Чем человек отличается от всех других животных

Человек, как показывает нам антропология, произошедший от обезьяны, по своей природе несомненно является животным. Более того, человек относится к животным общественным. Если низшие животные живут в одиночку, потому что не имеют пола и размножаются делением или с течением времени меняют свой пол и оставляют яйца, которые подобно семенам растений, содержат в себе (и являются средой, где возникают) зародыши будущих животных, а часть восокоорганизованных (особенно хищных) животных живёт парами, рожает детёнышей и пестует их до того момента, пока они не смогут жить самостоятельно и создавать свои парные семейства, то первобытным людям, как и их ближайшим сородичам шимпанзе и горилле (Лишь орангутаны до спаривания живут в одиночку.) и их обезьяньим предкам, от природы суждено жить в небольшом сообществе [258, с. 86], которое в антропологии и этнографии принято называть также, как и сообщество обезьян стадом, точнее «первобытным человеческим стадом». Ещё одно качество человека, которое отличает его от других животных, это — ум (или, употребляя латинский термин, «интеллект»). Однако исследования зоологов и психологов всё больше и больше убеждают нас в том, что и многие другие животные обладают определённым интеллектом, т. е. обладают представлениями, памятью, ставят перед собою цели и мыслят, изыскивая пути их достижения и т. п. Не будем останавливаться на психике разных разумных животных (Это — очень интересная тема, но не тема нашего исследования.), но обратимся к некоторым аспектам психики наиболее интеллектуально развитых обезьян: шимпанзе и гориллы, чтобы попытаться (если удастся) обнаружить различия в их психике и в психике людей.

С анатомической точки зрения, человек на 90−99% сходен с человекообразными обезьянами, если рассмотреть большой набор показателей, включающий белок и ДНК. Ещё в 1901 г. кровь человека была успешно перелита шимпанзе, а в 1931 году уже кровь шимпанзе — человеку. Но и строение мозга обезьян и человека настолько сходно, что даже центры, управляющие органами речи: губами, ртом, языком и гортанью, — у не способных говорить обезьян занимают такое количество места в коре головного мозга, которое сопоставимо с таковым у человека. Мозг гориллы и шимпанзе обнаруживает большое сходство с мозгом современного человека не только по общему виду и расположению извилин, но и по системам проводящих нервных путей. Так называемая «ассоциативная кора», отвечающая за поведение, особенно, связанное с общественной жизнью, познавательными процессами и символическими абстракциями, у шимпанзе также не намного меньше, чем у человека. Существуют и другие примеры сходства в строении мозга обезьян и человека. Структура коры мозга человека от структуры коры мозга обезьян мало отличается вообще, и эти отличия заключаются главным образом в количественной разнице нервных клеток, которых больше у человека в лобных долях, ассоциативной коре, мозжечке и некоторых других отделах. Ещё Ч. Дарвин считал, что ум человекообразных обезьян отличается от человеческого ума не по качеству, а только количественно. «Получается, — пишет отечественный специалист в области медицинской приматологии Э. П. Фридман, — что нет „пропасти“ между анатомией мозга человека и обезьяны, как нет и качественного отличия в строении мозга человека и антропоида. Остается сделать единственное заключение: отличие здесь только количественное, хотя функционирование, разумеется, во многом различно» [258, с. 159J. Разница между мозгом современного человека и мозгом человекообразной обезьяны заключается не в качестве белкового вещества, а, главным образом, в большей площади неокортекса (новой коры), определяющего более сложное поведение человека. Эта разница ещё менее значительна между современными человекообразными обезьянами и первыми людьми, и австралопитеки, по мнению антропологов и приматологов, анатомически и психически, мало отличались от шимпанзе [258, с. 20, 150, 158−164, 178−180, 214−220].

Весьма сходны и психические возможности человека и человекообразных обезьян, которые обладают любознательностью, долгосрочной памятью, ассоциативным мышлением, способностями к узнаванию и самопознанию, возможностью познавать, дифференцируя, анализируя, классифицируя предметы по их различным свойствам, обнаруживая их количественную разницу, устанавливая причинную взаимосвязь и решая сложные задачи, умением изготавливать орудия, и даже овладевать абстрактным символическим языком человека. По мнению разных ученых, по различным способностям психики самая близкая к человеку обезьяна — шимпанзе вполне сопоствавима с человеческим ребенком 2−7 лет и также, как ребенок, она проходит 6 стадий умственного развития (согласно шкале системы известного швейцарского педагога Ж. Пиаже), хотя по числу поведенческих признаков она отстает от человека [258, с. 180, 185−186, 190, 214].

