Информационные аспекты безопасности и устойчивости развития общества

Содержание Введение

1. Социальные отношения в «Информационной экосистеме»

2. Социальные последствия глобальной информатизации

3. Индивидуализация поведения людей в условиях информационной революции и их личностная безопасность

4. Сила и слабость в информационный век Заключение Список литературы

Введение

Информационная революция ставит перед мировым сообществом множество проблем социально-политического характера.

Все более важным компонентом национальной и международной безопасности становится безопасность информационная. Ее можно определить как такое состояние социума, при котором обеспечена надежная и всесторонняя защита личности, общества и государства от воздействия особого вида угроз, выступающих в форме организованных или стихийно возникающих информационных потоков, осуществляемых в интересах определенных деструктивных, дезинтегрирующих сил и направленных на умышленную деформацию общественного и индивидуального сознания, а также на разрушение инфраструктуры, имеющей ключевое значение для существования личности, общества и государства.

Целью данной работы является теоретическое осмысление информационного аспекта безопасности и устойчивости развития общества.

Задачи:

- изучить социальные отношения в «Информационной экосистеме»: гармонизация или обострение?;

- рассмотреть силу и слабость общества в информационный век.

1. Социальные отношения в «Информационной экосистеме»

Говоря о формировании общепланетарной «информационной экосистемы», или «информационного общества», американская исследовательница Ш. Вентурелли замечает, что такое общество «может стать богатейшим источником созидательной, диверсифицированной, обогащающей и демократизирующей коммуникации, когда-либо связывавшей человечество. Оно может превратиться в первое в истории человечества настоящее средство массовой информации и коммуникации, позволяя каждому человеку с помощью простых в использовании устройств распространять одновременно свои идеи в многотысячной аудитории… Оно может стать средством организации общественной жизни и активного участия в ней всех граждан» .

Аналогичной точки зрения придерживается и руководитель рабочей группы «Интернет и российское общество» Московского центра Карнеги И. А. Семенов. Исследователь указывает, что под воздействием информатизации меняется структура социального пространства в целом. Влияние географических факторов на социальные отношения падает. Время, необходимое для обмена информацией, сокращается, увеличиваются объем и частота трансакций. По мере уменьшения значимости пространства географического роль информационного пространства в конструировании национальной и международной идентичности возрастает. В результате система социальных отношений все больше начинает соответствовать образу трехмерной паутины, или сети.

Интернет выступает материальным носителем того, что, вслед за Ю. Хабермасом, можно назвать делиберативным пространством — пространством общественной жизни, в котором происходят обсуждение идей, согласование интересов, поиски компромиссов и т. п. Существенно, что такое пространство не устанавливает каких-либо жестких рамок для происходящих в нем взаимодействий и способствует выработке обычаев и ценностей гражданского общества. Новые группы интересов и отдельные лица получают возможность подключаться к процессам принятия национальных и международных решений. Благодаря современным ИКТ мнения индивидов и групп интернационализируются в режиме реального времени, реакция на те или иные события следует немедленно. Это создает условия для публичных дискуссий в международном масштабе, а также для образования коалиций между участниками политической игры. Иными словами, возникает принципиально новый уровень политического диалога, способный, по мнению некоторых авторов, привести в перспективе к формированию «транснационального политического класса», «транснационального гражданского общества» и мирового общественного мнения, с которым государствам придется считаться.

Примером нового транснационального социального движения служат антиглобалисты, которые общаются друг с другом преимущественно через Интернет, используя его, в частности, для планирования различного рода акций (протеста, солидарности и т. д.). Последний становится мощным транслирующим механизмом и для неправительственных организаций (НПО), популяризирующих посредством него свои идеи и позиции по тем или иным международным вопросам. Интернет открывает невиданные ранее возможности связи и политической коммуникации, создавая предпосылки для зарождения нетрадиционных форм политической организации, включая действующие только в киберпространстве виртуальные «государства». Все это может иметь (и уже имеет) как положительные, так и негативные последствия, вплоть до «освоения» потенциала ИКТ террористами. Для того чтобы «просчитать» их, необходим тщательный анализ тех социальных отношений, которые складываются под воздействием ИКТ.

