХУ.
• — По старинке ничуть не лучше.
• — Ну, снабжение, понимаешь? Начальник административно-хозяйственного управления. Порошки-салфетки… ну, что там по хозяйству бывает…

Митя был сбит с толку поворотом событий и словом «хаускипер».

Митя взял англо-русский словарик… Он раскрыл на букву «Н» и нашел нужное слово. «Housekeeper, — прочитал он. — Домохозяйка» (Д. Гуцко. Русскоговорящий).

Мне не нравятся люди, у которых все время звонит телефон. Которые разговаривают по телефону бархатным голосом и называют всех «дорогой» и «дорогая». И еще произносят важные слова — тендер, преференция. Особенно любят слово «переговоры» (Е. Колина. Профессорская дочка).

6. Проанализируйте примеры стихийной лексикографии. Какие приемы можно использовать для объяснения нового заимствования? Найдите свои аналогичные примеры в средствах массовой информации.

В погоне за сенсацией многие средства массовой информации объявили Ленинградскую область банкротом. В ход пошел новоявленный иноязычный термин дефолт, что означает в переводе «несостоятельность». «Это нерусское слово изрядно потрепало мне нервы», — признался исполняющий обязанности областного губернатора Валерий Сердюков (Невское время. 1998. № 194). В городе много глухих стен. Страшных, облупленных, обшарпанных. Называются они брандмауэрами, потому что функция их — противопожарная… Художник Гриненко хочет расписать брандмауэры или закрыть их щитами — баннерами (Город. 2002. № 33). Не стоит удивляться, если во время прогулки по Невскому проспекту вы встретите человек 50 с шариками от пинг-понга вместо глаз. Это всего лишь очередная акция флэшмоберов. Флэш-моб — это неожиданное, внезапное появление людей в заданное время и в установленном месте. Участники флэш-моба совершают заранее спланированные, совершенно бесшабашные действия, а потом быстренько расходятся. Flash Mob дословно «мгновенная толпа» (Новый образ студента (НОС). Студенческий журнал. 2005. № 2).

Согласно одному из вариантов происхождения слова спа, оно возникло от названия городка Спа в Бельгии, известного своими термальными источниками со времен Римской империи. Особенно ярыми приверженцами этой версии являются жители самого городка — считается, что он был настолько знаменит целебными водами, что его название вошло едва ли не во все европейские языки. Согласно другой версии это аббревиатура латинских фраз sanus per aquam, solus per aquas, sanitas per aquas, в переводе означающих «оздоровление посредством воды» или «здоровье через воду» (Следопыт. 2006. № 3).

Новые устройства с дисплеями на электронных чернилах называются электронными ридерами (E-Readers), и так как они в первую очередь, как сейчас принято говорить, заточены под чтение, размер устройств соответствует стандартной книге формата А5 (The New Times. 2007. № 37).

• 7. Приведите примеры того, что заимствования нередко связаны с тенденцией к аналитизму (замене словосочетания одним словом).
• 8. Проанализируйте случаи неоправданного употребления заимствований в средствах массовой информации. Какие исправления, с вашей точки зрения, целесообразно внести в приведенные текстовые фрагменты?

Международный добровольческий лагерь — это еще более интересная и веселая тусовка. Собственно, лагерь может представлять собой палаточный городок где-нибудь на берегу Средиземного моря или в лесах Канады, а может и базироваться в молодежном хостеле или даже в неплохом отеле прямо в центре Гамбурга или Парижа (АиФ. 1996. № 27).

В больших корпорациях возможностей использовать стокопшен очень мало, в отличие от стартапов. Но, как правило, в больших корпорациях стабильная работа, высокая зарплата, а сток-опшен много скромнее, чем в начинающих фирмах, поэтому в больших корпорациях шансов неожиданно разбогатеть немного (Огонек. 1997. № 50).

Сегодня в Центральном выставочном зале открылся небольшой перформанс картин. На нем представлены работы нескольких петербургских художников (Радио России. 2.06.2005).

Совершив изматывающий шопинг по крупным аптекам города, выяснилось, что самый большой выбор такой косметики оказался в аптечной сети «Первой помощи» (Комсомольская правда. 04.06.2004).

Итак, убийца по кличке Черная Мамба (Ума Турман) решает покинуть увлекательный мир наемного киллинга ради радостей замужества / материнства (Петербургский телезритель. 2004. № 4).

Показы музею, воспитавшему за эти годы несколько поколений синефилов, проводить отныне негде (Аналитический еженедельник «Власть». 2005. № 47).

В Джельсомино кафе объявлен чемпионат по караоке «Красиво петь не запретишь». В этом люксорном караоке-кафе гостю предоставят звукорежиссера и профессиональный бэк-вокал (Ваш досуг. 2008. № 16).

Несмотря на то, что Америка, по моему мнению, в плане производства депрессий ушла намного дальше России, наблюдается распад социальной ткани, отсутствие коммуникаций между людьми (не дай бог спросить у кого-то дорогу, не дай бог нарушить чужое прайвеси), беспредельная гонка за материальным благосостоянием (На Невском. 2006. Май-июнь).