Шимпанзе листьями или травой очищают тело от природной грязи, остатков пищи, крови и т. п., а в опытах они тушили огонь водой, зачерпнутой из озера или взятой из водопровода. Шимпанзе по имени Сара способна была различать число объектов до четырёх, четверть, половину или три четверти яблока или грейпфрута, в 86 случаев из 100 обнаруживала соответствие между диском с отсеченной четвертью и кувшином, недолитым на одну четверть подкрашенной водой. Другая четырёхлетняя самка шимпанзе в 90% случаев выбирала из четырёх внешне одинаковых сосудов с разной скрытой глубиной именно тот, в который у нее на глазах наливалось больше жидкости. Живущие вместе с другими орангутаны и шимпанзе легко узнают себя в зеркале, что говорит о существовании у них элементарных представлений о собственном «я». Более того, шимпанзе способны сопоставлять себя с человеком, включая представления об интеллектуальных способностях, и делать из этого выводы. Шимпанзе и орангутаны легко распознают предметы на фотографиях и слайдах. Из фотографий, где человек мыл пол шлангом, подключенным или не подключенным к водопроводу, или играл на включенном или не включенном в электросеть фонографе, Сара выбирала только те, где было изображено правильное действие. Человекообразные обезьяны с удовольствием смотрят телевизор, включая его и выбирая ту программу, которая больше нравится. Гориллы обычно не узнают себя в зеркале (хотя бывают и исключения), но нередко проявляют удивительные способности. Человекообразные обезьяны как и люди и другие животные могут проявлять как тупость, так и незаурядный ум и способности. Так, например, горилеиок Бола из Сухумского питомника обезьян любил угощать понравившихся ему людей дольками апельсина и другими фруктами, жестами показывая, что их нужно есть, а не прятать в карман. Горилла Коко однажды показала условным знаком, что одеяло плохо пахнет, а в четыре с половиной года начала разыгрывать своих учителей. По просьбе учившей ее сотрудницы она правильно показывала посетителям лаборатории части лица, изображённого на фотографии, но однажды вместо лба показала на нос, а вместо ушей — на подборобок. Тогда раздосадованная учительница сделала знак: «плохая горилла», но Коко поправила её знаком: «смешная горилла» и рассмеялась своей шутке [258, с. 190−222].

Долго считалось, что только человек в отличие от обезьян способен использовать различные предметы в качестве орудий производства. Теперь чаще уточняют, утверждая, что только человек способен изготавливать орудия и при том делать это сознательно. Но многие (в особенности человекообразные) обезьяны не только используют предметы внешней среды, но и видоизменяют их, т. е. фактически создают примитивные орудия труда. Соотношение артефактов и естественных орудий у самых примитивных из живших на земле людей — тасманийцев 3 к 10, у шимпанзе 2 к 10. Сырьем для изготовления орудий были главным образом дерево (включая ветки, пруты и т. п.) и камни. Шимпанзе нередко кидаются палками и камнями, используя их как оружие (чаще самцы), например, при встрече с павианами или враждебно настроенными чужими шимпанзе или при добывании пищи (чаще самки). В неволе шимпанзе в соответствии с ситуацией «принимает наиболее адекватное обстановке решение: великолепно пользуется рычагом, ключом, отверткой, палкой, камнем и другими предметами, ищет и находит их, если они не лежат под рукой». Не только шимпанзе, но и многие другие обезьяны используют очищенный от листьев прутик или большой лист, чтобы добывать термитов, кусающихся муравьёв или мед из пчелиного гнезда, делают из жеваных листьев «губку», чтобы собирать дождевую воду для питья из дупла или углубления в развилке дерева. Если палка не лезет в трещину, ее подгрызают зубами до нужной толщины. Чтобы успешно доставать муравьев и не быть покусанной шимпанзе иногда устраивает помост на соседнем дереве и уже оттуда протягивает палочку в муравейник. Карликовый шимпанзе — бонобо в неволе делал из гибких длинных прутьев подобие бечёвки, перебрасывал ее через перекладину и соединял концы так, что мог висеть на них как на качелях. Он же перепрыгивал двухметровый водоем с помощью шеста. Однажды для того, чтобы добраться до наблюдателя, сидевшего в вышке и смотреввшего за шимпанзе в вольере, обезьяны соорудили из находившихся в вольере шестов и веток лестницы, с помощью которых можно было бы достать человека. Живущие на воле в Гвинее шимпанзе для разбивания орехов используют один камень как молоток, а другой как наковальню, на которую кладут разбиваемый орех. Причем возле пальм, плодами которых регулярно пользуются эти обезьяны, образуются «рабочие площадки», где на расстоянии до 10 метров встречаются камни весом от 160 до 180 кг, главным образом, округлой формы, которые и служат «молотками». Иногда в качестве «молотков» шимпанзе используют и дубинки, хотя есть маловероятное предположение, что такого рода технология позаимствована обезьянами у местных жителей [202, с. 44−49, 55−61; 258, с. 24, 196−202, 213].

