Ракурсы интерпретации. 
Качественные и количественные методы исследований в психологии

«Герменевтика понимания» и «герменевтика подозрения»

В книге «Качественная интерпретация и анализ в психологии» известный специалист по качественным методам К. Уилл иг обращает внимание на парадокс: несмотря на то что качественная методология большинством ее сторонников относится к «парадигме интерпретативизма», практически во всех работах о качественных методах обсуждается анализ данных, но при этом ничего или очень мало говорится об интерпретации (Willig, 2012). К. Уиллиг связывает эту тенденцию с влиятельностью сциентизма и призывает исследователей-качественников осуществить своеобразный «поворот к интерпретации» и осмыслить сам акт интерпретации как важнейший компонент качественного исследования. Тем самым она делает шаг в сторону обсуждения психологии в контексте не-сциентистской эпистемологии.

Согласно Уиллиг (Ibid.), исследователь-качественник неминуемо попадает в «область напряжения» между необходимостью, с одной стороны, следовать за респондентами, «дать им голос», и с другой стороны, концептуально-критической установкой по отношению к этому голосу, предполагающей выход исследователя в более широкие теоретические области. Эти два полюса соответствуют выделяемым в философии позициям классической и критической герменевтики (К). Хабермас), традиционной и глубинной герменевтики (А. Лоренцер), «герменевтики понимания» и «герменевтики подозрения» (П. Рикер).

В традиционной классической герменевтике, или «герменевтике понимания» основанием для интерпретации является языковое предпонимание, наличие общего универсума значений у интерпретатора и респондента. Понимая, интерпретатор собирает из потока высказываний символическое целое, ориентируясь на языковые традиции и множество контекстов коммуникации; модель понимания здесь — перевод с одного языка на другой, когда интерпретатор включает значения текста в свою символическую систему. Действие «перевода» в герменевтике осмысляется как некая фундаментальная характеристика существования в языке, в этом смысле следующее размышление М. Хайдеггера является очень показательным: «Принято считать, — пишет Хайдеггер, — что „перевод“ — это как бы перенос одного языка в другой, чужого в родной или наоборот. Говоря так, мы не понимаем, что уже свой собственный, родной язык мы постоянно переводим в его же собственное слово. Говорение и оказывание в самом себе является переводом, сущность которого ни в коей мере нс проявляется в том, что переводящее и переводимое принадлежит различным языкам. В любом разговоре, в любом монологе уже царит изначальный перевод. Замена слов уже является следствием того, что-то, о чем надо сказать, пере-велосъ в другую истину, в другую ясность или же по-другому стало достойным вопрошания» (Хайдеггер, 2009, с. 36−37).

Наиболее ярко установка, описываемая классической герменевтикой, проявляется у сторонников феноменологического подхода. Мы уже останавливались на различиях в понимании сути феноменологического описания представителями описательной и интерпретативной феноменологии (см. параграф 6.1). Первые настаивают на жестком отграничении описания от интерпретации; с их точки зрения, феноменология лишь описывает то, что «схватывается» на уровне абсолютно очевидных интуиций, а интерпретация производится за счет выхода за пределы очевидности. Вторые же настаивают на неизбежно интерпретативном характере понимания и трактуют описание как род интерпретации. Нам близка вторая точка зрения. Но необходимо подчеркнуть, что интерпретация в феноменологическом подходе имеет свою специфику, которая как раз и фиксируется позицией классической «герменевтики понимания», вводящей герменевтический круг и языковое предпонимание в качестве условий интерпретации. «Голос» респондента фиксируется в результате интерпретативного движения исследователя в среде, опосредованной языком (в этом смысле не существует понимания голоса, которое бы совершалось в результате непосредственного вчувствовапия, как бы преодолевающего толщу языка). Однако подобно тому, как слово «в своем собственном чувственном бытии существует лишь затем, чтобы снять себя в сказанном», понятия, в которых осуществляется толкование, «снимаются в завершенном понимании, ибо они обречены на исчезновение» (Гадамер, 1988, с. 547—548). Развертывание смыслового целого, которое феноменолог стремится понять, подталкивает к тому, чтобы вновь истолковывать и отказываться от толкования. Получается, что феноменологическая интерпретация (толкование) как бы диалектически «снимает», преодолевает саму себя, и лишь такое «снятие толкованием себя самого создает окончательную возможность того, что само дело — смысл текста — добивается нашего признания» (там же, с. 537−538).

«Герменевтика подозрения» фиксирует невозможность понимания на уровне движения лишь в круге языкового «пред-схватывания». В поле языковой коммуникации всегда действуют силы, приводящие к глубинному самообману. Язык, на котором говорит человек, включает тотальные разрывы смысла, недоступные традиционному герменевтическому прочтению. В сообщении присутствует нечто такое, что прячется, скрывается за обычными языковыми значениями, в них же одновременно и открываясь. Интерпретатор подозревает наличие иной области смыслообразования, расположенной по ту сторону языковых выражений, и его задачей является проникновение в эту область, расшифровка искаженных, перевернутых значений и последующее включение их в языковую коммуникацию. В психологии зашифрованную область значений — дискурс бессознательного — открывает психоанализ. Помимо психоанализа к традиции критической, радикальной, или глубинной, «герменевтики подозрения» можно отнести также различные виды социокритических подходов, представленные методологией критического и фукодианского анализа дискурса. Во всех названных подходах предполагается, что существует изнанка смысла, что по ту сторону обычных языковых выражений ведется еще какая-то игра, и нужны особые «вскрывающие» техники интерпретации, чтобы ее увидеть. Соответственно, просто «дать голос» респонденту недостаточно, поскольку если мы подозреваем, что за поверхностью обычной коммуникации спрятана иная динамика смыслообразования, то понять, что такое этот «голос», становится довольно сложно. Кто говорит? — вопрос, на который довольно сложно дать ответ, ведь всегда, когда мы говорим, говорится что-то непрошенное, мы не говорим того, что хотим сказать, порой не знаем, что говорим, и говорим то, что вовсе не собирались. Сторонники феноменологического подхода осуществляют интерпретацию «по горизонтали»: они имеют дело с пробелами в понимании, которые необходимо снять за счет реконструкции смысловой связи целого. В «вертикаль» — глубину дискурса бессознательного — феноменолог не проникает. Некоторые сторонники феноменологического подхода подчеркивают, что феноменология — это установка «ничего ни у кого не подозревать».