Документы и материалы

П. МОНРО

Метод первобытного воспитания

О методе остается прибавить немного. В области практической первобытный человек, как мы видели, никогда, за исключением спорадических примеров, и на высшей ступени развития не поднимается до сознательного воспитания. Обычное обучение, не покушающееся ни на объяснение, ни на истолкование, а просто указывающее на то, что и как надлежит выполнить, есть большею частью бессознательное подражание. Дитя научается владеть луком и стрелой, выделывать шкуру убитого животного, приготовлять пищу, ткать, делать глиняную посуду только путем наблюдения над действиями взрослых и при помощи метода многих попыток, увенчивающихся в конце концов успехом. Все искусства, приобретаемые первобытным ребенком, достаются ему благодаря повторному подражанию, с все уменьшающимся числом неудач и ошибок.

С развитием касты или даже еще при менее высоком развитии разделения труда подражательный процесс становится сознательным; но нигде на всем протяжении первобытной жизни нельзя констатировать рационально, сознательно, планомерно поставленного дела обучения как всеобщепрактикуемого. Наоборот, как общественный, так и индивидуальный метод часто поражают своей неразумностью. Этот факт иллюстрируется развитием гончарного искусства. Открыв при случайном сожжении ивового плетения, окружающего его глиняную чашку, в которой сохраняется жидкость, что глина от огня становится твердой и не пропускает сквозь себя жидкость, первобытный человек, поколение за поколением, продолжал изготовлять глиняную посуду все тем же способом: сначала делая ивовую корзинку, обводя ее пластом глины и затем выжигая деревянную форму. Столь же случайно открыв, что можно непосредственно выделывать глиняную форму, он продолжал в течение многих десятилетий накладывать на глину уже не сплетенные ивовые прутья, чтобы обжигать ее, хотя он уже не делал более ивовой модели или формы.

Тогда как почти все обычные жизненные фазы запечатлены в какомнибудь изображении древнего искусства, совершенно отсутствуют рисунки или резьба, представляющие сцены обучения. Столь же знаменательна неспособность варварского народа в наше время дать такого рода изображение или объяснить, каким образом передаются детям знания и искусства, необходимые в практической жизни.

В области теоретического воспитания господствует тот же метод слепого подражания. Только с возникновением определенного и обособленного класса священнослужителей становится необходимым обучение его будущих членов специальной науке, и появляется образование в смысле попытки раскрыть и сообщить ученикам, почему следует действовать так, а не иначе, а также дать простое указание: подражай такому-то и такому действию, усвой данное учение или верование. В большинстве случаев чисто внешнее наставление такого рода дается подрастающей молодежи шаманами или знахарями; где-нибудь в стороне от других, в дни, предшествующие их вступлению в число полноправных членов племени, им сообщают тайную мудрость их народа. Сохранение тайны вменяется им в обязанность (в некоторых случаях им даже запрещается говорить в течение всего периода обучения, хотя последний продолжается иногда много недель), и под таким условием их вводят в толкование жизненных явлений в их взаимоотношении с миром духов. Интересен термин «посвящение», которым антропологи называют только что описанный обряд и обычай; он ясно указывает, что первобытное обучение, подобно наиболее сложному современному, есть не что иное, как посвящение, введение индивидуума в жизнь общества путем приобщения его к уже существующим организованным культурным приобретениям, в наше время настолько богатым, что нужны годы для их изучения. Обучение это чисто подражательного характера, ибо молодежь воспринимает без всяких видоизменений и сомнений предания племени, передаваемые ей единственными наличными учителями.

Обычай — будь то в отношении практических действий или теоретического толкования окружающего мира — установлен раз навсегда шаманом или прорицателем при помощи колдовства, гаданья, обращения к оракулу или какой-нибудь другой вошедшей в употребление методы; однажды навсегда установленная обязанность индивидуума — это слепое повиновение через подражание.

Монро П. История педагогики: пер. с англ. — М" 1913. — Ч. 1. — С. 10—12.

