Социальная специфика культуры

Если поразмыслить о характере функционирования национальной культуры в масштабе общества, то умственному взору откроется пестрая картина многообразных культурных различий, обусловленных принадлежностью людей к той или иной социальной группе. Особенно отчетливо это прослеживается в исторической ретроспективе. Так, в начале XIX в. русские дворяне обустраивали быт, общались друг с другом, одевались, планировали распорядок дня совершенно иначе, нежели крепостные крестьяне, гостинодворские купцы и приказчики или вольные казаки. Но в то же время каждая из этих социальных групп воплощала в свойственных ей социокультурных моделях повседневности именно русскую национальную культуру, а не какую-либо иную.

В демократическом обществе современной России социальная специфика культуры выражена не столь рельефно, но тем не менее она присутствует. Несмотря на повсеместное распространение унифицированных стандартов организации жилищно-коммунальной сферы, единых эгалитарных гражданских норм поведения в общественных местах, модных тенденций в оформлении внешности, культурные различия между социальными группами оказываются вполне доступны наблюдению. Например, сельский труженик проживает, как правило, в отдельном доме и нередко держит скот и птицу на приусадебном участке, а научный работник довольствуется городской квартирой, где почетное место занимают книги, письменный стол и компьютер, а из живности можно обнаружить разве что собаку или кошку. Значительно различается повседневный гардероб молодой школьной учительницы и ее сверстницы-актрисы, хотя обе они следят за модой и стремятся эстетично выглядеть.

Но почему факт принадлежности к определенной социальной группе обретает свое отражение в культурных различиях? Для ответа на этот вопрос необходимо обратиться к области социальной философии и социологии, чтобы более отчетливо понять, какое содержание вкладывается учеными в термин «социальная группа».

Первое строгое определение этого термина было дано английским мыслителем Т. Гоббсом в трактате «Левиафан». Под социальной группой он понимал некоторую совокупность людей, «объединенных общим интересом или общим делом"'. В эпоху Просвещения этот термин широко использовался французскими историками, английскими экономистами, теоретиками утопического социализма для описания групп, имевших различные политико-экономические интересы.

Необходимо отметить, что во второй половине XIX в. зародилась глубоко ошибочная социал-дарвинистская тенденция истолкования социальной группы как особой антропологической расы. Так, например, австрийский социолог и правовед Л. Гумплович сводил исторический генезис социальных групп к биологически обусловленной борьбе за выживание между расово несходными первобытными «ордами». Он утверждал, будто в любом человеческом обществе между социальными группами царит «естественная» вражда, коренящаяся в тех врожденных антропологических различиях, которыми и определяется членство индивида в той либо иной группе.

Социал-дарвинистские идеи приобрели человеконенавистнический характер в германском нацизме, преобразившись в миф о культурном превосходстве «людей нордического типа» — «истинных арийцев», самой природой предназначенных для мирового господства. Нацистскими антропологами был разработан специальный диагностический стандарт для определения этой мифической «расы» в общей массе населения Германии. В соответствии с ним проводился кадровый отбор для формирования привилегированных социальных групп: подразделений войск СС, менеджеров среднего и высшего звена в промышленности, науке, культуре, образовании и т. д. Демографическая политика государства была направлена на расширенное воспроизводство «истинных арийцев» и подавление рождаемости «неполноценных» рас. В фашистской Германии функционировало «Общество немецких девушекматерей» — незамужних «арийских» женщин, посвящавших себя (при финансовой поддержке государства) реализации этой политики. Действовали программы дополнительного финансирования многодетных «арийских» семей. И одновременно проводилась массовая принудительная стерилизация «расово неполноценных» групп населения.

Нацистские идеологи, мифологизируя историю немецкой культуры, создали социал-дарвинистский образ древнего тевтона — доблест-^[1]

ного воина, которому свойственны врожденные рыцарские добродетели: воля к господству над другими народами, верность и преданность германскому отечеству, бесстрашие, созидательный порыв, несокрушимый народный дух, черпающий силу в эпосе о нибелунгах. «Люди нордического типа» были объявлены современным воплощением тевтонских доблестей, пригодных для генетического конструирования германской нации как единой консолидированной социальной группы, противостоящей остальному человечеству. Этой социальной группе предрекалась роль коллективного творца новых — «сверхчеловеческих» — норм и ценностей, опровергающих культурно-исторический опыт иных, «неарийских» народов.