Интернет, как уже отмечалось, формирует условия для свободного общения между гражданами разных государств. Складываются своеобразные «глобальные клубы по интересам», нередко очень влиятельные в экономическом и политическом плане. Фактически можно говорить о появлении новых транснациональных социальных страт, о новом способе социальной идентификации. Если основанием традиционной стратификации было социальное неравенство, обусловленное объективными параметрами жизнедеятельности людей, то в виртуальной среде на первый план выступают факторы, связанные с идейно-политическими позициями индивидов.

Серьезным препятствием на пути создания гармонического и устойчивого информационного общества исследователи считают возникновение «нового неравенства», вызванного неодинаковым — глобальным, региональным и страновым — доступом к ИКТ, информационным доминированием одних стран над другими. Для характеристики разрыва между различными странами, регионами, сообществами, социальными слоями с точки зрения их вовлеченности в движение к глобальному информационному обществу обычно используют понятие информационного (цифрового) неравенства («digital divide»). Такое неравенство проявляется на разных уровнях: богатый информационный Запад — бедный Восток; богатый Север — бедный Юг; более обеспеченные в информационном отношении люди (образованные, среднего достатка и выше) и менее обеспеченные, не имеющие доступа к компьютеру и к Интернету.

Какое место занимает Россия в мировом информационном пространстве? Согласно исследованию, проведенному Фондом «Общественное мнение» в сентябре 2005 г. (по методике Nielsen/NetRatings), в нашей стране Интернетом пользуются 8,8 млн.чел. (или 8% жителей старше 18 лет), т. е. примерно столько же, сколько в Индии, Испании или Нидерландах. Таким образом, по этому показателю Россия заметно отстает от наиболее развитых стран мира. Вместе с тем правомерно предположить, что с повышение доходов населения, развитием инфоструктуры и реализацией специальных государственных программ, включая «Электронную Россию», процесс информатизации ускорится. По прогнозу Министерства связи РФ, к 2010 г. российская интернет-аудитория достигнет 26 млн.чел. Устранение информационного неравенства на всех уровнях — задача первостепенной важности. Ее значимость обусловлена резким повышением социально-политической и экономической роли информации в современных условиях. Растут информационные потребности людей, информация превращается в массовый продукт, становится экономической категорией, возникает информационный рынок, расширяются инвестиции в данную сферу. С каждым днем все больше и больше сервисных услуг переходят в режим «онлайн». Понятно, что в условиях неравномерного доступа к информации одни субъекты получают преимущество перед другими, а это преимущество, в свою очередь, влияет на распределение экономических и политических ресурсов. Информационное неравенство ведет к углублению экономических и социально-политических противоречий и тем самым — к усилению нестабильности.

В последние годы международное сообщество стало прилагать совместные усилия для решения проблемы «цифрового разрыва». В июле 2004 г. на саммите «большой восьмерки» в Окинаве была одобрена «Хартия глобального информационного сообщества», провозгласившая доступность информационных технологий одним из основополагающих принципов мирового развития, Вслед за этим была образована международная комиссия «Digital Opportunity Task Force» («DOT Force»), цель которой — поиск путей преодоления неравенства стран в приобщении к информации и знаниям. Со своей стороны, ООН приняла решение о создании специального фонда для оказания помощи развивающимся странам в деле внедрении информационных технологий. Однако предпринимаемых усилий явно недостаточно.

Развитие и распространение ИКТ в глобальном масштабе происходят пока слишком неравномерно, слишком противоречиво, чтобы они однозначно служили рычагами социальной интеграции и гармонизации в мировом масштабе. Естественно, что эта ситуация не может не вызывать беспокойства общественности.

2. Социальные последствия глобальной информатизации Социальные последствия глобальной информатизации анализируются в рамках так называемой «критической теории новых медиа», которая получила наибольшее распространение во Франции. Среди представителей данного направления особенно выделяются Д. Волтон и Ф.Бреттон. В своей книге «Интернет, а что потом? Критическая теория новых медиа» Д. Волтон обращает внимание на то, что Интернет, как и любое другое коммуникативное средство, имеет три «измерения»: техническое, культурное и социальное. Если появление и распространение Сети, несомненно, является настоящей технической революцией, то социокультурное значение указанных событий далеко не столь очевидно и однозначно. Интернет провоцирует всплеск индивидуализма и резкое усилению неравенства. При этом быстрая передача огромного массива информации отнюдь не равнозначна улучшению качества коммуникации. Интернет в определенном смысле даже «проигрывает» радио и телевидению, которые в гораздо большей степени способствуют установлению и укреплению социальных отношений, обеспечивая простой и равный доступ к информации, создавая широкие возможности для воздействия на общественное мнение.

