Русская православная церковь и государство

Русь приняла православие от греков. Князь Владимир хорошо понимал, что язычество не могло духовно укрепить его власть, и для своих целей он выбрал восточное христианство. С крещением Киевской Руси в 988 г. начинаются процессы слияния восточнославянских племен в единый древнерусский народ и образования монолитного государства. В начале XI в. князем Владимиром устанавливается налог в пользу церкви — десятина. Христианизация Руси длилась несколько веков. Православная церковь во многом способствовала прекращению княжеской междоусобицы, ей удалось найти общий язык с татаро-монгольскими завоевателями. В XIV в. развертывается — при особой поддержке московских князей — строительство монастырей, а резиденция митрополита перемещается в Москву. Укрепляется доверие между Русской православной церковью (РПЦ) и московскими князьями.

Вначале РПЦ подчинялась патриарху Константинопольскому. В 1448 г. она становится автокефальной, отныне престол митрополита занимают русские священники. Правосознание Московской Руси наследует традиции Византии и Золотой Орды. В процессе становления русского централизованного государства самодержавие оказывается «вне и над правом», реализует себя в форме «самовластия и самоволия». Идею самодержавной власти не принимали прежде всего удельные князья. В Повести временных лет монах Нестор оценил «самодержавство» как неправедность и беззаконие. Напротив, митрополит Иларион считал, что только самодержавие, опирающееся на православную церковь, способно сохранять целостность и мощь Русского государства.

В первой половине XVI в. внутри церкви происходит конфликт между нестяжателями (адептами Нила Сорского) и иосифлянами (сторонниками Иосифа Волоцкого). Первые настаивали на том, что не следует служить мамоне и что только имущественно бедная церковь сумеет сохранить свою независимость от государственной власти. Вторые же в поте лица желали служить государству, опираясь на собственную экономическую мощь. Победившие иосифляне развивали две формулы старца Филофея: 1) Москва в духовном смысле — это Третий Рим и мировая империя; 2) русский царь наследует величие римских и византийских императоров, и власть русского самодержца — от Бога.

В 1547 г. иосифлянин митрополит Макарий венчал Ивана IV на царство. Русь становилась сильным и централизованным государством, а это грозило церкви утратой своей независимости (хорошо известен деспотизм Ивана Грозного по отношению к РПЦ).

В 1589 г. было учреждено патриаршество, в некоторой степени усилившее церковь, в особенности в период царствования Михаила Романова. Патриарх Никон, пытаясь добиться для РПЦ еще большей свободы, провел церковные реформы. Однако многие верующие их не приняли. Церковь раскололась на никониан и старообрядцев, что значительно ослабило ее влияние на власть и население. С тех пор новообрядческая РПЦ покорно служила царизму. Петр I решительно вторгался в хозяйственную деятельность церкви и помешал (после смерти патриарха Андриана) избранию нового патриарха. В 1721 г. пост патриарха был вообще упразднен, а церковью стал управлять Святейший синод во главе со светским оберпрокурором. РПЦ превратилась в часть государственного аппарата. Одновременно с процессом огосударствления церкви усиливается сакрализация монарха: царя уподобляют самому Христу, а несправедливого царя — Антихристу.

В 1762 г. государство производит широкомасштабную конфискацию церковных и монастырских земель, закрывает более половины монастырей. Чем более государство унижало церковь, тем меньшее духовное воздействие она могла оказывать на элиту общества. Росло вольнодумство, возникали тайные общества. Многие дворяне склонялись к оккультному мистицизму. Вместе с тем быстро развивалась светская культура. Николай I, ощутив опасность революционного бунтарства и потери страной социального единства, решительно меняет отношение государства к ослабленной церкви. Он пытается укрепить РПЦ и бюрократическими методами внедряет православие в основные сферы общественной жизни. После разгрома декабристов масонские ложи преследуются, возобновляется практика насильственного обращения в православие, запрещается выход из РПЦ. При Александре II организуются церковно-приходские школы, совершенствуется семинарское образование.

До середины XIX в. в Российской империи отсутствовало право человека на свободный выбор религиозных убеждений. По словам известного историка В. И. Иохельсона, почти всю историю деятельности православных миссионеров среди туземных народов Сибири нельзя назвать почтенной (из-за грубости священников и монахов, злоупотребления и вымогательства духовенства и т. п.).

В. С. Соловьев отмечает плачевное состояние духовной жизни того времени: «…А иерархия русской Церкви, стремясь принуждением возвратить к единству отпавших, произвела еще большее разделение. Явное бессилие духовной власти… отчуждение духовенства от народа и в самом духовенстве раздвоение между черным, начальствующим, и белым, подчиненным, деспотизм высшего над низшим… религиозное невежество и беспомощность православного народа, дающее простор бесчисленным сектам, равнодушие или же вражда к христианству в образованном обществе — вот всем известное современное положение русской Церкви»^[1].