Однако сокрушительное поражение фашистской Германии во Второй мировой войне обнаружило полную несостоятельность нацистской идеологии и социал-дарвинистских представлений о расово-биологнческой обусловленности культурных различий между социальными группами.

Основное направление в изучении культурной специфики социальных групп разворачивалось в XX в. по линии выявления типологических признаков, позволяющих классифицировать группы как элементы взаимосвязанной системы общества. При этом общество рассматривалось как исторически развивающаяся система, в которой по мере экономических изменений меняется и номенклатура социальных групп. Согласно такому подходу, образ жизни социальных групп предопределяется их местом в хозяйственно-экономической жизни общества и характером трудовой деятельности. Эта теоретическая типология позволила выделить большие социальные группы — совокупности людей, существующие в масштабе общества и государства в целом: классы и социальные слои, профессиональные группы.

Членство в большой социальной группе выступает объективной характеристикой положения индивида в структуре общества. Однако человек может не осознавать своей принадлежности к какому-либо социальному классу или слою, т. е. не идентифицировать себя на психологическом уровне с большой социальной группой.

В культурологическом отношении теоретическая типология социальных групп, основанная на главенстве экономического фактора, давала слишком огрубленную картину культурных различий. Действительно, по образу жизни крестьянство, например, отличается от рабочего класса или предпринимателей. Но если взять конкретную культурно-историческую ситуацию, допустим, современную российскую, то выясняется, что люди, занятые в сфере сельскохозяйственного производства, делятся на множество более мелких социально-профессиональных групп: животноводы, полеводы, овощеводы, механизаторы и т. д. Кроме того, территориально-климатические условия их труда весьма различны. Одни проживают и трудятся в нечерноземной зоне России. Другие кочуют с отарами овец по горным пастбищам Северного Кавказа. Третьи являются по сути дела горожанами, поскольку работают в тепличных хозяйствах, расположенных в пригородах мегаполисов.

Подобные примеры показывают, что в аспекте выявления культурных различий между социальными группами, принадлежащими к одному и тому же классу, решающую роль играет эмпирическая типология, учитывающая функциональное содержание труда, географический фактор, социокультурные модели организации профессиональной деятельности и потребления.

Так, культурные различия между работниками тепличных хозяйств близ Санкт-Петербурга и в степных станицах Краснодарского края могут оказаться весьма значительными. Первым, например, доступны городские способы проведения досуга — театры, музеи, разнообразные клубы, кафе и рестораны. Кроме того, за пределами своего предприятия они ведут анонимную жизнь горожан, зачастую не будучи знакомыми с жителями соседнего многоквартирного дома. А вторые обитают в так называемой зоне телевизионной культуры, имея возможность посетить театр или музей только во время отпуска, если надумают провести его, приехав в столицу региона или другие города страны. 11овседневная жизнь станичников далека от городской анонимности — она протекает на виду у соседей и в тесном контакте с ними.

Представления о внутренней неоднородности больших социальных групп и соответственно о существовании культурных различий внутри классов отчетливо выражены в таких социологических понятиях, как «социальный слой», «страта». Социальные слои внутри класса могут быть выделены по экономическому принципу, учитывающему размеры собственности и положение собственника в системах общественного производства. Исходя из этих критериев, ученые подразделяют класс предпринимателей на крупную финансово-промышленную буржуазию, среднюю — владеющую предприятиями легкой и пищевой промышленности или сетями предприятий торговли и услуг в масштабе государства, и мелкую.

Культурные различия между этими тремя социальными слоями определяются той совокупностью норм, ценностей, идеалов, ориентаций в сфере духовной и политической жизни общества, которая характерна для каждого из них. Так, для крупной буржуазии, стремящейся не только влиять на внутреннюю и внешнюю политику своей стра;

ны, но и определять ориентиры международной политической жизни, в большей степени характерен космополитизм, нежели патриотизм, поскольку ареной экономической деятельности крупного капитала выступает мировая, а не национальная экономика. Напротив — средняя и мелкая буржуазия патриотичны и заинтересованы прежде всего в процветании экономики национального государства, так как капиталы этих социальных слоев действуют в пределах своей страны.

Образ жизни крупной, средней и мелкой буржуазии имеет значительные различия. В социокультурном отношении организация повседневной жизнедеятельности представителя малого бизнеса, например, владельца парикмахерской или ателье по ремонту одежды, сходна по своему типу с образом жизни наемных работников, занятых в этом бизнесе. И хозяин, и его служащие в равной степени вовлечены в процесс функционирования своей маленькой фирмы: у них одинаковый недельный ритм труда и отдыха, они непосредственно контактируют друг с другом на работе. Сходна во многом и их структура потребления, ориентированная на экономию семейного бюджета ради приобретения товаров долгосрочного пользования, недвижимости, финансирования образования детей.