Еще более пессимистично оценивает вероятные результаты глобальной информатизации Ф.Бреттон. В статье «Коммуникация между Добром и Злом» он отмечает, что ИКТ, ведущие к радикальному изменению всего окружающего людей мира, могут в конечном счете поставить человечество перед выбором между всеобщей анархией и глобальным «Инфомолохом». Распространению анархии в мировом масштабе, согласно Бреттону, благоприятствуют потенциальное объединение «всех со всеми» в едином образовательном, экономическом и культурном пространстве, уравнивание всех через интеркоммуникацию, вплоть до устранения всякого рода центральных властей и правительств, а также распыления государственного и индустриального могущества. Итог: полностью «осетевленная», компьютеризированная планета, где индивиды, пребывающие в «узлах» и «ячейках» Сети как в коконах, живут одновременно совместно и порознь.

Другим вполне реальным сценарием дальнейшего развития французский исследователь считает возникновение жесткой иерархической централизации, формирование глобального «Инфомолоха», контролирующего связь «всех со всеми» и господствующего не только в информационном, но и в политическом пространстве. Наконец, серьезную угрозу человечеству Бреттон усматривает в самом процессе накопления и бесконечного увеличения объемов информации, полагая, что неуклонный рост зависимости людей от информации чреват «информационными Чернобылями» .

Известный польский писатель С. Лем указывает на утопичность обоих сценариев Бреттона, подчеркивая мозаичность и неравномерность информационного пространства. Реальную опасность для людей Лем видит в возникновении «искусственного рабства», связанного с некритичным отношением к технике, стремлением наделить ее когнитивными функциями. «Мы настолько привыкли к такому рабскому повиновению, настолько свыклись с компьютерно-сетевой непогрешимостью, что по-прежнему считаем подобное положение нормальным», прозревая лишь тогда, когда «обнаруживаем, что никакого вдохновляющего нас Artificial Intelligence (искусственного интеллекта) не существует» .

Канадский ученый Ж. Дюфрен относит к числу негативных последствий развития Интернета сокращение реального, непосредственного общения людей, разрыв между их возможностями и необходимостью осваивать и перерабатывать колоссальные объемы информации, интеллектуальную пассивность и поверхностность, повсеместное распространение «социальной виртуальности», когда представление о реальности становится гораздо важнее нее самой. По мнению этого автора, Интернет изолирует человека, порождает «интерактивное одиночество», фрагментирует общество, ибо многочисленные виртуальные объединения, в которые включен человек, не в состоянии генерировать и воспроизводить полноценные социальные связи.

Голландский исследователь П. Треанор прогнозирует рост неприязненного отношения ко всемирной Сети (которая ныне в значительной степени является американской) со стороны отдельных государств, что может привести к распадению ее на множество национальных сетей. Более радикальным (хотя и менее вероятным) вариантом развития событий Треанор считает переход ряда государств к «постинтерактивной» политике, т. е. принятие ими решения отключиться от Сети.

В любом случае складывание децентрализованного информационного общества, а также противоречивый характер процесса глобальной информатизации порождают реальные и весьма серьезные вызовы для современных государств, ставя их перед необходимостью пересмотра оснований своей национальной идентичности, отношения к демократическим институтам и принципам, к национальному суверенитету и национальным границам.

3. Индивидуализация поведения людей в условиях информационной революции и их личностная безопасность Очевидно, что индивидуализация поведения людей в условиях информационной революции, расширение их свобод ведет к трансформации моделей взаимоотношений на политическом поле. Как отмечает АА. Чесноков, «начинается формирование нового обширного канала политической коммуникации, динамика развития которого может перевернуть представления как о системе обеспечения политической деятельности, так и о традиционных инструментах политического участия». О появлении новых форм политического взаимодействия свидетельствует, в частности, возникновение понятий «электронная демократия» и «электронное правительство» .