Особенно изощренно человекообразные обезьяны используют орудия, когда достижение цели требует цепи действий, которые, как правило, завершаются добычей лакомства. Шимпанзе, по имени Уильям, в закрытой на один верхний замок двери трейлера устроил зазор, вставив бамбуковую жердь между дверью и стенкой и потихоньку таскал из трейлера продукты. Во время опыта, для того, чтобы забраться в кормушку, дверь которой захлопывалась пружиной, находящийся на расстоянии от нее другой шимпанзе закидывал палку в щель между дверью и стенкой и, подбегая, открывал дверь и доставал фрукты (там же). Шимпанзе Тарас, для того, чтобы достать плоды на столике, стоящем посреди воды, сбегал за байдарочным веслом (которым уже пользовался ранее) и им достал приманку. Ещё И. В. Павлов отмечал, что постройку обезьяной вышки для доставания плода нельзя объяснить простым условным рефлексом, потому что здесь начинается образование знания, состоящее из обнаружения связи между вещами, установления причинности и т. п. Строя вышку из ящиков, чурбанов и других наличных предметов, чтобы дотянуться до лакомства, человекообразные обезьяны выстраивают цепь действий для достижения вожделенной цели. Весьма любопытен случай с шимпанзе, оставшимися на ночь в запертой клетке. Лаборант забыл ключи недалеко от нее, и обезьяны, чтобы открыть клетку, дотянулись до деревянного стола, отломили от него палку, достали ей штору и с помощью шторы вытянули ключи, отпёрли замок и открыли дверь [258, с. 181−182, 192, 197]. Цепь действий здесь состоит по крайней мере из пяти звеньев.

Французский психолог и философ Анри Валлон, основываясь на опытах немецкого приматолога В. Келлера, проводившихся в начале XX века, отмечал, что даже шимпанзе воспринимает ситуацию в целом, не представляя себе изменения, которые могут со временем произойти с интересующим её предметом в результате даже её собственных действий, с трудом отвлекаясь от цели, и вслед за Келлером описывал лишь случаи двухступенчатого абстрагирования обезьян [30, с. 64, 80−87]. Действительно, любое травоядное животное, желая удовлетворить голод, стремиться съесть подходящее растение прямо и непосредственно. Хищнику, как правило, приходится сначала догнать, схватить животное и уж после этого приняться за еду. На «Новой территории» Московского зоопарка такие животные как львы, медведи, тигры сидят в открытых вольерах, отделённые от посетителей нешироким рвом и низеньким барьером. Тигру, способному прыгнуть метров на 12, преодолеть ров не составило бы труда. Однако у выросшего в неволе тигра с детства выработался рефлекс, подсказывающий, что преодолеть ров он не в состоянии. Медведь со дна рва неспособен дотянуться до барьера и тоже не предпринимает попытки выбраться на волю, хотя однажды бурый медведь по кличке Борец воспользовался ящиком, который оставили в вольере, поставил его на дно рва и пытался ухватиться за край барьера, чтобы вылезти наружу. Служители сумели унести ящик, и Борец остался в клетке. Как правило, медведи бывают неспособны отвлечься от цели (в данном случае убежать из вольеры), но смекалистый Борец абстрагировался от нее и чуть не выбрался из вольеры. Близкие к медведям по интеллекту собаки также способны на одноступенчатое абстрагирование. Например, когда собака хочет перемахнуть через высокий забор, то сначала выискивает самую высокую точку: кучу мусора, ящиков и т. п., но как видно из вышеприведенного примера с добыванием ключей шимпанзе (которых во времена Келлера и Валлона ещё недостаточно исследовали), человекоообразные обезьяны могут отвлекаться от цели неоднократно, хотя и не слишком много раз. Однако вышеупомянутые учёные в принципе правы: интеллект человека отличается от психики самых высших животных способностью к многократному абстрагированию. Чем выше ступень абстракции, тем выше способность к воображению, к построению плана действий, состоящего из цепи операций.