Но совершенно иначе обустраивает свою повседневность средняя буржуазия. Так, владелец сети ресторанов должен закладывать в свой бюджет особую статью — траты на издержки представительства, поскольку его общественное положение требует соответствующих престижных знаков. Деятель среднего бизнеса должен в потреблении ориентироваться на свой социальный слой, играющий заметную роль в экономической и социально-политической жизни страны. На предприятиях среднего бизнеса — будь то фирма по производству товаров народного потребления или услуг — существует своя корпоративная культура, призванная обеспечить высокую степень идентификации работника со своей корпорацией. К сфере корпоративной культуры относятся своды писаных и неписаных правил и норм поведения, оформления внешности, принятые способы коллективного проведения досуга (корпоративные праздники, посещение определенных спорткомплексов и т. д.).

Крупная буржуазия как социальный слой ориентируется прежде всего на мировые социокультурные стандарты, вырабатывающиеся в процессе деятельности международных экономических, общественных и политических организаций. Повседневную жизнь крупной буржуазии обслуживает армия профессионалов — медиков, психологов, модельеров, стилистов, поскольку деятели крупного бизнеса не являются частными лицами по роду своих занятий.

Важно отметить и особенности мировосприятия, обусловленные принадлежностью к определенному социальному слою. Мелкая буржуазия чрезвычайно сильно зависит в своем социальном благополучии от экономической конъюнктуры — колебаний потребительского спроса на продукцию или услуги. Поэтому в ее общественной психологии присутствует алармизм — повышенная тревожность. Алармизм мелкой буржуазии проявляется в особой чувствительности к экологическим проблемам, к прогнозам о неблагоприятной перспективе развития общественно-политической ситуации в стране, в страхе перед расширением потока мигрантов, прибывающих из-за рубежа, и т. д.

Крупная буржуазия к алармизму не склонна, так как устойчивость ее социально-экономического процветания обеспечивается привлечением огромного интеллектуального потенциала общества — инженеров-изобретателей, ученых различных профилей, включая социологов и социальных психологов, экологов, экономистов и пр.

В стиле жизни — рационе питания, выборе мест и способов проведения досуга, марок личных автомашин, учебных заведений для своих детей, в манере говорить, одеваться, вести себя дома и на людях — представители крупной буржуазии разных стран весьма сходны между собой. Международная активность крупного капитала, разнообразные контакты (экономические форумы, деловые встречи, общение «без галстуков») способствуют выработке таких унифицированных социокультурных моделей, которые минимизируют этно-национальный компонент в жизнедеятельности этого социального слоя.

Средняя и мелкая буржуазия в социокультурном отношении сохраняют связи с национальной почвой, но по-разному. Средняя буржуазия позиционирует эту связь сознательно, теоретически рефлексивно, так как работает в сфере национальной экономики. (У нас в стране об этом свидетельствует, в частности, очень нередкое включение слов «русский», «российский», «национальный» в названия транспортных фирм, промышленных корпораций, банков и т. д.).

Мелкая буржуазия, естественно, сохраняет связь с этно-национальными культурными традициями. Кроме того, малый бизнес часто строится по этническому¹ или региональному принципу, когда фирмы создаются либо людьми одной национальности, либо земляками. Например, из истории Санкт-Петербурга известно, что чайную торговлю в столице Российской империи держали «ярославцы» — выходцы из семей ярославского купечества. Они предпочитали брать приказчиками^[2]

в свои магазины только земляков — молодых парней, воспитанных в культурных традициях Ярославской губернии.

Аналогичным образом выглядит и деление крестьянства на крупное, среднее и мелкое, но с той разницей, что богатый крестьянский слой (кулачество) сформировался в России очень поздно, только после столыпинской реформы, разрушившей сельскую общину («мир»). В культурном отношении заметные различия между этими слоями не успели сформироваться, и в целом русское крестьянство до 1917 г. выступало наиболее стабильным субъектом воспроизводства этнических культурных традиций. Вне зависимости от экономического положения крестьянство оставалось почти полностью религиозным, приверженным к бесписьменному фольклорному наследию, жестко дифференцированным в социокультурном аспекте относительно мужских и женских социальных ролей, норм и ценностей.