Б. Г. КОРНЕТОВ

Характер и особенности воспитания в раннепервобытных

общинах

В раннепервобытных родовых общинах охотников и собирателей воспитательный процесс уже обладал целями, содержанием, средствами, методами и формами. Границы усвоения всеобщей культуры при этом ставились только половозрастными различиями, естественная всеобщность которых не включала их в насильственные воспитательные рамки. Отсюда — практически полная ненасильственность воспитания как главный непосредственный фактор его эффективности. Свободное исследование ребенком мира органически достраивалось ограничением этой свободы объективной волей коллектива, субъективно воспринимаемой как воля «естественного порядка», т. е. как воля всемогущих и неумолимых «высших сил». Требования взрослых не выступали для ребенка как их произвол, тем более что воспитательное вмешательство в процесс роста и созревания было минимальным, ограниченным самым важным и необходимым для требований жизни. В первобытной общине старшие учили детей всему, что знали и умели сами.

Ребенок в первобытных общинах жил одной жизнью со взрослыми, от него не было никаких тайн, кроме религиозных. С раннего возраста ребенок получал, как правило, правдивые и неупрощенные сведения о жизни взрослых, об их взаимоотношениях и занятиях. Воспитание являлось неотъемлемой составной частью настоящей жизни детей и не рассматривалось как подготовка к будущей за редким исключением. С самого начала дети усваивали знания, умения и навыки, необходимые для осуществления различных видов деятельности, усваивали нормы и ценности, принятые всем коллективом. Это имело следствием раннее социальное созревание детей в первобытных общинах. К 9—11 годам они, как правило, овладевали важнейшими элементами общественного опыта, вели себя как взрослые люди. Именно с этого возраста начинался новый важнейший этап в жизни и воспитании ребенка — он проходил после специальной подготовки к обряду посвящения (инициации) в полноправные члены первобытного коллектива.

Воспитание в первобытных родовых общинах охотников и собирателей существовало как целостный процесс, органически сочетающий в себе и обучение, связанное с усвоением знаний, умений и навыков, и воспитание, понимаемое как процесс формирования эмоциональноцелостного отношения человека к миру. Руководство и физическим, и умственным, и нравственным развитием, и трудовое воспитание сливались в единый поток, обеспечивая формирование всех тех качеств, которые были необходимы каждому человеку в условиях доклассового первобытного общества с его исключительно низким уровнем развития производительных сил и предельной взаимозависимости всех членов общин.

Корнетов Б. Г. Становление воспитания как общественного явления. — М., 1992. — С. 70, 71.

Е. Н. МЕДЫНСКИЙ

Первобытное воспитание

Характеристика воспитания в первобытной общине

…Воспитание в первобытной общине лишено характера преднамеренности, подготовки к будущей деятельности, не имеет еще признаков приказания — подчинения и обучения; это самое непосредственное приспособление ребенка к окружающей среде.

Посильное участие его в действительной трудовой жизни общины, осуществляется путем бессознательного подражания ребенка остальным членам общины.

…Наметив основные черты первобытного воспитания, попытаемся на основании наблюдений над современными дикарями многочисленных исследователей нарисовать конкретную картину этого воспитания.

Тотчас после рождения ребенка община решает, может ли он остаться в живых или же нужно его умертвить. Обычай детоубийства новорожденных очень распространен среди дикарей, переживающих еще стадию первобытного строя.

Опасность перенаселения, крайнего недостатка пищи для чрезмерно разросшейся общины, наконец, обременительность большого числа маленьких детей при бродячем образе жизни, когда женщины несут их при передвижениях орды на спине, — все это создает необходимость даже при очень большой любви к детям ограничивать число новорожденных, необходимость во много раз большую, нежели в «культурных» странах.

Все исследователи отмечают, что убиваются при рождении преимущественно девочки, так как они были менее полезны в рыбной ловле и войне.