Другое вышеупомянутое качество человека — социальная жизнь также отличает его от человекообразных обезьян лишь степенью сложности. Не только человекообразные обезьяны, но даже живущие стадами павианы-гамадрилы живут в определённой социальной структуре. Во главе стада гамадрилов стоит вожак. Обычно это — наболее сильный, смелый и неглупый самец, способный принимать жизненноважное решение: обороняться или убегать, куда направиться за едой или водой, где лучше остановиться на отдых, как предотвратить ссору, власть которого непререкаема. Вожаку достаётся лучшая еда, и только после его насыщения к еде могут приблизиться его любимицы. Вожак поддерживает дисциплину угрожающими жестами или взглядом, а временами с помощью силы: укусами и тумаками, что в редчайших случаях может окончиться смертью провинившегося. Если набравший силу молодой самец желает стать лидером, то ему приходится вступить с вожаком в жестокую схватку. Побеждённый обычно вынужден покинуть стадо. Среди других самцов существует строгая иерархия. Самка, любимая вожаком, обычно руководит другими самками, среди которых также устанавливается иерархия. Кроме того, создаются сплоченные группы из родственников (чаще по материнской линии) и симпатизирующих друг другу особей, которые иногда заступаются друг за друга. Новорождённых помимо матери нянчат ее родственницы и подруги. Самыми бесправными оказываются слабеющие престарелые (особенно среди самок) и подростки, но и их старательно оберегают от врагов и опасностей. Территория, занимаемая стадом, тщательно охраняется, и все (прежде всего самцы) встают на её защиту от постороннего посягательства. Подчинённость и покровительство, симпатии и антипатии, извинения и подхалимаж проявляются в позах, заискивающих интонациях и особенно через «груминг» (обыскивание), который не только освобождает от сора и паразитов, но доставляет удовольствие и выказывает любовь или уважение [258, с. 87−90].

Социальная жизнь человекообразных обезьян, например, шимпанзе уже сложнее. Они не только поедают растительную пищу, но порой охотятся на других животных, включая птиц и млекопитающих, вплоть до обезьян других видов и своего вида (например, детёнышей-самцов от пришлых самок), для добычи свежего мяса. Для добычи еды используются всевозможные орудия, включая дубинки, камни, «губки». Особенно сложными являются «молоты» и «наковальни» для раскалывания твердых плодов. В отличие от павианов самцы шимпанзе (включая и вожака) делятся с сородичами, одаривая кусочками мяса охотников-неудачников из числа друзей, любимых, просто нуждающихся и даже стариков: взаимопомощь у них значительно более развита. Помимо отношений соподчинения для шимпанзе большое значение имеет дружба между самцами, которые иногда помогают друзьям в борьбе за власть вожака над стадом. У более умных обезьян и более гуманные отношения. Теперь уже помимо силы и клыков в значительной степени для руководства стадом требуется интеллект. Например, среди стада шимпанзе, наблюдавшегося приматологами в Танзании в 1964;1968 годах, стоящий невысоко на социальной лестнице шимпанзе Майк стал вожаком благодаря тому, что воспользовавшись оставленными исследователями канистрами, производил такой шум, что запугал всё стадо, которое вынуждено было признать его власть [169, с. 39; 258, с. 143−144, 199, 212].

