Возврат из прерывания 3.1

Чрезвычайно интересна фигура магистра Тьерри, который на заключительном заседании Суассонского церковного собора, осудившего Абеляра, рискнул потребовать его оправдания. Тьерри (или Теодорик) Шартрский, младший брат Бернара Шартрского, умерший между 1150 и 1155 годами, имел репутацию «ученейшего мужа своего времени» и «самого выдающегося из всех философов Европы». Впрочем, некоторые историки нашего времени считают самым могучим философским умом XII века другого представителя шартрской школы — современника Тьерри Шартрского Жильбера Порретанского (1076—1154).

Тьерри Шартрскому принадлежат первые в Европе комментарии к логическим сочинениям Аристотеля. Считают, что это он заимствовал у арабов идею применения нуля.

В единственном сохранившемся рукописном трактате Тьерри сделана попытка объяснить «сотворение мира» физическими соображениями:

«Первоначальное вращение легчайшего и отдаленнейшего неба, никоим образом не способного быть неподвижным, осветило воздух (творение первого дня). Освещенный же воздух, нагревая воду и поднимаясь сам вверх, сделался твердью (творение второго дня). А твердь, получив теплоту от этого пара, породила сушу и обратила теплоту на плодородие земли (творение третьего дня). Тогда от множества вод и от теплоты, содержащейся в самой тверди, возникли звезды (творение четвертого дня). А от движения и теплоты звезд получило начало рождение животных в воде и при посредстве вод перешло на землю (творение пятого и шестого дней)» [8, с. 335].

При всей смелости этого объяснения представляется, что оно сильно уступает в убедительности, например, космологической гипотезе Анаксагора.

Вообще космологические представления средневековых ученых довольно подробно разобраны в книге [ 13]. Авторы этой работы утверждают, что уже Бэда Достопочтенный (673—735), работавший в монастыре в Ярроу (Англия), в области астрономического знания «достиг если не уровня Птолемея, то по крайней мере уровня поздних пифагорейцев», и, благодаря его авторитету, «начиная с VIII века идея о шарообразной форме Земли уже не ставилась под сомнение» 113, с. 63]. Оставим это без комментариев.

Иоанн Солсберийский, или Джон из Солсбери (около 1120—1180), упоминается рядом историков как автор описания парижских школ. Дадим еще раз слово Н. А. Сидоровой:

«Наиболее полные данные о городских нецерковных школах содержатся в хронике Иоанна Сольсберийского, учившегося в 40-х годах XII в. в Париже и оставившего довольно подробное описание школ, в которых он обучался. Из данной хроники мы узнаем, что в это время в Париже существовало уже несколько нецерковных школ. Среди них Иоанн Сольсберийский называет школу, которой руководили два брата бретонца — магистр Тьерри и магистр Бернар [может быть, упоминавшиеся выше Тьерри и Бернар Шартрские?], преподававшие риторику и диалектику и являвшиеся, по свидетельству современников, весьма «искушенными» в «свободных искусствах». Оба брата, как отмечается в хронике, были очень далеки от ортодоксального богословия, развивали перед своими слушателями теорию о вечном существовании мира и в результате подверглись преследованиям со стороны католической церкви.

…Из хроники Иоанна Сольсберийского мы узнаем по меньшей мере о восьми нецерковных школах, существовавших в Париже в то время, когда Иоанн там учился (1136—1148 гг.). Такое обилие школ в одном городе ясно указывает на то, что в первой половине XII в. Париж был одним из главных центров образования во Франции. Весьма интересные данные сообщает Иоанн Сольсберийский о шартрской школе Гильома Коншского, в которой он обучался в течение трех лет.

Гильом Коншский, получивший свое прозвище по месту рождения в небольшом нормандском городке, в середине XII в. являлся уже известным магистром, прошедшим курс обучения в Париже и имевший в своей школе в Шартре многочисленных учеников. Одновременно грамматик и диалектик, т. е. философ, Гильом Коншский славился основательностью своих лекций и исключительною любовью к античным авторам. Заявляя в своих лекциях о том, что он является последователем Демокрита и Эпикура, Гильом Коншский, как утверждал Иоанн Сольсберийский, пытался объяснить своим ученикам учение Демокрита об атомах…

…Говоря о последней школе, в которой он обучался, а именно о школе Гильома Суассонского, Иоанн Сольсберийский замечал, что он успел обучиться в ней лишь началам логики, а потом был вынужден бросить школу за неимением средств. И вот тогда-то, продолжал он, друзья посоветовали ему взяться за преподавание самому; он внял их совету и открыл свою школу, которая дала ему средства для существования" [8, с. 239—241, 245].

Здесь уместно заметить, что церковные деятели осуждали платное образование. В книге [5, с. 53, 55] приводится высказывание Бернара Клервоского (того самого, который травил рационалиста Абеляра):

«Всякое знание хорошо, если основано на истине. Но время, данное человеку, кратко, и потому он больше должен заботиться о том знании, которое ближе к спасению. Есть такие, которые хотят знать, чтобы продавать свое знание за деньги и почести, а это — недостойное стяжание. Есть такие, которые хотят знать, чтобы назидать других, — это любовь, и такие, которые хотят знать для собственного назидания, а это — мудрость. Только последние два разряда людей не злоупотребляют знанием».