Оставшихся в живых матери очень долго — 2, 3 и даже 4 года — кормят грудью. Это долгое кормление грудью также находит себе объяснение в экономике первобытной общины: молоко составляет необходимую пищу ребенка долго после того, как его после 8—12 месяцев грудного кормления отнимают от груди. Мы удовлетворяем эту потребность ребенка в молоке, давая ему коровье молоко, но у народов, не имеющих еще домашних животных, этого сделать нельзя, и потому мать кормит его несколько лет, пока он не подрастет настолько, что может есть обычную пищу.

При передвижениях орды, при собирании растительной пищи, пока дети не подросли настолько, что могут достаточно хорошо передвигаться сами, мать таскает детей на спине, устраивая для этого коекакие приспособления.

Как только дети подросли настолько, что не нуждаются уже в молоке и могут свободно бегать, заботы матери и вообще старшего поколения о них прекращаются; они предоставляются самим себе и, подражая старшим, принимают уже участие в деятельности общины по добыванию пищи.

Этими заботами в первобытном периоде, пока в нем не успели еще развиться черты сменившего его позже строя родового, по-видимому, и ограничивается община в своих отношениях к детям. По крайней мере, замечания исследователей жизни дикарей, переживающих разные ступени первобытного строя, о воспитании крайне скудны.

Характеристика воспитания в родовой общине

Родовой строй отличается от первобытного целым рядом экономических особенностей, порождающих и особую идеологию. Естественно ожидать поэтому, что и воспитание в родовом обществе носит совершенно особый характер по сравнению с первобытным воспитанием.

Первобытное воспитание не отделялось еще от процесса хозяйственной деятельности, воспитание было соучастием в трудовой жизни общины без какого бы то ни было обучения.

Здесь, в родовой общине, вся хозяйственная жизнь построена уже на учете будущих потребностей, отсюда рождается сознание о будущем вообще, чрезвычайно важное для изменения характера воспитания. Воспитание ставит себе целью подготовку-обучение молодого поколения к будущей деятельности в качестве полноправных членов общины, чего совершенно не было раньше, когда весь процесс воспитания сводился к непосредственному участию в трудовой жизни.

Эта подготовка-обучение диктуется не только учетом будущих потребностей общества, но и усложнившимся характером производительной деятельности и все растущим разделением труда.

Эта подготовка-обучение, когда дети рассматриваются как существа неполноправные еще и обязаны подчиняться, диктуется и новыми производственными отношениями господства-подчинения (авторитарными отношениями), которые охватывают все патриархальное общество: патриарху подчиняются второстепенные организаторы (и, конечно, все нижестоящие), которым в свою очередь подчинены остальные члены общины, главе каждой семьи подчинены ее члены, взрослым — дети, полноправным членам общины — рабы.

Наконец, эта подготовка-обучение делается при родовом строе возможной, потому что существует уже прибавочный продукт, идущий на содержание детей, нет такой необходимости, как раньше, использовать их слабые силы для настоящей трудовой жизни, ослабляя тем самым общину в будущем. Если дети и участвуют в процессе трудовой жизни общины, то это участие в значительной степени носит уже характер того же обучения.

…В патриархальном (обществе — авт.) уже существует семья. И воспитание в значительной степени приобретает характер семейного воспитания; но семья еще не замкнулась в своих интересах, она лишь составная хозяйственная ячейка племени. Отсюда проверка результатов семейного воспитания юношей путем испытаний на собраниях старейшин.

…Характер воспитания в патриархальном обществе можно определить как авторитарную педагогику. Неповиновение старшим в этом патриархальном периоде уже рассматривается как крупный проступок. Почтительность считается одной из главных добродетелей.

…Хранителями всего накопленного общиной опыта являются патриархи. Семьи патриархов благодаря развитию частной собственности и накоплению у них значительных богатств с течением времени резко отличаются своим влиянием среди других семей общины. У патриархов с течением времени, естественно, развивается стремление сделать власть свою наследственной. На воспитание это развивающееся классовое расслоение родовой общины оказывает самое существенное влияние: прежде равное для всего подрастающего поколения воспитание к концу родового строя становится различным для массы и для очень небольшой группы лиц, подготовляемых к несению в будущем организаторских функций: в воспитании существует уже классовый характер, мало заметный вначале и довольно сильно уже сказывающийся в конце родового общества.