Как видно из изложенного, непреодолимой грани между интеллектом человека и человекообразных обезьян не существует. Более 130 лет назад Фридрих Энгельс отметил: «Сначала труд, а затем и вместе с ним членораздельная речь явились двумя самыми главными стимулами, под влиянием которых мозг обезьяны постепенно превратился в человеческий мозг» [274, с. 490]. Но разве человекообразные обезьяны не способну к труду? Из прежней школьной программы многим известно приблизительное определение труда как «разумной целенаправленой деятельности приносящей пользу обществу». В «Социологической энциклопедии» дано более полное, хотя и не совсем точное, определение: «Труд — деятельность человека, направленная на развитие и преобразование ресурсов природы в материальные, интеллектуальные и духовные блага, необходимые для удовлетворения его потребностей» [161, с. 2, 669]. Выдающийся советский экономист и социолог А. М. Румянцев даже разделил труд на животную и человеческую стадии, полагая, что только человеческому труду свойственна сознательная деятельность [202, с. 58]. Но вспомним, что человекообразные обезьяны совершают целенаправленные действия, добывая пищу, защищаясь от врагов, стремясь освободиться. Раскалывая орехи, добывая муравьев, они используют орудия труда, и иногда временно абстрагируясь от цели, совершают цепь действий, которые требуют и физических и умственных усилий. Но так ли велика разница между велеречивым человеком и неговорящей обезьяной? А. Валлон считал интеллект высших животных интеллектом «практическим», а интеллект человека «сознательным», «познавательным», «дискурсивным» [30, с. 34, 64]. Однако…

Приматолог Э. П. Фридман сообщает, что у шимпанзе: «Десятки разнообразных звуков, уханье, лай, хмыканье, визг, сопение — всё идет в ход, когда нужно передать актуальную информацию. И всё сопровождается жестами, мимикой и иной выразительной символикой» [258, с. 144]. Более того, шимпанзе способны обучать своему языку других обезьян своего вида [258, с. 33]. Фридман отмечает: «По-разному и раскалывают шимпанзе одни и те же плоды в твёрдой оболочке. Вот что означают для приматов различия в районах обитания, даже весьма сходных, складываются свои, особые традиции, способы кормления и, как видим, даже вкусы…» [258, с. 143]. Возможно ли создавать эти, пусть примитивные, традиции без языка общения? А традиция это — уже зачатки культуры. Несомненно, что шимпанзе, как и менее развитые животные, подражают друг другу, другим животным и человеку. Любопытно, например, сложное поведение шимпанзе Уильяма, который, подражая человеку, готовил кофе. Он взял две ложки кофе, четыре сахара, засыпал всё в чашечку, залил кипятком, а потом остудил водой и холодными камешками. Могут шимпанзе передавать и серьёзные сообщения. В одном из опытов вожак группы видел спрятанные в разных местах двора лакомства. Когда его после этого отправляли в клетку к другим шимпанзе, а затем всех выпускали, то его подчинённые уже знали за чем вышли и сразу начинали искать спрятанные лакомства. Не произнося слов, человекообразные обезьяны используют «довербальный язык», оперируя «довербальными понятиями», «иначе говоря, не имея физической возможности произнести слово, шимпанзе может образовывать понятия, а ещё иначе — разговаривать? Шимпанзе в строго соответствующей („релевантной“) ситуации принимает наиболее адекватное обстановке решение: великолепно пользуется рычагом, ключом, отвёрткой, палкой, камнем, и другими предметами, ищет и находит их, если они не лежат под рукой, никак не обозначая (хочется сказать „словом“) эти предметы, но прекрасно обобщая их существенные для данной задачи признаки (цвет, форму, величину), т. е. составляя и храня для себя о предметах самые настоящие понятия» [258, с. 192, 202, 212].