Согласно концепции «электронной демократии», новые медиа, улучшая информационную структуру современного общества, открывают возможность перехода от принципа представительства к принципу партисипационности, от эпизодического электорального участия — к вовлечению всех граждан в решение актуальных государственных проблем (посредством проведения интерактивных форумов, диалогов, конференций, телеголосований). Кроме того, новые медиа в состоянии обеспечивать гражданам такие услуги, как компьютерное медицинское обслуживание, дистанционное образование, предоставление информации из различных банков данных и т. п. Все это также способствует реализации конституционных демократических прав.

Содержание понятия «электронное правительство» отнюдь не сводится к использованию в государственных органах достижений современной НТР, в т. ч. Интернет-технологий. Электронное правительство — это, скорее, система интерактивного взаимодействия государства и граждан с помощью Интернета, новая модель государственного управления, преобразующая традиционные отношения граждан и властных структур. В рамках такого подхода, обретающего все большую популярность, ИКТ трактуются в качестве инструмента повышения эффективности административной системы, рационализации расходования бюджетных средств, сокращения издержек на содержание госаппарата.

Концепции «электронного правительства» и «электронной демократии» начинают реально воплощаться в политике различных государств. Вместе с тем осуществление этих концепций на национальном уровне вступает в противоречие с представлением о «едином глобальном информационном обществе». «Рассуждая логически, — указывает, например, Треанор, — никто не может сначала доказывать, что Сеть объединяет мир, а затем призвать к электронному голосованию в каждом национальном государстве». И далее: «Во всяком случае, пока никто из дигитальных демократов не выдвинул идеи о том, чтобы позволить 600 миллионам африканцев выиграть референдум о миграционной политике у 250 миллионов граждан США». Высокий уровень развития ИКТ и вовлеченность страны в мировую коммуникационную сеть принято рассматривать как фактор политической толерантности в международных отношениях. Действительно, распространение ИКТ ведет к прозрачности и предсказуемости государственной политики. Свободный доступ информации снижает вероятность установления в стране авторитаризма и сопутствующего ему изоляционизма, способствует ускорению темпов экономического роста. Масштабы использования новых технологий, а значит — и степень интегрированное™ страны в мировое сообщество значительно влияют на ее статус. Однако, как справедливо отмечает Н. Говинг, доминирование в информационной сфере, включенность в коммуникационные сети не равнозначны тотальной транспарентности. ИКТ вполне могут быть орудием подавления демократии, манипулирования мировым общественным мнением.

Многие исследователи сходятся во мнении, что глобальная информатизация несет с собой угрозу национальной идентичности. Так, профессор Оксфордского университета М. Прайс подчеркивает, что развитие спутниковых и кабельных технологий на рубеже 1970;х годов и — особенно — синергия информационных и коммуникационных технологий на исходе XX столетия не только «сломали» национальные барьеры для потоков информации, но и оказали существенное влияние на понятие «национальная идентичность». Глобализация, по мнению Прайса, «обладает потенциалом создания общественной сферы за пределами территории национального государства и, возможно, направленной против этого государства». Транснациональные тенденции проявляются в изменении состава акторов на политической сцене: меняется (уменьшается или повышается) статус национальных и региональных лидеров, «в драму преобразования мира» включаются другие субъекты. Уже сейчас ведущие мировые медиа-компании претендуют на роль новых транснациональных «королевств». Более того, по прогнозу Прайса, в XXI в. обладание инструментами формирования образов идентичности (определяемых сегодня историей, языком, этнической принадлежностью, религией) может стать не менее эффективным средством давления, нежели оружие массового уничтожения.