Н. А. Бердяев дает следующую характеристику церкви: «Церковь как социальный институт… греховна, способна к искажению вечной истины христианства, выдавая временное и человеческое за вечное и Божественное»^[2].

Подчас церковное вмешательство в систему народного образования приобретало комический характер. Так, М. Л. Магницкий, назначенный в 1819 г. членом главного управления училищ, потребовал основывать преподавание всех наук на догмах Священного Писания. Известен анекдот о том, как математики, которые старались услужить Магницкому, определили гипотенузу треугольника: «гипотенуза в прямоугольном треугольнике есть символ сретения правды и мира, правосудия и любви через ходатая Бога и человека, соединившего горнее с дольним, небесное с земным».

Неприязнь некоторых руководителей РПЦ к научно-техническому прогрессу приводила к курьезам. Так, митрополит Московский Филарет (1782—1867) пытался противодействовать постройке в России железных дорог на том основании, что они-де наносят ущерб религиозному рвению богомольцев: ведь пешее хождение к святым местам полезнее для спасения души верующего, нежели прибытие к ним на поезде. Возмущалась часть московского духовенства и проектом метро, обсуждавшимся городской думой в 1903 г.; этот проект некоторые архиереи назвали «греховной мечтой»: оказавшись под землей, в «преисподней», пассажиры, мол, попадут в царство сатаны и погубят свои души.

Задача возвращения всеобщего уважения к церкви плохо решалась бюрократическими методами. Особенно не жаловала православие разночинная интеллигенция. Богослов М. М. Тареев оценил стремление государства христианизировать общество как дурную попытку подменить религию «символом богослужебной обрядности». В стране вызревал идеологический кризис.

После революции 1905 г. многие христианские философы и священники предлагали реформировать РПЦ. Цель реформы усматривалась в том, чтобы церковь перестала исполнять бюрократическую функцию служанки самодержавия, а сосредоточилась бы прежде всего на собственной, духовной, миссии. Но ни царь, ни Синод не решились на назревшие перемены.

После Февральской революции в 1917 г. ликвидируется Синод и восстанавливается патриаршество. Октябрьская революция лишает РПЦ возможности провести церковную реформу. 23 января 1918 г. советская власть издает Декрет об отделении церкви от государства и школы от церкви. Большевики приступают к конфискации церковного имущества. В 1921 г., когда начался голод на Волге, в массовом порядке изымались церковные ценности. Было расстреляно 15 тыс. священников. В период коллективизации разрушено большинство храмов. В результате церковь оказалась почти уничтоженной, ее место заняла другая, атеистическая, квазицерковь — коммунистическая партия.

Однако в годы Великой Отечественной войны востребовалась неатеистическая духовность, и отношение советской власти к РПЦ резко переменилось. В 1943 г. И. В. Сталин восстанавливает патриаршество под надзором Совета по делам религии. Но затем вновь, уже при Н. С. Хрущеве, повсеместно закрывают монастыри и храмы, и РПЦ в который раз терпит невзгоды и гонения. С крушением атеистического режима, в ходе «перестройки» в 90-е гг. XX в., наше государство ощутило острую потребность в духовном объединении распадающейся державы, которая становилась все более нищей духом. Церкви возвратили тысячи храмов, повсеместно стали возводить новые, и этот процесс церковного ренессанса продолжается поныне. Минуло время разбрасывать камни, пришло время их собирать. Сегодняшние руководители России способствуют укреплению православия, а религиоведы спорят о том, что же у нас сейчас происходит: религиозный ренессанс или культовый шум?

Внутри нынешней РПЦ идет борьба между ее руководителями и оппозицией. Критикуя политику государства и РПЦ, оппозиционеры проводят так называемую «православную политику» (термин А. Верховского) либо радикального, либо умеренного толка. Радикалов представляют национал-патриотические организации экстремистского характера, ратующие за клерикализацию России, изменение политического строя, восстановление монархии и православной империи. Умеренные национал-патриоты более лояльны к официальной власти. «Политическое православие» (Е. Холмогоров) требует радикально усиливать влияние православия не только на население и государственную политику нашей страны, но также утвердить путем миссионерства духовную гегемонию православия во всем мире. Следует заметить, что на постсоветском пространстве активно восстанавливается не только христианство, но также неоязычество.