В апреле 1967 года в изучении приматов произошло знаменательное событие: детёныш-самка шимпанзе по имени Уошо, считавшая исследователей своими приёмными родителями, попросила их «дать вкусненького» [258, с. 202]. Дело в том, что американские психологи Аллан и Беатрис Гарднеры стали обучать Уошо языку глухонемых по американской системе. Сначала она научилась показывать на пальцах отдельные слова, затем стала выученные слова комбинировать, и в июне 1969 года оперировала уже 245 различными комбинациями из 3 и более знаков, так что «в типах семантических связей этих ранних комбинаций Уошо не уступала детям своего возраста» [258, с. 203]. Позднее она не только воспроизводила знаки, но стала изобретать новые. В возрасте 6 лет, когда у человекообразных обезьян зарегистрирована максимальная частота изобретательства, не только Уошо, но и другие обезьяны оказались способными придумывать по 6−9 новых слов в месяц. Когда Уошо научили просить «открой ящик», она самостоятельно стала употреблять слово «открой», требуя «открой кран», «дай ключ открыть калитку». Увидев на озере утку, она «сказала»: «Водяная птица». Свои короткие предложения она строила синтаксически правильно, прося «дай яблоко», а не «яблоко дай». Когда Уошо заболела, и у неё была температура и понос, то на вопрос «Что с тобой?», она показала на живот и сделала знак «болит». Среди придуманных Уошо слов известно, например, слово «нагрудник». Горилла Коко сочинила слова: «укусить», «очки», «стетоскоп». К пяти с половиной годам эта талантливая горилла знала 645 знаков, из которых 345 активно использовала. Когда воспитательница Коко Фрэнсина Паттерсон устно ответила гостье, что Коко не юношеского возраста, а еще «подросток», услышавшая ответ Коко, которой было четыре с половиной года, поправила: «Нет, горилла.» [258, с. 207], подразумевая, что она не подросток, а горилла, что говорит о понимании человекообразными обезьянами устной речи в той части, которая содержит знакомые слова, подобно пониманию разговора взрослых людей детьми. Особенно большие способности к овладеванию языком проявляют бонобо [258, с. 202−211]. «Два молодых карликовых шимпанзе начали спонтанно, без специальной тренировки, применять символы для общения с людьми — они только наблюдали за тем, как это делали другие. Ещё более поразительно, что эти антропоиды стали понимать разговорный английский язык» [258, с. 211].

Позднее стали обучать шимпанзе с помощью пластиковых жетонов, символизирующих слова, а также через компьютер, отражающий на экране, то что задает клавиатура. Детеныши шимпанзе Моджа и Пили в 3 месяца оказались уже способными показывать знаки, понятные людям, а в 6 месяцев запас слов каждого из них составлял уже 13 и 15 знаков. Два молодых бон обо безошибочно выдавали лексиграммы, соответствующие произнесённым английским словам, нажимая на нужную клавишу. Молодой самец бонобо Кензи научился воспроизводить английские слова на синтезаторе, нажимая на соответствующие клавиши. Кензи правильно выбирал из трех фруктов, именно тот, который просил, и последовательно нажимал клавиши, воспроизводя то слово, которое требовалось. «Он изобретал фразы, приглашал людей играть с ним, синтаксически правильно строя просьбу, просил человека погулять с ним в лесу. Однажды, когда он был наказан «домашним арестом» за неуёмное потребление диких грибов, Кензи в сердцах сделал жест: «Грибы не плохие». Э. П. Фридман утверждает, что бонобо более способны к овладеваииию языком, чем обыкновенные шимпанзе [258, с. 204, 211], однако в одном из научно-популярных фильмов, показанных по телевизору можно было видеть как обыкновенный шимпанзе по имени Чарли синтаксически верно строил небольшие предложения из кубиков с английскими буквами, не забывая даже об артикле.

В одном из опытов простые шимпанзе получали от одного исследователя вопросы на языке глухонемых и отвечали другому (При этом исследователи не видели друг друга.). Число правильных ответов при сопоставлении с вопросами оказалось весьма высоким. Знаки, используемые в опыте означали абстрактные понятия: собака, означала любую собаку, а цветок — все виды цветов. И этот опыт, и многие другие, как отмечают ученые разных специальностей, доказывает, что человекообразные обезьяны способны использовать символы семантически, группировать сходные понятия и целенаправлено комбинировать понятия для выражения желаний. Более того, владеющие знаками языка глухонемых шимпанзе начинают обучать друг друга и говорить на нём. Например, Уошо обучила за месяц десятимесячного приёмного сына Луиса шестью знакам. В результате дальнейшего обучения Луис стал спонтанно комбинировать слова [258, с. 207−209, 222]. Таким образом выясняется, что мозг человекообразных обезьян подготовлен для речевого общения, не готов только речевой аппарат (рот, горло, язык), но это — дело времени. Эволюция продолжается. «Однако в целом современная наука пришла к выводу: рассуждения о каком-то изолированном органе речи неправомерны, можно говорить лишь о комплексном речевом аппарате — о сложной системе, состоящей из взаимно связанных компонентов, каждый из которых в отдельности может отличаться у шимпанзе и человека не столь уж кардинально. Но комплексность, системность развития касается не одной только речи…» [258, с. 215]. Речь и многие другие «отличительные признаки человека сами являются компонентами величественной единой функциональной системы» [258, с. 216−217].