О том, что глобальная информатизация чревата подрывом национального суверенитета и национальной культурной идентичности, пишет и А. С. Панарин, трактующий глобальное сообщество как «особую систему, в которой индивиды, выступающие в роли ничем не связанных граждан мира, имеют возможность напрямую обращаться к глобальным центрам экономической, политической и культурно-информационной власти, минуя посредничество национальных культур и правительств». Согласно этому автору, главная угроза национальному суверенитету и национальной идентичности исходит сегодня от тех групп, которые в состоянии выходить, минуя национальные ограничения, в мировое экономическое, политическое, информационное пространство (помимо медийной элиты к ним относятся влиятельные финансово-экономические круги). Отрыву современных элит от национальной почвы, национальных интересов и традиций способствуют и некоторые сдвиги в системе современного информационного производства, обмена и распределения, в т. ч. все большие расхождения между знаковой (семиотической) и содержательной (семантической) функциями образов и, как следствие, увеличение числа образов и понятий, не отражающих ни культурную память, ни эмпирический опыт, но являющихся результатом информационного импорта.

Многие исследователи обращают внимание на тенденцию к формированию новой наднациональной идеологии — «сетизма» («киберлиберализма»), проповедующей отказ от любых ограничений информационного обмена и мировых стихийных потоков информации. Эта идеология, связанная в первую очередь с агрессивной пропагандой Интернета, опасна в силу своего безудержного экспансионизма, стремления к унификации, принудительности, разрушению моральной автономии человека. Движение к единому глобальному информационному обществу, единой коммуникационной сети, как считают критики «киберлиберализма» , — не более чем красивый лозунг, за которым стоят интересы бизнеса (крупных компаний в области медиа). В рамках этой идеологии информационная стихия современного мира преподносится как имеющая особый уровень организации, свой вектор и логику развития, заранее заданный баланс сил и влияний; «глобальное общество понимается как новый мир, в котором граждане мира отвергают нормы патриотической лояльности в пользу ценностей американоцентризма» .

В контексте концепции «информационного империализма» часто рассматривается и упоминавшаяся выше проблема информационного неравенства. По мнению сторонников этой концепции, понятие цифрового разрыва, будучи производным от теории глобального рынка, по сути экспортируется США в другие страны, ибо развитие ИКТ в информационно отсталых странах — необходимое условие дальнейшей глобализации (американизации), важнейшее орудие захвата новых рынков. С этой точки зрения трактуются и усилия США по преодолению цифрового разрыва и укоренению идеи безальтернативного «информационного общества» .

4. Сила и слабость в информационный век Технологический прогресс (прежде всего — стремительное распространение ИКТ) существенно меняет представления о государственной мощи и балансе сил. Современные технологии позволяют сильным международным акторам увеличить свою мощь, оптимизировать ее использование, но при этом слабые игроки тоже получают дополнительные возможности для своих действий. Довольно условным становится и само традиционное разделение на «сильных» и «слабых». Трагические события 11 сентября 2005 г. наглядно это продемонстрировали: самая могущественная держава мира, создавшая высокотехнологичную стратегическую ПРО, оказалась не в состоянии обеспечить защиту собственного военного ведомства; объявив зоной своих жизненных интересов практически весь земной шар, не смогла уберечь граждан даже у себя дома; проектируя мировую финансовую и информационную глобализацию, не сумела перекрыть финансовые потоки международного терроризма и проиграла ему информационную войну.

Сознательное информационное воздействие на противника, наличие необходимых данных, умение их обрабатывать и принимать на их основе оперативные решения всегда были важными факторами победы в международных конфликтах. Однако если в войнах прошлого недостатки тактической информации можно было компенсировать привлечением дополнительных сил, то в настоящее время информационное превосходство во многом предопределяет исход вооруженного противостояния. В условиях циркуляции информации в режиме реального времени преимущество получает та сторона, которая обладает наиболее развитой информационной инфраструктурой и способна донести до мирового сообщества сведения о конфликте под выгодным для себя углом зрения. Победить в информационной войне — значит собирать о противнике больше разнообразных данных, быстрее их обрабатывать и доводить до руководства страны, быстрее принимать решения, не давая сопернику делать то же самое. Это значит поддерживать такой темп проведения операций, который тот не в состоянии достичь, и действовать, не оставляя недругу времени на ответные меры.