До 1917 г. православные составляли около 65 % населения Российской империи (свыше 100 млн человек), РПЦ имела почти 78 тысяч храмов и часовен, более тысячи монастырей. Сегодня, по некоторым спорным данным, практикующих православных в Российской Федерации около 40% населения. В Европе же магия и оккультизм начинают перевешивать традиционные религии, в связи с чем папа Бенедикт XVI заявил, что сегодняшняя Европа уже вовсе не христианское сообщество.

Соперничество двух извечных и полярных оценок государства «вообще» — либо как средоточия зла, либо как института добра — проявляется, в частности, в теоретических оценках природы современного Российского государства. (Более реалистичной, по мнению автора данного учебного пособия, является третья, суммативная, оценка государства, в которой диалектически синтезированы его добрые и злые моменты и преодолена односторонность полярных оценок.).

Сторонники оценки государства как принципиально злого начала опираются, например, на известную формулу раннего К. Маркса: «Государство есть частная собственность бюрократии». Они полагают, что эта формула вполне приложима к той исторической России, в которой ее народ по существу своему утратил экономическую и политическую свободу. Речь идет не только о царском самодержавии, опиравшемся на дворян и порожденную ими царскую бюрократию. Крепостное право, однажды возникнув в России, с тех пор в ней никогда не исчезало и лишь меняло свои исторические формы. После реформы Александра II, отменившего в 1861 г. феодальную крепостную зависимость, возникла новая мощная политико-экономическая форма угнетения трудящихся — власть помещиков, капиталистов и аппарата царских чиновников. После 1917 г. в эпоху партократии произошло отрицание отрицания и возвращение к крепостному праву — советскому крепостничеству. КПСС получила беспредельную власть распоряжаться жизнью, трудом и собственностью любого гражданина, в особенности пострадала деревня, обнищало крестьянство.

После перестройки (А. А. Зиновьев назвал ее «катастройкой», а С. Говорухин — «криминальной революцией») продолжают возрастать, с одной стороны, бесправие и нищета народа, а с другой стороны, вседозволенность и богатство хищного чиновничества, капиталистов, олигархов. Выходит, как и прежде, нынешнее Российское государство по своей социально-экономической сути остается частной собственностью отечественных чиновников, уверяющих публику, что подлинно патриотическая позиция есть позиция «государственников».

Если формула Маркса годится для понимания современных российских реалий, то следует признать, что в РФ продолжают существовать два типа государственных законов: 1) законы-фантомы, официально принятые, опубликованные, редко исполняемые и в основном предназначенные для обмана народа; 2) неписаные законы, негласно адаптированные государственным аппаратом, т. е. иерархией чиновников разных уровней, к собственным эгоистическим целям и потребностям.

С точки зрения народа, в России чиновники всегда воруют и их нужно строго наказывать по закону. Но если все же считать, что государство есть частная собственность чиновников, то в этом смысле никакой бюрократической коррупции в России не было, нет и не будет, поскольку чиновник всегда вправе по своему усмотрению распоряжаться той долей возможностей и благ государства, которая соизмерима с его должностными полномочиями. Таким образом, чиновник руководствуется негласным законом, более реальным, чем юридический гласный закон. За что же его наказывать?!

До тех пор, пока Российское государство сохраняет свою традиционно «злую» социально-экономическую сущность, «мздоимство чиновников» (так выражается публика) для государственного аппарата всегда будет оставаться чем-то естественным, целесообразным и разумным, т. е. не мздоимство даже, а вполне законное распоряжение и владение собственным имуществом. Следовательно, государству не только исторически не прописана, но даже противопоказана реальная борьба с коррупцией, поскольку такая борьба вступила бы в противоречие с его истинным характером.

Сторонники данной точки зрения полагают, что различие между советской и постсоветской бюрократией, по сути, носит чисто количественный характер и сопряжено с необходимостью выбирать между двумя вариантами:

• 1. Следует ли нынешнему бюрократическому аппарату экстраполировать свое реальное господство на далекое будущее (на столетия вперед), соответственно проектируя такую стратегию, которая бы сберегала и умножала производительные силы России?
• 2. Не лучше ли ориентироваться на тактику временщика, если полагать, что деградация производительных сил страны (и вообще жизненных сил народа) зашла уже чересчур далеко и стала необратимой?

Похоже, что изрядная часть отечественной бюрократии склоняется к выбору второго варианта. А это значит, что она намерена все более скрывать истинное положение страны при помощи изощренной демагогии; усиливать (до износа) эксплуатацию народа; незаметно вывозить награбленные богатства (капитал) за рубеж; быть готовой после окончательного развала страны эмигрировать.