Почти такими же словами, но только более пренебрежительно выразился о парижских школярах того времени Яков Витрийский:

«Одни учатся только для того, чтобы знать, — это есть любопытство; другие для того, чтобы прославиться, — это есть тщеславие; третьи же для того, чтобы обогатиться, — это есть жадность» [8, с. 246].

Джон из Солсбери в 1151 году вернулся в Англию и стал епископом, а последние годы жизни провел в Шартре [14, с. 118]. Он оставил ряд сочинений, среди которых крупный логический труд «Металогикон», напечатанный в Париже в 1610 году и «являющийся первым своего рода наукоучением эпохи Средневековья» 114, с. 118].

Н. И. Стяжкин [Там же, с. 119] выделяет в «Металогиконе» два места. В одном из них говорится о Виллираме из Суассона, который «предлагал машину для захвата, как говорили его друзья, твердынь старой логики, для выявления неожиданных звеньев в аргументации и для ниспровержения мнений античных авторов». Это, по-видимому, первое в истории упоминание о попытке механизировать логические рассуждения. Следующую попытку сделает примерно через столетие Раймунд Луллий.

Другое интересное место в труде Джона из Солсбери содержит свод точек зрения на универсалии — как пишет Стяжкин, «три взгляда номиналистического характера и шесть мнений, тяготеющих к реализму».

Номиналистические позиции приписаны Росцелину, Абеляру и Боэцию. Для Росцелина universalia sunt flatus vocis (универсалии — дуновение слова). По Абеляру, универсалии содержатся в значениях речей (sermones). Боэций видит в универсалиях концепты (понятия).

Один из реалистических подходов состоит в том, что универсалии считаются присущими самим вещам (не Гильом ли из Шампо имеется тут в виду?). Другой подход принадлежит Бернару Шартрскому, который (об этом здесь уже говорилось) вслед за Платоном рассматривал универсалии как прообразы вещей. Две следующие трактовки лучше привести в виде цитаты из книги Стяжкина: «Готье Мавританский считает, что „общее“ в некотором смысле отображается в индивидуальном предмете, а Жильбер из Пуатье — что универсалии „пребывают в естественных формах, присущих действительным вещам“».

Заслуживает внимания позиция Гауслена из Суассона: общее присуще не индивидууму, но классу индивидуумов. И еще одна точка зрения состоит в том, что универсалии суть то, что остается в объектах при их изменении.

Интересно, что историк логики Стяжкин, отмечая преимущественно онтологический (т. е. имеющий в виду реальный мир, а не человеческое познание) подход схоластиков к проблеме универсалий, мягко осуждает этих схоластиков. Они якобы не всегда осознавали, «что сутью номинализма, с логической точки зрения, является требование элиминации абстракций». По нашему мнению, заниматься проблемой универсалий, находясь целиком «внутри логики», бесполезно и бессмысленно.

В заключение отметим, что к рассматриваемому периоду относится появление в Европе по крайней мере двух важных нововведений.

Около 1100 года умение изготовлять бумагу длительным многовековым путем из Китая дошло до Марокко, а в 1150 году уже существовало производство бумаги в Испании. По Европе это умение распространялось тоже очень медленно — в Италии бумагу стали делать только в конце XIII века, во Франции — в середине XIV века, в других странах еше позже.

В 1180 году в труде англичанина Александра Неккама был впервые, но притом как уже известная вещь, упомянут магнитный компас. Происхождение его неясно, но вряд ли он тоже заимствован из Китая. Как пишет историк физики МариоЛьоцци, в Китае первый документ, в котором говорилось о свойствах магнитной иглы, датируется 1100 годом [ 10, с. 36].

Историк механики А. Н. Боголюбов утверждает, что еше в IX или X веке были изобретены также механические часы:

«Есть сведения, что Карл Великий получил часы в подарок от калифа Гарун аль Рашида. Называют нескольких изобретателей часов — Герберта из Орилака (папу Сильвестра II), аббата Вильгельма из Гиршау и др. Это является косвенным доказательством того, что около 1000 года колесные часы были уже известны» [15, с. 11].

Этому «косвенному доказательству» противоречит более поздняя публикация историка часового дела В. Н. Пипунырова [16], который датирует появление собственно механических часов XIII веком или даже началом XIV века. Может быть, авторы, пишущие о механических часах XI века, имели в виду водяные часы со стрелочными механическими указателями? Их ведь тоже можно с некоторой натяжкой назвать колесными.

Заметим еше, что, по мнению Боголюбова, «приблизительно с XII в. выделяется профессия специалиста в области военной и оборонной техники — инженера. Слово „инженер“ связано с латинским ingeniosus — талантливый и вульгарным латинским ingenia — военная техника» [15. с. 13].