Со спецификой ИКТ и информационно-коммуникационной инфраструктуры связано появление новой концепции международно-политического конфликта — «асимметричной войны». В такой войне противники обращаются к качественно различному оружию: в ответ на применение «сильной» державой традиционных видов вооружения и разведывательных средств «слабое» государство прибегает к нетрадиционным, но не менее действенным и эффективным приемам, используя «современные средства коммуникации, транспорта, информации, „психологический террор“, давление через СМИ, ножи, самодельные бомбы, гражданские самолеты и корабли — все, что может представлять потенциальную угрозу» .

Относительно низкий уровень информатизации ключевых сфер жизнедеятельности делает «слабую» сторону менее уязвимой перед лицом информационного оружия. При этом она в состоянии нанести серьезный удара по инфокоммуникационным системам противника, причинив им непоправимый ущерб. В результате меняется само понимание информационного лидерства и информационного превосходства: для каждого участника международных отношений «становится во все более возрастающей степени неумно воспринимать собственное информационное превосходство как простую данность». Залогом победы в современных асимметричных конфликтах, как отмечает американский генерал М. Мейгз, является грамотно проводимая информационная борьба, позволяющая правильно оценить противника, а также определить и внимательно изучить собственные уязвимые места.

Появление концепций «сетевой» (network-centric warfare) и «внегосударственной» (stateless) войн связано с трансформацией угроз международной безопасности на рубеже столетий. Очевидно, что в будущем основная опасность будет исходить не от регулярных армий различных стран, а от всевозможных террористических, криминальных и других аналогичных организаций, участники которых объединены в определенные сетевые структуры. Эти транснациональные (инфранациональные) социальные группы трудно идентифицировать, у них нет постоянного адреса, «поле их деятельности — весь мир». Подобные группы и организации не имеют четкой иерархической подчиненности, нередко у них нет и общего руководства. Они координируют свою деятельность, используя средства глобальных коммуникаций. Отличительная черта таких структур — наличие единой стратегической цели и отсутствие планирования на тактическом уровне. Для обозначения данных структур разработан специальный термин — «сегментированная, полицентрическая, идеологизированная сеть» (Segmented, Polycentric, Ideologically Integrated Network — SPIN).

Указанные концепции уже используются при разработке внешнеполитических стратегий. Так, в США рассматривается вопрос о создании глобальной информационной сети Минобороны — так называемый проект Defense Information Grid, который координируется Агентством информационных систем Министерства обороны страны (DISA). Идея «сетевой войны» была положена и в основу строительства американских вооруженных сил. Многие эксперты рассматривают внешнеполитические действия США после событий 11 сентября и, в первую очередь, контртеррористическую операцию в Афганистане как практическую реализацию концепции «сетевой и асимметричной войны» .

На государственном уровне сетевая и асимметричная борьба означает прежде всего антитеррористические действия. Насколько они могут быть эффективными?

Специалисты подчеркивают, что в современном, информационно-ориентированном, конфликте структурное и доктринальное превосходство важнее технологического. При столкновении иерархических и сетевых систем (т.е. государственных и негосударственных акторов) первые оказываются в менее выигрышном положении, ибо им необходимо существенно больше времени для принятия решений и адекватного реагирования на происходящие изменения. «Сетевые вызовы» требуют сегодня от государств «сетевых ответов», предполагающих выработку и применение новых механизмов межведомственного координирования, тесное взаимодействие с негосударственными организациями, развитие межгосударственной кооперации и унификацию национальных правовых кодексов.

Заключение

Реальная практика использования громадного мобилизующего потенциала глобальной Сети радикально настроенными (в т.ч. террористическими) организациями со всей остротой ставит вопрос о контроле над мировым информационным пространством. Возникает сложная дилемма. С одной стороны, государства ищут механизмы регулирования своих секторов Интернета, в частности путем подчинения их нормам национального законодательства. Аргументируется это тем, что нерегулируемое информационное пространство порождает серьезные угрозы для гражданского общества (распространение международных мафиозных и криминальных группировок, кибертерроризма, низконравственной информации). С другой стороны, граждане-пользователи, являющиеся участниками различных виртуальных сообществ (и верящие в саморегулируемость Интернет-пространства) стремятся в максимальной степени воспользоваться теми колоссальными возможностями для общения и взаимодействия, которые предоставляет Интернет, а потому заинтересованы в минимальном государственном вмешательстве во всемирную паутину.