Остается слабая надежда на то, что часть бюрократического аппарата все же выберет первый путь (будет чуть-чуть радеть о российском народе) ради собственного же долгосрочного выживания на отечественной почве.

Сторонники оценки государства как принципиально доброго начала подвергают аргументированной критике формулу Маркса о государстве как частной собственности бюрократии. Во-первых, эта формула не универсальна, относится не к каждому государству. Возможны и в истории известны также другие типы государства (например, государство как собственность всего общества), и нужно бороться за утверждение справедливой демократии.

Во-вторых, в формуле Маркса не отражены такие важнейшие функции государства, как защита населения от внешнего нападения, упорядочивание отношений с другими государствами, гарантирование прав соотечественников на жизнь, здоровье, имущество, культурное воспитание, обучение, поддержание гражданского мира и пр. Без бюрократического аппарата, плох он или хорош, эти функции являются неисполнимыми. Когда государство рушится, то начинается «война всех против всех», о чем ярко свидетельствует вся история смутных времен в России.

Если учесть плюсы и минусы социокультурной роли государства, то, вероятно, все же должна перевесить положительная оценка сущности государства.

Противостояние этих полярных точек зрения сказывается на представлениях о роли РПЦ в судьбе Российского государства (вспомним, например, воззрения монаха Нестора и митрополита Илариона, нестяжателей и иосифлян).

С одной стороны, констатируется, что РПЦ всегда служила государству, экономически и политически зависела от него, духовно поддерживала бюрократическую власть и тем самым косвенно способствовала эксплуатации и обнищанию народа. В своем письме к Н. В. Гоголю литературный критик В. Г. Белинский писал, что православная церковь «всегда была опорою кнута и угодницей деспотизма».

На дворе уже XXI век, а в храмах неустанно продолжают восхвалять царское самодержавие, и в особенности последнего российского императора. Складывается впечатление, что, во-первых, культ монархической власти составляет чуть ли не ядро православия наряду с монотеизмом (хотя в Писании сказано: «Не сотвори себе кумира…» и «Кесарю — кесарево, Богу — Божье»); во-вторых, РПЦ вновь претендует на статус государственной церкви вопреки конституционному принципу отделения церкви от государства. Так что по отношению к душеспасительной функции РПЦ актуально библейское изречение: «Врачу, исцелися сам!».

С другой стороны, обобщаются многочисленные факты того, что церковь так или иначе противостояла крепостническим аппетитам светской власти, стремится стать на сторону простого народа, симпатизирует трудящемуся малоимущему человеку. Возрождающиеся в РФ традиционные религии, добиваясь для себя относительной автономии и проповедуя высокие нравственные стандарты, объективно противостоят хищничеству бюрократического аппарата.

В. Т. Третьяков, главный редактор журнала «Политический класс», пишет: «Русская православная церковь остается одним из важнейших государствообразующих институтов России как страны и нации. Осознать это особенно важно, ибо современный западный секуляризм (точнее — неоязычество) сам по себе стремительно подтачивает фундамент евроатлантической цивилизации. Только Русская православная церковь (и еще классическое русское искусство) является сегодня хранителем моральных кодов России как цивилизации»^[3].

Обе эти полярные оценки отношения РПЦ к государству, взятые в их амбивалентной совокупности, отражают реальную внутреннюю противоречивость прошлой и современной российской церкви. Отмеченная противоречивость РПЦ ясно ощущается нашим народом и обусловливает взаимоисключающие рейтинги православия в общественном мнении.

Таким образом, церковь (в христианском и нехристианском смыслах) и государство — это две противоположные стороны общественной жизни, находящиеся в неразрывном противоречивом единстве. Церковь олицетворяет и институционализирует духовное начало социума, а государство — материальное начало. Между ними иногда устанавливается гармония, но чаще они находятся в противоборстве. Верх попеременно одерживает то одна, то другая сторона. Постоянно нуждаясь друг в друге, они никогда не доходят до взаимного уничтожения и так или иначе идут на взаимные уступки.

Вероятно, справедлив тезис: государство и церковь невозможны друг без друга, и их «нескончаемое» противоречивое сосуществование — атрибут истории человечества. Вся деятельность христианской церкви сопряжена с безысходной антиномией: либо выйти из общества, отделиться от мира в монашестве, создать свое идеальное общество; либо достичь полной христианизации мира в христианском граде (Г. В. Флоровский).

• [1] Соловьев В. С. О духовной власти в России (1881) // Социальные идеихристианства в XX веке. М., 1989. С. 98—105.
• [2] Бердяев Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма. М, 1990. С. 139—140.
• [3] Известия. 2009. 29 октября.