Фикция и антификция

У невротика, согласно Адлеру, всегда наблюдается тенденция бегства от жизни, от деятельности, от преодоления трудностей, от социального чувства. У него берут верх эгоизм, стремление жить за счет других людей, боязнь трудностей и страх за свое самоуважение. Поэтому у него отчетливо наблюдаются отчуждение от реальности и фиксация на абстракции. А для реальности, напротив, требуется умение пользоваться абстракцией, но не превращать ее в конечную цель и не обожествлять ее. Невротическая установка приводит к резким разграничениям явлений жизни. И эти навязчивые, принуждающие потребности в ориентации в мире представляют собой, согласно Адлеру, именно тенденции защиты от глубокого чувства неполноценности. Именно чувство неуверенности заставляет ребенка, невротика и всех нас искать фикции, потому что фикции являются хоть какой-то защитой от внутренней неуверенности и неполноценности. «Это тенденция защиты, которая в конечном счете стремится к тому, чтобы избавиться от чувства неполноценности, достичь абсолютной вершины личностного чувства, совершенной мужественности, идеала высшего бытия» (Адлер А., 1997, с. 71). И этот идеал личности, его структура непосредственно связаны со структурой чувства неполноценности.

Но Адлер развивает и другую идею. Так, он пишет, что вскоре после рождения, когда ребенок начинает различать своих близких, удовлетворяющих его потребности, он стремится получить как можно больше власти над ними. Здесь может показаться, что не чувство неполноценности является ведущим мотивом развития личности, а стремление к власти над другими людьми. Объясняя данное противоречие, Адлер обращает внимание на непосредственную взаимосвязь этих мотивов поведения. То есть он говорит, что они работают в связке, одно явно указывает на другое. Как только появляется чувство неполноценности, сразу же возникает стремление к власти. Однако вопросы все же остаются. Идею власти можно объяснить изнутри как развертывание инстинкта агрессии, как следствие фрустрации, но и как реакцию на чувство неполноценности. Какова же истинная связь, остается под вопросом.

Так или иначе, но Адлер исходит из положения, что стремление к власти уже существует у ребенка до пяти лет. Он считает, что ребенок может выбрать две линии поведения, гарантирующие повышение его личного достоинства и власти над взрослыми, две линии, помогающие ребенку двигаться к своей цели — личного превосходства. Первая линия представляет собой линию поведения, которую выстраивает упрямый ребенок, находя в упрямстве удовлетворение от сознания своей власти, благодаря которому он освобождается от чувства неполноценности. Вторая, противоположная, линия состоит в послушании, когда, обнаруживая свою слабость и подчиняясь взрослым, ребенок привлекает к себе заботу окружающих. Обратим внимание на тот факт, что упрямство является упрямством перед кем-то, кто, по мнению ребенка, его фрустрирует и создает у него чувство неполноценности. Но и демонстрация слабости имеет диалогический характер. Ребенок представляется слабым перед своим семейным окружением и таким образом оказывает избирательное влияние на него. Конечно, другой стороной дела здесь является социальное окружение ребенка, которое создает соответствующие условия для того или другого способа поведения ребенка. В любом случае эти манипулятивные тенденции ребенка по причине их асоциальности остаются неосознаваемыми, как и формируемый на их основе личностный идеал.

Неосознаваемость невротического личностного идеала и частично личностного идеала вообще связана, согласно Адлеру, с воинственностью, агрессивностью против всех и стремлением к превосходству. В связи с этим всегда существует антификция, которая ориентирована на социальное чувство для прикрытия собственно фикции. И у невротика фикция часто проявляется через антификцию. Желание власти часто проявляется через социальное чувство, стремление причинить боль —? через испытание боли самим индивидом. В последнем случае невротик причиняет боль близким посредством того, что сам испытывает страдания.

Таким образом, он наказывает и подчиняет их. Из этого видно, на какие страдания и ухищрения готов пойти невротик, чтобы удержать свое личное достоинство. Физическая боль психологически может в таких случаях означать удовольствие.

Чувство неполноценности также не выражается социально, поскольку оно снижает уровень личного достоинства ребенка. Оно компенсируется в виде стремления к власти над другими людьми. Но, поскольку эти побуждения агрессивны и антисоциальны, они тоже неприемлемы для социального выражения и скоро становятся малоосознаваемыми. Для их социальной компенсации и социального прикрытия и появляются антификции, сформулированные в терминах социального интереса. То есть антификция является в сущности защитой от асоциальности фикции. Адлер считает, что в норме обе эти фикции (фикция и антификция) могут гармонически сосуществовать, т. е. между ними может не быть непреодолимого противоречия. Например, стремление к превосходству встраивается в социально значимую деятельность, превращается в здоровую конкуренцию и активную, социально значимую работу. А при невротическом развитии личности она должна постоянно изобретать различные уловки, чтобы достигать фиктивных, невротических целей посредством антификции. Причем глубина патологии личности, согласно Адлеру, будет определяться глубиной чувства неполноценности. Чем глубже чувство неполноценности, тем менее реалистичным будет личностный идеал ребенка и тем больше будет дистанция, отделяющая идеал ребенка от его реальных возможностей. «Чем больше дистанция, отделяющая нас от идеала, тем резче проявляется управляющая фикция: решающим является ощущение себя как низшего существа, с одной стороны, и идеализированный образ сильного отца, сильной матери — с другой» (там же, с. 71). В случае слишком большой дистанции, отделяющей ребенка от идеала, у него не остается иного пути развития, кроме невротического. Поскольку к идеалу приблизиться опасно, то остается только путь невротической компенсации личности, т. е. движение по пути видимости и манипулятивности. И на этом пути роль антификции имеет особое значение, поскольку здесь власть достигается через подчинение, причинение боли — через испытание боли, асоциальные побуждения — через социальный интерес и т. п.

Подводя итоги, мы можем сказать, что в целом Адлер считает, что именно чувство неполноценности ребенка, его структура и особенности организуют его последующую жизнь. Его жизнь становится компенсацией этого изначального и базового чувства. Своей дальнейшей жизнью ребенок, а затем и взрослый индивид компенсируют детское переживание собственной неполноценности, отвечая на него, возражая против него. Поэтому Адлер говорит: «Как духовную, так и физическую жизнь человека в каждый конкретный момент развития можно понимать как фрагмент „полного ответа“, который он дает на вопросы жизни» (там же, с. 78). Другими словами, всей своей жизнью человек отвечает на образованное в детстве чувство неполноценности. Его жизнь — это и есть этот ответ. Вся жизнь человека есть постоянный диалог со своим инфантильным чувством неполноценности и с теми людьми, которые его оценивали. И этот непрерывный диалог есть непрерывный ответ индивида, обращенный в свое детство. Такова точка зрения Адлера, которая сложилась у него к 1912 г.