Должны ли государства контролировать информационные потоки в мировом информационном пространстве? Сегодня все государства так или иначе склоняются к положительному ответу на этот вопрос, прибегая к фильтрации информации, мониторингу или принятию соответствующих законодательных актов. Влиятельными оппонентами государств в рассматриваемой сфере являются многочисленные НПО, ассоциации, неформальные группы, которые требуют максимального ограничения официального контроля и влияния в Интернете во имя свободы и прогресса. К числу таких организаций относится «The Electronic Frontier Foundation» (EFF), которая была создана в 1990 г. Она насчитывает более 3500 активных членов и получает солидную финансовую поддержку со стороны фирм и предприятий, связанных с разработкой высоких технологий и электроники. EFF выступает за отказ от государственного контроля над информационными потоками, за свободный доступ к информации, за совершенствование законодательства в области интеллектуальной собственности, за безопасность передачи и конфиденциальность информации. Ярким примером интернетовского либертарианства стала «Декларация независимости Киберпространства» основателя ЕРРДж.П.Барлоу. Этот документ был написан и размещен в Сети в 1996 г. в ответ на попытку американского правительства ввести цензуру в Интернете. Барлоу категорически не приемлет какие-либо ограничения самовыражения в Сети и отстаивает независимость всемирной паутины от государственных структур. Кибер-пространство представляет собой альтернативу обществу как таковому, ибо оно уже не является тем, что мы привыкли считать социальной реальностью, утверждает он. Организованное посредством телекоммуникаций и всеобщих усилий на базе особого «общественного договора», в котором нет места аппарату господства и принуждения, оно становится «оффшорной зоной свободы», где отношения выстраиваются не по принципам, господствующим в окружающей социальной действительности, а сообразно собственной этике. Борьба сторонников и противников свободы в Интернете продолжается. Вопрос о том, как совместить автономию индивида, гарантирующую ему свободу выбора, с общественной солидарностью и необходимым для общества уровнем контроля и безопасности (чтобы свобода была благом для всех, а не только для избранных), пока не имеет ответа. Несомненно, что для его решения требуются всесторонний научный анализ влияния ИКТ на внутреннюю и международную политику, выявление нетрадиционных рисков и угроз, связанных с увеличением роли информации и коммуникации в современном мире. Только на этой основе можно будет выработать действенные механизмы контроля и управления процессами глобальной информатизации, не входящие в противоречие с фундаментальными принципами демократии и гуманизма.

1. Арбатов А. Договор по ПРО и терроризм// Независимая газета.-2005. № 12.-С. 6−8;

2. Вершинин М. С. Политическая коммуникация в информационном обществе. -СПб.: Питер, 2005.-С. 12−35;

3. Говинг Н. Информация в режиме реального времени// Полис.-2004.-№ 2−3.-С. 12−26;

4. Гриняев С. Понятийный аппарат США «размывает» российскую концепцию. Доктрина информационной безопасности страдает отсутствием четких формулировок// Независимое военное обозрение.-2004.-№ 10.-С. 22−34;

5. Гриняев С. «Сетевая война» по-американски// Независимое военное обозрение.-2004.-№ 2.-С. 3−5;

6. Землянова Л. М. Зарубежная коммуникативистика в преддверии информационного общества. Толковый словарь терминов и концепций.- М.: Гардарика, 2003.-С. 56−62;

7. Лем С. Из книги «Мегабитовая бомба» // Новый мир.-2004. № 7. -С. 31−42;

8. Мейгз М. Эпоха стратегической асимметричности// Независимая газета.-2002.-№ 10.-С. 6−9;

9. Митрохина Е. Ю. Информационная безопасность как социологическая проблема//Безопасность. Информационный бюллетень.-2003. № 7−9.-С. 34−51;

10. Морозов И. Л. 2002. Информационная безопасность политической системы//Полис.- № 5.-С. 26−48;

11. Панарин А. С. 2005. Глобальное информационное общество: вызовы и ответы. — Глобальная информатизация и безопасность России. Материалы круглого стола «Глобальная информатизация и социально-гуманитарные проблемы человека, культуры, общества» .- М.: Наука, 2004.-С. 36−53.