Воспитание массовое носит практический характер и имеет одну цель: подготовить подрастающее поколение к трудовой жизни в качестве членов общины. Обучение состоит в указании приемов охоты, рыбной ловли, ухода за скотом, выделки кожи, устройства жилищ, борьбы с враждебными общинами, причем в число этих приемов, как необходимое условие успеха, входят правила почитания богов. Материал для обучения состоит из мелочных, строго регламентированных приемов, соблюдение которых освящается примером предков и требованиями религии.

Воспитание подготовляемых к организаторским функциям носит почти всецело теоретический характер и имеет целью передачу всей суммы накопленного опыта, зачатков науки, приемов тесного общения с богами, строго охраняемых от масс.

Медынский Е. Н. История педагогики. — М., 1930. — Т. 1. — С. 26—36.

Э. д’ЭРВИЛЬИ

Приключения доисторического мальчика

«Крек» означало «птицелов». Мальчик получил такое прозвище недаром: с самого детства он отличался необычайной ловкостью в ночной ловле птиц; он захватывал их сонными в гнездах и с торжеством приносил в пещеру. Случалось, за такие успехи его награждали за обедом изрядным куском сырого костного мозга — почетного блюда, приберегаемого обычно для старейшин и отцов семейства.

Крек гордился своим прозвищем: оно напоминало ему о ночных подвигах.

Мальчик обернулся на крик. Мгновенно вскочил с земли и, захватив связку камыша, подбежал к старику.

У каменной лестницы он положил свою ношу, поднял в знак почтения руку ко лбу и произнес:

• — Я здесь, Старейший! Чего ты от меня желаешь?
• — Дитя, — ответил старик, — все наши ушли еще до зари в леса на охоту за оленями и горными быками. Они вернутся только к вечеру, потому что — запомни это — дождь смывает следы животных, уничтожает их запах и уносит клочья шерсти, которые они оставляют на ветвях и корявых стволах деревьев. Охотникам придется много потрудиться, прежде чем они встретят добычу. Значит, до самого вечера мы можем заниматься своими делами. Оставь свой тростник. У нас довольно древков для стрел, но мало каменных наконечников, хороших резцов и ножей: все они обточились, зазубрились и обломались.
• — Что же ты повелишь мне делать, Старейший?
• — Вместе с братьями и со мной ты пойдешь вдоль Белых холмов. Мы запасемся большими кремнями; они часто попадаются у подножия береговых утесов. Сегодня я открою тебе секрет, как их обтесывать. Уже пора, Крек. Ты вырос, ты силен, красив и достоин носить оружие, сделанное собственными руками. Обожди меня, я пойду за другими детьми.
• — Слушаю и повинуюсь, — ответил Крек, склоняясь перед стариком и с трудом сдерживая свою радость.

Старик назвал Крека красивым, большим и сильным. Он, должно быть, хотел подбодрить мальчика: ведь на самом деле Крек был мал, даже очень мал, и очень худощав.

Широкое лицо Крека было покрыто красным загаром, надо лбом торчали жидкие рыжие волосы, жирные, спутанные, засыпанные пеплом и всяким сором. Он был не слишком красив, этот жалкий первобытный ребенок. Но в его глазах светился живой ум; его движения были ловки и быстры.

Наконец старик вышел из пещеры и стал спускаться по высоким каменным ступеням с проворством, удивительным для его преклонных лет. За ним шла целая орда мальчуганов-дикарей. Все они, как и Крек, были чуть прикрыты от холода жалкими плащами из звериных шкур.

Самый старший из них — Гель. Ему уже минуло пятнадцать лет. В ожидании того великого дня, когда охотники, наконец, возьмут его с собой на охоту, он успел прославиться как несравненный рыболов.