Даже после разрушения «мира» общинные связи на селе продолжали сохраняться, хотя и в несколько видоизмененном состоянии. Так, между кулаками и прочими обитателями деревни поддерживалась специфическая разновидность «патрон-клиентских» отношений — «подкулачничество». Кулак позиционировал себя как покровителя односельчан, готового оказать им в случае необходимости (стихийных бедствий, пожара, семейного несчастья) материальную помощь. А «подкулачники» в надежде на такую социальную «страховку» выполняли безвозмездно разнообразные хозяйственные и прочие поручения кулака или участвовали в бесплатной коллективной работе для него.

В советский период, после проведения коллективизации, была поставлена задача социокультурной модернизации этого класса — превращение его в поголовно грамотное, атеистически мыслящее «колхозное крестьянство», способное осваивать новую сельскохозяйственную технику и трудиться в соответствии с общегосударственными программами экономического планирования. Параллельно ставилась цель воспитания сельской интеллигенции — прослойки, владеющей общенациональной культурой и участвующей в социалистическом культурном строительстве на селе.

Понятие «интеллигенция» истолковывалось в отечественной науке советского периода в двух аспектах: социальном — как образованный слой, работающий по найму в сфере профессиональной занятости, и в аксиологическом — как группа, обладающая высокой духовной культурой и «культурностью». Отечественные обществоведы соответственно выделяли научную, инженерно-техническую, творческую интеллигенцию и в качестве отдельной подгруппы — интеллигенцию, занятую в сфере специализированных услуг — юридических, медицинских, образовательных. Культурные различия между ними заключались в основном в специфике норм, ценностей, интересов, обусловленных принадлежностью к профессиональной группе.

Следует отметить, что «интеллигенция» как социально-демографическое понятие не имеет аналогов в зарубежных социогуманитарных науках. В социальной типологии, широко распространенной на Западе, образованный профессионал, работающий по найму и обладающий высоким уровнем доходов, причисляется к «среднему» классу, кроме которого в обществе выделяются «высший» и «низший» классы. Вопрос о внутриклассовых культурных различиях (т. е. о выявлении социальной специфики культуры) ставится в аспекте построения многомерной социальной стратификации, учитывающей образование, доход, уровень и качество жизни и т. д. Чем длиннее оказывается список критериев, определяющих принадлежность к страте, тем более дробной будет социальная стратификация, которую метафорически можно уподобить фотоснимку общества в разрезе.

В современной отечественной и зарубежной науке принято выделять, кроме больших социальных групп, средние (например, предприятие или учебное заведение, насчитывающие в своем количественном составе сотни и даже тысячи человек) и матые (до 40 членов). Культурная специфика средних социальных групп обусловлена функциональным содержанием деятельности их членов, корпоративными нормами поведения и ценностями, образом жизни, характерным для того социального слоя, к которому принадлежит группа.

Специфика малой группы — трудового подразделения в рамках фирмы, учебной студенческой группы, школьного класса, воинского коллектива и т. д. — зависит, во-первых, от культурных особенностей той более крупной социальной общности, в которую группа включена. А во-вторых, от социально-психологических факторов, способствующих или противодействующих приобщению членов малой группы к корпоративным целям, нормам, ценностям, интересам и идеалам.

Суммируя итоги рассмотрения вопроса о социальной специфике национальной культуры, отметим следующее. На каждом историческом этапе своего существования национальная культура функционирует как социально дифференцированная система, обусловленная структурой общества, т. е. как культура больших социальных групп (общественных классов и социальных слоев), средних (профессиональных сообществ, корпораций, предприятий и организаций) и малых (трудовых, воинских, учебных и прочих подразделений какой-либо более крупной структурной единицы).

Социальная специфика культуры воплощается в феномене культурных различий между социальными группами, доступном наблюдению и аналитическому изучению. Однако эффективность (конкретная содержательность) культурологического анализа этого феномена во многом зависит от социологической методологии определения социальных групп — выбора критериев, в соответствии с которыми выявляется факт принадлежности людей к той либо иной социальной совокупности.

На уровне психологического переживания и индивидуального самоопределения социальная специфика культуры выражается в феномене социокультурной идентичности. При этом принадлежность к большой социальной группе не обязательно осознается индивидом, а социокультурная идентификация со средней или малой группой может варьироваться по степени выраженности.

• [1] Гоббс Т. Левиафан // Избранные произведения. М., 1964. Т. 2. С. 244.
• [2] этнической организации экономических сетей см.: Шрадер X. Экономическая антропология. СПб., 1998.