Основные принципы построения продуктивной грамматики

Обратимся теперь к продуктивным речевым действиям — говорению и письму. Напомню, что соотношение между тем, как произносится (и слышится), и тем, как пишется, составляет основное содержание обучения русскому языку в русской школе. Для нас же важнее другое противопоставление: интерпретация уже представленного предложения и текста и создание своего собственного предложения и текста. В процессе такого создания производитель речи должен решить две взаимосвязанные задачи: вопервых, максимально точно и однозначно отразить существующее в его голове содержание и, во-вторых, оформить это содержание таким образом, чтобы были соблюдены сочетаемостные законы русского языка. И хотя вопрос о том, какая из обеих названных задач важнее, является несколько схоластическим, подчеркну, что традиционно в лингвистике именно второй задаче уделялось больше внимания. Неудовлетворительное решение именно второй задачи, когда произносят или пишут «дожить», «мсспюв», «играть значение» и т. п., сразу вызывает, по крайней мерс, недоверчивое, если нс враждебное, отношение к производителю подобной речи. При этом содержательная сторона речевого произведения уходит уже на второй план, нс привлекает столь пристального внимания. С известной долей условности две обозначенные задачи, стоящие перед производителем речи, можно сравнить со знанием этикета общения и с соблюдением этических правил поведения. Разумеется, активная речевая деятельность достаточно сложным образом связана с поведением человека, она гораздо более значима при оценке личности, чем соблюдение и несоблюдение правил этикета. Однако при этом психологический парадокс общения людей состоит в том, что для реципиента обычно более важным оказывается соблюдение внешних формальных правил, чем существо дела. Именно на этом, в частности, построено искусство дипломатического общения. И наоборот, самые честные и справедливые мысли в косноязычной упаковке Moiyr вызвать неприятие и даже насмешку. Вспомним хотя бы «богобоязненного мужика» Акима из толстовской «Власти тьмы» с его бесконечными тае и не тае. Имея все это в виду, вернемся, однако, к грамматике. Еще раз обратим внимание на то, что грамматика вторична по отношению к сделанному производителем речи лексическому выбору.

После того как такой выбор сделан, в действие может вступать грамматика с тем, чтобы семантически модифицировать тс элементы содержания мысли, которые уже получили воплощение в форме лексических единиц. Однако нужно иметь в виду, что инвентарь семантических модификаций, выражаемых грамматическими средствами, на несколько порядков меньше, чем инвентарь семантических различий, выражаемых на уровне слов. В самом деле, только лексическими средствами можно передать различия, например, между «яблоком» и «грушей», «березой» и «сосной», «плотником» и «слесарем», «золотом» и «серебром», «умным» и «старательным», «синим» и «зеленым», между «читать» и «писать», «ехать» и «плыть» и т. д. и т. п. В то же время на фоне этого исключительного многообразия семантическую ценность грамматических средств никак не следует игнорировать. Нужно иметь в виду, что есть такие семантические модификации, выражение которых является прерогативой средств грамматических. Речь идет прежде всего о субъектно-объектных отношениях. Иначе как с помощью падежных и предложно-падежных форм передать эту информацию невозможно. Остановимся на этом моменте несколько подробнее для того, чтобы яснее показать отличие грамматики для продуктивных речевых действий от существующих грамматических описаний русского языка. Имеется немало различных работ, посвященных вопросам глагольного управления, в которых просто обозначаются те падежные и предложно-падежные формы, которые выступают после тех или других глаголов. Существенно, что в этих работах обычно нс обсуждается вопрос о семантических ролях тех или иных именных форм. Считается уже достаточным то, что обозначенные глагольно-именные словосочетания русского языка являются грамматически правильными, т. е. удовлетворяющими синтагматическим законам русского языка. Вопрос о связи между семантикой и синтагматикой глагола был глубоко и на большом материале рассмотрен Ю. Д. Апресяном [см. Апресян Ю. Д., 1967.], где решался следующий вопрос: как, зная возможное синтагматическое распространение глагола с помощью падежных и предложно-падежных форм, можно определить принадлежность этого глагола к тому или иному семантическому классу. По сравнению с описанием глагольного управления с учетом лишь «правильности» (смеяться над кем-то, но не смеяться с кого-то) это был очень важный «семантический» шаг. Однако для грамматики, ориентированной на активные виды речевой деятельности, части «дано» и «требуется получить» организуются иначе, чем в исследовании Ю. Д. Апресяна. В продуктивной грамматике «дан» глагол (или шире — предикат), требуется определить ((юрму, в которой в этом случае будет выступать тот или иной его актант. Подчеркиваю, именно актант, нс подлежащее, нс дополнение. Активная грамматика идет от имеющегося лексического модифицируемого элемента через заданную явным образом семантическую модификацию, распространение, уточнение, к более сложному, уже семантически модифицированному, усложненному языковому знаку. В частности, обсуждаемый фрагмент русской продуктивной грамматики мог бы выглядеть в форме следующей таблицы:

Рассмотрим еще один случай, когда именно грамматические средства способны наилучшим образом реализовать заданную семантическую модификацию. Речь идет о модификации русских глаголов по параметру «результативность». Очевидно, что сам этот семантический признак может быть присущ далеко не всем русским глаголам. Ставить задачу семантической модификации по параметру «результативность» имеет смысл для глаголов, например, целенаправленной деятельности (писать, строить, учить, изобретать), но бессмысленно, например, для глаголов эмоционального состояния (мечтать, беспокоиться, веселиться, скучать). Оставим пока также в стороне вопрос о строгом определении того, что представляет собой то семантическое содержание, которое обозначается словом «результативность». Обратим внимание лишь на то, что в продуктивной (активной) грамматике русского языка вопрос в отношении результативности ставится принципиально абсолютно таким же образом, как и в отношении актантов, выступающих при предикате. Дан глагол, точнее его лексико-семантический вариант, требуется получить другой глагол, отличающийся от имеющегося на заданную семантическую величину, а именно на значение результативности. Очевидно, что искомый семантически модифицированный глагол будет формально отличаться от модифицируемого приставкой или суффиксом, причем форма этой приставки будет широко варьироваться: написать, построить, выучить (научить), изобрести. При этом до сих пор никому не удалось показать, от каких свойств модифицируемого глагола зависит выбор словообразовательного средства, воплощающего идею результативности, суффиксального или префиксального, и если префиксального, то какого именно. Как кажется, модификационное значение результативности лексическими средствами, такими, как успешно, результативно, эффективно, и т. п. выражается содержательно не совсем точно, а нормативно — не всегда естественно.

Разумеется, семантическая модификация по результативности приводит к созданию глагола с другими чисто грамматическими характеристиками: глагол несовершенного вида преобразуется в глагол совершенного вида. Однако для продуктивной грамматики это лишь побочный эффект, а не самодовлеющая задача. Очевидно, что в процессе дальнейшего семантического и синтагматического «развертывания» уже модифицированного глагола необходимо будет считаться с теми ограничениями, которые связаны с его принадлежностью к совершенному виду. Но здесь мы уже вступаем в другую область функций продуктивной грамматики — обеспечение связей между языковыми единицами, словоформами и предложениями в тексте.

Очевидно, что субъектно-объектные отношения и значение результативности действия являются не единственными семантическими модификациями, реализуемыми грамматическими средствами. Однако иные семантические модификации, такие, например, как пол живого существа, количество предметов или действий, субъективная оценка действия и его участников, степень признака, и др. в принципе могут быть реализованы не только с помощью грамматических, но и с помощью лексических средств (см. об этом в главе III).

Перейдем теперь ко второй, уже упоминавшейся задаче продуктивной (активной) грамматики — обеспечению связей между языковыми единицами. Нетрудно видеть, что те грамматические показатели, которые выполняют только связующую функцию, в рецептивной грамматике русского языка могут игнорироваться, поскольку за ними не стоит никакой семантической ценности. Совсем не то в продуктивной (активной) грамматике. Рассмотрим в этой связи такую грамматическую категорию, как род имен существительных. Будучи семантически весьма неопределенной, эта характеристика, получая последовательное воплощение в формах согласуемых прилагательных (в том числе и местоименных), а также в некоторых глагольных формах, чрезвычайно существенна именно для продуктивной грамматики. Игнорирование этой особенности устройства русского языка может привести к созданию таких комбинаций языковых знаков, как, например, ранний осень, новая автомобиль или высокое дом.

Точно так же для рецептивной грамматики русского языка малосущественна га, например, информация, что после предлога над всегда выступает форма творительного падежа существительного. Ясно, что именно такая форма, как единственно возможная в этом контексте, нс несет никакой семантической информации. Для продуктивной (активной) грамматики русского языка этот же момент чрезвычайно важен.

Подчеркивая особую важность того отдела продуктивной грамматики, который ответственен за выражение заданной семантической модификации, следует заметить, что нередко уже сам факт создания модифицированного знака снимает вопрос о том, как выражается «связанность» соответствующих языковых знаков. Так, например, задача выразить семантическое содержание «орудие» для существительного пушка при глаголе стрелять (стрелять из пушки) или для существительного поезд при глаголе ехать (ехать па поезде и ехать поездом) оказывается более емкой, чем задача — просто обозначить существование связи между соответствующими глаголами и существительными. В последнем случае задача состоит только в том, чтобы не нарушить правила русского языка, в то время как в первом — в том, чтобы выразить заданную семантическую модификацию, не нарушив существующих в русском языке правил и закономерностей.