Старейший научил его вырезывать из раковин острием кремневого осколка смертоносные крючки. Самодельным гарпуном с зазубренным костяным наконечником Гель поражал даже громадных лососей.

За ним шел Рюг большеухий. Если бы в то время, когда жил Рюг, человек уже приручил собаку, о Рюге непременно сказали бы: «У него собачий слух и нюх». Рюг по запаху узнавал, где в частом кустарнике созрели плоды, где показались из-под земли молодые грибы; с закрытыми глазами распознавал он деревья по шелесту их листьев.

Старейший подал знак. И все двинулись в путь. Гель и Рюг гордо выступали впереди, а за ними серьезно и молча следовали все остальные.

Все маленькие спутники старика несли на спине корзины, грубо сплетенные из узких полосок древесной коры; одни держали в руках короткую палицу с тяжелой головкой, другие — копье с каменным наконечником, а третьи — что-то вроде каменного молота.

Они шли тихо, ступали легко и неслышно. Недаром старики постоянно твердили детям, что им надо привыкнуть двигаться бесшумно и осторожно, чтобы на охоте в лесу не спугнуть дичь, не попасть в когти диким зверям, не угодить в засаду к злым и коварным людям.

Матери подошли к выходу из пещеры и с улыбкой смотрели вслед уходящим.

Тут же стояли две девочки, стройные и высокие, — Маб и Он. Они с завистью смотрели вслед мальчикам.

Только один, самый маленький, представитель первобытного общества остался в дымной пещере; он стоял на коленях около очага, где посреди огромной кучи пепла и потухших углей слабо потрескивал огонек.

Это был младший мальчик — Ожо.

Ему было грустно; время от времени он тихо вздыхал: ему ужасно хотелось пойти со Старейшим. Но он сдерживал слезы и мужественно исполнял свой долг.

Сегодня его черед поддерживать огонь от зари до ночи.

Ожо гордился этим. Он знал, что огонь — самая большая драгоцен ность в пещере, если огонь погаснет, его ждет страшное наказание. Поэтому, едва мальчуган замечал, что пламя уменьшается и грозит потухнуть, он начинал быстро добрасывать в костер ветки смолистого дерева, чтобы вновь оживить огонь.

Э. д’Эрвилъи. Приключения доисторического мальчика. —.

Свердловск, 1987. — С. 14—17.

Ш. ЛЕТУРНО

Воспитание в древней Мексике

Воспитание в собственном смысле этого слова начиналось в возрасте от 4 до 5 лет. Прежде всего приучали мальчика носить небольшие тяжести. В 6 и 7 лет мальчик сопровождал своего отца на рынок; маленькая дочь пряла под наблюдением матери… В возрасте 13—15 лет мальчики отправлялись за дровами в горы и возвращались или сухим путем, или на челноках; их посылали также на рыбную ловлю. Дочери приготовляли зерно, готовили кушание, ткали материи. В 15 лет под руководством жрецов начиналось религиозное и военное воспитание.

Летурно Ш. Эволюция воспитания у различных человеческих рас: пер. с фр. — СПб., 1900. — С. 143—145.

Ф. ХОФМАН

О том, как наши предки набирались ума-разума и о законодательных песнопениях

Не может вызвать сомнения, что воспитывающие воздействия на молодые поколения стали сознательно и целеположенно применяться уже на первых этапах антропогенеза. Так же ясно, что на протяжении долгого — сколь долгого, неизвестно — времени тянулся период перехода от инстинктивного вскармливания и взращивания ребенка ко все более сознательному, преднамеренному приспособлению его к окружающей общинной жизни и далее к возникновению вопросов зачем, благодаря чему и каким образом воспитывать молодежь.

Небольшим человеческим сообществам, противостоящим смертельно опасным и могущественным силам окружающего их мира, грозило бы вырождение, если бы люди не позаботились о выработке способов подводить своих детей к цели овладения всеми необходимыми для выживания навыками и видами поведения. На пути к достижению этой цели и родилось воспитание.