Что же касается других отличий человека от наиболее интеллектуально развитых обезьян, то обычно указывают на способность человека в отличие от обезьяны производить одно орудие с помощью другого. Чаще всего указывается на каменные орудия, изготовленные с помощью других каменных орудий. Однако представление об орудии, изготовленном с помощью другого орудия, как о каменном орудии является заблуждением, идущим от археологических находок, поскольку основной археологический материал, оставшийся от первопредков — именно камень в силу его наилучшей сохранности по сравнению с другими материалами: деревом, растительными волокнами, листьями и даже костью. Вероятно, наши первопредки первоначально с помощью орудий (может быть и не каменных) делали именно плохо сохраняющиеся в земле орудия. Редко, но исследователям удаётся наблюдать человекообразных обезьян подправляющих палку с помощью камня или с помощью палки сбивающих с дерева листья для изготовления «губки». Таким образом, и свойственное традиционное для отечественной науки утверждение, что «производство средств производства, и есть тот качественно новый род жизнедеятельности, который решающим образом отличает примитивные человеческие коллективы от любых даже самых развитых и совершенных животных сообществ; это — тот рубеж, та грань, которая отделяет животных от человека», не выдерживает серьезной критики. Вспомним ещё о гвинейских шимпанзе, которые раскалывают орехи с помощью каменного «молота» на каменной «наковальне». Почему бы им не воспользоваться осколками случайно разбитой «наковальни»? Вот и другая промежуточная ступень от использования орудия к изготовлению орудия с помощью другого орудия. Другой иногда встречающийся аргумент в пользу отличия орудий людей от орудий обезьян это — то, что обезьяны якобы не способны изготовить орудия, состоящие из скреплённых между собой двух компонентов (более чем одной «техноединицы») или более, чем двух компонентов [14, с. 70; 258, с. 198−199]. Но вспомним про «лестницу», сооружённую шимпанзе, где было несколько компонентов. О способности шимпанзе «пользоваться производством путём соединения» говорит и известный американский приматолог и антрополог Уильям МакГрю [258, с. 199].

Таким образом приходится констатировать, что между человеком и обезьяной нет принципиальной грани, и превращение обезьяны в человека происходило не вдруг под влиянием каких-то природных катаклизмов, а постепенно, эволюционным путём, поэтому резонно предположить, что и образ жизни сообщества первых людей мало отличался от образа жизни обезьяньего стада. Человек наделён большим интеллектом, чем все другие животные, но мы не можем определить какие именно стадиальные изменения происходили в психике человека, даже найти интеллектуальную грань между обезьяной и человеком. Социальная организация людей значительно сложнее социальной организации обезьян, но на заре человечества она также мало отличалась от обезьяньей. Рассматривая её в отрыве от духовной (интеллектуальной) жизни, в отрыве от экономики (какого-либо производства), мы также не сможем обнаружить каких-либо существенных этапов. Даже в такой сфере деятельности как языковое общение найти нечто отличающее одну эпоху от другой кроме дописьменного и письменного периода почти невозможно. Известно также, что в раннегосударственный период одни народы пользовались письмом, а другие нет, так что и здесь невозможно найти достоверных критериев периодизации общества. Однако людей отличает от самых продвинутых обезьян другой феномен — культура, который постепенно становится главным и определяющим атрибутом человеческого общества и который лишь только в зародыше есть у человекообразных. И именно культура является человеческим артефактом, и именно в культуре можно обнаружить четкие этапы развития, определяющие и главные этапы развития общества.