Каким можно представить себе «естественное» воспитание тех времен? Одинаковым для всех. Готовящим к повседневной жизни. Мягко снисходительным по отношению к тем, кто наследовал и обеспечивал будущее. Основывающимся на примере родителей и всех взрослых. Воспитуемые, соответственно, подражали им, проявляя благоразумное послушание. Простым и разумным, едва ли не идилличным. Но насколько легко представить его себе таким образом, настолько же более сложным и тягостным было оно в действительности.

Формирование картины мира не могло тогда осуществляться с помощью логических категорий, «спрямляющих» путь познания для современного человека, дающих четкое представление о причинно-следственных связях между явлениями природы и человеческим общежитием. Окружающий людей мир был перенаселен духами, добрыми и злыми, которых нельзя было победить, не почитая или не задабривая их. Поэтому передать знания о мире можно было только в образно-символической форме, наделяющей мир видимый жизнью мира невидимого.

Исторически первые формы мышления, вовлеченные в процесс воспитания, связаны с передачей знаний не каждодневной жизни, а о предполагаемом непостижимом, таинственном и могущественном властном, что стояло за действительностью и от чего следовало искать защиты. Магическое, познаваемое как тайна, передавалось от поколения к поколению как волшебство.

Тайное колдовское действо заключено было уже в присвоении новорожденному имени, выбираемого не просто так, а обдуманно и с далеко идущей целью. К ребенку должны были перейти сила и свойства того существа, именем которого его назвали. У готтентотов, например, матери так колдовали, напевая над ребенком:

Ты сын светлоокой матери, Остроглазый, как хорошо ты будешь выслеживать дичь!

Ты, Кряжистый, Ты, Крепкосбитый, как метко ты будешь стрелять, воровать у герер и приносить матери жирное мясо!

Ты, дитя крепкобедрого отца, как легко ты будешь усмирять могучих быков, сидя на них и сжимая их своими ногами…

Особое место в истории возникновения и развития воспитания принадлежит обрядам посвящения (инициациям) — торжественным празднествам совершеннолетия у первобытных племен, во время которых подростки обоего пола доказывали свою зрелость — физическую, умственную и нравственную — и становились полноправными членами племени, разделяя все обязанности взрослых. Кроме того, они посвящались в тайное знание, запретное для не достигших зрелости членов рода и для всех, к нему не принадлежащих.

В материалах этнографических исследований содержатся богатые сведения о сопровождающих инициации воспитательных мероприятиях. Исходя из реального содержания, мы могли бы условно разделить их, называя при этом современными терминами, на исторические, географические, нравственные и сексуально-этнические. Но им приписывалась и тайная сила. Соответственно, и форму они принимали магических заклинаний, строфически интонированных, законодательных песнопений или торжественных хоровых ответов на задаваемые вопросы. Действо происходило на специально отведенном для него месте — так называемой площади наставлений и сопровождалось маскарадными церемониями и ритуальными плясками.

Сообщаемое неофитами во время инициаций знание носило сугубо эзотерический характер. Носителями этого знания для посвященных были по преимуществу старейшины рода и вожди племени, знахари и шаманы, наделенные, как считалось, некими особыми дарованиями, которые позволяли им отправлять функции воспитателей. От них требовалось знание не только содержания рацей и наставлений, но и внешних форм, соблюдаемых в обрядах инициации как воспитательного действа; они должны были владеть мимикой и жестами, призванными усиливать производимое на подростков впечатление. Чаще всего знания об этих «воспитательных» средствах передавалось по наследству от отца к сыну.

Разумеется, подробнее и обстоятельнее рассмотреть эти «профессиональные секреты» мы не можем; их тайна ревностно оберегалась, они передавались из уст в уста; ничья рука не записала их, и они не сохранились в золотом фонде истории.

Хофман Ф. Мудрость воспитания. Педагогия.

Педагогика: Очерки развития педагогической теории: пер. с нем. — М., 1979. — С. 19—22.